какая больница лучше алексеева или ганнушкина
5 психиатрических лечебниц и их знаменитые пациенты
Бедлам, «Кащенко», «Пряжка» — эти названия у многих на слуху. Но все ли знают истории создания известных лечебниц? Какие интересные факты, а порой мистические легенды и звездные имена с ними связаны?
Еще в 70-х и 80-х годах в СССР на принудительное лечение могли отправить не только серьезно больных людей, но и просто инакомыслящих — «антисоветчиков».
К счастью, времена изменились, а психиатрия развивается довольно интенсивно. Многое меняется — методы лечения, лекарственные препараты, отношение к больным. Показательно, что в медиа все чаще встречаются открытые упоминания звезд о том, что они проходили лечение от депрессии или зависимостей у психиатров. Хочется верить, что эпоха стигматизации и жестоких мер «терапии» останется в прошлом.
А мы решили вспомнить о некоторых известных клиниках и их еще более известных пациентах.
1.Тонтон
Весь мир не узнал бы о проработавшей с 1851 по 1975 года государственной психиатрической лечебнице в штате Массачусетс, если бы не печально прославившая ее медсестра, работавшая в клинике Тонтона. Джейн Топпан испытывала нездоровое удовольствие, убивая людей с помощью имевшихся в ее распоряжении лекарственных средств.
Делая беспомощным больным уколы из смеси собственного сочинения, она отправила на тот свет более 30 человек, среди которых была и ее сестра. Преступницу разоблачили и поместили в ту же клинику уже в качестве пациентки с манией убийства.
К тому времени мрачные слухи о творящихся в лечебнице делах приобрели уже новые очертания, и жители городка стали поговаривать о сатанинских черных мессах в ее подвалах, во время которых персонал якобы приносил в жертву больных.
В конце концов больница была закрыта, но любители пощекотать нервы и эзотерически настроенные туристы охотно туда наведывались и даже, по их утверждениям, встречали призраки убитых.
2.Бедлам
Это название стало нарицательным — многие люди используют слово «бедлам», не догадываясь даже о его происхождении. На самом деле оно происходит от библейского «Вифлеем», это был Лондонский госпиталь святой Марии Вифлеемской (англ. Bethlem), открытый в 1547 году. Среди известных пациентов клиники числилась Ханна Чаплин, мать знаменитого комика эпохи немого кино.
Мать Чарли выступала на сцене, пела и танцевала. Однажды из-за проблем со здоровьем она лишилась голоса и не смогла выступать — и тогда пятилетний сын заменил ее, сорвав овации зрителей. Вполне вероятно, что этот случай определил его судьбу.
В 1896 году Ханна потеряла рассудок и была помещена в Бедлам. Чарли Чаплин с братом какое-то время жили с новой семьей отца, а затем, когда мать вышла из лечебницы, оказались вместе с ней в работном доме, где трудились, получая за это кров и пропитание.
Исследователи, изучавшие записи об истории болезни Ханны Чаплин, полагают, что она была больна сифилисом. На поздних стадиях заболевание разрушает нервную систему, что может проявляться в приступах агрессии — так было и с матерью актера. В возрасте 35 лет она снова была помещена в лечебницу.
Периодически Чарли с братом забирали ее домой и ухаживали, но болезнь давала о себе знать новыми эпизодами, и Ханну приходилось снова отправлять к психиатрам. Когда Чарли Чаплин стал уже достаточно известным и заработал денег на переезд в Америку, мать была в глубокой деменции.
Не желая расставаться с ней, он забрал ее к себе, обеспечив круглосуточный уход в собственном доме в Калифорнии. Через 7 лет она умерла на руках у Чарли. Похоронена Ханна Чаплин на кладбище в Голливуде.
3.«Кащенко»
Владимир Семенович Высоцкий неоднократно лежал в «Кащенко», что и описал в одной своей песне. Это еще одна психиатрическая лечебница, название которой стало именем нарицательным. Ее же именуют «Канатчиковой дачей», а на самом деле это Московская психиатрическая клиническая больница №1 имени Н. А. Алексеева.
Именно этот меценат и городской голова, управлявший Москвой с 1885 по 1883 годы, собрал деньги, чтобы на месте бывшей дачи купцов Канатчиковых, в то время — на границе города — построить клинику для душевнобольных.
Красивое здание больницы в неорусском «кирпичном» стиле напоминает здание Исторического музея и другие, возведенные в Москве при том же Николае Алексееве. Клиника была по тем временам прогрессивная. Никаких решеток на окнах, в ней не применялись смирительные рубашки и прочие суровые меры — врачи исповедовали гуманный подход к работе с пациентами.
Спасти его пытался хирург Николай Васильевич Склифосовский, но рана была смертельной. И все же, умирая, Алексеев успел завещать большую сумму для завершения строительства больницы. В честь врача Петра Кащенко больница стала называться в 1922 году: психиатр заведовал ею 2 года и в целом внес большой вклад в развитие медицинской науки.
Помимо Владимира Высоцкого, в «Кащенко» в свое время лежали актер и режиссер Ролан Быков, поэт Иосиф Бродский и другие известные люди.
4.«Пряжка»
Психиатрическая больница святого Николая Чудотворца в Санкт-Петербурге носит такое странное имя из-за речушки, которая берет свое начало неподалеку. До клиники там находился острог (тюрьма), а в 1865 году в том же здании открылась «Временная лечебница для помешанных при Исправительном учреждении».
Исправлению, согласно уставу учреждения, подлежали «лица предерзостные, нарушающие благонравие и наносящие позор обществу». Например, женщины туда попадали не только за брошенного ребенка, открытие борделей и проституцию, но и за «неповиновение родительской власти» и «дерзкое обращение с мужем».
После революции здесь разместилась городская психиатрическая больница № 2. В «Пряжке» лечился писатель Всеволод Гаршин, страдавший от биполярного расстройства («маниакально-депрессивного психоза»), и жена композитора П. И. Чайковского Антонина Милюкова.
За «антисоветские» стихи проходил принудительную судебно-психиатрическую экспертизу Иосиф Бродский. Виктор Цой, по его утверждению, прятался там от службы в армии (у него были все шансы погибнуть в Афгане).
5.«Имени Ганнушкина»
Психиатрическая клиническая больница № 4 имени П. Б. Ганнушкина находится в Москве на улице Потешной. Откуда такое название? В 1684 году для юного Петра I на берегу Яузы был построен Потешный городок — на потеху, для развлечения наследника.
В начале XIX века строения были уничтожены, но название осталось. На этом месте построили фабрику купцов Котовых, которая разорилась в начале XX века, пустующие корпуса при этом были отданы Преображенской больнице.
В начале XX века на деньги московских меценатов там были возведены 2 здания в стиле неоготического модерна, и после революции там разместился городской институт клинической и социальной психоневрологии.
Сейчас больница носит имя известного психиатра Ганнушкина, который на самом деле никогда именно там не работал. В начале 90-х здесь лежала актриса Татьяна Пельтцер. Все хорошо помнят ее роли в фильмах «Формула любви», «12 стульев» Марка Захарова, «Трое в лодке, не считая собаки» и других.
По воспоминаниям коллег, актриса обладала вспыльчивым, неуживчивым характером и могла, не задумавшись, сказать неприятное любому — от трепетного новичка в труппе до маститого режиссера. Так со скандалом она ушла из Театра сатиры в «Ленком».
С возрастом эксцентричная актриса стала маниакально подозрительной, рассеянной. Тексты ролей ей подсказывали Александр Абдулов и другие партнеры по сцене. Однажды Татьяна Пельтцер устроила особенно громкий скандал в театре, и ей вызвали скорую. Врачи отвезли ее в психиатрическую больницу имени Ганнушкина.
Через несколько дней актрисе Ольге Аросевой удалось попасть туда, чтобы навестить Пельтцер — ее долго не пускали, объясняя, что Татьяна Ивановна агрессивна и опасна. Пельтцер была вся в синяках и крови, как вспоминала Аросева.
Так и не узнав, что на самом деле там произошло, друзья актрисы забрали ее и поместили ее в другую психиатрическую клинику. В 1992 году, получив перелом шейки бедра, Татьяна Пельтцер умерла в возрасте 88 лет.
История психиатрии долгое время была довольно мрачной. Суеверное, невежественное и порой агрессивное отношение к тем, кто отличался от остальных, а порой казался «одержимым дьяволом», бесправие больных и варварские методы, которыми их пытались лечить, — все это создавало ореол темной таинственности вокруг психиатрических лечебниц. Мистическое отношение к ним и множество пугающих легенд вдохновляли писателей и кинематографистов. Пусть же весь негатив останется частью исторического прошлого.
Что на самом деле творится в «Кащенко»?
Психиатрическая больница №1 имени Н. А. Алексеева, в народе «Кащенко» – самое известное заведение для душевнобольных, опасных для общества. Кто сюда попал однажды, вряд ли уже когда-то вернется к нормальной жизни
Она воспета в анекдотах и песнях Высоцкого. Психиатрическая больница №1 имени Н. А. Алексеева, в народе «Кащенко» – самое известное заведение для душевнобольных, опасных для общества. Кто сюда попал однажды, вряд ли уже когда-то вернется к нормальной жизни. Оттого и всё, что происходит здесь – тайна за семью печатями. «Желтой газете» стали известны интересные факты из жизни здешних постояльцев.
Пациенты в больнице Алексеева живут не только в палатах, но и в… коридорах! Мест на всех не хватает. И с каждым годом претендентов на койки становится все больше. Мало кто знает, что наша страна занимает первое место в мире по количеству душевнобольных (согласно исследованиям Всемирной организации здравоохранения), каждый четвертый россиянин нуждается в психиатрической помощи. Чаще всего люди страдают от депрессий и невротических расстройств.
Двери в палаты у психически нездоровых пациентов есть, но без ручек: мало ли что. Ранее в таких заведениях дверей вовсе не существовало, считалось, что контингент должен быть на виду. Еще сто лет назад все «лечение» заключалось в разнообразии применяемых к больным ограничительных мер: смирительные рубашки, ледяная вода, вращающиеся кровати… Изменил эту систему доктор Петр Кащенко – один из самых известных гуманистов XX века. Он превратил закрытые госпитали с почти тюремным режимом в больницы с постельным содержанием, максимальной свободой, использованием в качестве лечебной меры труда, искусства и отдыха.
Сегодня «Кащенко» – это больничный комплекс из более ста зданий, расположенный на территории огромного парка. Здесь есть и мастерские для работы, и спортивный уголок, и сады, и даже концертный зал.
Среди пациентов есть уникальные экземпляры.
Сергей Кожемякин родился в бараке в Московской области. Возможно, поэтому кумиром для него стал Барак Обама. Цель жизни Сергея – встретиться с Обамой и выразить ему благодарность. Пациент без конца звонит в американское посольство и просит о встрече с президентом США.
Не секрет, что среди душевнобольных много талантливых людей, ведь, как говорят психиатры, шизофрения и гениальность идут рука об руку. Вот и в «Кащенко» есть и художники, и писатели, и музыканты.
У талантливого пианиста Виктора Кольцова – маниакально-депрессивное расстройство. Но все пациенты с радостью ходят на его концерты в местном клубе. Благо музыкант дает их регулярно. Кстати, с удовольствием наслаждается его музыкой и медперсонал.
В минуты эйфории Кольцов судорожно переписывает цитаты из книг в свой блокнотик, с которым не расстается.
– Самые частые пациенты – алкоголики, попадающие сюда в период «белочки». Научно это состояние называется алкогольная деменция, – рассказывает Смирнов. – Их, как правило, выпускают через пару дней. Есть и такие, кто видит демонов в людях – это самые опасные персонажи. За ними необходимо постоянно следить. Например, у одного мужчины было непреодолимое желание свернуть кому-то шею. Его задержали, когда он как раз хотел это желание осуществить.
Интересно, что нет четкого предписания, когда больного следует выписать. Как правило, пациента выписывают тогда, когда у него длительное время нет психозов. Но не позднее чем через полгода. Иными словами, психически нездоровые и социально опасные люди живут среди нас. Потому что больница – это не тюрьма, и в заключении человека держать не имеют права без определения врача. А положить снова можно, если только опять найдутся неопровержимые доказательства, что человек опасен.
Многие пациенты не желают уезжать из больницы имени Алексеева. Оно и понятно: здесь их не только наблюдают врачи, им делают массаж, устраивают праздники, показывают спектакли, обучают в мастерских различным ремеслам и даже… водят в театры и музеи! Только тех, у кого нет психоза и обострения. У кого они есть – тем из палаты выходить нельзя. Оттого случаются и побеги. Удирают пациенты часто. Несколько раз больные сбегали из «Кащенко» абсолютно голыми! Это нетрудно – в заборе, окружающем комплекс, множество дыр, да и перелезть его можно. Вернуть удается не всех сбежавших.
– Когда пациенты сбегают, сразу оповещаются все службы, полиция в том числе, – делится наш информатор. – Но на их поиски никто сразу не бросается. Довольно часто больные прибегают домой, так их «сдают» сами родственники.
Всего в «Кащенко» проходят лечение полторы тысячи человек. По желанию пациенты работают: помогают в столовой, прачечной, мастерских, вырезают изделия из дерева. Многие из них совсем не похожи на сумасшедших и вполне могли бы работать в обществе. Но опыт стран, попробовавших открыть двери психиатрических больниц, оказался неудачен: сейчас там в срочном порядке появляются новые клиники. И все потому, что общество оказалось слишком агрессивным к самым, пожалуй, беззащитным людям – душевнобольным.
История
Психиатрическая больница №1 была открыта в 1894 году на средства меценатов по инициативе городского головы Москвы Николая Алексеева. Существует легенда, что один из купцов (предположительно Ермаков) заявил Алексееву: «Поклонись при всех в ноги – дам миллион на больницу». Алексеев так и сделал. Для строительства был приобретен земельный участок за Серпуховской заставой у купца Канатчикова, а на деньги Ермакова был выстроен Ермаковский корпус. Первые корпуса, на 508 коек, были открыты в 1894–1896 гг., уже после гибели Алексеева. Впоследствии больница неоднократно расширялась.
С 1922 года носила имя главврача клиники – известного психиатра Петра Кащенко, заложившего основы советской психиатрии на протяжении нескольких десятилетий. В 1994 году больнице было возвращено прежнее название – имени Н. А. Алексеева.
Анекдот в тему
Приходит журналист к директору психбольницы и задает вопрос:
– Расскажите, как вы определяете, что человека пора выписывать?
– Очень просто, – отвечает тот. – Наливаем полную ванну воды. Рядом ставим кружку и ложку и предлагаем опустошить ванну.
– Ну конечно, нормальный человек возьмет кружку.
– Нет, вы знаете, нормальный человек вынет пробку.
Под кукушкиным гнездом ч.1
Отделение 23 ч.1.
Не пытайся покинуть Омск.
Настя, Ваша акция не согласована с госучреждениями и органами исполнительной власти. Вам стоит согласовать ваши действия.
Любим, помним, все дела.
P.S Ето Онтон. Пожалуйста, пиши письма более внятным почерком! Оцифровщик со стажем не все расшифровал. В противном случае мы передадим тебе прописи.
С Бреной все ок, даже перестала орать с рыбой в зубах.
Тебе нужен отдых, работы сейчас все равно нет. Так что отдыхай и помни про Омск.
Как и любая другая нелепая история нелепого попадания в нелепую ситуацию, моя нелепая история началась нелепо. Тревожность, излишнее доверие государственным структурам и психиатрии привели меня в туалет острого женского отделения №23 больницы №4 имени Ганнушкина.
Меня сопровождает санитарка. Мало ли, вдруг я решу убиться головой об стену или напиться мыла. На входе встречают три раковины с зеркалами, а прямо за ними биде. Оно находится в центре внимания, и каждая, кто идет к унитазам, проходит мимо подмывающейся женщины. А сами унитазы разделены бетонными стенками без дверок. В общем-то, отсутствие личного пространства обеспечено, и у многих пациенток в связи с этим возникают запоры.
Лично я биде не пользовалась, но соседки по отделению жаловались, что вода там холодная, а струя неровная.
Вышло достаточно нелепо. Но так проще. Потому что 33 дня, проведенных в стенах режимного объекта, оказались для меня настоящим испытанием, и я хочу вам о нем рассказать. Все это время я вела дневники. На бумаге для принтера, любезно предоставленной психиатром, на газетах, брошюрках, салфетках, рваных книгах и тетрадках. В повествование я буду вклеивать некоторые цитаты, чтобы вы могли наблюдать процесс «лечения», организованный мне двумя психиатрическими больницами. Сегодня я расскажу про 10 дней пребывания в 23-м отделении больницы имени Ганнушкина. Про здоровых и больных женщин, отношение персонала и некомпетентных врачей. Грамматика цитат из дневников сохранена. Имена некоторых пациентов изменены.
«Надо мной летали мухи. Я лежала на двух пуфиках в НИИ им. Сербского, а за дверью велась шумная дискуссия. Мне очень не хотелось в больницу им. Ганнушкина, но миг – и санитарка переводит меня в другой корпус, рассказывая, что я могу договориться о госпитализации в другой день. Миг – и у меня берут мазок на ковид, забирают вещи, а хамоватый врач приемного покоя разглядывает мое семидесяти килограммовое голое тело на предмет шрамов. Миг – и я поднимаюсь на третий этаж».
Это был август. У меня случился нервный срыв. Из-за повышенной нагрузки и эмоциональной истощенности я совершила импульсивный поступок и приняла большое количество нормалитиков. Обошлась глубоким медикаментозным сном и тошнотой. Спустя два дня после случившегося я рассказала об этом психиатру, с которым работала с марта месяца, и он попросил обратиться в НИИ им. Сербского. Помимо суицидальных мыслей у меня нарушились память, речь, и я не могла нормально ходить. Приходилось передвигаться при помощи костылей. На тот момент я думала, что у меня рассеянный склероз, как это было с моей прабабушкой.
Тогда я не знала, что психиатр, по сути, просто переложил ответственность на другое учреждение. И для меня это оказалось большим ударом.
19 августа я приехала на консультацию к суицидологу, откуда меня перевели в больницу и довольно быстро упаковали в 1-ю палату 23-го отделения.
«Это палата интенсивного наблюдения. Выходить нельзя, никакой деятельности в палате, вокруг очень больные люди. В большей части — бабули, прямо как моя покойная прабабушка, когда страдала деменцией.
Страшно. С одной стороны лежит девочка и воет во сне. Напротив бабуля, зовущая своего мужа и называющая папой санитарку. По палате ходит гиперактивная женщина, которой поначалу просто интересно посмотреть на разбитую пятку упавшей с 8 этажа Кати (имя изменено), потом на очки «волчицы», а потом ее привязывают к кровати. Ведь, по ее мнению, антихрист уже среди нас».
Все, что мне дали в палату, — это пачка салфеток и книга Джонатана Фоера «Жутко громко и запредельно близко», которую я волей случая забрала из книжного шкафа в «Открытке». Нарядили в ночнушку и «бабушкин халат». Все остальные вещи забрали. Даже чистые носки и расческу. Телефон и документы спрятали в сейф на медицинском посту. Благо я успела позвонить другу и сказать, что попала в передрягу.
В день прибытия меня не осматривали, но вечером уже дали какое-то лекарство, от которого сильно хотелось спать, но не удавалось. Вероятно, не удавалось из-за происходящего в палате ада.
Ира (имя изменено) услышала какой-то высший глас и принялась избавляться от матраса. На каждой кровати их было по два. Санитарка тут же попыталась ее остановить, на что Ира села на кровать и закричала, что если она сейчас встанет, то все лягут. Я наблюдала за происходящим из маленькой щелки из-под одеяла, под которым я в ужасе спряталась.
«Если я сейчас встану – все лягут. Сработает сила недзби, балка отлетит и оторвет ей руки», — Ира указала в мою сторону. Я опешила. Очень скоро прибыли еще две санитарки и привязали руки и ноги пациентки эластичными бинтами к кровати,а затем укололи чем-то, что очень скоро ее усыпило.
Ночью лежачая бабушка в койке напротив заныла, что за ней пришел муж, и просила пустить его и не убивать, ибо он хороший и не будет убивать нас, если мы не будем убивать его или ее.
«Муж мой, Валера, он здесь уже. Сегодня или завтра. Вы не убивайте меня, он хороший крошечный человек. Он не будет убивать вас, он хороший».
Я уснула только под утро, но очень скоро пришлось встать, чтобы отдать вампирам свою кровь и позавтракать мерзейшей кашей. Веганить в больнице практически невозможно. Я долгое время отказывалась от всей еды, но из-за угроз насильного кормления мне пришлось перейти на вегетарианство и есть утренние каши.
Когда появилась лечащий врач, имя которой я так и не запомнила, я сказала, что мне тут тревожно, и она перевела меня в другую палату, во вторую.
«Психотерапевт не понимает, что я делаю в их отделении. Вместо антидепрессантов выписала мне какой-то стабилизатор настроения, но я забыла название. В общем, я попала в «острое» отделение. Отобрали телефон, звонить дают только 2 минуты в день, и то не каждый.Тут нужно пролежать неделю, потом неделю в отделении попроще, и на выход. Уже хочу на выход, но пока подождем. А есть тут нечего. Все не по вегану.
Меня перевели в простую палату, и я пишу этот текст ручкой, которую дала лечащий врач. При условии, что ручку спрячу в карман, а как закончу писать — отдам на медпост. Ну мало ли, вдруг захочу глаз кому-нибудь выковырять».
Ручку я отдавала дважды, но, когда вместо моей ручки мне дали какой-то обкусанный стержень, я перестала это делать. А после мне вообще разрешили передачку с собственными тетрадями и ручками, поскольку все прекрасно понимали, что единственная угроза, которую я могла нести в этом заведении, — это рассказ об ужасном содержании больных и равнодушном отношении к их здоровью.
«21 августа. Мне дали другую ручку, с обкусанным колпачком. Надеюсь, не пациентом. Хотя, разница небольшая. Я лежу в палате №4 вместе с Лизой (имя изменено). Она читает «Оно» Кинга. Мы периодически болтаем. Это скрашивает унылые будни. Я прочитала половину «Жутко громко и запредельно близко», но помню только половину от половины сюжета. Мне дают кветиапин. И я уже чувствую, как сушит во рту. А еще меня отругали за то, что я ела хлеб перед камерой. Пришлось отойти за угол. Есть больше нечего. Остается наслаждаться хлебом и водой. Хорошечно».
Тут я хотела бы дать вам важный совет:
НИКОГДА НЕ ДОВЕРЯЙТЕ ГОСУДАРСТВЕННОМУ ПСИХИАТРУ ТО, ЧТО ВПОСЛЕДСТВИИ МОЖЕТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНО ПРОТИВ ВАС.
Наконец-то лечащая врач_иня решилась побеседовать со мной. Ее очень поразил мой рассказ. Про журналистику, про детство, про сексуальную ориентацию. Меня, в свою очередь, поразило, что она считает все, кроме гетеросексуальности, болезнью, о чем это юное дарование мне сообщило прямо. Она действительно выглядела очень молодо и честно признавалась, что работает в этом отделении всего полтора месяца. Возможно, поэтому под предлогом «скачков настроения» она поставила мне биполярное расстройство и с три короба наврала в суде о моем поведении и повседневной жизни.
Кветиапин — нормалитик. Он мне не подходит, я уже пропивала его долгое время, и он только ухудшил мое состояние. Но врач уверяла, что не дает его мне (будто бы я не узнаю эти синие таблетки), плюсом выписывала какую-то дрянь, от которой я с трудом держала глаза открытыми, мои зрачки постоянно устремлялись вверх, а голова болела с такой силой, будто ее рубили топором.
«От этих таблеток дико штормит. Не могу нормально передвигаться. Поела гороховый суп. Медсестра предложила еще, на что вторая ответила «ей что, пропердеться с горохового, что ли?». Картошка не соленая. В каком-то мерзком «молочном» соусе. Кое-как доползла до кровати. Немеет язык, не могу нормально передвигаться. Хочу только спать. Еле держусь на ногах. Скучаю по костылю.
Восьмой час. Отпустило. Поговорила с врачом, поела булочку, помыла волосы шампунем Лизы. Врач (я так и не запомнила имя) попросила копии этих листов. Я отказала. Медсестры ночью и так шарят по моим записям. На утро я обнаружила, что листки лежат не в том порядке».
«В коридоре смотрят «Поле чудес». Наташа (имя изменено) проводит экскурсию какой-то бабушке. Оказывается, нас в палате всего двое, а в понедельник меня переведут в отделение чего-то первичного. А! Эпизода! Вроде. Врач сказала, что там одни девочки. Это хорошо. Мне малость дискомфортно в компании бабушек. Таню (имя изменено), которая была во второй палате, у которой посттравматический синдром, перевели в 1 палату…
Теперь ее водят под руку, она не может опустить взгляд и ходит, как зомби. Я близка к этому состоянию. Мне очень тяжело опускать взгляд. Не знаю, что с ней случилось и что происходит со мной. Но я все еще чувствую себя адекватной. Но хочу спать. И читать тоже. Хочу к любимому и к кошке. Чтобы мы вдвоем (втроем) посмотрели «Нечто», прежде заказав что-нибудь вкусное в «Самокате».
Мое состояние с каждым днем ухудшалось. От лекарств я превращалась в зомби и с трудом говорила. Теряла сознание. Изоляция от родных вгоняла в ужасные мысли, к которым кветиапин добавлял страшные сны. Врачи здесь плевали на состояние больных и не только. Обратить на себя внимание я смогла, только когда выкрикнула имя врача на весь коридор. Чудо, что меня за это не привязали. Тогда она отменила лекарство, название которого я так и не узнала, и оставила кветиапин. Стало чуточку лучше.
Как пример, Ольга (имя изменено). Поругалась с мамой. Та недолго думая вызвала скорую помощь, и Оля оказалась во второй палате. Она пробыла в 23-м отделении 8 дней, и ее дальнейшая судьба мне неизвестна.
Лена (имя изменено) прежде, чем оказаться вместо со мной в пятой палате, получила ключами от квартиры в лицо и оказалась на улице. Там ее и подобрала карета скорой помощи, которую вызвал ее муж, желавший отнять ее жилье и детей.
Маша (имя изменено) страдает анемией. Дома потеряла сознание. Младший брат вызвал скорую, наговорил медбратьям о неадекватности своей сестры, и та оказалась в больнице имени Алексеева (о ней в следующих статьях). Мало того, врачи поставили ей диагноз «шизофрения» и без ее разрешения начали колоть специальными препаратами. Маша психически здорова, ей не требуется это лечение.
«Я осталась в палате одна. Жду, когда откроют столовку. Завтра будет 4 день. Или 5. Я забыла. Тут нет календаря. Часы одни, в коридоре над иконами. А у меня нет расчески, чтобы расчесать мокрые волосы. Выгляжу уродкой, хотя Лиза назвала меня очень красивой. Она совсем девочка. А мне через месяц будет 24 года, и ровно год в Москве. Зачем я это пишу? Это не пойдет в статью. Рука пишет сама. Голова хочет спать».
«Я все-таки расчесала волосы и поела цукаты. Я уже писала об этом? Непомню. Лиза тоже расчесала волосы и показала огромный клубок вычесанных рыжих волос. Из него можно было бы что-нибудь связать.Я скоро усну. Нас в палате трое. Я, бабуля и Наташа. Бабуля говорит, что над ней тут проводят эксперименты, и я начинаю охотно верить. В коридоре капец как холодно. На завтрак манка. С нетерпением жду передачу от своего парня. Я не успею выйти к его др.
Привет! Я девятый день нахожусь в «остром» 23 отделении больницы №4 имени Ганнушкина. Меня не выписывают. Два дня как должны перевести в другое отделение, но не делают этого. Вчера я пыталась освободиться через суд, но тот решил, что мне нужно принудительное лечение. Я не знаю, как долго они меня здесь продержат. Мне ставят диагноз, с которым я не согласна. Посещения запрещены. Телефон – 2 минуты в день на звонок.
Пожалуйста, привезите еды (вегетарианство). Еще привезите тетрадь для записей и писем и влажные салфетки. Личных вещей у меня здесь нет. Все отобрано, кроме переданной тетради с котиком. Спасибо. Всех люблю. Мяу.
«Я забываю все, что было до момента в листочке номер не помню какой. Лиза любезно предложила свой пересказ одного дня. Сегодня суббота. Я чувствую себя, как говно. Итак:
Нас прогнали из-за мужика, косплеящего чернобыльского ликвидатора (обрабатывал коридор хлоркой)
Мы поели (мне навалили гору слипшихся макарон, которые я потом выблевала)
В полдник в четыре я пошла за яблоком, а Лиза в очередь на звонки. Я не дозвонилась до мамы, но достаточно долго говорила с Сашей.
Опять поорали со «следствие вели» и перепугали всех бабушек
На шестой день пребывания в отделении я поняла, что не выдерживаю, и решила выписаться. Но мне в этом отказали. Созвали консилиум, на котором решили, что я совершенно нестабильное существо, и, поскольку я подписала добровольное согласие, должна остаться у них до момента, пока не вылечусь. В противном случае ответственность за мою скоропостижную кончину будут нести они. Я отказалась. Так на седьмой день прошел суд.
О суде, яйцеметательнице из Иванова, верующих пациентках и переводе в другое отделение я расскажу в своей следующей статье.
«В туалет выстроилась очередь. Я передумала блевать.
Я посмотрела на себя в зеркало. Захотелось плакать. Лицо стало худее, но под кожей возникли жировики. Волосы грязные. Халат воняет стариной. Глаза полуоткрыты из-за лекарств. Под ними синяки. Депрессивная фаза. Отличный стабилизатор настроения. Во рту медный вкус. Санитарка моет пол. Со среды я в… забыла, что хотела написать. Плохо. В голову приходят гениальные картины, но я не способна их написать.