Одиссея или илиада что первое
Что нужно знать перед прочтением «Илиады» и «Одиссеи» Гомера и как их читать?
Ну для начала надо знать, что это величайшие тексты классической древности. Дело даже не в том, что это нечто вроде классической литературы (в нашем понимании) для греков и римлян, а в том, что тексты обеих поэм дошли до нас полностью, в отличие от множества тех же самых школьных авторов древности. Это говорит о колоссальном значении указанных текстов. Читая любого автора эпохи классической древности, Вы обязательно найдете упоминание Гомера, возможно – цитату из его поэм, причем цитату на любой случай жизни. Затем, следует знать, что у нас, строго говоря, нет единого понимания того, как поэмы создавались. Гомеровский вопрос – старинный спор, который продолжается с конца XVIII века. Последователи Ф.А. Вольфа (т.н. аналитики) рассматривали обе поэмы либо как своеобразную компиляцию малых эпических произведений, либо как разросшееся за счет позднейших напластований одно эпическое произведение. М. Пэрри и А. Лорд, исследуя устную эпической традицию, выдвинули точку зрения, согласно которой обе поэмы есть записанный единственный вариант, в то время как таких вариантов возможно множество в силу импровизации сказителей. Совершенно иной точки зрения придерживаются унитаристы, которые рассматривают поэмы как авторское произведение с возможной редактурой. Тут неплохо было бы упомянуть имя ученого В. Шадевальдта.
Литература по Гомеровскому вопросу обширна. Можно начать знакомство с хорошей русскоязычной книги: Гордезиани Р.В. Проблемы гомеровсокго эпоса. Тбилиси, 1978.
Одиссея или илиада что первое
спорю с википедией.что Гомер раньше написал илиаду или одиссею.помогите друзья друг википедия одиссея гомер
Илиада, конечно первая. Потом Одиссей пустился во все тяжкие. Идилия не долго продолжалась. Да и Гомер тоже был не идеален с точки зрения морали. Правда точных сведений на этот счет история не оставила. На то и был расчет!))) 
Да уж. Я думал наоборот. Типа читал
Типа Не надо. Уже грамоотный, если оба проимзщведения назвал!))
Нет. Слышал по радио
По русскому. Идиотизм в диагнозе бы стоял
Во-первых, не доказано, что это написал Гомер. Во-вторых, чисто хронологически «Одиссея» не может быть раньше «Илиады».
Гомер ничего не сочинял, это древние эпические произведения. Правда он их записал, но в какой последовательности?
Зачем читать “Илиаду”
Сегодня масса моих знакомых — как реальных, так и виртуальных — задаётся непростыми вопросами: как научить ребёнка читать, точнее, как объяснить ему тот факт, что читать — нужно? Как объяснить ребёнку, зачем нужен хороший почерк в эпоху повсеместного распространения клавиатур? Зачем надо знать историю классической музыки и искусства хотя бы в общих чертах? Зачем вообще нужно гуманитарное образование? Каков его прагматический смысл?
Принцип Тома Сойера
В принципе, если молодой человек всю жизнь собирается водить такси, стоять у конвейера или продавать холодильники в торговом центре — можно оставить утомительные разговоры и перестать объяснять ему ценность знания творческой биографии Шостаковича или историю возникновения поп-арта. Проблема в том, что почти все юные дарования, которых я так или иначе встречаю на тернистом жизненном пути последние годы, хотят стать Великими. А половина из них себя уже таковыми считает. Хотя через десять лет наверняка обнаружит себя в компании лепщиков пельменей в ангаре, или стареющим пушером в отделе продажи корейской бытовой техники. И вот тут-то и таится закавыка…
Мой лучший друг, с которым мы вместе выросли, как-то, купив роскошные аппартаменты в центре города, во время “обмывки” новой квартиры высказал мне гениальную мысль: “Самая надёжная инвестиция — это инвестиция в себя. Дом сгорит, драгоценности обесценятся или будут украдены, жена уйдёт, фирма разорится, — может случиться что угодно. Но если ты из себя что-то представляешь, у тебя всегда будут и уютный дом, и жена-красавица, и драгоценности, и приличная работа”.
Всё достаточно просто в этом жестоком мире: пока юная дева не видит в чтении Толстого или изучении творчества Майлза Дэвиса элемента инвестирования, она будет слушать “Ранеток” и носить угги даже в душе. Но стоит вслед за Томом Сойером, превратившим покраску забора в увлекательную игру, переназвать процесс учёбы, сменить фокус восприятия, как жизнь становится куда кудрявее.
Откуда берётся неприязнь к умникам
У ряда публицистов просматривается вполне чёткое “экономическое обоснование” того, почему интеллигенты были такими интеллигентными, и почему в наше время быть интеллигентом или (если по-модному или типа по-западному) быть интеллектуалом — бессмысленно и ненужно. Я, кстати, не возьмусь утверждать, что эта теория является полностью ложной. Какое-то зерно истины в ней, возможно, есть. Но в ней так же есть и существенное допущение. Предполагается, что во времена расцвета брежневской эконмики, почти полностью базировавшейся на экспорте углеводородов, существовало слишком много разного рода НИИ. Где трудилась целая армия разного рода научных сотрудников (пренебрежительная аббревиатура МНС — как раз оттуда), которым, в силу консервативного характера этой экономики и её малой инновационности, было попросту нефиг делать целыми днями.
Отсюда и мода на чтение, отсюда и поиски духовности всякой, отсюда стремление “быть личностью” (в одно время это был устойчивый советский мем), отсюда и стремление постоянно повышать планку самообразования. То есть, суммируя все высказывания на эту тему, можно сказать: у интеллигентов 60-х было много свободного времени, оплачиваемого государством, вот это-то время и тратилось на самообразование от нечего делать.
Иными словами: расширение кругозора, пропагандируемое интеллигенцией — это миф, оно не имеет прагматической цели и, соответственно, ненужно.
В отношении этой теории у меня сходу возникает пара возражений. Во-первых, мой родной дед, ветеран, воевавший с первых чисел июня и окончивший войну в 46-м году, в Порт-Артуре, вовсе не был МНСом в НИИ. Он был геологом, отцом троих детей, с 26-ти лет руководил горноперерабатывающим предприятием. т.е. избытка свободного времени у него не было никогда. Но он зачем-то читал “Прерию” Ф.Купера в польском переводе, читал на немецком и английском, изучал и другие языки. В его библиотеке были книги на испанском и французском, а так же соответствующие словари, испещрённые пометками.
При этом он вовсе не был дворянином, а происходил из камских купцов. Написал несколько научных монографий, одна из которых, посвящённая вопросам вентиляции шахт, как говорят, сохраняла актуальность еще чуть ли не до наших дней. Зачем?!
Возвращаясь к этой “теории избытка времени”, можно сказать, что хоть брежневская экономика и была убогой, но, по сравненению с медвепутинской, она была суперинновативной. Процветала фундаментальная наука, активно разрабатывались военные технологии, космос, авиация… А сейчас? Науки негусто, образования нет, медицины почти нет, армии нет, флота нет, авиации нет, ни черта нет.
В пространстве медиа постоянно возникают дискуссии о том, что интеллигенция бесполезна и ненужна. И все они берутся, по большому счёту, из одного истока: из письма В.И.Ленина пролетарскому писателю М.Горькому от 15 сентября 1919 года, где вождь мирового пролетариата недвусмысленно определил свою позицию: “ Интеллигенция — не мозг нации, а говно“. Отсюда берёт начало мощная традиция советской эпохи — показывать представителя интеллигенции как нежизнеспособного, слегка придурошного и крайне ненадёжного человека. Рядом с ним сразу нравственно чище и прекраснее становился Гегемон. Пролетарий. Строитель коммунизма.
Самое забавное, что эта советская традиция выжила и после перестройки. Интеллигент по-прежнему выглядит нежизнеспособным говном, вот только оттеняется его мягкотелый образ не образом Рабочего, а образом строителя Капитализма — Эффективного Менеджера.
Между тем, смысл существования интеллигенции очевиден: она несёт важную функцию сохранения ценностей нации. Она — стабилизирующий ценностный элемент, фундамент. Потому что это чуть ли не единственная общественная группа, которая мыслит за пределами сюминутного. Раньше эту ценностную функцию несла аристократия (да и сейчас в Европе эта функция осталась за ней). Но после того, как Сталин дотоптал остатки русской аристократии, функция внутреннего стержня нации плавно переползла к интеллигенции.
Что в итоге стало со страной, отрицавшей ценность интелектуалов как социальной прослойки, мы прекрасно знаем.
Если мы принимаем на веру постулат о том, что на тактическом уровне зло побеждает добро, т.е. эффективны только простые и прагматичные решения, то всё становится понятно. На уровне “эффективного менеджера” чтение Илиады — излишняя докука. Хорошее образование не обязательно для мелкого менеджера по продажам, наоборот, оно порождает излишек рефлексии, а отсюда все беды.
Вопросы начинаются тогда, когда человек по какой-то причине больше не хочет быть менеджером по продажам. Например, ему исполняется 30 лет, он устал и хочет сменить род деятельности. Вопросы начинаются тогда, когда человек хочет расти. А культурного багажика-то и нетути.
И тут начина-а-ается… Вы только посмотрите, какое пространство сегодня занимают разного рода “курсы повышения креативности”, курсы творческого роста, курсы личностного роста и т.п.
Один из моих заказчиков (дама, которую прилюдно и со вкусом бил муж, периодически выгребавший из кассы половину дневной выручки на баню, бухло и тёлочек, — эти люди учили меня личностному росту, да) принудила меня пройти печально известный курс “Прорыв”. В один из дней тренер дала задание: позвонить кому-то, с кем ты не можешь поговорить уже много лет. На следующий день в курилке один “прорватый” мужчина, сильно за сорок, плакал горючими слезами и взахлёб рассказывал, что по совету тренера позвонил таки своей маме, с которой не разговаривал двадцать (!) лет и мама (аллилуйя!) его простила. Моя девушка посмотрела на эту сцену и спросила: “Кем надо быть, чтобы звонить матери только по совету какой-то чужой тётки, который ты платишь 300 баксов?”.
Схема постсоветской жизни проста и глуповата: сначала мы отрицаем ценность широкого кругозора, а потом начинаем ходить на курсы расширения творческих способностей.
Итак, зачем же всё-таки читать “Илиаду”?
Литература стоит на двух базовых понятиях, довольно забавно звучащих, но это всё от того, что они греческие. Мим есис и кат арсис. “Мимесис” означает, что литература моделирует жизнь, подражает ей. Про хорошего писателя часто говорят “читаешь, а там всё как про нас написано”. Вот это как раз и есть мимесис. А “катарсис” — это очищающее переживание, которое переводит прочитанное в разряд внутреннего опыта, когда приключения героев переживаются как свои собственные. Литературное произведение переходит в разряд “классических” в тот момент, когда уровень мимесиса и катарсиса (извините) становится таким высоким, что книга полностью проживается как нечто, случившееся с тобой самим. Это ты ненавидишь старика Каренина и его стрёмные уши, это ты влюбляешься во Вронского и ничего не в силах поделать с этой постыдной страстью, это у тебя отнимают сына, и это ты, в конечном итоге, в отчаянии бросаешься под поезд.
“Илиаду” не обязательно читать, зацикливаясь на неудобном гекзаметре. “Илиаду” можно читать, как бандитскую сагу о том, как одна коммерческая чикса поссорила две пацанские бригады, которые в свои врезки ещё и других пацанов припрягли. И теперь они рамсятся за чужие тапки и никак выгрести не могут. И, поверьте, как бандитская сага “Илиада” куда детализированнее, достовернее и — главное — сюжетно увлекательнее, чем сериал “Бригада”, прости господи.
И тут происходит момент узнавания. Олимпийские боги смотрят на кровавую бойню у стен Трои как на реалити-шоу (ну чем не бюджетные игры вокруг кавказских кампаний?). Бисексуал Парис стремается отвечать за последствия заварухи, которую сам устроил. Агамемнон отобрал по беспределу тёлку у бойца Ахилла, теперь вся братва должна из-за этого страдать. Гомер написал обо всём этом несколько тысяч лет назад. Ничего не изменилось.
Литература передаёт некоторые неизменяемые паттерны, актуальные всегда и везде. Этим-то она и прекрасна. К тому же, она предоставляет нам полную свободу выбора: каков был цвет глаз Елены? какова была высота троянских стен? какую площадь занимали войска греков? Чтобы это представить, требуется некоторая активность мозга, не так ли?
Олдскул — не нафталин
В качестве лирического отступления скажу, что не так давно мне пришлось всерьёз задуматься о том, чтобы расширить собственные творческие горизонты. Число проектов, которыми я занят, постоянно растёт и нужно выворачиваться наизнанку, чтобы вести из на достойном уровне. В этот момент, мне попалась статья в каком-то из западных блогов, которая рассказывала о том, как в школах США возвращаются к давно забытым прописям, поскольку привычка к цифровым устройствам снижает способность к творчеству.
В этот момент я как раз перешел к ведению дел в бумажном блокноте, хотя до этого, года, наверное, с 99-го у меня была куча гаджетов — от Palm Pilot до последних моделей Nokia. Через неделю я обнаружил, что не только веду записи (что я и без того успешно делал на всех этих устройствах), но и оставляю довольно приличное количество рисунков, схем, вклеек и прочих странных типов фиксации мысли, которым нет места в обычном компьютере. То есть и там можно рисовать. Но набросок гелевой ручкой в блокноте — это куда быстрее, чем выбор кисти и послойное рисование в фотошопе.
Еще через месяц я обнаружил, что стал гораздо быстрее восстанавливать нужные заметки, черновики и мысли из этих схемок. Стал быстрее успевать сделать всё, что необходимо.
Из этой несложной истории можно сделать вывод: не всё из того, чем пользовались наши дедушки и бабушки, является бесполезным мусором. В том числе и бумажный блокнот, и хороший почерк, и качественная ручка с хорошей линией. Впрочем, об этом как-нибудь в другой раз.
А… вы спрашиваете, какой вывод из статьи? Да, с выводом всё просто: холопам Чайковский не нужен. К счастью, мы пока еще можем выбирать свою судьбу и регулировать степень своего холопства самостоятельно. Ариведерчи, пупсики!
Поэмы «Илиада» и «Одиссея»
Время и место создания «Илиады» и «Одиссеи»
Цицерон, Павзаний и другие античные авторы донесли до нас сведения о созданной афинским тираном Писистратида ученой комиссии, работавшей над творчеством Гомера и расположившей в нужном порядке разрозненные части «Илиады» и «Одиссеи». Это говорит о существовании записи гомеровских поэм в VI в. до н. э. и означает, что завершение поэм относится к VIII–VII вв. до н. э. Анализ отраженных в поэмах общественных отношений и материальной культуры приводит ученых к выводу о том, что вряд ли завершение произошло раньше.
Общество, изображенное в поэмах «Илиада» и «Одиссея» – это доклассовое общество, люди живут в племенных объединениях. Во главе племени стоят «цари»– родовые старейшины, которые являлись военачальниками, жрецами, судьями, но их власть была ограничена: уже в I книге «Илиады» рассказывается о том, что вопрос о выдаче Хрисеиды ее отцу решается народным собранием. И хотя царю не по душе вердикт, все же приходится подчиниться ему.
Гомер, автор «Илиады» и «Одиссеи»
Образ жизни царей довольно демократичен, они ведут себя как обыкновенные люди, их не боятся критиковать. В XIX книге поэмы «Илиада» Одиссей говорит:
«Ты, Агамемнон могучий, вперед и к другому ахейцу
Сам справедливее будь: унижения нет властелину
С мужем искать примиренья, которого сам оскорбил он»
(Ил., кн. XIX, ст. 182–184).
О демократическом образе мыслей царей свидетельствуют слова самого Агамемнона:
«Нет, на род не взирай ты, хотя б и державнейший был он»
(Ил., кн. X, ст. 239).
Всё это указывает на родовой характер гомеровского общества, которое находится на грани разложения и перехода к рабовладельческому строю. В поэмах «Илиада» и «Одиссея» уже налицо имущественное и социальное неравенство, разделение на «лучших» и «худых»; уже существует рабство, которое, правда, сохраняет патриархальный характер: рабы – в основном пастухи и домашние слуги, среди которых есть привилегированные: такова Евриклея, няня Одиссея; таков пастух Евмей, который действует вполне самостоятельно, скорее, как друг Одиссея, чем как раб его.
Торговля в обществе «Илиады» и «Одиссеи» уже существует, хотя она еще мало занимает мысли автора.
Следовательно, создатель поэм (олицетворенный в личности легендарного Гомера) – представитель греческого общества VIII–VII вв. до н. э., находящегося на грани перехода от родоплеменного быта к государственному.
Материальная культура, описанная в «Илиаде» и «Одиссее», убеждает нас в том же: автор хорошо знаком с употреблением железа, хотя, стремясь к архаизации (особенно в «Илиаде»), указывает на бронзовое вооружение воинов.
Поэмы «Илиада» и «Одиссея» написаны в основном на ионийском диалекте, с примесью эолийских форм. Это означает, что местом создания их была Иония – острова Эгейского моря или Малая Азия. Отсутствие же в поэмах упоминаний о городах Малой Азии свидетельствует об архаизаторских стремлениях Гомера, воспевающего древнюю Трою.
Композиция «Илиады» и «Одиссеи»
В основу содержания «Илиады» и «Одиссеи» легли предания из цикла мифов о Троянской войне, действительно имевшей место быть, вероятно, в 13-12 веках до нашей эры.
«Путешествие Одиссея» – сказочно-бытовая поэма. В ней рассказывается о событиях, происшедших после окончания войны, о возвращении на родину одного из греческих военачальников Одиссея, царя Итаки, и о его многочисленных злоключениях.
В поэме «Илиада» рассказы о действиях людей на земле чередуются с изображением сцен на Олимпе, где боги, разделившиеся на две партии, решают судьбу отдельных сражений (так как конечный исход войны давно предрешен). При этом события, происходящие одновременно, излагаются как происходящие последовательно, одно за другим (так называемый закон хронологической несовместимости). Завязкой действия «Илиады» является гнев Ахилла; события, излагаемые в поэме, вызваны этим гневом, и весь сюжет представляет собой как бы последовательное изложение фаз гнева Ахилла, хотя встречаются отклонения от основной сюжетной линии, вставные эпизоды. Кульминационный момент «Илиады» Гомера – поединок Ахилла с Гектором; развязка – возвращение Ахиллом Приаму тела убитого им Гектора.
Композиция поэмы «Илиада» отличается некоторой симметричностью в соответствии с нравственными установками поэта. В начале действия старик Хрис обращается к Агамемнону с просьбой вернуть ему плененную дочь и получает надменный отказ, явно осуждаемый автором. Этот отказ по существу стал началом многих кровавых событий, разыгравшихся у стен Трои. В конце поэмы другой старик, Приам, приходит к Ахиллу с просьбой вернуть ему тело Гектора и не получает отказа – это поступок, достойный героя гуманного поэта.
В структуре «Одиссеи» Гомера самое замечательное – первый в мировой литературе прием транспозиции – изложение прошлых событий в виде рассказа Одиссея.
Заслуживает внимания та особенность поэмы, что рассказы о чудовищах и фантастических событиях сосредоточены в рассказе самого Одиссея; автор, стремящийся к рационализации мифа, как бы не участвует в этом искажении действительности.
Гуманизм «Илиады» и «Одиссеи»
Одна из причин бессмертия поэм «Илиада» и «Одиссея» – их гуманизм. Гомер прославлял прежде всего мужество человека, доблесть, любовь к родине, верность в дружбе, мудрость в советах, уважение к старости и т. п. Хотя все эти достоинства в различные времена, в неодинаковых социальных условиях понимаются несколько по-разному, но, получив обобщенную форму, они оказываются созвучными всем эпохам и всем народам.
Главный герой «Илиады» Ахилл самолюбив, страшен в своем гневе; личная обида заставила его пренебречь своим долгом и отказаться от участия в боях; тем не менее ему присущи нравственные понятия, которые в конце концов заставляют его искупить свою вину перед войском; гнев же его, составляющий стержень сюжета «Илиады», разрешается великодушием.
Ахилл, главный герой «Илиады». Античный барельеф
Но когда в следующем действии поэмы «Илиада» до Ахиллеса добирается пожилой родитель Гектора – несчастный отец, потерявший сына, и просит выдать ему тело Гектора для погребения, сердце Ахилла смягчается. Он тронут положением старца, его отвагой (ведь Приам пришел безоружным во вражеский лагерь), гнев его стихает, и герой проявляет великодушие. Это воспевание Гомером человечности героя – одно из наиболее ярких проявлений гуманизма «Илиады».
Автор «Одиссеи» стремится сделать своего многострадального героя не только мужественным, не только хитроумным человеком, умеющим найти выход из любого трудного положения, но и справедливым: вернувшись на родину, Одиссей внимательно наблюдает за поведением людей, чтобы воздать каждому по его заслугам. Единственного из женихов Пенелопы, который ласково приветствует хозяина, появившегося в облике нищего бродяги, он пытается удалить из толпы обреченных им на гибель женихов, но это ему не удается: случайность губит Амфинома. На этом примере Гомер показывает, как должен поступать достойный уважения герой.
Жизнеутверждающее настроение поэм «Илиада» и «Одиссея» омрачается иногда скорбными мыслями о краткости жизни. Думая о неизбежности смерти, гомеровские герои стремятся оставить о себе славную память. Ахилл говорит:
«Так же и я, коль назначена доля мне равная, лягу,
Где суждено; но сияющей славы я прежде добуду!»
(Ил., кн. XVIII, ст. 120–121).
В «Илиаде» прославляется воинская доблесть, но Гомер отнюдь не одобряет войну. Об этом свидетельствуют как отдельные реплики автора и его героев, так и явное сочувствие Гектору и другим защитникам Трои, которые не являются виновниками войны.
Вот что Зевс говорит в «Илиаде» своему сыну Аресу:
«Ты, ненавистнейший мне меж богов, населяющих небо!
Распря единая, брань и убийство тебе лишь приятны!»
(Ил., кн. V, ст. 890–891)
В X книге «Илиады» Нестор поучает Диомеда:
«Тот беззаконен, безроден, скиталец бездомный на свете,
Кто межусобную брань, человекам ужасную, любит!»
(Ил., кн. X. ст. 63, 64).
Одиссей, уговаривая воинов забыть о доме и продолжать войну, говорит о вынужденности этого решения, о войне, как о тяжком, но необходимом деле:
«Тягостна брань, и унылому радостно в дом возвратиться».
(Ил., кн. II. ст. 291).
Гомер сочувствует в поэме «Илиаде» воинам обеих враждующих сторон, но агрессивность и грабительские стремления греков вызывают у него осуждение. Во II книге «Илиады» поэт вкладывает в уста воина Терсита речи, клеймящие алчность военачальников. Хотя описание внешности Терсита указывает на стремление Гомера выразить свое осуждение его речам, однако речи эти весьма убедительны и по существу в поэме не опровергнуты, значит, мы можем предполагать, что они созвучны мыслям поэта. Это тем более вероятно, что упреки, брошенные Терситом Агамемнону, почти аналогичны тяжким обвинениям, которые предъявляет ему же Ахилл (ст. 121 сл.), а тот факт, что Гомер сочувствует словам Ахилла, сомнения не вызывает.
Осуждение в «Илиаде» войны, как мы видели, звучит не только в устах Терсита. Сам доблестный Ахилл, собираясь вернуться в войско, чтобы отомстить за Патрокла, говорит:
«О, да погибнет вражда от богов и от смертных, и с нею
Гнев ненавистный, который и мудрых в неистовство вводит!»
(Ил., кн. XVIII, ст. 107–108).
Очевидно, что если бы прославление войны и мести было целью Гомера, то действие «Илиады» завершилось бы убиением Гектора, как это было в одной из «киклических» поэм. Но для Гомера важно не торжество победы Ахилла, а моральное разрешение его гнева.
Жизнь в представлении поэм «Илиада» и «Одиссея» настолько привлекательна, что Ахилл, встреченный Одиссеем в царстве мертвых, говорит, что он предпочел бы тяжелую жизнь поденщика царствованию над душами умерших в преисподней.
«Праздный, сижу пред судами, земли бесполезное бремя»
(Ил., кн. XVIII, ст. 104).
Гуманизм Гомера, сострадание человеческому горю, восхищение внутренними достоинствами человека, мужеством, верностью патриотическому долгу и взаимной привязанностью людей достигает ярчайшего выражения в сцене прощания Гектора с Андромахой (Ил., кн. VI, ст. 390–496).
Художественные особенности «Илиады» и «Одиссеи»
Образы гомеровских героев до некоторой степени статичны, т. е. характеры их освещены несколько односторонне и остаются неизменными от начала и до конца действия поэм «Илиада» и «Одиссея», хотя каждый персонаж имеет свое лицо, отличное от других: в Одиссее подчеркивается изворотливость ума, в Агамемноне – надменность и властолюбие, в Парисе – изнеженность, в Елене – красота, в Пенелопе – мудрость и постоянство жены, в Гекторе – мужество защитника своего города и настроение обреченности, так как должен погибнуть и он, и его отец, и его сын, и сама Троя.
Односторонность в изображении героев обусловлена тем, что большинство из них предстает перед нами только в одной обстановке – в бою, где не могут проявиться все черты их характеров. Некоторое исключение составляет Ахилл, так как он показан в отношениях с другом, и в битве с врагом, и в ссоре с Агамемноном, и в разговоре со старцем Приамом, и в других ситуациях.
Что касается развития характера, то оно еще недоступно «Илиаде» и «Одиссее» и вообще литературе доклассического периода Древней Греции. Попытки такого изображения мы находим лишь в конце V в. до н. э. в трагедиях сына Мнесарха.
Что же касается изображения психологии героев «Илиады» и «Одиссеи», их внутренних импульсов, то о них мы узнаем из их поведения и из их слов; кроме того, для изображения движений души Гомер использует весьма своеобразный прием: вмешательство богов. Например, в I книге «Илиады», когда Ахилл, будучи не в силах стерпеть оскорбление, вынимает меч, чтобы напасть на Агамемнона, кто-то сзади вдруг хватает его за волосы. Оглянувшись, он видит Афину, покровительницу треков, которая не допускает убийства.
Другой пример. Афродита увела Париса с поля боя и приказала Елене, взошедшей на городскую стену, вернуться домой. Елена негодует на мужа, считая, что он сбежал с поля боя и отказывается вернуться к трусу. Но богиня любви угрожает ей, и Елена покоряется.
Этот прием характерен для поэм «Илиада» и «Одиссея» и, по-видимому, призван приподнять героев, так как боги руководят действиями только достойных.
Обычно Гомер прибегает к вмешательству богов, чтобы объяснить важную перемену в линии поведения, мотивировка сознательного решения, пришедшего на смену мгновенному порыву.
Отсутствие психологических характеристик героев «Илиады» и «Одиссеи» объясняется отчасти задачами жанра: эпос, в основе которого лежит народное творчество, повествует обычно о событиях, о делах какого-то коллектива, а отдельной личностью интересуется мало. Между тем психологический анализ – явление, связанное с интересом, прежде всего, к индивиду.
Идолы автора антропоморфны: они обладают всеми человеческими слабостями, а иной раз даже пороками, не свойственными героям «Илиады», отличаясь от людей лишь бессмертием и могуществом (да и то относительным, так как герои в боях иногда ранят богов), – в основном гомеровский Олимп построен по образцу человеческого общества периода родового строя.
Стилистические средства, используемые в поэмах «Илиаде» и «Одиссее», свидетельствуют об органической связи гомеровского эпоса с его фольклорными истоками; по обилию эпитетов поэмы Гомера могут сравниться только с произведениями народного творчества, где большая часть существительных сопровождается определениями. Только Ахилл в «Илиаде» наделен 46 эпитетами. Среди эпитетов поэм «Илиады» и «Одиссеи» имеется большое число «постоянных», т. е. предназначенных для какого-либо одного героя или предмета. Это тоже – фольклорная черта. В русских былинах, например, море – всегда синее, руки – белые, молодец – добрый, девица – красная. У Гомера море – многошумное, Зевс – тучегонитель, Нептун – колебатель земли, Аполлон – сребролукий, девы – тонколодыжные, Ахилл – чаще всего быстроногий, Одиссей – хитроумный, Гектор – шлемоблещущий.
Очевидно, эти эпитеты (почти всегда украшающие) сложились в поэтическом языке задолго до создания «Илиады» и «Одиссеи», и Гомер пользуется ими нередко как готовыми штампами, сообразуясь подчас не с сюжетной ситуацией, а со стихотворным размером. Вот почему Ахилл, например, называется быстроногим даже тогда, когда он сидит, а море многошумным, когда оно спокойно.
К художественному приему народного творчества восходит и обилие в поэмах «Илиаде» и «Одиссее» прямых речей: косвенная речь им не знакома. Иногда повествование в «Илиаде» и «Одиссее» все сплошь строится на длинных диалогах. По объему диалогические части намного превосходят повествовательные.
Часто герои Гомера произносят речи, которые легли в основу эллинской трибунной культуры.
Подробность, детальность описаний, характерные для «Илиады» и «Одиссеи», особенно проявляются в таком часто употребляемом поэтическом приеме, как сравнение: гомеровские сравнения иногда настолько развернуты, что превращаются как бы в самостоятельные рассказы, оторванные от основного повествования. Материалом для сравнения в поэмах служат чаще всего природные явления: животный и растительный мир, ветер, дождь, снег и т. п.:
«Он устремился как лев горожитель, алкающий долго
Мяса и крови, который, душою отважной стремимый,
Хочет на гибель овец, в их загон огражденный ворваться;
И, хотя перед оградою пастырей сельских находит,
С бодрыми псами и копьями стадо свое стерегущих,
Он, не изведавши прежде, не мыслит бежать из ограды;
Прянув во двор, похищает овцу, либо сам под ударом
Падает первый, копьем прободенный из длани могучей.
Так устремляла душа Сарпедона, подобного богу»
(Ил., кн. XII, ст. 299–307).
Иногда эпические сравнения поэм «Илиады» и «Одиссеи» призваны создать эффект ретардации, т. е. замедления хода повествования путем художественного отступления и отвлечения внимания слушателей от основной темы.
«Илиаду» и «Одиссею» роднят с фольклором и гиперболы: в XII книге «Илиады» Гектор, атакуя ворота, швыряет в них такой камень, который и два сильнейших мужа с трудом приподняли бы рычагами. Голос Ахилла, бегущего вызволить тело Патрокла, звучит, как медная труба, и т. п.
О песенно-народном происхождении поэм Гомера свидетельствуют также так называемые эпические повторы: отдельные стихи повторяются полностью или с небольшими отклонениями, и таких стихов в «Илиаде» и «Одиссее» насчитывается 9253; таким образом, они составляют третью часть всего эпоса. Повторы широко применяются в устном народном творчестве потому, что они облегчают певцу импровизацию. В то же время повторы – моменты отдыха и ослабления внимания для слушателей. Повторы облегчают и восприятие слышимого. Например, стих из «Одиссеи»:
«Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос»
(пер. В. А. Жуковского).
переключал внимание аудитории рапсода на события следующего дня, означая, что наступило утро.
Часто повторяемая в «Илиаде» картина падения воина на поле битвы нередко выливается в формулу с трудом валимого дровосеками дерева:
«Пал он, как падает дуб или тополь серебрянолистный»
(пер. Н. Гнедича).
Иногда словесная формула призвана вызывать представление о громе, который возникает при падении облаченного в металлические доспехи тела:
«С шумом на землю он пал, и взгремели на мертвом доспехи»
(пер. Н. Гнедича).
Когда боги в поэмах Гомера спорят между собой, бывает, что один говорит другому:
«Что за слова у тебя из ограды зубов излетели!»
(пер. Н. Гнедича).
Повествование ведется в эпически бесстрастном тоне: в нем нет признаков личного интереса Гомера; благодаря этому создается впечатление объективности изложения событий.
Обилие в «Илиаде» и «Одиссее» бытовых деталей создает впечатление реалистичности описываемых картин, но это так называемый стихийный, примитивный реализм.
Приведенные выше цитаты из поэм «Илиада» и «Одиссея» могут дать представление о звучании гекзаметра – поэтического размера, придающего несколько приподнятый торжественный стиль эпическому повествованию.
Переводы «Илиады» и «Одиссеи» на русский язык
В России интерес к Гомеру начал понемногу проявляться одновременно с усвоением византийской культуры и особенно возрос в XVIII в., в эпоху русского классицизма.
Первые переводы «Илиады» и «Одиссеи» на русский язык появились во времена Екатерины II: это были либо прозаические переводы, либо стихотворные, но не гекзаметрические. В 1811 г. были опубликованы первые шесть книг «Илиады» в переводе Е. Кострова александрийским стихом, который считался обязательной формой эпоса в поэтике французского классицизма, господствовавшего в то время в русской литературе.
Полный перевод «Илиады» на русский язык размером подлинника был сделан Н. И. Гнедичем (1829), «Одиссеи» – В. А. Буниным (1849).
Гнедичу удалось передать и героический характер повествования Гомера, и некоторый его юмор, но его перевод изобилует славянизмами, так что уже к концу XIX в. он стал казаться слишком архаичным. Поэтому опыты перевода «Илиады» возобновились; в 1896 г. вышел новый перевод этой поэмы, сделанный Н. И. Минским на основе более современного русского языка, а в 1949 г.– перевод В. В. Вересаева, еще более упрощенным языком.
Допущенные Жуковским неточности в переводе «Одиссеи» побудили П. А. Шуйского и В. В. Вересаева сделать новые переводы этой поэмы, первый появился в печати в 1948 г., второй – в 1953 г. Однако перевод «Одиссеи» Жуковским до сих пор считается лучшим в художественном отношении.
Подробное изложение истории опытов перевода поэм «Илиада» и «Одиссея» на русский язык и их анализ даны в книге А. Н. Егунова «Гомер в русских переводах XVIII–XIX вв.» (Л., 1964).
По материалам книги Г. Анпетковой-Шаровой и Е. Чекаловой «Античная литература»
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов