Что такое примитивизм в политике
Замазать всех: как примитивизм стал основным политическим стилем
По интернету гуляет очередной перл министра культуры Мединского: «Не все современное искусство является искусством. Когда ребенок рисует домик с перекошенной крышей и у него спрашивают, почему такой домик получился, он говорит: «Я не умею». А когда то же самое получается у взрослого, это называется «я так вижу».
Защита «реализма» совершенно архаическая и примитивная — в собственном смысле слова детская. Такого рода необыкновенная легкость в мыслях разом перечеркивает практически весь XX век в живописи.
Чтобы эта сентенция начальника всей российской культуры не выглядела случайной оговоркой — еще один свежий анекдот из министерской жизни. Арт-директор Международного фестиваля короткометражного кино и анимации «METERS» Алексей Марков спросил министра культуры: будет ли государство поддерживать создателей короткометражных фильмов? Г-н Мединский со свойственным ему юмором ответил: «Я сам могу много чего наснимать на айфон. Любительщину мы поддерживать не будем». Тоже, видимо, не в курсе, что эта короткометражная «любительщина» имеет номинации и призы на крупнейших кинофестивалях и культурными правительствами поддерживается весьма щедро.
Все эти находки убийственны сами по себе, но и тянут на обобщение: в стране и в самом деле творится что-то запредельное, причем по нарастающей.
Театр одного абсурда. В том, что министр культуры оказывается кладезем мыслей, которые никогда в голову не придут хоть сколько-нибудь культурному человеку, проявляется ситуация перманентного, системного скандала. Сначала казалось, что это просто следствие последнего путинского призыва в политику и во власть заполошно лояльных пустышек вроде мужика с танкового завода или совсем уже недалекой девочки из Иваново — что-то вроде гвардии последнего шанса, аналога гитлерюгенда, готового на все ради фюрера накануне краха рейха. Но чем дальше, тем чаще встает вопрос: и все же зачем так бурно сорить дикими проектами реорганизации того, что и при советской власти не трогали? Зачем так щедро делиться с и без того ошарашенным обществом откровенно бредовыми идеями, скандальными заявлениями и жестами, демонстрирующими амбициозную агрессивность?
Похоже на то, что этот стиль выдерживается если не совсем сознательно и целенаправленно, то во всяком случае не зря. Власть будто нарочно демонстрирует отсутствие способности хоть за что-то краснеть при полной, абсолютной готовности жить и работать по принципу «божьей росы».
Именно это демонстрируют все попавшиеся на плагиате политики, тут же выбивающиеся в первые ряды борцов за чистоту и качество квалификационных работ в науке.
Или воры и взяточники, тут же, как поймают, превращающиеся в главных энтузиастов борьбы с коррупцией, вплоть до персональных доносов. Именно эту бесцеремонность и твердость духа демонстрирует депутатственная дама у Познера, сумевшая вызвать хорошо нескрываемое отвращение даже у этого всего повидавшего, тактичного и дипломатичного журналиста.
Трудно уйти от конспирологии: полное впечатление, что у общества по мелочи, но системно вырабатывают устойчивую привычку к действиям за пределами добра и зла. В сложившейся ситуации есть вещи, на которые власть в принципе не может реагировать иначе как против всех норм здравого смысла и морали, нагло и поперек всяких представлений о стыде и совести. Значит, надо создать среду, в которой это растворится и станет обычным делом, привычным явлением. Еще авторы детективов учили: лист проще всего спрятать в лесу, а если его нет, лес надо посадить. Создается общий агрессивно бредовый и крайне пестрый колорит всей жизни, в котором уже почти теряются коллизии Магнитского, Навального, жертв «правосудия» от 6 мая, коррупционные скандалы, липовые диссертации, да и сам фальсификат на выборах, парламентских и президентских.
Одно дело, когда произвол и «ложь в глаза» мерзко выделяются на общем более-менее нормальном фоне, и совсем другое, когда все одинаково скандально и удивить уже просто нечем.
Параллельно решается еще одна задача: замазать оппозицию и протест всем тем, чем они бьют по власти. Создается система симметричных ответов. Во власти воруют — пусть все думают, что воруют и в оппозиции. То, что суммы несопоставимы, а доказательная база нулевая, компенсируется контролем над СМИ.
Одновременно создается система клонов, проектов-спойлеров. Поскольку собственная фантазия отсутствует, господствует плагиат: под крылом власти создаются множественные якобы гражданские инициативы, вроде бы такие же, как настоящие, но паразитарные. Отсюда десанты «нашистов» туда, где люди без них уже давно занимаются реальным делом. Всероссийский социально-экономический паразитарий продолжается и в политике: те же некорректные заимствования, которые к тому же дискредитируют и тянут на дно общий массив гражданской инициативы. Почему от власти так и не добились обнародования списка некоммерческих организаций, за первые месяцы этого года получивших (или якобы получивших) миллиардное финансирование из-за рубежа?
Интересно, сколько бы там оказалось проправительственных «неправительственных» организаций, созданных самими же околокремлевскими политтехнологами?
Но в нашей оппозиции всегда так: кинут убийственную идею — и вместо того чтобы додавить, бегут дальше креативить новые сиюминутные уколы и каверзы для режима.
Клоны порой и вовсе путают программы. Министр Ливанов заслужил критику по полной, но она становится двусмысленной, когда по вектору совпадает с критикой из Думы, рассчитывающей посадить на это место собственное чудо.
Вместе с тем появляются первые робкие попытки показать, что власть понимает, что политическая, культурная, научная и всякая другая жизнь устроена куда сложнее, нежели можно представить, судя по воинственным реакциям и действиям нынешнего руководства. Один только сигнал — слухи о возможном возвращении в действующую обойму Алексея Кудрина. И это после того, как созданный бывшим зампредом правительства Комитет гражданских инициатив за свою недолгую жизнь (год) успел понаделать неприятных для власти дел (исследований, проектов и заявлений, реальных инициатив) не меньше, чем многие старые подчеркнуто и радикально оппозиционные структуры.
Видно, в этой власти и в самом деле понимают один язык — язык денег, одни доводы — финансовые. Можно посчитать, во что обошелся стране этот год политики агрессивного примитивизма — одними только потерями на инвестиционном климате и ураганной утечке капитала.
Строго говоря, все уже посчитано. Вопрос, можно ли сделать этот процесс обратимым.
Анархо-примитивизм
Многие классические анархисты отвергают критику цивилизации, в то время как некоторые, такие как Вольфи Ландстрейхер, поддерживают критику, не считая себя анархо-примитивистами. [4] Анархо-примитивистов отличает акцент на праксисе достижения дикого состояния бытия посредством « переворота ». [5]
СОДЕРЖАНИЕ
История [ править ]
Истоки [ править ]
Анархо-натуризм продвигал экологическое мировоззрение, небольшие экопоселения и, прежде всего, нудизм как способ избежать искусственности индустриального массового общества современности. [8] Натуристы-индивидуалисты-анархисты видели человека в его биологических, физических и психологических аспектах и избегали и пытались устранить социальные детерминации. [12] Их идеи были важны в индивидуалистических анархистских кругах во Франции, но также и в Испании, где Федерико Уралес ( псевдоним Джоан Монтсени) продвигает идеи Гравелля и Зисли в La Revista Blanca (1898–1905). [13]
Недавние темы [ править ]
Примитивисты, возможно, многим обязаны ситуационистам и их критике идей «Общества зрелища» и отчуждению от общества, основанного на товарах. Глубинная экология информирует примитивистскую точку зрения с пониманием того, что благополучие всей жизни связано с осознанием внутренней ценности и внутренней ценности нечеловеческого мира, независимо от его экономической ценности. Примитивисты считают, что глубокая экологическая оценка богатства и разнообразия жизни способствует осознанию того, что нынешнее вмешательство человека в нечеловеческий мир является принудительным и чрезмерным.
Биорегионалисты предлагают перспективу жизни в пределах своего биорегиона и тесной связи с землей, водой, климатом, растениями, животными и общими моделями своего биорегиона. [18]
Некоторые теоретики утверждают, что тот факт, что анархо-примитивизм существовал как политическая идеология на протяжении столь длительного времени, указывает на неудовлетворенность цивилизацией и желание вернуться к природе, которое ощущалось в разных культурах и поколениях. Они утверждают, что ширина пропасти между цивилизацией и природой или ее восприятие является фактором, который питает желание уничтожить цивилизацию и, в более широком смысле, поддерживает неизменную актуальность анархо-примитивистской мысли. [19]
Основные концепции [ править ]
Такие ученые, как Карл Поланьи и Маршалл Салинс, охарактеризовали примитивные общества как экономику подарков, в которой «товары оцениваются за их полезность или красоту, а не за стоимость; товары обмениваются больше на основе потребности, чем на основе меновой стоимости ; распределение среди общества в целом без учета труда. которые вложили члены; труд, выполненный без представления о вознаграждении или личной выгоды, в действительности в значительной степени вообще без понятия «работа» ». [25]
Приручение [ править ]
Анархо-примитивисты, такие как Джон Зерзан, определяют одомашнивание как «желание доминировать над животными и растениями», утверждая, что одомашнивание является «определяющей основой цивилизации». [30]
Для примитивистов одомашнивание порабощает как одомашненные виды, так и одомашников. Достижения в области психологии, антропологии и социологии позволяют людям количественно оценивать и объективировать себя, пока они тоже не станут товаром.
Перепрошивка и переподключение [ править ]
Потребительство и массовое общество [ править ]
Эндрю Флуд согласен с этим утверждением и указывает, что примитивизм противоречит тому, что он определяет как фундаментальную цель анархизма: «создание свободного массового общества». [32]
Примитивисты не верят, что « массовое общество » может быть свободным. Они считают, что промышленность и сельское хозяйство неизбежно ведут к иерархии и отчуждению. Они утверждают, что разделение труда, которое требуется для функционирования техно-индустриальных обществ, вынуждает людей полагаться на фабрики и труд других специалистов для производства продуктов питания, одежды, жилья и других предметов первой необходимости, и что эта зависимость заставляет их оставаться частью этого общество, нравится им это или нет. [3]
Критика механического времени и символической культуры [ править ]
Анархо-примитивисты утверждают, что символическая культура фильтрует все наше восприятие через формальные и неформальные символы и отделяет нас от прямого и непосредственного контакта с реальностью. Это выходит за рамки простого присвоения имен вещам и распространяется на косвенную связь с искаженным изображением мира, прошедшим через призму репрезентации. Спорный вопрос, являются ли люди «жестко запрограммированными» на символическое мышление, или оно развивалось как культурное изменение или адаптация, но, по мнению анархо-примитивистов, символический способ выражения и понимания ограничен и обманчив и чрезмерен. на это ведет к объективации, отчуждению и перцептивному туннельному видению. Многие анархо-примитивисты продвигают и практикуют возвращение к контакту и возрождение бездействующих и / или недостаточно используемых методов взаимодействия и познания, таких как прикосновение и обоняние, а также экспериментируют и развивают уникальные и личные способы понимания и выражения.
Что касается тех примитивистов, которые распространили свою критику символической культуры на сам язык, профессор Джорджтаунского университета Марк Лэнс описывает эту конкретную теорию примитивизма как «буквально безумную, поскольку правильное общение необходимо для того, чтобы создать внутри коробки средство, разрушающее коробку». [34]
Критика и контр-критика [ править ]
Формулировка и семантика [ править ]
Лицемерие [ править ]
Прославление коренных народов [ править ]
Тед Качиньски также утверждал, что некоторые анархо-примитивисты преувеличивали короткую рабочую неделю первобытного общества, утверждая, что они изучают только процесс добычи пищи, а не переработку пищи, создание огня и уход за детьми, что в сумме составляет более 40 часов. неделя. [47]
Критика со стороны социальных анархистов [ править ]
Анархо-примитивизм
Из Википедии — свободной энциклопедии
Ана́рхо-примитиви́зм (сокр. анприм) — анархистская критика истоков и достижений цивилизации. Примитивисты утверждают, что переход от охоты и собирательства к сельскому хозяйству дал начало расслоению общества, принуждению и отчуждённости. Они являются сторонниками отказа от цивилизации посредством деиндустриализации, упразднения разделения труда и специализации, отказа от крупномасштабных технологий.
Анархо-примитивизму близка концепция «золотого века», как установил Мирча Элиаде, подробно исследовавший эту тему, мифологема золотого века восходит ко временам неолитической революции и является реакцией на введение земледелия. Золотому веку неизменно сопутствуют мифологемы «потерянного рая» и «благородного дикаря». Этот архетипический образ лежит в основе почти любой утопической идеологии, призывающей вернуться к первобытному коммунизму.
Кроме анархо-примитивизма существует множество других направлений примитивизма. Не все примитивисты обращают внимание на проблемы современной цивилизации. Некоторые, такие как Теодор Качинский, видят корень зла в индустриальной революции. Другие — в различных более древних достижениях цивилизации: появлении монотеизма, письменности, начале использования металлических инструментов. Есть анархисты, такие как Вольф Ландстрайхер, поддерживающие некоторые идеи анархо-примитивизма, но не считающие себя анархо-примитивистами.
Многие классические анархисты отвергают критику цивилизации, в то время как некоторые, такие как Вольфи Ландстрейхер, поддерживают критику, не считая себя анархо-примитивистами. Анархо-примитивистов отличает сосредоточенность на практике достижения дикого состояния бытия посредством « переустройства ».
СОДЕРЖАНИЕ
История
Происхождение
Анархо-натуризм продвигал экологическое мировоззрение, небольшие экопоселения и, прежде всего, нудизм как способ избежать искусственности индустриального массового общества современности. Натуристы-индивидуалисты-анархисты видели человека в его биологических, физических и психологических аспектах и избегали и пытались устранить социальные детерминации. Их идеи были важны в индивидуалистических анархистских кругах во Франции, но также и в Испании, где Федерико Уралес ( псевдоним Джоан Монтсени) продвигает идеи Гравелле и Зисли в «Ревисте Бланка» (1898–1905).
Недавние темы
Примитивисты, возможно, многим обязаны ситуационистам и их критике идей «Общества зрелища» и отчуждению от общества, основанного на товарах. Глубинная экология информирует примитивистскую точку зрения с пониманием того, что благополучие всей жизни связано с осознанием внутренней ценности и внутренней ценности нечеловеческого мира, независимо от его экономической ценности. Примитивисты считают, что глубокая экологическая оценка богатства и разнообразия жизни способствует осознанию того, что нынешнее вмешательство человека в нечеловеческий мир является принудительным и чрезмерным.
Биорегионалисты предлагают перспективу жизни в пределах своего биорегиона и тесной связи с землей, водой, климатом, растениями, животными и общими моделями своего биорегиона.
Некоторые теоретики утверждают, что тот факт, что анархо-примитивизм существовал как политическая идеология на протяжении столь длительного времени, указывает на неудовлетворенность цивилизацией и желание вернуться к природе, которое ощущалось в разных культурах и поколениях. Они утверждают, что ширина пропасти между цивилизацией и природой или ее восприятие является фактором, который питает желание уничтожить цивилизацию и, в более широком смысле, поддерживает неизменную актуальность анархо-примитивистской мысли.
Основные концепции
Такие ученые, как Карл Поланьи и Маршалл Салинс, охарактеризовали примитивные общества как экономику подарков, в которой «товары оцениваются за их полезность или красоту, а не за стоимость; товары обмениваются больше на основе потребности, чем на основе меновой стоимости ; распределение среди общества в целом без учета труда. которые вложили члены; труд, выполненный без представления о вознаграждении или личной выгоды, в действительности в значительной степени вообще без понятия «работа» ».
Цивилизация и насилие
Одомашнивание
Анархо-примитивисты, такие как Джон Зерзан, определяют одомашнивание как «желание доминировать над животными и растениями», утверждая, что одомашнивание является «определяющей основой цивилизации».
Для примитивистов одомашнивание порабощает как одомашненные виды, так и одомашников. Достижения в области психологии, антропологии и социологии позволяют людям количественно оценивать и объективировать себя, пока они тоже не станут товаром.
Перепрошивка и переподключение
Консьюмеризм и массовое общество
Эндрю Флуд соглашается с этим утверждением и указывает, что примитивизм противоречит тому, что он определяет как фундаментальную цель анархизма: «создание свободного массового общества».
Примитивисты не верят, что « массовое общество » может быть свободным. Они считают, что промышленность и сельское хозяйство неизбежно ведут к иерархии и отчуждению. Они утверждают, что разделение труда, которое требуется для функционирования техно-индустриальных обществ, вынуждает людей полагаться на фабрики и труд других специалистов для производства продуктов питания, одежды, жилья и других предметов первой необходимости, и что эта зависимость заставляет их оставаться частью этого общество, нравится им это или нет.
Критика механического времени и символической культуры
Что касается тех примитивистов, которые распространили свою критику символической культуры на сам язык, профессор Джорджтаунского университета Марк Лэнс описывает эту конкретную теорию примитивизма как «буквально безумную, поскольку правильное общение необходимо для того, чтобы создать внутри коробки средство, способное разрушить коробку».
Критика и контр-критика
Формулировка и семантика
Писатель-активист Деррик Дженсен написал в « Прогулке по воде», что его часто классифицируют как « луддита » и «анархо-примитивиста. Я полагаю, оба этих ярлыка вполне подходят». Другие тоже обозначали его работу последним термином; однако в последнее время Дженсен начал категорически отвергать ярлык «примитивистский», описывая его как «расистский способ описания коренных народов». Он предпочитает называть « автохтонизмом » или «союзником коренным».
Лицемерие
Прославление коренных обществ
Тед Качиньски также утверждал, что некоторые анархо-примитивисты преувеличивали короткую рабочую неделю первобытного общества, утверждая, что они изучают только процесс добычи пищи, а не переработку пищи, создание огня и уход за детьми, что в сумме составляет более 40 часов. неделя.
Критика со стороны социальных анархистов
Анархо-примитивизм
Что такое анархо-примитивизм?
1) Анархо-примитивизм – анархистская критика истоков и достижений цивилизации. Примитивисты утверждают, что переход от охоты и собирательства к сельскому хозяйству дал начало расслоению общества, принуждению и отчужденности.
Показать полностью. Они являются сторонниками отказа от цивилизации посредством: деиндустриализации, ликвидации разделения и специализации труда, упразднения технологии.
Основные принципы Вы можете прочитать в обсуждениях.
Вячеслав Волков запись закреплена
Александр Винокуров запись закреплена
Николай Романов запись закреплена
Иван Бобро запись закреплена
Фёдор Пряхин запись закреплена
Кирилл Коробкин запись закреплена
Edward-Monthy-Blacky Edwardblacky запись закреплена
Серафим Сандалин запись закреплена
Василий Макаров запись закреплена
Даниил Гаршин запись закреплена
Анархо-примитивизм запись закреплена
Ученые: первые картины мира нарисовали неандертальцы.
Повторная датировка самых древних образцов наскальной живописи из Испании показала, что они были нарисованы не кроманьонцами, а неандертальцами примерно 65 тысяч лет назад. Это в очередной раз опровергает миф о «неотесанности» первых аборигенов Европы, говорится в статьях, опубликованных в журналах Science и Science Advances.
Анархо-примитивизм запись закреплена
Анархо-примитивизм запись закреплена
Социальный анархизм
Анархо-примитивизм запись закреплена
AVTONOM.ORG (Автономное Действие)
Анархо-примитивизм запись закреплена
= ALARMA =
2-я серия. «Завоевание»
1532 год. В горах Перу 168 испанцев напали на армию инков. К концу дня конкистадоры уничтожили 7 тысяч человек и захватили власть. Среди испанцев потерь не было. Почему Старый Свет оказался сильнее Нового? Почему именно европейцы в дальнейшем покорили почти всю планету? Даймонд полагает, что решающую роль в победах европейцев сыграли географические факторы.
3-я серия. «В тропиках»
Африка. Ее называют колыбелью человечества. Тем не менее, лишь совсем недавно выяснилось, что Африка была родиной огромной цивилизации. Некогда процветавшие города и царства исчезли, не оставив и следа. В чём причина этой катастрофы? Что случилось, когда ружья, микробы и сталь оказались в Африке? Профессор Даймонд продолжает искать ответы на эти вопросы.
Анархо-примитивизм запись закреплена
Анархо-примитивизм запись закреплена
Ирина Фуфаева
Анархо-примитивизм запись закреплена
PSY ТРЕНДЫ
Взрослый «маугли»: жизнь без слов.
Затрудняюсь представить внутренний мир человека, который не знает ни одного языка и не подозревает, что языки существуют. Такой человек даже не догадывается, что можно называть предметы по именам и разговаривать с окружающими. Ещё труднее вообразить, что он ощущает, когда идея языка впервые открывается перед ним.
Показать полностью. Очень впечатлила странная и драматичная история Ильдефонсо, глухого американца мексиканского происхождения. Её рассказывает Сьюзан Шаллер (Susan Schaller) в своей книге «Man without Words», предисловие к которой написал Оливер Сакс. Он же, к слову, и убедил автора издать такую книгу после того, как узнал про Ильдефонсо.
Случилось это в 1970-х, Сьюзан тогда была совсем молодой девушкой, владеющей языком жестов. Она подрабатывала в общественной организации помощи глухим. Её будущий ученик, 27-летний Ильдефонсо, не знал, что он глухой – он вообще не знал, что существуют звуки. Его никогда не учили языку жестов, и он не имел ни малейшего представления о том, что люди могут разговаривать. Это, правда, выяснилось позже. Я перевел (наскоро, с минимальными сокращениями) ключевой фрагмент её интервью 2009 года, где Сьюзан вспоминает, как шел процесс обучения. Однажды её направили помогать в класс «Навыки чтения». Там, среди двух десятков глухих учеников она впервые увидела Ильдефонсо.
Он держался так, будто на нем смирительная рубашка. Он забился в угол, защищая себя. Я заметила, что он следил за ртами, он изучал людей. Даже будучи напуганным, он смотрел: что происходит, что происходит? Я видела, как к нему подошла ассистентка и заговорила на языке глухонемых. Она, в самом деле, паршиво владела знаками и была очень раздражена. Она открыла учебник, взяла его руку с карандашом и стала водить от изображения кошки к знаку «C-A-T». Потом пошла дальше. Он просто остался с этим бессмысленным взглядом и был очень напуган. Было очевидно, что он понятия не имел, что он только что делал. Так что я не могла уйти. Мне стало любопытно. Я подошла к нему и показала жестами: «Привет. Меня зовут Сьюзан». Он попытался это скопировать и воспроизвел неряшливую версию «Привет, меня зовут Сьюзан». Очевидно, он не понимал, что делал. В этом не было языка. Меня это потрясло.
Он выглядел как индеец-майя, и я подумала, что если бы он знал мексиканский язык жестов, он не стал бы пытаться меня копировать. Это не то, что обычно делают, даже если вы не знаете конкретного языка. Я не могла уйти. Я постепенно выяснила, что этот человек не знал никакого языка. Как я уже говорила, я убедилась, что он был очень умным. Я видела, что он очень старается. Мне было двадцать два года. Я понятия не имела о том, что нужно делать. Я столкнулась с проблемой, как передать идею языка кому-то без языка.
И он даже не знал, что существует такая вещь как звук?
Я об этом в то время не подозревала. Вокруг было много суматохи. Я просто должна была начать. Я просто попыталась наладить общение. Каждый раз, когда я поднимала руки, он поднимал руки. Он подражал. У него было выражение лица: что мне следует делать? Очень скоро стало очевидно, что всю свою жизнь он выживал копированием. Он видел, что если вы собираете помидоры, кладете их в ведро и получаете зеленые бумажки, а затем вы берете эти зеленые бумажки и идете вон в тот магазин, там вам дают лепешки. Если вы это увидели, то вы собираете помидоры, кладете их в ведро, получаете зеленую бумагу. Я имею в виду, он не знал, что именно он делает, но он мог выживать. По крайней мере, он получал лепешки. Таким образом, самым удручающим опытом за всю мою жизнь, без сомнения, была эта визуальная эхолалия. Как с этим справиться? Он понятия не имел, что есть такая вещь, как беседа, диалог: вы слушаете, я говорю; я говорю, вы слушаете. Он совершенно не догадывался об этом!
Давайте определим, что такое эхолалия.
Обычно эхолалия подразумевает людей, у которых есть проблемы речи или обучения. Один из симптомов, встречающийся у некоторых детей, это повторение. Я говорю: «Ричард, посмотри на меня». Маленький ребенок скажет: «Ричард, посмотри на меня». Но у него была визуальная эхолалия. Он просто пытался изобразить жесты и копировал то, что я делаю. Однако выражение его лица всегда было такое: это то, что я должен делать, да? Данный вопрос был на его лице все время. Это было ужасно сложно. Это продолжалось час за часом, многие дни и дни. И вдруг у меня возникла идея. Если я умру сегодня, у меня, возможно, будет только одна по-настоящему блестящая мысль за всю жизнь. Что же привлекло меня к этому человеку? Его ум и его усердие, тот факт, что он все еще пытался понять суть вещей.
Я решила прекратить говорить с ним. Вместо этого я обучала невидимого студента. Я поставила стул и в качестве учителя стала обращаться к невидимому студенту, сидящему на пустом стуле. Затем я становилась студентом. Я пересаживалась в другое кресло, и студент отвечал учителю. Я делала это снова, и снова, и снова. И я игнорировала его. Я перестала на него смотреть.
Я не уверен, что я понял, в чем же была ваша одна блестящая мысль.
Так что с помощью невидимого студента я развила этот момент, имитируя присутствие кошки, впуская кошку в комнату, поднимая кошку с пола, лаская кошку, держа её перед собой и демонстрируя взгляд, будто смотрю на живое существо. Затем я поворачивалась к невидимому студенту и делала жест языка, означающий кошку, а также писала на доске C-A-T. Я использовала слово С-А-Т. Я использовала знак «кошка» и я имитировала кошку, а потом кивала на студента, выражая лицом вопрос: теперь ты понимаешь? После этого я менялась местами и становилась студентом. Я смотрела на невидимого преподавателя, я смотрела на С-А-Т на доске и делала вид, что поняла. Я выражала лицом: «О, я догадалась!». А потом я вставала и начинала ласкать С-А-Т на доске, как будто это была кошка. Тогда я снова становилась учителем и возражала: «Нет, нет, нет, нет, нет!» Это не кошка. Это идея о кошке. Это символ. Это способ сообщения того, что у меня в голове, твоей голове.
Теперь, это интересно. Как индивид, не владеющий языком, мог бы получить представление о том, что происходит в чужой голове? Я просто надеялась, что вокруг было достаточно культурных зацепок, а он был наблюдательным человеком. Я хваталась за соломинку. Поэтому я изображала, что у меня есть мысль, поднося кулаки к своей голове, а затем бросала ее в чужую голову, открывая руки. Следом я перевоплощалась в студента и ловила ее [смеется] и укладывала в свою голову.
Вы думали, что вы не вернетесь, или он больше не придет?
Возможно, мы оба. Я не знала, смогла бы я продолжить. Или я собралась бы на занятие, а его там нет. Я чувствовала это, и думаю, он чувствовал так же. Вы знаете, это было видно по языку его тела. Эта безумная женщина. Что она делает? Но он все приходил, и я приходила. Мы продолжали работать. И моя «блестящая мысль», наконец, сработала! Когда я почти сдалась, я попробовала её еще раз. И что-то произошло! Что-то щелкнуло. И он догадался!
Тогда я не была бы в состоянии сказать вам, но теперь, после многих лет изучения этой проблемы и встреч со многими людьми, изучающими язык, я понимаю, что первым «Ага!» – первым открытием того, что же такое язык – должна быть мысль «О, у всего есть имя!» Это начало языка.
И что-то произошло в тот момент. Что случилось?
Случилось то, что я заметила движение. Я остановилась. Я разговаривала с пустым стулом, но с помощью периферийного зрения увидела какое-то движение. Я смотрю на Ильдефонсо, как он только что замер! Он, в самом деле, выпрямился в своем кресле и замер. Его руки плашмя лежали на столе, а глаза были широко раскрыты. Выражение его лица отличалось от любого, что я видела. Оно было просто полным изумления!
И затем он начал – думаю, это был самый эмоциональный момент, связанный с другим человеком, в моей жизни, так что даже сейчас, после всех этих лет, я прерываюсь [пауза] – он стал указывать на все, что было в комнате, и это поразительно для меня. Внезапно этот 27-летний мужчина – который, конечно, видел стены, дверь и окно раньше – начал на всё указывать. Он указал на стол. Он хотел, чтобы я показала жест, означающий стол. Он хотел символ. Он хотел узнать имя для стола. И он хотел символ, жест, для окна.
Удивительно то, что выражение его лица было таким, будто он никогда не видел окно до этого. Окно стало другим предметом, когда к нему прилагался символ. И это не просто символ. Это общий символ. Он может сказать «окно» кому-то еще завтра, кого он даже еще не встретил! И они будут знать, что такое окно. Есть что-то магическое в том, что происходит между людьми и символами и в обмене символами.
Это был его первый момент «Ага!» Он просто сошел с ума на несколько секунд, указывая на все вокруг в комнате и обозначая жестами то, что я сообщала. Затем он ослабел и начал плакать, причем я не имею в виду просто прослезился. Он обхватил голову руками и уложил на стол, и стол громко трясло от его рыданий. Конечно, я не знаю, что было у него в голове, но я просто предполагаю, что он осознал, чего лишался в течение двадцати семи лет.
Сьюзан говорит, что позже, когда Ильдефонсо научился языку, он использовал слова «темнота» и «свет» для описания двух периодов своей жизни. Потом он скажет, что стал мыслить иначе и не может вспомнить, как у него получалось думать до владения языком. Ему с трудом дается различение времен внутри одного предложения. Концепция времени, как мы её представляем, для него оказалась самым сложным вопросом.