что такое светское искусство
Искусство религиозное и светское
Граница, разделяющая территории государств, строго определена и столь же строго охраняется, но её необходимость – есть, на самом деле, следствие полной невозможности найти объективные отличия земель соседних государств. Не будь границы, ни один путник не смог бы заметить, когда именно он оказался в другом государстве. Земля каждого государства имеет свои особенности, свою природу, но в чём основное отличие: что отличает землю Русскую от Украинской, Польской, Немецкой? Ответ напрашивается сам собой: каждая нация считает землю, на которой она проживает, своей. Земля различается отношением к ней человека.
Искусство религиозное и искусство светское различаются тем же. Религиозный человек творит религиозное искусство, светский человек – светское. Есть масса примеров использования светскими художниками религиозных сюжетов, и наоборот. Но если в первом случае, при отсутствии подлинного религиозного опыта, работа может получиться неубедительной и лишь формально религиозной, то во втором случае – религиозный опыт делает произведение значительно глубже по содержанию, наполняет его религиозной глубиной. Религиозные художники, обратившись к простым жизненным сюжетам, превратили их в религиозные через своё восприятие этих сюжетов.
Отличие религиозного и светского искусства лежит не на поверхности, а в духовной глубине. Святые отцы учили: различайте дух, от кого он. Взгляд может скользить по поверхности вещей: не проникая «внутрь», для постижения глубины необходима работа другого органа восприятия – сердца. Точность и правильность восприятия неразрывно связана с чистотой сердца, которая достигается удалением от всяческих страстей. «Чистые сердцем» видят и ценят – подлинно высокое. Светское искусство, несомненно, обладает человеческой глубиной и мудростью, но только тогда, когда оно выходит за пределы человеческого естества навстречу Богу, оно становится религиозным искусством. Только тогда, когда сам художник преодолевает свою самость и выходит за пределы самого себя на встречу с Богом, свершается тот перелом, который можно было бы определить как границу светского и религиозного искусства.
Кризис религиозного мировоззрения породил светскую картину, кризис атеистического мировоззрения сделал картину религиозной. Искусство и культ всегда рядом. Сейчас в моде слова гибриды, например: «культовое искусство», как отражения этой связи. «Культовое искусство» претендует стать религией: новой религией какой-то отделившейся от всех остальных части людей. Православное искусство является объединяющим духовным началом русского народа, но и не только его: многие нации, исповедующие православие, приобретают много общего, общую метафизику при национальных различиях. Современная Россия утратила былое духовное единство, но обращение к традициям способно восстановить прервавшуюся связь и открыть духовное зрение.
Несомненно, что в творческом человеке эти изменения происходят гораздо быстрее, чем в человеке с дремлющим сознанием. Открытие духовного зрения у такого человека часто сопровождается шоком, требует пересмотра всех ценностей. Путь, ведущий к постижению невидимого, неповторим у каждого человека. Мы не видим чувств, но когда чувствуем, знаем, что именно чувствуем, потому что эти чувства описаны и названы нашими предшественниками. Область духовного видения так же описана в духовной литературе, и если быть к себе честным и внимательным, то можно открыть много соответствий на пути познания. Видимо, одним из главных открытий, которые делает художник, обратившись к Богу, становится то, что он начинает видеть мир глубже и полней. Религиозный художник постепенно становится причастником Божественного домостроительства, перестаёт противопоставлять себя Богу и восстанавливает в себе любовь к прекрасному.
Философский словарь
— искусство, освобожденное от влияния и вмешательства церкви в определении форм, направлений, характера и тематики произведений искусства.
Смотреть значение Светское Искусство в других словарях
Искусство — искусства, ср. 1. только ед. Творческая художественная деятельность. Заниматься искусством. Новые течения в искусстве. 2. Отрасль творческой художественной деятельности.
Толковый словарь Ушакова
Искусство — Творческая художественная деятельность.
Безграничное, безыдейное, бесплодное, беспредметное, бессодержательное, блистательное, боевое, вечное, воинствующее, волнующее.
Словарь эпитетов
Искусство Ср. — 1. Творческая художественная деятельность. 2. Отрасль творческой художественной деятельности. 3. Система приемов и методов в какой-л. отрасли практической деятельности;.
Толковый словарь Ефремовой
Искусство И Культура (arts And Culture) — Многие люди с большей легкостью дадут определение слову «искусство», нежели слову «культура». Термин «искусство» включает в себя следующие виды художественной деятельности.
Экономический словарь
Искусство Коммерческое — совокупность знаний, приемов и методов, позволяющих предпринимателю эффективно вести дела.
Экономический словарь
Искусство На Рабочем Месте (arts-work) — Данный термин применяется для обозначения различных ситуаций, в которых художественный опыт приобретается в рабочей обстановке, «без отрыва от производства». Это понятие.
Экономический словарь
Античное Искусство — название древнегреческого и древнеримского искусства,возникшее в эпоху Возрождения. Зародилось в южной части Балканского п-ва,на о-вах Эгейского арх. и западном побережье.
Большой энциклопедический словарь
Беспредметное Искусство — см. Абстрактное искусство.
Большой энциклопедический словарь
Декоративно-прикладное Искусство — область декоративного искусства:создание художественных изделий, имеющих практическое назначение вобщественном и частном быту, и художественная обработка утилитарныхпредметов.
Большой энциклопедический словарь
Декоративное Искусство — род пластических искусств, произведения которогонаряду с архитектурой художественно формируют окружающую человекаматериальную среду и вносят в нее эстетическое.
Большой энциклопедический словарь
Древнерусское Искусство — искусство древнерусских государственныхобразований 9-13 вв. Вобрав в себя традиции восточно-славянской культуры ипередовой опыт искусства Византии и балканских стран.
Большой энциклопедический словарь
Изобразительное Искусство — издательство, Москва. Основано в 1930.Художественно-изобразительная продукция (репродукции, альбомы, открытки ипр.), книги по искусству.
Большой энциклопедический словарь
Культовое, религиозное и светское в изобразительном искусстве. Часть 1
Мария Николаевна Соколова (монахиня Иулиания) Человека, занимающегося изобразительным искусством, на Руси звали шаровчием, иконописцем, иконником, образником, образописцем, зографом и изографом (с некоторыми вариантами огласовки), писцом (в Киево-Печерском патерике: «писцы иконные»), шаротописателем, мастером, хитрецом (т.е. искусником), животописцем, ремесленником (тоже в разной огласовке), богомазом (уничижительно), живописцем, художником, мастером кисти, творцом. Названия зависели от времени и области их применения. Некоторые из них были – и остаются по сей день – синонимами. И если начало списка свидетельствует о церковном применении перечисленных именований, то конец списка – о мирском.
Ил. 3. В.М. Васнецов. Роспись алтарной части собора святого Владимира в Киеве. Конец 1880-х гг. Из полемических соображений Н.К. Гаврюшин, кажется, умышленно заостряет проблему. В одном из своих писем к нам он уточнил свою позицию: в предисловии «Вехи русской религиозной эстетики» имелось в виду не только то религиозное изобразительное искусство, что за последние несколько столетий успело проникнуть в русские храмы, но и вообще вся религиозная живопись как таковая. Потому что «сегодня она не проникает в храм, а завтра проникает – это вопрос времени; духовная прелесть же “вневременна”». «Когда писал, – признается автор, – думал о картинах Поленова, которые были бы прекрасными жанровыми и пейзажными работами – без “толстовского Христа”… В то же время “Видение отроку Варфоломею” встречается в храмах – и протеста не вызывает. Конечно, я формулирую не “закон”, а некую реальную антиномию, которую может разрешать только сама Церковь, т.е. конкретная община, принимающая или не принимающая данную картину как икону. В храме, конечно, имела место и “декоративная живопись” – портрет Аристотеля и т.п. После Висковатого мы никуда не продвинулись… Короче, мне кажется, что объем понятия “иконопочитания” не был в свое время раскрыт так, как, к примеру, в Типиконе представлена литургическая жизнь. Но границы Церкви – живые, если Церковь есть жизнь, а не музей».
Ил. 4. М.В. Нестеров. Видение отроку Варфоломею. 1889–1890 гг. ГТГ Как видим, позиция Н.К. Гаврюшина отнюдь не ригористичная, а, скорее, напротив, вполне терпимая в отношении и религиозной живописи. Ибо картина Михаила Нестерова «Видение отроку Варфоломею» (ил. 4) у него «протеста не вызывает», даже если полотно находится в храме. Поэтому мы далеки от стремления полемизировать с многоуважаемым профессором, нам просто хотелось бы поразмышлять на заданную им тему.
Не стоит воспринимать нашу позицию как апологетику религиозной живописи, и тем более как агитацию за ее проникновение в храм. Да не будет! Мы пытаемся лишь определить место религиозного изобразительного искусства в нынешней культуре, поскольку сегодня в данном отношении Деяния Собора часто понимаются, на наш взгляд, или однолинейно, или фривольно. И чем мы, действительно, не занимаемся, так это тем, чтобы всячески отказать религиозному искусству в праве на существование. Будем помнить: такое право, в конце концов, дано религиозной живописи святыми отцами. И у нее есть своя функция (о ней ниже), совершенно не претендующая на роль иконы.
Мы согласны с Н.К. Гаврюшиным: при всем внимании на Востоке к иконе, «объем понятия “иконопочитания” не был в свое время раскрыт так, как, к примеру, в Типиконе представлена литургическая жизнь». Поэтому и возникают сегодня многие недоразумения. Ибо если допустить, что религиозные картины Александра Иванова или Михаила Нестерова представляют собой чуждый христианству опыт, то тогда не логично ли запретить и некоторым светским писателям касаться религиозной темы? Тогда надо решить, где кончаются границы религиозной литературы и начинаются владения светской. А как это сделать? Ведь большинство русских классиков обладало в той или иной степени религиозным мировоззрением, которое не могло не отражаться в их творчестве.
Ил. 5. Н.К. Рерих. Ангел последний. Открытое письмо. 1912 г. Каждый художник призван быть творцом, в том его богоподобие. Но как реализовать этот божественный дар? Замкнуться в церковной ограде или позволительно, пребывая в Боге, оставаться творцом в миру? Если ограничиться жесткими рамками церковной ограды, то в чьи руки попадет светское искусство? Свято место пусто не бывает. Так ли уж станковая живопись В. Васнецова или М. Нестерова представляет «прелестность»? С этим не может согласиться, как уже упоминалось, и Н.К. Гаврюшин. Но мы вместе с профессором не уверены в истинности православного опыта Василия Поленова. Значит, в известной степени можно, наверное, говорить о проблеме зрительской доверительности к религиозному творчеству того или иного художника. Картины восточного цикла, принадлежащие кисти Николая Рериха, находят, например, крайне мало почитателей в православной среде. И это понятно: вместо христианства подобное искусство насаждает обыкновенный оккультизм (ил. 5, 6).
Поэтому вопрос о духовности религиозного творчества предстает во всей своей сложности. Здесь-то и следует различать, какого духа оно. Противопоставление картины и иконы тут мало что даст. Дело ведь не в эстетических особенностях стиля, не в жанрах или видах искусств, а в расположенности духа художника, на что он ориентирован и кому служит. Для нас всегда, наверное, останется критерием христианская аксиология мастера, будь он просто светским или религиозным художником. Тот же Рерих, изображая гималайские скалы, исповедовал далеко не те духовные ценности, что Нестеров, передававший невинную хрупкость тонких русских берез. Красочная пейзажная фантасмагория Уильяма Тернера принадлежит заметно другой шкале ценностей, нежели поэтическая непосредственность пейзажистов венециановской школы, творивших примерно в одну историческую эпоху со знаменитым английским романтиком.
[1] Иулиания (Соколова), монахиня. Техника иконописи. М., 1992. С. 28–29.
[2] Дьяченко Г., протоиерей. Полный церковнославянский словарь. Репринт: М., 2004. С. 184.
[3] Петров-Водкин К.С. Хлыновск. Пространство Эвклида. Самаркандия. Л., 1982. С. 287.
[4] Успенский Л.А. Богословие иконы Православной Церкви. Париж, 1989. С. 59. Примеч. 15.
[5] Деяния Вселенских Соборов. Т. 7: Собор Никейский Второй, Вселенский Седьмой. Казань, 1891. С. 223.
[6] В классическом древнегреческом языке данное слово произносится как «характер», а в современном греческом и в койне – как «характир». Но тут не столько важна малая разница в произношении этих слов, сколько далеко не полное совпадение их значений.
[7] Иоанн Дамаскин, преподобный. Три защитительных слова против порицающих святые иконы или изображения. СПб., 1893. Репринт: Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1993. С. 26.
[8] Полевой В. М. Искусство Греции. Средние века. М., 1973. С. 131.
[9] Деяния Вселенских Соборов. Т. 7. С. 285.
[11] Гаврюшин Н.К. Вехи русской религиозной эстетики // Философия русского религиозного искусства XVI–XX вв. М., 1993. С. 32.
[12] Флоренский Павел, священник. Иконостас // Флоренский Павел, священник. Избранные труды по искусству. М., 1996. С. 111, 113–114. В данном вопросе позиция отца Павла полностью находится в согласии с мнением отцов VII Вселенского Собора: «Всячески следует принимать честные иконы Господа нашего Иисуса Христа, если они пишутся исторически верно… а не “как кому вздумается”» (Деяния Вселенских Соборов. Т. 7. С. 296, 198).
[13] Деяния Вселенских Соборов. Т. 7. С. 223.
[14] Там же. С. 136. Относительно самого слова «поклонение» епископ Анастасий высказался следующим образом: «Мы кланяемся и людям, и святым ангелам, но не служим им, как богам; ибо Моисей говорит: “Господу Богу твоему поклонишися и тому единому послужиши” (Втор. 6: 5; Мф. 4: 10). Смотри: при слове “послужиши” прибавлено ”единому”, а к слову “поклонишися” не прибавлено. Значит, поклоняться можно (и не Богу) – потому что поклонение есть обнаружение почтения; а служить нельзя никому, кроме Бога».
[15] Деяния Вселенских Соборов. Т. 7. С. 116–118. Обратим внимание: на Соборе, в качестве весомого аргумента, использовалась именно религиозная живопись, чего не заметили (или не захотели заметить?) некоторые иконоведы, построившие свою критику против теории иконописного стиля Л.А. Успенского и вообще канона иконы (см., напр.: Бусева-Давыдова И.Л. К проблеме канона в православной иконописи. Доклад на XIII Рождественских чтениях. Москва, январь 2005 года // http://www.prokimen.ru/article_909.html). Приведенную цитату Астерия о картине с мученицей Евфимией И.Л. Бусева-Давыдова прокомментировала так: «Отцы Собора сделали из этого драматического описания весьма натуралистической и совершенно не иконописной сцены следующий вывод: “Значит, искусство живописца есть занятие священное: хороший живописец, при помощи искусства, всегда представляет факты так, как и написавший икону мученицы Евфимии” (Деяния Вселенских Соборов. Т. 4. СПб., 1996. С. 424.)». Нам известно другое издание Деяний Вселенских Соборов, но на сей раз специально обращаемся к тому, на которое ссылается исследовательница. И что же мы читаем в нем? После указанной цитаты следуют слова: «Славнейшие сановники сказали: “Значит, искусство живописца есть занятие священное и совсем не таково, чтобы осмеивать его, как некоторые безумно поступают. Этот отец представляет живописца человеком, совершающим благочестивое дело”» (Там же. С. 424). Как видим, авторство слов принадлежит не отцам Собора. Но гораздо важнее другое: во-первых, в высказывании сановников сделан совершенно иной акцент, во-вторых, выясняется, что цитата Бусевой-Давыдовой представляет собой монтаж, без всякого на то указания. После сановников выступали епископ Констанции Кипрской Константин, епископ Мирский Феодор, епископ Амарейский Феодор, затем последовала реакция Собора на слова последнего и лишь потом епископ Диррахийский Никифор произнес: «Хороший живописец, при помощи искусства, всегда представляет факты так, как и написавший икону мученицы Евфимии». Оставим в стороне «самобытные» особенности цитирования текстов Собора и вернемся к сути. Что конкретно имел в виду епископ Никифор? Достоверность изложения фактов. А достоверность имеет прямое отношение к канону, даже если речь и не шла о стиле и способах изображения. То, что И.Л. Бусевой-Давыдовой кажется «натуралистической сценой», для епископа Никифора есть факт победы мученицы Евфимии, а значит и веры Христовой. Дискурс уважаемой исследовательницы направлен явно в сторону эстетики, у епископа Никифора, несомненно, в сторону этики. Причем нас не должно запутывать употребление этим святителем слова «икона» применительно к картине. Общеизвестно, что слово «икона» (греч. eikon) означает «образ», и не обязательно моленный, но обязательно связанный с первообразом, а не с вымышленным лицом. Это еще раз подчеркивает важность мысли епископа Никифора о достоверности.
[16] Деяния Вселенских Соборов. Т. 7. С. 119.
[17] Цит. по: Погосов Артем. Икона и образ // Церковный вестник. М., 2006. № 3 (328).
[18] Предназначение иконы – средствами искусства обнаруживать в человеке образ Божий; отсюда – сама икона призвана преодолевать время; образно говоря, она несет в себе свет вечности, поэтому иконопись на протяжении истории подвержена наименьшим стилистическим и совсем минимальным языковым изменениям, но живопись, даже религиозная, в этом отношении, разумеется, изменчива намного больше, ибо ее предназначение – быть в своем времени, приводить человека к иконе, в храм. Икона откровенно рассказывает о вечном, картина – об экзистенциальном, хотя вечное в ней присутствует прикровенно, без вечного такое произведение (причем, даже светское) забудется уже следующим поколением. Если же икона подвержена слишком сильному влиянию экзистенции, то она рискует стать религиозной живописью. Картина пишется на языке социума, икона говорит на сакральном. Но у иконописца и у художника, если они хотят оставаться православными, должны быть одни и те же духовные ценности. Вершиной христианской аксиологии является Слово и Премудрость Божия – Иисус Христос, всегда приводящий разум к истине, а чувства к благоговению. Только на данной основе иконопись, обретая национальные краски и в незначительной мере – отблески той или иной эпохи, не теряет своего языка, созданного для богообщения, а мирская живопись, приближаясь к иконе своим целомудрием, никогда не станет на ней эстетически спекулировать. Лишь на условии действенности фактора духовных ценностей, «“Видение отроку Варфоломею” встречается в храмах – и протеста не вызывает», а религиозная живопись В. Поленова и Н. Рериха там невозможна даже гипотетически. Так или иначе, иконы М. Нестерова и В. Васнецова находятся в православных храмах, однако талашкинским иконам Н. Рериха в освящении отказано категорически.
Песня Аслана, или Зачем христианину искусство?
Нужно ли христианину светское искусство? Разве не достаточно ему того духовного богатства, которое явлено в творениях отцов Церкви и православных подвижников, в иконописи, церковной архитектуре и музыке? Тем более что светское искусство не всегда благочестиво, если не напрямую богохульно, как, например, современное, а жизнь многих мирских художников далека от христианских идеалов. Да, конечно, с этим трудно поспорить. Но… На светское искусство можно посмотреть и с другой точки зрения. Об этом размышляет Дмитрий Владиславович Менделеев, читающий в Сретенской семинарии будущим пастырям курс «Искусство, литература и культура как тема для миссии». Он убежден: «Любой художник в своем высоком творчестве молится Богу».
Так чем полезно искусство христианину? Почему появляется искусство кощунственное и отвращающее? Как пригодилось апостолу Павлу знание поэзии? И зачем герой К. Льюиса Аслан пел, сотворяя Нарнию?
Любое настоящее произведение искусства, любой шедевр, созданный с участием и по вдохновению Святого Духа, может быть использован для того, чтобы человеку, знающему искусство, но не знакомому с Евангелием, проложить мостик к Богу, помочь ему от простого перейти к сложному.
Искусство надо изучать, потому что это послание для современников и для потомков. Поэты и художники в лучших своих произведениях выступают как пророки. Многие из них вели достаточно аскетичную жизнь. Пусть даже в молодости у них случались какие-то падения, всё равно их жизнь была подвигом, безусловной жертвой. А некоторые из них умерли в буквальном смысле под забором. Мы не знаем, например, где могила Моцарта. В полной нищете скончались Вивальди, Пиросмани… К ним в какой-то мере применимы слова апостола Павла о пророках: «Те, которых весь мир не был достоин, скитались в милотях».
Каким бы ни был густым кажущийся мрак в душе другого человека, в ней всегда светит Божий свет
Все мировые и человеческие трагедии, всю боль пропускают через свои сердца поэты и художники. Внимательное прикосновение к их судьбам, к их жизненному пути, а в основном к их душам (ведь их произведения – это обнажение их души) учит терпимости, пониманию, любви к людям. Культура и искусство способны воспитать христианский взгляд на брата своего: каким бы ни был густым кажущийся мрак в душе другого человека, в ней всегда светит Божий свет, Христов свет, просвещающий всех. И тем радостнее бывает найти что-то прекрасное в человеке, чем более невероятной казалась такая возможность.
Вот мы берем жизнеописание или какое-нибудь художественное произведение автора, который кажется нам не слишком благочестивым, начинаем читать… – и вдруг что-то такое узнаем из его жизни, из его поступков или его мыслей – исполненное любовью к Богу, к Матери Божией, к людям… И испытываем радость, похожую на радость того пастыря, который пошел за одной-единственной овечкой, оставив девяносто девять, и нашел ее.
Вырваться из сиюминутности
Искусство всегда играло воспитательную роль. Катарсис, очищение – это то, что испытывает человек при знакомстве с каждым хорошим творением. Искусство должно вырывать человека из сиюминутности, из суеты, заставлять его подумать о высоком, о себе самом как о грешном. В настоящем искусстве всё это есть. И, конечно, Церковь просто обязана пользоваться этим «оружием».
Апостол Павел, например, явно был знаком с греческой поэзией. Излагая перед афинянами суть христианского учения, он ссылается на поэтов: «Как и некоторые из ваших стихотворцев говорили: мы Его и род» (Деян. 17: 28), а в Послании к Титу, оставленному для проповеди на Крите, цитирует местного автора (см.: Тит. 1: 12). Апостол знал поэзию, знал философию, знал жизнь Сократа…
Найди то, что близко твоему собеседнику, и говори с ним на его языке
Можно сказать: «Апостол Павел – исключительный случай! Он миссионер». Но ведь каждый христианин должен быть миссионером. Господь сказал: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф. 28: 19). А к людям не придешь же просто так, им не скажешь: «А ну-ка все креститесь!» – «А зачем?» – «А вот так!» Это не аргумент. В лучшем случае выйдет, как некогда в Афинах: ну что ж, приходи, послушаем тебя… в другой раз. И Господь дает нам такое великое подспорье в проповеди – всю мировую культуру. Найди то, что близко твоему собеседнику, и говори с ним на его языке. Как апостол Павел учит: «Я был всем для всех».
Мироздание держится… на песне
К примеру, что такое поэзия? По-гречески ποίησις – это «творчество, сотворение». И поэт – «творец». Главный Поэт – Господь, главный Художник – Господь.
Царь Соломон замечает в Книге притч: когда Господь творил, премудрость была при Нем художницей (см.: Притч. 8: 30). А в Книге Иова Бог говорит, что мир творился при общем ликовании утренних звезд, когда все ангелы восклицали от радости (см.: Иов 38: 7). И вот современный нам автор К. Льюис рисует такую картину в одной из книг «Хроник Нарнии» («Племянник чародея»): когда Аслан творит Нарнию, он… поет! Это – попытка передать то, что происходило на самом деле с нашим миром.
Что делают в самые важные исторические моменты жизни народа Моисей, царь Давид? – Поют!
А что делают в самые важные исторические моменты жизни народа Моисей, царь Давид? – Поют. Прощаясь со своим народом перед смертью, Моисей поет, вкладывая в свою песнь проповедь о грядущем Спасителе, о Мессии. Царь Давид во время переноса Ковчега Завета – пляшет и поет.
Песня – это то, на чем держится жизнь и мироздание!
Вредно ли читать Андерсена?
Существует мнение, что для православного христианина неполезна или даже вредна культура, созданная представителями других религий или конфессий. Господь, мне кажется, дал ответ на этот вопрос. Вспомните библейские притчи. Что такое притча? Это художественное произведение, через которое Господь дает нам образы, проникающие в наше естество, запоминающиеся на всю жизнь. Знал ли Господь в реальности героев Своих притч – блудного сына, милосердного самаритянина, злых виноградарей, – не так уж принципиально. Главное – образ, который помогает понять то, что Господь хочет до нас донести. Притча – это художественная Правда.
Кто оказался ближним для человека в беде из притчи о добром самарянине? – Самарянин. То есть в нашем контексте это Андерсен – протестант; или К. Льюис – англиканин, или Дж. Р. Толкин – католик. Более того, мы можем искру Божию найти в откровениях, которые давались мусульманам, например, или японцам. У Акутагавы Рюноскэ есть потрясающе христианские произведения.
Любой художник в своем высоком творчестве обращен к Богу всем своим существом. Он молится. Он может не знать православных молитв, богословия, но сердце его раскрыто Богу, и, конечно, он получает что-то важное от Бога. Безусловно, мы не должны рассматривать эти произведения с точки зрения учебника по богословию. Но ясно, что есть что-то ценное, что Богом открыто для всех людей на свете. Поэтому искусство не имеет границ ни национальных, ни временных, ни пространственных.
Господь дал искусство людям, уже далеко отошедшим от Него: дал им то, что они могут принять без сопротивления, без отторжения
Кто был «отцом» всех играющих на свирелях и гуслях? Иувал, сын Ады и Ламеха, потомок Каина. Он изобрел это искусство. А почему? Да потому что люди перестали уже сердцем общаться с Богом, а это средство общения было для них еще доступно. Господь дал искусство людям, уже далеко отошедшим от Него: дал им то, что они могут принять без сопротивления, без отторжения. Как апостол Павел говорит: «Вы были младенцами, я давал вам молочное». Точно так же происходит и сейчас: есть люди, которые только такую духовную «пищу» могут принимать.
Царь Давид «воцерковил» искусство. Мы знаем псалом 150: «Хвалите Его [Господа] в тимпане и лице, хвалите Его во струнах и органе…», то есть пойте хором, пляшите, стучите в бубны. «Всякое дыхание да хвалит Господа». Так что «всякое дыхание», включая протестантов и католиков, может славить Господа. И нам надо, как учил недавно прославленный святой Паисий Святогорец, уподобляться пчелкам, которые находят и собирают мед везде, где могут, а не мухам, видящим везде только мусор и навоз.
«Роллтон» или монастырская трапеза?
Довольно многие из христиан считают, что им не надо изучать светское искусство. Но наша душа, как и тело, нуждается в пище – в качественной и хорошей. В пище нуждаются чувства, и воля, и эмоции, и ум – то есть всё, что составляет человеческую душу. Но, конечно, встает вопрос чистоты, качества пищи: «Роллтон» ты будешь есть или на трапезе в монастыре угощаться, где всё приготовлено вкусно и с любовью?
Конечно, монахи и подвижники, чья жизнь вся устремлена к Богу, которые одним Богом живут – и Бог питает их телесно и духовно, не испытывают нужды в искусстве. Матушка Матрона Московская видела всю красоту Божиего мира, во всей полноте получала ее непосредственно от Бога – как радость, как откровение. Но большинство из нас, увы! не таковы.
О кощунственном искусстве
К художникам и писателям, хулящим Господа, надо относиться так же, как к людям, в которых образ Божий сильно помутнен
А как быть с искусством, которое кощунствует, что сегодня не редкость? Как относиться к художникам, которые сознательно и декларативно отворачиваются от Бога? Я думаю, точно так же, как мы относимся к человеку, в котором образ Божий сильно помутнен: мы должны помнить, что это наш брат, что он создан по образу и подобию Божию, что душа у него христианка и она готовится к вечной жизни, жаждет ее. Конечно, чудовищное искусство вызывает у нас боль, но это должна быть и боль за человека, учинившего подобное, любовь к нему, сострадание к его состоянию. Мы должны прилагать все усилия, чтобы человек этот обратился, молясь о нем, стремясь донести ему Истину. Главное – идти навстречу, выходить к людям, как делали это святые апостолы Иоанн Богослов и Павел.
Выходить к людям зачастую страшно, больно, но их состояние – это же и наша вина, в конце концов. Глядя на нас, люди не видят света Христова! Мы сегодня живем не в эпоху гонений, мы у всех на виду. И если задать себе вопрос, почему же появляется богохульное искусство, то ответ, возможно, будет и таким: потому что эти художники и писатели в нас, христианах, не видят света Божиего, не чувствуют той самой радости, которую Господь дал Своим ученикам на Тайной вечере. И самое главное: любви не видят между нами! Редко слышишь: «Они – христиане: они все любят друг друга» (хотя, конечно, есть те, кто являет пример истинной христианской любви). А не видя любви у тех, кто проповедует Любовь, люди раздражаются. «Ради нас, – говорит апостол Павел, – хулится имя Христово у язычников» (ср. Рим. 2: 24). И это раздражение принимает подчас протестные формы.
А враг не дремлет, он тут как тут. Сам он лишен каких бы то ни было творческих способностей. Отторгнув себя от Божией благодати, он, естественно, потерял и творческие энергии, лишился сил, стал просто немощным духом, на которого мы плюем во время Таинства Крещения. Но ему так хочется участвовать в нашей жизни! Как он может это сделать? С помощью людей, у которых есть творческие способности: поставив себе на службу эти дарования. Чем более одарен человек, тем больше в него вцепляются бесы. Мы знаем это из жизни, из свидетельств Пушкина, Достоевского, Блока – огромного количества людей, иногда просто напрямую страдавших от бесов…
Для проповеди Истины надо пользоваться всеми инструментами, которые дает нам Господь, в том числе и искусством
Искусство – это Божий дар человеку, но он может быть поставлен на службу диаволу, а может – на службу Богу. Так что если мы, верующие, не хотим «монополизировать» радость жизни в Церкви, не хотим получать ее только сами, а всё-таки желаем нести её людям, надо пользоваться всеми теми инструментами, которые Господь дает в руки.