Колониальная Бразилия — период в истории Бразилии с 1500 года, момента начала её колонизации до 1815 года, когда она была объединена в Соединённое королевство с Португалией.
Содержание
Открытие португальцами (1500—1530)
Тордесильясский договор 1494 года определил границы владений между Испанией и Португалией. Речь шла о том, что по договору, территории на востоке от линии пролегавшей в 400 лигах на запад от Островов Зелёного Мыса отходили Португалии, а земли, находящиеся на запад от него — Испании. Эта условная линия, которая протянулась между двумя полюсами, пересекала Латинскую Америку на востоке и стала первой границей Бразилии, ещё тогда не открытой португальцами. Договор отражал беспокойство Португалии, ведшей обширную разведку южного пути в Индию, открытием Колумба, достигшего «Индии» на западе. Возможно, в Португалии предполагали наличие Большой Земли, так как стремились отодвинуть линию раздела как можно дальше на запад, с чем испанцы согласились, так как это не представляло угрозы для их экспансии в западном направлении — до земель, открытых Колумбом ещё было плыть и плыть.
Принято считать, что Бразилия была открыта 22 апреля 1500 года Педру Алваресом Кабралом на пути вокруг Африки, но этот факт ещё подвергается сомнению. Новости, принесённые Кабралом, сначала возбудили значительный энтузиазм среди португальцев, и корона начала организовывать новые экспедиции, в частности под руководством итальянского капитана Америго Веспуччи, чей маленький флот проплыл вдоль побережья Бразилии и впервые оценил протяжённость этой земли. Веспуччи назвал несколько мест на побережье именами святых в зависимости от дня, когда они были открыты.
С Бразилией началась ограниченная торговля, главным природным богатством, найденным первыми колонизаторами, было сандаловое дерево (pau-brasil), из древесины которого добывали красно-фиолетовую краску. От его названия и пошло слово «Бразилия».
Интерес к Бразилии ослабел за последующие два десятилетия. Португальцы были не в состоянии выявить драгоценные металлы в Бразилии и потому сконцентрировали свои усилия на выгодной торговле с Азией. Бразилия стала чем-то вроде ничейной земли, над которой португальская корона имела только формальный контроль, а её европейские конкуренты быстро воспользовались этим невниманием. Французы, например, нарушали португальский суверенитет над частью Южной Америки и вывозили древесину в Европу. Португальская апатия закончилась во время правления Жуана III (1521-57), который постепенно переместил центр колониальных интересов из Азии в Америку.
Первые колонии (1530—1580)
Планомерное освоение новых земель началось только в 1530 году, когда из Португалии стали прибывать первые поселенцы, которые привозили с собой скот, саженцы и семена с целью основать здесь колонии. Укреплённые поселения были основаны на северо-востоке страны, первым из которых стал Сан-Висенте, который находится в прибрежной части современного штата Сан-Паулу, основанный в 1532 году. Территория была заселена местными племенами. Одни были миролюбивыми, а другие, наоборот, агрессивными, особенно, в глубине страны.
По мере расширения колоний возникла необходимость создания административной системы. Первым шагом к этому стал указ короля о создании наследуемых феодальных владений — капитаний. Четырнадцать из них, причём некоторые из них по размеру были больше самой Португалии, были определены в середине XVI века. Владельцы капитаний, так называемые donatarios, то есть те, кто «принимают дар», отвечали за их безопасность и развитие. Система капитаний значительно повлияла на границы и политику современной Бразилии.
Король Жуан назначил генерал-губернатором колонии Томе ди Соуза (Tomé de Sousa), португальского дворянина с большим опытом, полученном в Африке и Индии. Соуза высадился в Бразилии в 1549 и основал первую столицу Бразилии город Салвадор (штат Баия), из которого Бразилия управлялась на протяжении 214 лет. Суса также разместил местных чиновников во всех капитаниях и стратегических укреплённых пунктах вдоль побережья. В городах он организовал муниципальные структуры, подобные муниципалитетам в Португалии. Начиная с этого времени Бразилия начала принимать значительный поток поселенцев. В 1600 году в штатах Баия и Пернамбуку в каждом жило около 2 000 европейцев и более 4 000 африканских рабов и индейцев.
Важный вклад в развитие и прогресс колоний внесли иезуиты. По просьбе Жуана III, Мануель да Нобрега и несколько других иезуитов сопровождали Томе ди Соуза в Салвадор и стал первым из миссионеров, которые занимались защитой и обращением индейцев в христианство, а также и значительной работой по подъёму морального уровня колонистов. Индейцы, обращённые в христианство, селились в организованных иезуитами поселениях называемых — «аделаи» (aldeias), которые были похожи по структуре на миссии в испанской Америке. Тем не менее, многие другие колонисты имели рабов-индейцев, и потому хотели отнять у иезуитов контроль за этим важным ресурсом. Скоро между двумя группами возник острый конфликт, который прокатился через всю колонию, что потребовалось вмешательство короны. Согласно королевского декрета 1574 года иезуиты получили частичную поддержку, декрет дал им полную власть над индейцами в аделаях, но позволил колонистам обращать в рабство индейцев, захваченных в «законной войне». В Амазонии отец Антонио Виейра (António Vieira) стал центральной фигурой подобного конфликта в XVII веке, когда он организовал там сеть миссий. С другой стороны, хотя миссии помогли защитить индейцев от рабства, они весьма способствовали распространению смертельных для индейцев европейских болезней. Из-за значительного уменьшения численности индейского населения и роста спроса на рабов, бразильские колонисты, начиная с середины XVI века, стали завозить большое количество африканских рабов.
Влажное и плодородное побережье штата Пернамбуку было пригодно для выращивания сахарного тростника. Кроме того, такое местоположение сделало его удобным портом для судов, которые отправлялись из Португалии на африканский запад и на восток. Сахарный тростник и техника для его выращивания были завезены в Бразилию с острова Мадейра. Вскоре стала процветать трёхсторонняя торговля. В её основе лежал труд на плантациях сахарного тростника завезённых из западной Африки негров-рабов. Сахар поставлялся на европейский рынок, возрастающие потребности которого уже не могли удовлетворяться за счёт традиционных источников.
Значительное усиление королевской власти в Бразилии произошло после попытки французов основать там свою колонию. В 1555 французские отряды захватили красивую бухту Рио-де-Жанейро, которой, по неизвестным причинам, пренебрегли португальцы. Большая португальская эскадра под командованием генерал-губернатора Мем ди Са (Mem de Sá), блокировала вход в гавань и вынудила французский гарнизон подчиниться, в 1567 там был основан город Рио-де-Жанейро, чтобы защитить бухту от будущих нападений.
Союз Испании и Португалии и территориальная экспансия (1580—1690)
События, которые происходили в Европе, мешали дальнейшему развитию колонии. После смерти короля Португалии Себастьяна в 1578 году на лиссабонский трон поднялся король Испании Филипе II. С 1580 по 1640 год оба королевства были объединены испанской короной. В этот период, благодаря объединению двух стран, вся Южная Америка стала частью испанских владений. На Бразилию начались нападения врагов испанской короны, в частности Нидерландов, которые недавно получили независимость. Голландцы захватили и удерживали некоторое время столицу страны Салвадор в 1624-25, а в 1630 Голландская Вест-индская компания послала флот, который захватил Пернамбуку, который оставался под голландским контролем на протяжении четверти столетия. Новым губернатором владения компания назначила Иоганна-Морица, графа Нассау-Зиген, принца Оранского. Голландцы начали приглашать известных художников и учёных, чтобы рассказать Европе о ресурсах и красоте Бразилии. Тем не менее, директора компании, которые руководствовались только ростом доходов, отказались поддержать социальную политику Джона Мориса, и он ушёл в отставку в 1644. Богатый плантатор Жого Фернандес Виейра тем временем начал восстание, которое быстро набрало силу среди населения, недовольного политикой последователей Джона Мориса. Бразильцы, действуя без помощи Португалии, разбили и выгнали голландцев в 1654 году, достижение, которое помогло появлению национального самосознания бразильцев.
Парадоксальным образом шестидесятилетний союз Португалии и Испании дал неожиданные преимущества заморской колонии Португалии. Воспользовавшись отсутствием границ, португальцы и бразильцы осуществляли походы вглубь страны. Первой на их пути стала капитания Сан-Висенте, и начиная с этой опорной точки в Сан-Паулу, первопроходцы отодвинули границу от побережья вглубь континента.
Экспедиции (bandeiras) за рабами-индейцами прокладывали дорогу через леса, преодолевали горные хребты, продвигаясь всё время вперёд. Экспедиционеры (bandeirantes) прославились тем, что захватывали индейцев и в иезуитских миссиях, и тех, кто были свободными, и возвращались вместе с ними домой. Благодаря bandeirantes границы будущей независимой Бразилии расширялись.
В 1640 году португальцы во главе с королём Жуаном IV вернули независимость от Испании и отказались оставлять оккупированные и колонизованные территории на запад от первоначальной линии, установленной Тордесильясским договором. Португальцы обосновались на захваченных ими землях как законные хозяева. Во второй половине XVII века Португалия полностью освободилась от испанского господства, в этот период бразильская экономика, основанная на производстве сахара, сильно ослабла. Спад в сахарной промышленности привёл к миграции населения из районов его производства на неосвоенные земли.
Открытие золота (1690—1800)
Самым важным открытием, сделанным во время этих экспедиций, стало золото. В погоню за золотом были вовлечены не только жители прибрежных районов, но и новые партии иммигрантов, которые прибывали из Португалии. Среди прочих результатов экспедиций можно выделить развитие скотоводства во внутренних районах страны, что пояснялось необходимостью обеспечения рудокопов мясом и шкурами, а также появление новых городов на территории, которую сейчас занимает штат Минас-Жерайс. Золотая лихорадка имела огромное значение для бразильской экономики и привела к такому значительному притоку капитала в юго-восточные колонии, что португальское правительство в 1763 году переместило столицу Бразилии из Салвадора (на северо-востоке) в Рио-де-Жанейро. Поиск золота также привёл к открытию алмазных месторождений в начале XVIII века в Минас-Жерайс, Баия и Мату-Гросу. Бум горной промышленности спал когда запасы минералов были исчерпаны, хотя и далее незначительное количество золота и алмазов продолжало добываться.
Всего с 1700 по 1800 годы тут было добыто 1.000 тонн золота и 3 миллиона каратов алмазов. Возрастающая добыча золота в Бразилии стала важным направлением развития, которое оказало влияние на ход истории не только в самой колонии, но и в Европе.
Хотя золото оставалось под контролем Португалии и отправлялось морем прямо в Лиссабон, там оно не задерживалось. Англия, в соответствии с Метуэнским договором 1703 года, поставляла в Португалию продукцию текстильной промышленности, которая оплачивалась золотом из бразильских месторождений. На бразильском рынке преобладали английские товары, что никак не способствовало конкуренции и душило любую инициативу в промышленности.
Миф о затерянном городе
В 1754 году португальскими бандейрантами, отправившимися на поиски золотых рудников, был описан («Рукопись 512» [1] ) затерянный мёртвый город в неисследованных районах Бразилии. Современные бразильские учёные говорят о «самом большом мифе бразильской археологии». Описание развалин мёртвого города в Рукописи 512, оставленное неизвестным автором, неоднократно вдохновляло исследователей (в частности Перси Фосетта в 1925 году) на его поиски.
Вслед за успехами в области добычи золота и алмазов, а также в разведении сахарного тростника, пошло развитие ещё более важного источника доходов — выращивания кофе. Также как и разработка месторождений, которая вызвала миграцию жителей Пернамбуку и Баии на юг, в Минас-Жерайс, так и распространение кофейных плантаций стало причиной заселения пустующих земель ещё дальше на юг. Кофе был завезён в Бразилию из Французской Гвианы в XVIII в. Первые плантации кофе были разбиты в районах, где не было недостатка в рабах, в глубине сегодняшнего штата Рио-де-Жанейро. Однако отмена рабства и иммиграция из Европы в штат Сан-Паулу в конце XIX века привели к тому, что плантации кофе сместились на юг, в районы, где были более благоприятные условия грунта, климату и нужные географические высоты. В свою очередь, благоприятные природные условия превратили Бразилию в крупнейшего в мире производителя кофе.
Чувство национального самосознания
Во время господства Португалии в Бразилии ей выпала роль посредницы между колонией-производителем и потребителями — экономическими центрами Европы. Важным был тот факт, что Англия оставалась основным торговым партнёром Португалии на этом этапе. Между двумя правительствами были подписаны разные соглашения (1642, 1654, 1661, 1703, 1810, 1826), всегда более выгодные для английской стороны. Монополизировав всю торговлю с Бразилией, Португалия удерживала в руках существенную часть доходов, полученных от колонии, что приводило к росту недовольства среди колонистов. Начиная с периода голландского и французского наступления в районах северного востока в начале XVII века, национальное самосознание бразильцев постоянно возрастало и крепло в борьбе с захватчиками.
Особенно серьёзные выступления, продиктованные стремлением народа сохранить свою политическую независимость, произошли в начале XVIII века. Хотя представления о независимости носили довольно примерный характер, выступления охватывали целые регионы. Заговор в Минасе (Conjuracao Mineira) — самое значительное событие из этих отдельных выступлений, было подписано в центре золотоносного района. У истоков заговора стоял прапорщик кавалерии Жуакин Жозе да Силва Шавьер, по прозвищу «Тирадентис» («Зубодёр»). Тирадентис нашёл поддержку главным образом среди интеллектуалов, которые прониклись теми же идеалами свободы, которые вдохновляли французских энциклопедистов и вождей Американской Революции. Заговор раскрыли, а его участникам вынесли суровые приговоры. Тирадентис был повешен на площади в Рио-де-Жанейро. Другие выступления, многие из которых получили широкую поддержку населения, произошли в Пернамбуку и Баие, где спад в сахарной промышленности обострил проблемы, порождённые зависимостью от Португалии. Однако ни одно из выступлений не смогло повлиять на господство Португалии в этот период.
Новый год начался для Бразилии не с самых приятных событий: 1 января в тюрьме штата Гояс в результате вооруженного столкновения между бандами погибло 9 человек, и серьезно пострадали 14. Воспользовавшись неразберихой, из тюрьмы сбежали 242 заключенных. Власти сообщают, что после операции по возвращению сбежавших на свободе все еще остается более 90 преступников.
Происшествие вызывало большой общественный резонанс не только само по себе, но и потому, что по неудачному стечению обстоятельств совпало с годовщиной тюремного бунта в Манаусе в январе 2017 года. Тогда конфликт банд вылился в настоящий кровавый мятеж и взятие в заложники сотрудников исправительного учреждения. Тюрьма полностью вышла из-под контроля властей на 17 часов, и это стоило жизни 56 заключенным, многие из которых были жестоко убиты, расчленены и сожжены. Сразу после окончания кровопролития президент Темер обещал реформировать пенитенциарную систему, построить новые тюрьмы и колонии и в целом уделять проблеме больше внимания и ресурсов. Это были важные заявления, но последовавшие практически через несколько дней новые бунты и столкновения в двух других тюрьмах со всей очевидностью продемонстрировали, что одних слов недостаточно. Хотя по «горячим следам» действительно были сделаны некоторые шаги по улучшению положения заключенных, общественное внимание довольно быстро переключилось с этой неприятной темы, и большинство проблем так и осталось нерешенными.
Представляется, что есть, как минимум, три мегапроблемы, от решения которых без преувеличения зависит будущее всего многочисленного тюремного населения Бразилии (где насчитывается 699 тысяч заключенных).
Проблема № 1: переполненность тюрем
Говоря о переукомплектованности бразильских тюрем, важно понимать реальные масштабы проблемы. С 2000 года численность содержащихся под стражей выросла практически в два раза, тогда как необходимая инфраструктура осталась прежней. Более того, рост числа заключенных продолжается: по некоторым данным, в среднем каждый месяц тюремная система получает около 3000 новых подопечных. При этом значительная часть заключенных (37–41%) не имеет окончательного приговора, но содержится в тех же условиях, что и осужденные. Все бразильские тюрьмы переполнены: есть только разница в количестве заключенных на одно место. На интерактивной карте переполненности тюрем видно, что в некоторых регионах учреждения заполнены больше, чем на 200% (это касается, например, Амазонас – 259%, Рондония – 292%, Пернамбуку – 237%).
Отчасти эта проблема решаема и без строительства дополнительных учреждений, хотя такие программы тоже имеются. Вопрос здесь в поиске баланса между преступлением и наказанием и разворотом бразильской судебной системы в сторону более частого применения альтернативных видов наказаний, а не только лишения свободы. Домашний арест, общественные работы, электронные браслеты для отслеживания местонахождения обвиняемых – все это уже давно стало обычной практикой во многих странах мира, однако в Бразилии пока не приходится говорить об их широком распространении. Кстати, обширное «тюремное население» вызывает беспокойство и у международной общественности: в частности, ООН и ряд правозащитных организаций регулярно призывают Бразилиа плотнее заняться сокращением количества заключенных.
Проблема № 2: коррупция и ее последствия
Проблема № 3: вторая власть
Центральной проблемой пенитенциарной системы Бразилии является отсутствие эффективного контроля государственных институтов над исправительными учреждениями. Эксперты сходятся во мнении, что государство давно утратило в тюремной среде авторитет и монополию на отправление правосудия. Тюрьмы, как и фавелы, подконтрольны крупным организованным преступным организациям, таким как Família do Norte, Primeiro Comando da Capital (PCC), Comando Vermelho и др. Эти структуры создают параллельные с государством системы распределения ресурсов, наказывают, поощряют, вершат правосудие и защищают. На сегодня приходится признать, что государство не может противопоставить ОПГ практически ничего. К сожалению, прогноз здесь не лучший: в эпоху политической нестабильности и туманности экономических перспектив пенитенциарная система вряд ли попадет в список приоритетов в ближайшие годы, а значит, останется сферой влияния криминального мира.
Перечисленные выше проблемы делают бразильскую тюремную систему настоящим адом на земле. Недаром, по слухам, один из бывших министров юстиции страны как-то сказал, что он предпочел бы умереть, чем попасть в бразильскую тюрьму. Пожалуй, такие слова чиновника, ответственного за сотни тысяч заключенных, говорят о многом.
До сих пор ломаются копья по вопросу о том, случайным ли было открытие Кабрала, или он имел особые инструкции искать землю на западе Атлантики. Так или иначе, но ничего похожего на то воодушевление, которое восемью годами ранее возбудили в Испании открытия Колумба, в Португалии в связи с сообщением Кабрала не отмечено. Флорентиец Америго Веспуччи, вместе с португальским мореплавателем Гашпаром Лемушем обследовавший береговую линию открытой земли и оставивший в своих письмах одно из первых ее описаний, говорит: «Можно сказать, что там нет ничего полезного».[204] В самом деле, когда Веспуччи писал эти слова, Португалия основала свои первые колонии в Индии, откуда в королевство лился сказочный поток богатств, основывались и расширялись колонии в Африке. Разве могла идти с ними в сравнение Земля Святого Креста (Санта-Крус) с ее либо пустынными, либо населенными первобытными племенами берегами, где не обнаружили тогда ни золота, ни серебра, ни драгоценных камней? Кроме того, у Португалии просто не было сил для колонизации новых земель — наиболее активная часть населения небольшого королевства была вовлечена в прибыльное дело эксплуатации колоний на Востоке и в Африке; дело дошло до того, что большая часть земель в самой метрополии была заброшена, не обрабатывалась. Отсюда относительная пассивность колонизации Бразилии в первые десятилетия после ее открытия португальцами. И в этом — разительный контраст с колонизаторской деятельностью в Америке испанцев, извлекавших из своих американских владений колоссальные богатства уже на самых первых этапах колонизации.
Последующие шаги колонизации Бразилии были связаны с тем, что ее земли оказались чрезвычайно благоприятными для возделывания сахарного тростника, а сахар в тогдашней Европе ценился очень высоко; порой он фигурировал в списках приданого принцесс. На протяжении более чем полутора веков (середина XVI — начало XVIII в.) основным районом производства сахара стало побережье северо-восточного выступа Бразилии, у южной границы которого располагалась тогдашняя столица колонии и крупнейший город Сан-Салвадор-ди-Баия.
Производство сахара в Бразилии достигло значительных масштабов, и она долгое время оставалась главным поставщиком этого товара на складывавшийся мировой рынок. Из сахарного тростника вырабатывались и спиртные напитки — ром и тростниковая водка (кашаса), также находившие большой спрос в Европе. Повышение спроса на продукты из сахарного тростника стимулировало расширение его посадок. Если вначале плантации сахарного тростника существовали лишь в двух северо-восточных из всех 13 капитаний (основная административная единица в колониальной Бразилии) — в Баии и Пернамбуку, то к концу XVII в. разведение этой прибыльной культуры продвинулось далеко на юг. С началом возделывания и переработки сахарного тростника в Бразилии связано возникновение первых латифундий, которые здесь назывались фазендами, по сути дела рабовладельческих хозяйств с обширными плантациями сахарного тростника, а несколько позднее и табака. Владельцы латифундий — фазендейру устраивали в своих хозяйствах примитивные, но иногда весьма крупные предприятия по переработке сахарного тростника (энженью).
Разумеется, в этом свидетельстве есть некоторые преувеличения: автор, по-видимому, переносил привычные ему представления позднефеодального общества европейского типа на строй и организацию государства Палмарис. На самом же деле, по мнению большинства советских исследователей, африканские негры, и прежде всего негры племен банту, попытались воссоздать в пальмовых лесах Пернамбуку привычную для них социальную организацию, т. е. складывавшееся феодальное государство с элементами родо-племенной организации и патриархального рабства (здесь, в частности, применялся труд пленных, обращенных в рабство)[210]. Основная часть населения Палмариса занималась земледелием, выращивая бананы, кукурузу, сахарный тростник, маниоку, фасоль; земля находилась в общей собственности, причем существовали и общинные поля и семейные участки. Меньшая часть жителей Палмариса была занята ремеслами — гончарным, текстильным, обработкой металлов, продукты которых использовались для меновой торговли с соседними индейскими племенами. Вообще обитатели негритянского государства жили в мире и согласии с аборигенами, негры из Палмариса нередко брали себе в жены индеанок, при сопротивлении карательным набегам вооруженных отрядов колонизаторов Палмарис и местные племена вступали в военный союз.
К середине XVII в. в Бразилии возникают первые города, как правило на побережье — Сан-Салвадор-ди-Баия,
Ресифи, Сан-Висенти и другие. Города эти были небольшими и в колониальный период истории страны не развивались так бурно, как в Испанской Америке. Испанцы в своей заморской империи с самого начала видели в городах опорные пункты своего господства, и им, как говорилось выше, придавалось большое значение. Впрочем, и в метрополиях — Испании и Португалии — значение городов было далеко не однозначным. В португальских заморских владениях города в известной степени отразили, за немногим исключением, ту скромную роль, которую они играли в метрополии. Города в Бразилии были прежде всего тесно связаны с аграрным характером колониальной экономики, их назначение состояло в том, чтобы служить портами для вывоза в Европу сахара и минимального количества иных товаров местного производства. Кроме того, они были — весьма, впрочем, номинально — административными центрами. Население их состояло из немногочисленных чиновников колониальной администрации, ремесленников, мелких торговцев и довольно многочисленного «черного» духовенства — монастырей в первых бразильских городах было много. В городах Бразилии не возникло, как это было в городах Испанской Америки, сколько-нибудь значительной прослойки состоятельных купцов- креолов. Даже в XVIII в. португальские купцы, в руках которых находилась торговля с колонией, как правило, не покидали метрополию, а ограничивались тем, что посылали в бразильские порты своих доверенных лиц для совершения сделок на покупку и отправку в Европу сахара, табака или иных товаров. Эти доверенные лиссабонских купцов довольствовались тем, что на те несколько месяцев или лет, которые им предстояло провести в колонии, устраивались — плохо ли, хорошо ли — у родственников или знакомых, а то и прямо у владельцев энженью. Так что ни в Салвадоре, ни в Ресифи, ни в Реконкаву никому и в голову не приходило так сорить золотом, вести такую роскошную жизнь, какую вела креольская феодальная знать или купцы-креолы в Мехико, Лиме или Потоси.
Первые города в Бразилии и возникли, и строились не так, как города Испанской Америки, т. е. не по определенному, четкому и притом обязательному плану, — первые бразильские города возникали там, где природные условия позволяли устройство порта и обеспечивали безопасность жителей от возможного нападения неприятели. Города росли беспорядочно, улицы и переулки изгибались вокруг церкви, занимавшей самую высокую точку, приспосабливаясь к рельефу местности. Только в XVII в. в капитании Байя появились некоторые муниципальные установления по постройке домов и прокладке улиц.
Сама планировка городов в Испанской и Португальской Америке резко различалась. В основывавшихся испанцами городах их центром — и, как правило, не только топографическим, но и административным, религиозным, культурным, а нередко и торговым — была «пласа майор». В бразильских городах эквивалентом такого места общения горожан был так называемый «россиу» — большая площадь, иногда луг, расположенный на выходе из города; там жители прогуливались по вечерам, обмениваясь новостями, а по воскресеньям развлекались на свой местный лад. Правда, по мере расширения городов россиу нередко оказывался не на краю, а где-нибудь в середине города, но общественная функция его оставалась прежней.
Чуждым для бразильских городов остался и традиционый тип испанского городского дома, замкнутого, с патио и галереями. Бразильский городской дом раскрыт на улицу, в его узком лицевом фасаде располагались два-три близко расположенных друг к другу окна и две-три двери. Такие дома назывались «собраду» и имели часто два этажа. Эти дома на старинных улицах городов северо- востока, с крытыми красной черепицей крышами, окрашивались в яркие тона — зеленый, розовый, голубой[211].
Церковная архитектура в Бразилии была гораздо более пышной, чем гражданская, но уступала, как правило, монументальным и ошеломляюще богатым католическим храмам Испанской Америки. Как и в испанских городах, над сооружением и украшением церковных зданий в Бразилии работали местные мастера — индейцы, мулаты, метисы. Они также по-своему воспринимали европейские образцы архитектуры, оформления интерьера и создавали произведения национальные, бразильские, порой весьма далекие по стилю от чуждых им заморских канонов. Так, характерными чертами декоративной живописи были подделка под резьбу или имитация деревянных кессонов перекрытий росписями потолков, что можно видеть, например, в церкви Носса Сеньора ду Росариу в Эмбу (штат Сан-Паулу). В старейших городах Бразилии, прежде всего на северо-востоке, большое распространение получила португальская традиция украшения парадных фасадов зданий и их интерьеров расписными изразцами, так называемыми «азулежус». Иногда из изразцов — как, например, в церкви монастыря Сан Франсиску в Олинде — составлялись целые композиции на религиозные темы[212].
Подлинной основой колониального хозяйства и колониального господства португальцев Бразилии в первые два века ее освоения европейцами была сеть укрепленных поместий —так называемые «каза гранди», с обязательной церковью и комплексом хозяйственных построек и жилищ рабов, окружавшиеся крепкими стенами, способными противостоять нападению неприятеля, выдержать осаду. Хозяевами каза гранди были обычно креолы-землевладельцы, иногда ими становились капитаны отрядов бандейрантов, захватившие земли индейцев, а их самих обратившие в рабство. Юридически эти фазендейру были лишь держателями земель короны, в пользу которой они выполняли ряд повинностей вассального характера: уплата церковной и королевской десятины, обязанность состоять самим и выставлять вооруженные отряды для ополчения на случай войны и т. д. Такого рода земельные держания вначале были пожизненными (как бенефиции в феодальной Европе), но постепенно превратились в наследственные. По выражению Фр. Моро, фазендейру был в своем имении «первый господин после бога и, верша закон в своей семье, имел своих подданных и рабов. Как у паши, у него был гарем; он распоряжался жизнью и смертью своих подданных. У фазендейру был свой священник, своя церковь, свое кладбище, свои солдаты — вооруженные метисы, охранявшие его особу»[213]. Эти вооруженные отряды, полностью подчиненные фазендейру, в первые два века колонизации Бразилии и составляли, в сущности, основную вооруженную силу колонизаторов. Порой весьма многочисленные и хорошо вооруженные, они существовали совершенно официально как местное ополчение («милисиас»), командирами в них были фазендейру. Ополчение это рассматривалось прежде всего как полицейская сила для удержания в повиновении массы черных рабов и индейцев, оно использовалось для подавления восстаний индейцев, а также для защиты от внешнего нападения. Именно такие милисиас и были направлены против государства Палмарис.
Фазендейру, обладая экономическим могуществом в колонии, имели уже в первые века колонизации и немалый политический вес. Это нашло отражение в выборных органах местного управления («камерас»), осуществлявших функции местной законодательной и исполнительной власти примерно до середины XVIII в. Камерас отстаивали интересы фазендейру и в значительной мере ограничивали власть королевской администрации вплоть до самого генерал-губернатора.
Так, по мнению JI. Ю. Слезкина, уже к концу XVI в. в колониальной Бразилии складываются социально-экономические отношения, в которых феодальные институты, принесенные португальскими колонизаторами, тесно переплетались с возникшим здесь на основе плантационного хозяйства институтом рабства. Что касается мелких землевладельцев, то их растущая зависимость от фазендейру «зачастую приближала их отношения, особенно в условиях существования в стране рабства, к отношениям раба и рабовладельца»[214].
Надо сказать, что орден иезуитов пользовался особым покровительством прежде всего португальских королей. Именно в Португалии, в Коимбре, рядом со знаменитым университетом расположился иезуитский Королевский колледж искусств, выполнявший важную задачу подготовки миссионерских кадров ордена, которые рассылались в Азию, Африку и Америку. Корона оказывала этому колледжу щедрую поддержку[217]. Питомцы Королевского колледжа искусств в Коимбре в тогдашней Европе пользовались репутацией очень образованных людей. Программа, установленная самим основателем ордена Игнасио Лойолой, предусматривала изучение латинского, греческого и европейских языков, грамматики, риторики, поэтики и истории, а также так называемого «третьего курса», включавшего в себя собственно «искусства» — естественные науки, философию, метафизику, этику, математику.
Свою роль в колонизации Бразилии сыграли и другие монашеские ордена — францисканцы, капуцины, доминиканцы, кармелиты. Однако прибыли они в колонию гораздо позже, чем иезуиты. В капитании Байя, например, представители этих орденов появились между 1665 и 1693 гг.[225], да и роль их оказалась намного более скромной. Они также основывали свои учебные центры. Известно о существовании на севере Бразилии двух колледжей, принадлежавших кармелитам,— в Олинде и Ма- раньяне, где готовили учителей и священников. Помимо теологии, там изучались индейские языки[226]. При монастырях францисканцев существовали начальные школы.
Иезуитские школы и особенно колледжи пользовались в колонии гораздо более высокой репутацией. «Больше всех повлияли на первую фазу истории Бразилии,— пишет бразильский исследователь Круз Коста,— колледжи Общества Иисуса. В конце XVI — начале XVII в. именно в колледжах учеников святого Игнатия некоторые счастливцы — дети первых владельцев сахарных заводов, тростниковых плантаций, а также дети королевских чиновников и администраторов колонии — получали гуманитарное образование. Кроме владения землей и вслед за тем рабом, т. е. орудием, с помощью которого обрабатывались эти земли, гуманитарное образование являлось истинным признаком принадлежности к высшему классу»[227].
Необычным явлением в Бразилии той эпохи стал труд, написанный светским автором. Это «Описательный трактат о Бразилии 1587 года», принадлежащий перу Габриэла Соариса ди Сузы — фазендейру и хозяина энженьо в глубине Баии. Трактат представляет собой интересную хронику и описание тогда еще новой колонии, восхваляющее природные богатства этого края. Ди Суза сообщает данные о населении, а также о хозяйстве и ресурсах Бразилии[231].
Таковы немногие дошедшие до нас факты культурной жизни одной из самых заброшенных колоний в Новом Свете в первые два века ее существования, когда колониальные власти возводили множество препон всякому проявлению интеллектуальной деятельности, когда здесь не было ни книгопечатания, ни университетов — «темные века младенчества страны», по выражению советского литературоведа И. Тертерян[233].
С началом добычи золота и алмазов колониальный гнет усиливается, создается специальный административно-фискальный аппарат. По подсчетам бразильских исследователей, в колонии было добыто более 1000 т чистого золота, за 300 лет — с XVI по XVIII в. в Европу было вывезено более 50% всего золота[239]. Португальцы вывезли из Бразилии, кроме того, много серебра, алмазов и драгоценных камней.
Открытие месторождений золота в районе Минас-Жерайс оказало сильнейшее влияние на многие стороны жизни в колонии. Прежде всего зона активного освоения территории Бразилии сместилась с побережья во внутренние районы. Бразильский историк Р. Помбу пишет: «Как только весть об открытии этих месторождений распространилась в Бразилии и Европе, туда ринулся бесчисленный поток иммигрантов, словно весь мир был охвачен каким-то безумием, заставлявшим бросать все и спешить в районы приисков. Правительство тщетно принимало различные меры, пытаясь преградить путь этой стремительной людской лавине, ринувшейся в золотоносные районы страны. Не было никакой возможности воздвигнуть такие преграды, которые задержали бы этот человеческий поток»[244].
Естественно, что «золотая лихорадка» охватила прежде всего саму Бразилию, докатившись до капитаний северо- востока и вызвав длительное и значительное перераспределение населения страны, массовую миграцию, последствия которой ощущались и спустя многие десятилетия. Массовая миграция в Бразилии вызвала упадок прежде процветавшего сельского хозяйства, основанного на возделывании сахарного тростника и его переработке. Сокращались плантации, останавливались энженыо, пустели скотоводческие фазенды в прибрежных районах. На поиски новых месторождений золота отправлялись из портовых городов терявшие свой привычный промысел ремесленники и торговцы; даже чиновники колониальной администрации, солдаты и офицеры колониальных войск бросали свои посты и уходили искать новое Эльдорадо в глубь страны.
Тем временем в районах приисков португальская корона установила строжайший контроль за добычей золота, стремясь предотвратить его утечку и направить золотой поток в королевскую казну. На приисках были учреждены специальные интендантства, подчиненные непосредственно Лиссабону, границы золотоносных районов были закрыты и патрулировались специальными полицейскими отрядами. Особое наблюдение велось за тем, чтобы собрать в пользу казны так называемую «королевскую пятину», поскольку по старинному португальскому праву собственность на все недра земли принадлежала королю. Сбором королевской пятины и другим надзором за добычей золота ведали специальные чиновники — «проведоры», обладавшие большими полномочиями и учитывавшие все добытое золото, которое вначале должно было сдаваться в плавильни и уже затем в виде слитков распределялось согласно действовавшим королевским законам. Контрабандная торговля золотом или сокрытие его считались тягчайшим преступлением и карались сурово — смертной казнью с конфискацией имущества, причем две трети золота отходили в королевскую казну, а одна треть — доносчику.
В районе Минас-Жерайса происходит и заметное оживление культурной жизни, так как сами условия активной деловой атмосферы резко отличали этот край от остальной части Бразилии. Постоянно сообщаясь через Рио-де-Жанейро с Европой, этот район мало-помалу приобщался к напряженным ритмам идейной и культурной жизни бурного XVIII в. «Экономическое развитие горнорудного края. вызвало пышную цивилизацию, монументальные остатки которой возвышаются и поныне, одновременно поражая и очаровывая нас. Возвышенные и утонченные памятники этой цивилизации, затерянной в нескольких сотнях километров от морского побережья, говорят о своеобразии ее интеллектуальной жизни»[246].
Особые условия в Минас-Жерайсе способствовали возникновению и быстрому развитию городов, где бурлила подлинная «городская жизнь с ее социальными обычаями, нравами, семейными собраниями, общественными отношениями, со своими литературными проявлениями»[247]. В этих городах оседала известная доля добываемых в крае несметных богатств, что позволяло возводить здесь внушительные и нарядные здания. Да и материальный быт разбогатевших в Минас-Жерайсе людей приближался к европейскому быту той эпохи. Высший слой общества, сложившегося в этом районе Бразилии,— владельцы приисков, высокопоставленные чиновники королевской администрации, офицеры местных войск, землевладельцы и скотоводы с основанных в ближайшей округе новых фазенд, обеспечивавшие необходимыми продуктами растущее население,— вполне следовал европейской моде, разве что с некоторым опозданием. Через Рио-де-Жанейро в Ору- Прету, Диамантину и другие стремительно выраставшие города Минас-Жерайса прибывали модные товары с европейских мануфактур — шелковые чулки, тонкие льняные сорочки, камзолы из шелка и голландского сукна. Из Европы ввозились и некоторые особо изысканные продукты питания — сыры, масло, окорока. Просторные жилища украшались зеркалами, картинами итальянских мастеров, роскошными ложами, стульями в бронзе и с гнутыми пожками. Белье укладывалось в комоды резного дерева. Столовое серебро из Португалии и Англии, драгоценные сосуды из Индии располагались в застекленных буфетах. Нередко в салоне красовался клавесин.
В Ору-Прету, Конгоньяс-ду-Кампу, Сан-Жоан-дел-Рей сформировалась самобытная архитектура бразильского барокко, строились церкви, поражающие особой пластичностью, богатством цвета, пышностью лепнины и резного декора. Здесь, пишет советский искусствовед Т. Кочурова, «зарождается национальное бразильское искусство, основанное на традициях барочной архитектуры и скульптуры северной Португалии, но приобретшее самобытность в интерпретации местных мастеров»[248]. В Минас-Жерайсе той поры работает Мануэл Франсиско Лисбоа и его сын Антонио Франсиско Лисбоа (ок. 1730—1814), один из самых выдающихся мастеров Латинской Америки колониального периода. В истории бразильского искусства он известен также под именем Алейжадинью (уродец). Жизнь этого удивительного мастера, которого французский писатель Андре Мору а назвал «Эль Греко-мулатом», глубоко трагична, но, несмотря на тяжкие увечья рук, он создал множество прекрасных скульптурных произведений, а также многочисленные прекрасные постройки, вполне проявив свой необычный гений и в зодчестве. Советский искусствовед Н. А. Шелешнева пишет: «Архитектурные работы Алейжадинью знаменуют собой высшую ступень бразильского барокко, в них сконцентрирован новый, отличный от португальского характер возникавшей бразильской нации. Небольшие по размерам, исполненные ясной гармонии, с плавно перетекающими архитектурными объемами, округлыми башнями, обрамленными орнаментальной лепниной, порталами и светлыми интерьерами, украшенными изысканной резьбой, его постройки составляют органический ансамбль с природой (церковь Сан- Франсиску-ди-Ассиз, Ору-Прету). В барочных зданиях Алейжадинью было много от рокайльной декоративности, что вообще характерно для архитектуры штата Минас- Жерайс второй половины XVIII в.»[249].
Появляются и первые композиторы. В Минас-Жерайсе самым заметным из них был мулат Жозе Жоакин Эмерико Лобу ди Мескита; он известен как автор около 40 произведений, из которых музыковеды особо выделяют «Антифону св. Богоматери». Возникают музыкальные кружки; так, в Ору-Прету при церкви св. Иосифа действовало так называемое «Братство св. Цецилии» (покровительницы музыки), представлявшее собой «первое благотворительное общество профессиональных музыкантов».
Всеобщее увлечение музыкой в тот период было так велико, так высоко стоял престиж профессиональных мастеров, что один из губернаторов Минас-Жерайса обратился с ходатайством к короне, чтобы профессиональным музыкантам в знак их особого достоинства было даровано право носить шпагу[250].
Именно эти люди и стали основой крупнейшего освободительного движения XVIII в. в Бразилии —так называемого «заговора инконфиденсии» [Inconfidencia — букв, «измена».] в Минас-Жерайсе. Зародышем этого движения был литературный кружок, организованный в Вила-Рике поэтами Томасом Антониу Гонзагой, Клаудиу Мануэлом да Костой и Игнасиу Алваренгой Пейшоту.
Членов литературного кружка, пишет И. Терте- рян, более всего объединяет то, «что в их творчестве с разной степенью весомости, зависящей от поэтического дара каждого, выступают черты особого бразильского мироощущения. »[258]. Заговорщики выступали за освобождение от деспотического колониального режима, за независимое развитие своей угнетенной родины.
«Инконфиденты» требовали не только независимости страны и прогрессивных социально-экономических реформ, их глубоко волновали и проблемы культурного развития Бразилии, народного образования, необходимого для успешного развития страны, которую они мечтали видеть независимой. И не случайно в их революционной программе будущих преобразований говорится: «В Вила- Рике будет основан университет. Будут созданы школы для обучения народа»[259]. В этом заговорщики из Минас- Жерайса выступали как передовые люди своей эпохи. Известно, что, несмотря на многочисленные препоны, которые колониальные власти чинили ввозу каждой «крамольной» книги в Бразилии, именно эти книги были обнаружены у «инконфидентов». Так, один из них, каноник Луис Виейра да Силва, мирской священник и профессор философии, располагал солидной библиотекой, содержавшей свыше 800 томов. Среди них были тома знаменитой «Энциклопедии», книги Вольтера, Монтескьё, Руссо, Рейналя, Мабли, Кондильяка. У главы заговора — Тирадентиса — было обнаружено «Собрание конституционных законов Соединенных Штатов Америки» во французском переводе[260].
Конец XVIII в. в Бразилии вообще был ознаменован усилением колониального гнета португальской короны. Лишившись торговли с Индией, захваченной англичанами, Лиссабон стал рассматривать свои владения в Америке как основу системы своих колоний, «на которую поэтому было взвалено все бремя лузитанского (португальского.— В. С.) паразитизма»[261].
Что же касается образования, то в достаточно крупном — около 50 тыс. человек населения — и развитом городе Сан-Салвадор
Все описанные выше проявления освободительных и революционных настроений носили отчетливо элитарный характер; как участники заговора «инконфиденсии» в Минас-Жерайсе (их было всего 34 человека), так и члены масонских лож северо-востока, исповедовавшие передовые идеи, относились, как правило, к избранным слоям бразильского колониального общества, к интеллектуальной элите.
Однако в 1790-х годах революционные идеи распространяются и в более широких, демократических кругах.
Особый же интерес представляли разделы «Смесь», «Размышления» и «Переписка», в которых поднимались самые острые и актуальные вопросы современной жизни в Бразилии. На страницах «Коррею бразильенси» велась оживленная кампания за обновление хозяйственной и социальной жизни в Бразилии, предлагались такие радикальные меры, как отмена рабства, повышение ответственности правительственных чиновников, создание представительных демократических органов, коренная реформа системы образования, включая необходимое основание национального университета. Бразильский историк Н. Вернек Содре называет «Коррею бразильенси» первым подлинно национальным изданием, «материалы которого были тесно связаны с внутренними проблемами, на решение которых ему удавалось оказывать влияние»[267].
[204] Цит. no кн.: Прадо Жуниор К. Экономическая история Бразилия. М., 1949, с. 49.
[205] См.: Слезкин Л. Ю. Земля Святого Креста. М., 1970, с. 37.
[206] Маркс К.у Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 23, с. 763.
[207] Mauro F. Le Breril du XV е a la fin du XVIII е siecle. P., 1977, p. 80, 176.
[208] Curtin Ph. The atlantic slave trade.
[209] Цит. пo кн.: Очерки истории Бразилии. М., 1962, с. 45—46.
[210] Подробно о государстве Палмарис см.: Хазанов А. М. К вопросу о негритянском государстве Пальмарес в Бразилии.— Новая и новейшая история, 1958, № 2; Крауц К. А. Палмарес: освободительное движение рабов в Бразилии XVII р,— Лат. Америка. 1970, № 3.
[211] Кириченко Е. И. Указ. Соч. с.111
[212] Подробнее см.: Шелешнева Я. А. Изобразительное искусство Бразилии.— В кн.: Культура Бразилии. М., 1981
[213] Mauro F. Op. cit., р. 85.
[214] Очерки истории Бразилии, с. 35—37.
[215] Прадо Жуниор К. Указ. соч., с. 105.
[216] Silva A. Raises historicas da Universidade da Bahia.
[217] Leite S. Novas paginas de historia do Brasil.
[218] Silva A. Op. cit., p. 36.
[219] Castro Th. de. Historia de civilizacio brasileira. Rio de Janeiro ;
[220] Leite A. Op. cit., p. 58.
[221] Silva A. Op. cit., p. 22.
[222] Arciniegas G. Op. cit., p. 140.
[223] Прадо Жуниор К. Укав, соч., с. 91.
[224] Arciniegas G. Op. cit., p. 143.
[226] Historia geral da civilizacio brasileira.
, 1960, 1.1, vol. 2, p. 77.
[227] Коста К. Обзор истории философии в Бразилии. М., 1962, с. 24.
[228] Цит. по кн.: Silva A. Op. cit., р. 18—20.
[230] Historia geral. p. 163.
[231] Castro Th. de. Op. cit, vol. 1, p. 87.
[232] Correio da Manha, 1966, 30 ag.
[233] Формирование национальных литератур Латинской Америки. М., 1970, с. 36.
[234] Цит. по кн.: Нации Латинской Америки. М., 1964, с. 403.
[235] Научный бюллетень ЛГУ, 1947, № 14—15.
[236] Вольф Е. М. Португальский язык в Бразилии.— В кн.: Нации Латинской Америки. М.,1964, с. 407.
[237] Прадо Жуниор К. Указ. соч., с. 69.
[238] Mauro F. Op. cit., р. 193.
[239] Коваль Б. И. О некоторых историко-экономических условиях складывания бразильской нации.— В кн.: Нации Латинской Америки, с. 175—176.
[240] Werneck Sodre N. Historia de imprensa no Brasil.
[241] Помбу P. История Бразилии. М., 1962, с. 183.
[242] Arciniegas G. Op. cit., p. 491.
[243] Томас А. Б. Указ. соч., с. 194.
[244] Помбу Р. История Бразилии, с. 231.
[245] Mauro F. Op. cit, p. 191.
[246] Коста К. Обзор истории философии в Бразилии. М., 1962, с. 34.
[247] Diegues Junior М. Regioes culturais do Brasil.
[248] Лат. Америка, 1972, № 5, с. 113.
[249] Шелешнева Н. А. Указ. соч.
[250] Castro Th. de. Op. cit., p. 90—91; Historia geral. p. 129—134.
[252] Бугенвиль Л. А. де. Указ. соч., с. 77.
[253] См.: Arciniegas G. Op. cit., p. 495.
[254] Historia geral. p. 84.
[258] Формирование национальных литератур Латинской Америки, с. 37.
[259] Pinto G. A vida da Tiradentes.
[260] Коста К. Указ. соч., с. 34; Werneck SodrS N. Op. cit., p. 14—15.
[261] Prado Junior C. Evolugao politica do Brasil.
[262] Werneck SodrS N. Op. cit., p. 18.
[264] Historia geral. p. 86.
[265] Werneck Sodre N. Op. cit., p. 17—18.
[266] Mauro F. Op. cit., p. 241—242.
[267] Werneck Sodre N. Op. cit., p. 25.
[268] Varnhagen F. A. Historia geral do Brasil. Sao Paulo ;
, S. a., t. 5, p. 111—112, 277—278; Historia geral. p. 104.