Что такое попаданец в литературе
Классификация попаданцев
Автор статьи заранее предупреждает, что восприятие всех книг, на которые он ссылается, сугубо субъективно, а также, что он весьма придирчив к понятию Мэри Сью, которое затронет ниже. Если он нелестно отозвался о ком-то из ваших любимых писателей — помните, что на вкус и цвет цветные мелки всегда разные.
Прежде чем начинать классифицировать попаданцев в современной литературе, стоит узнать, что такое, собственно, попаданец.
Итак, попаданец — это один или несколько персонажей художественного произведения, попавшие неизвестно куда (чаще всего в прошлое или другой мир), чаще всего неожиданно, а в фэнтези еще и исключительно магическим или просто никак не объясняемым и не комментируемым по ходу текста путем.
Классификацию любого попаданца следует начинать с простого определения: истинный ли попаданец перед нами или Мэри Сью, избравшая его личину, дабы пробраться в книгу? Чтобы дать ответ на этот вопрос, прежде всего следует узнать, что это вообще такое — Мэри Сью.
Мэри Сью (англ. Mary Sue) или Марти Стю (англ. Marty Stu) — принятое в англоязычной среде (с недавних пор — и в русскоязычной) обозначение персонажа (в зависимости от пола), которого автор наделил гипертрофированными способностями. Автор произведения, как правило, ассоциирует себя со своей «Мэри Сью». Создание таких персонажей обычно считается плохим тоном. љ Википедия.
Разумеется, Мэри Сью также поддаются классификации, и качества, благодаря которым попаданцев можно распределить в отдельные категории, зачастую выражены в них даже ярче, чем в попаданцах, Мэри Сью не являющихся, но, тем не менее, данный критерий автор статьи находит наиболее важным.
Итак, рассматриваемый критерий: мэрисьюшность персонажа.
По этому критерию мы можем выделить два типа персонажа:
Отличительными признаками Мэри Сью являются:
Если вы видите в тексте хотя бы один из вышеуказанных признаков, вам следует насторожиться. Если вы видите их хотя бы три — вы можете смело вышвырнуть книгу в окно. Это исключительно ради вашего же душевного здоровья.
В качестве яркого примера Мэри Сью можем привести книгу «А обещали сказку…» О. Мяхар.
Просим вас также осторожно относиться к литературе типа «Пародии на Мэри Сью». Там вы можете найти Мэри Сью еще более отвратительную для ваших эстетических и умственных взглядов и губительную для вашего рассудка. Впрочем, бывают пародии и весьма удачные, в качестве одной из таких мы можем назвать, например, «Чертов меч» Далина М. А. Как вы можете увидеть, Мэри Сью здесь перестает быть Мэри Сью, а становится вполне реальной героиней повести.
Как вы понимаете, Мэри Сью может быть не только дамой, но и мужчиной, и тогда именуется Марти Сью. В данном случае свадьба, как правило, заменяется стремительным взлетом по иерархической лестнице. Несмотря на то, что такой же стремительный взлет обычно наблюдается и в случае с Мэри Сью, но краеугольным камнем ее биографии становится все же любовная линия. Примером образцово-показательного Марти Сью является «Ричард Длинные Руки» Гая Юлия Орловского. Травиться им также категорически не советуем.
На этом мы оканчиваем обсуждать Мэри Сью, как наиболее ядовитый и распространенный вариант попаданца, и переходим к попаданцам обыкновенным.
Попаданцы обыкновенные (как, впрочем, и Мэри Сью) бывают двух видов:
Критерий: добровольность
Попаданцы добровольные, как правило, точно знают, что планируют попасть в иной мир, а примерно в половине случаев даже представляют себе, в какой именно. Зачастую попаданцы добровольные специально готовятся к переходу в иной мир, имеют с собой специальные навыки, а также некоторое количество полезных предметов. У попаданцев добровольных могут быть разные причины для перемещения в иной мир, как то:
Возвращаться в свой родной мир попаданец добровольный в большинстве случаев не хочет. Ярким примером попаданца добровольного является Саймон Трегарт, герой цикла Андрэ Нортон «Колдовской мир».
Попаданцы невольные, как это следует из их названия, попадают в иной мир случайно или насильственным путем. Зачастую попаданцы невольные являются вызываемыми сущностями, как то:
В противном случае он может оказаться в ином мире благодаря:
В случае, если попаданец невольный — человек, он сильнейше рискует трансформироваться в Мэри Сью. Полезными в данной эпохе и стране навыками и вещами, как правило, не обладает. Спасается исключительно за счет умной головы, невысовывания на глаза местной инквизиции\другим органам управления и дружелюбия, чем от Мэри и отличается. Всеми способами в большинстве случаев пытается вернуться в свой мир. В качестве примера можно привести Егора из «Рыцаря Ордена» С. Садова. Данный персонаж близок к понятию Марти Сью, но все же не тождественен ему.
Также попаданцев можно разделить на:
Критерий: характеристики нового мира
Характерным примером попаданцев первого типа можно назвать Ирену Хмель, героиню романа М. и С. Дяченко «Казнь». Это типичное попаданчество, свойственное романам жанра фэнтези и НФ.
Довольно яркими представителями другого являются Влад Кукаш и Чайка из романа С. Логинова «Имперские ведьмы». Несмотря на то, что персонажи не перемещаются за пределы знакомого им мира, все жизненные устои, к которым они привыкли, оказываются невозможными и бесполезными, и персонажам приходится приспосабливаться к жизни в новых обстоятельствах, что тоже можно назвать вариацией попаданчества. Наиболее характерно такое попаданчество, впрочем, для романов психологических или социальных фантазий, что не относится к жанру фэнтези, поэтому подробно мы этот вариант не рассматриваем.
Критерий: способ реализации попадания
Очень интересен также способ реализации попадания — нет, речь не о том, как именно попаданец оказывается в ином мире (способов бесчисленное количество, наиболее популярные из которых были рассмотрены выше), речь идет о том, в каком виде.
Всего таковых видов можно выделить три:
Если в более ранней литературе о попаданцах они практически всегда оказывались в ином мире в том виде, в каком исчезли из своего родного (согласно совершенно справедливому замечанию О. Громыко в ее «Схема гениального произведения «Туда и отсюда»», лидируют кроссовки и джинсы (пример — персонаж А. Меррита в рассказе «Три строчки на старофранцузском»)), то теперь наиболее популярны два других варианта: персонаж, появляясь в новом мире, либо превращается в существо популярной там расы (Тим Крокетт у Генри Каттнер и Кэтрин Л. Мур в их рассказе «Жил-был гном»), либо вовсе вселяется в тело одного из обычных жителей мира, в который вторгся. В отдельных случаях сознание этого существа оказывается вытеснено в тело попаданца, оставшееся в родном для него мире, и тогда, как правило, мы можем отслеживать две параллельные линии событий. Наиболее часто варианты с обменом телами или же превращением в существо иной расы выдают в персонаже Мэри Сью.
Критерий: роль попаданцев в произведении
Обычно выделяют четыре вариации попаданческих сюжетов, как то:
Попаданец-изменяющий действует, как правило (хотя существуют и исключения), во благо мира, в который попадает. Причем, периодически, благо мира он оценивает исключительно со своей попаданческой точки зрения, и его попытки все исправить могут сделать все еще хуже. Впрочем, попаданец может приносить и реальную пользу. Изменения в окружающий мир он умудряется вносить обычно с помощью мышления, отличающегося от мышления жителей мира, в который попадает, или после своего появления оказываясь неким заключительным элементом, который должен активировать перемены. Зачастую попаданец-изменяющий получает шанс, и не один, вернуться в свой родной мир. В большинстве случаев отказывается, иногда же — вернувшись, рвется уже из своего мира в иной мир. Попаданца-изменяющего довольно часто путают с попаданцем-мессией, но, тем не менее, это принципиально разные вещи. Классический пример: Ярослав из «Голубятни на желтой поляне» В. Крапивина.
Попаданец-мессия, как уже было указано выше, частенько оказывается спутан с попаданцем-изменяющим. Причина этого в том, что мир, в котором очутились, меняют они оба, но разница
— в предназначении;
— в методах.
Попаданец-мессия изначально предназначен на роль некоего существа, которое должно изменить порядки, существующие в мире, в котором он оказывается, — для этого его, как правило, и выдергивают из его родного мира. В то же время попаданец-изменяющий начинает менять мир случайно и исключительно по собственному желанию, находя неприемлемыми существующие в мире порядки. У попаданца-мессии, как правило, нет шансов вернуться в родной мир, пока не будет выполнено то, для чего он предназначен. Более того, попаданец-мессия — это именно тот сорт попаданцев, которые действительно хотят вернуться домой, и обычно возвращаются при первом же удобном случае. Книги, в которых фигурируют такие попаданцы, построены по квестовому типу: убьешь Чорного Властелина, выполнишь миссию — получишь в конце плюшку, билет до дома.
Методы, которыми действуют такие попаданцы, существенно отличаются от методов попаданцев-изменяющих, прежде всего тем, что, если попаданцы-изменяющие добиваются результата с помощью умственных усилий, то попаданцы-мессии в большинстве случаев используют силы магические или военные, рискуя превратиться в Мэри Сью, что с ними чаще всего и происходит.
Классический пример — Виктор из книги С. Лукьяненко и Н. Перумова «Не время для драконов».
Попаданец-поселянин резко отличается и от тех, и от других. Он, как правило, не пытается ни менять мир, в котором очутился, ни совершать некие эпические подвиги. Попаданец-поселянин чаще всего стремится приспособиться к миру, в который попал, и жить в нем максимально мирно и комфортно. Иногда в его поведении все же проскальзывают черты попаданца-изменяющего — зачастую это свойственно попаданцам-поселянам, оказавшимся в прошлом или в мире магического Средневековья и привносящим туда мелкие новаторства из нашего времени. Попаданцы-поселяне иногда бывают учеными, изучающими мир, в который попали. В этих случаях они, обычно, и очутились в ином мире именно ради этого.
Попаданцы-поселяне, как правило, не умеют воевать, обладая при этом достаточно твердым характером, и чрезвычайно дружелюбны и разумны. В классическом фэнтези встречаются редко, наиболее часты в социальных фантазиях, а также в тех случаях, когда попаданчество происходит в пределах одного мира, когда персонаж оказался резко выброшен из своей родной культуры в иную.
При резкой необходимости попаданец-поселянин может мгновенно и правдоподобно мутировать в попаданца-изменяющего. Мэри Сью при разумном употреблении из него сделать довольно трудно.
Яркий пример: Жанна-Яблоня из книги «Корона, огонь и медные крылья» М. А. Далина.
Попаданец-накопитель отличается от всех предыдущих типов своими целями и методами. Это именно тот попаданец, который чаще всего мутирует в Мэри Сью. Этот попаданец также рассматривает свое попаданчество как некий квест, но квест без конечной великой цели. Фактически все его существование в новом для него мире подчинено страсти к накопительству — средств, титулов, экзотических любовников — значения не имеет. Чем больше имеет попаданец-накопитель, тем больше он хочет — или хочет для него автор. Процесс чтения таких книг, как правило, напоминает список «Так, эльф в героиню влюбился, дроу есть, гном есть, человек сейчас будет…» или «Адепт уже был, маг уже был, сейчас станем архимагом и всех согнем в бараний рог, а там и до бога недалеко…». В средствах, как правило, неразборчив и зачастую глуп, вульгарен и жаден. Изучать культуру мира, в который он попадает, обычно не хочет. Невероятно ясным примером такого попаданца является упомянутый выше «Ричард Длинные Руки», дамский вариант, сейчас довольно популярный — Лейна из одноименного юмористического романа Елены Петровой. Если вы обратите внимание, оба этих персонажа являются Мэри Сью, но весьма наглядны как пример попаданца-накопителя.
Интересен также тот факт, что, в завимости от пола, попаданцы наиболее «привержены» к определенным их типам. Так, женские персонажи, как правило, избирают вариант попаданца-мессии, мужские наиболее сильно привержены к роли попаданца-изменяющего и попаданца-поселенца. Надо заметить, что для роли попаданца-накопителя пол абсолютно незначим, и участвуют в книгах в роли попаданцев такого типа как мужские, так и женские персонажи.
Критерий: возраст
Важную роль в классификации попаданцев играет также возраст персонажа. Наиболее распространенный в современной литературе возраст попаданцев — от двенадцати до двадцати пяти лет. Конечно же, встречаются попаданцы и старше, но значительно реже.
Следует обратить внимание, что различные возрастные промежутки обычно имеют некое «притяжение» к тому или иному типу попаданчества из рассмотренных с помощью предыдущего критерия. Примерное разделение будет выглядеть следующим образом:
Заметим, что попаданцы до двадцати лет наиболее часто выступают в роли попаданцев-изменяющих.
Попаданцам до двадцати пяти в большей степени свойственна роль попаданцев-накопителей. И тем и другим весьма свойственна роль попаданцев-мессий.
Попаданцы взрослее в свою очередь обычно предпочитают роль попаданцев-поселенцев. Это, разумеется, не абсолютное правило, но, как правило, эта закономерность встречается во многих книгах современной литературы.
В наше время типаж девушки от двадцати до двадцати пяти лет почти стопроцентно определяется как Мэри Сью, что является ошибочным мнением, несмотря на то, что именно в этой «социальной группе» персонажей Мэри появляется наиболее часто.
Разумеется, это отнюдь не единственно возможные классификации попаданцев, и можно предложить еще большое количество критериев, согласно которым создать иные принципы разделения, но мы коснулись практически всех основных категорий и считаем нужным на этом остановиться.
Книги про попаданцев: проблемы и штампы
Самое печальное, что «попаданченская» фантастика состоит практически из одних заезженных штампов, а чего-то оригинального там не найти днём с огнём. А ведь так было не всегда…
Сегодня наш разговор об одной из самых злобных «злоб дня» — об историях про приключения попавших в прошлое-будущее-сказочное наших современников. Попросту — о попаданцах. Их сейчас так много, что впору говорить о существовании отдельного фантастического направления, центр популярности которого приходится именно на Россию. Нет, «за бугром» подобных книг тоже немало, но такого засилья всё-таки не наблюдается.
Попробуем разобрать это востребованное публикой явление по винтикам: нырнём в истоки, рассмотрим под микроскопом штампы, отметим самых знаменитых и нетипичных представителей…
Родимые пятна попаданчества
Сначала договоримся о терминологии. Что можно считать типичной историей про попаданцев?
Главный признак типичной попаданческой истории блестяще передаётся фразой из кинокомедии «Бриллиантовая рука»: шёл, упал, потерял сознание, очнулся, гипс. Обычный человек, один из нас — школьник, студент, доцент, охранник, бандит, сотрудник компетентных или некомпетентных органов, оператор машинного доения, учитель начальных классов, укротитель тигров и так далее — внезапно и необъяснимым образом попадает. И попадает крепко, по самые уши. В прошлое, будущее, параллельный мир, альтернативную реальность или Страну дураков… Неважно, но явно не в Замухранск и даже не в Куршавель.
Обычный человек, один из нас, внезапно и необъяснимым образом ПОПАДАЕТ. В прошлое, будущее, параллельный мир…
Естественно, герой попадает не просто кругозор расширить, а ради приключений — от глобального изменения хода истории до простых как мычание действий вроде отрывания голов у записных плохишей. В общем, любой каприз за ваши деньги.
И здесь, в попытке осмыслить приём попаданчества, мы со всего маху натыкаемся на Его Величество Штамп. Точнее, на целых две магистральные штампованные схемы, которые использует большинство авторов попаданческих баек. В первом случае герой попадает куда-нибудь «а-ля натюрель», в своём теле. Во втором — переносится только сознание героя, вселяясь в тело аборигена. Каждая схема имеет собственное двойное дно и свои уловки, сполна используемые авторами.
Попаданец «в натуре»
Представим себя любимых на месте попаданца, который неведомо как перенёсся, скажем, в эпоху Ивана Грозного. Вот что мы знаем о тех временах? Мы, обычные люди, без интернета под рукой? Можете сразу, без подготовки, назвать годы правления Ивана Васильевича? Видных деятелей той эпохи? А как тогда люди обращались друг к другу? Какие были обычаи?
Вопросов масса — уверен, 99% останутся без ответа. Даже язык, на котором говорили жители Московии XVI века, сильно отличается от современного русского, и при встрече с аборигенами болтовнёй в духе «Ой ты гой еси, добрый молодец» не отделаешься.
И вот перед нашими глазами мир Грозного, которого сейчас одни называют сумасшедшим упырём, а другие — великим государем. А вот — мы, в джинсах, разрисованной майке, с мобильником, банкой пива, кучей бесполезной дребедени в карманах и типичным для «офисного хомячка» багажом знаний, почерпнутых из полузабытой школьной программы, фильмов и развлекательных книжек. А на горизонте уже маячат несколько до зубов вооружённых всадников, сурового вида мужиков, к сёдлам которых приторочены предметы, подозрительно напоминающие собачьи головы.
И каков наш шанс на выживание? Ежели без поддавков — ноль целых хрен десятых. Даже если мы столкнёмся не с опричниками, а с обычными холопами, те, взглянув на наши диковинные шмотки и заслышав непривычную речь, повяжут подозрительных «немцев» или просто прибьют — так, на всякий случай…
Но авторы попаданческих историй — те ещё хитрые бестии! Они отлично понимают, что ежели писать о попаданцах серьёзно, по гамбургскому счёту, то материала хватит разве что на коротенький рассказ с моралью «не ходите, дети, в Африку гулять». На хлеб с маслицем явно не заработаешь.
В прошлое попадают герои не простые, а спецназовцы, историки или реконструкторы.
И никаких новаций и экспериментов! Ведь если знаток Третьего рейха попадёт, скажем, в ботик Петра Великого, а реконструктор Полтавской битвы — на Принц-Альбрехт-штрассе, весьма болезненный финал наступит незамедлительно. А оно авторам надо?
Однако у «натуральной» схемы есть один существенный изъян — с целевой аудиторией проблема. Всё-таки большинство из нас, как писал классик, «учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь». То есть реконструкторы, спецназовцы и фанаты «заклёпкометрии» составляют небольшой процент от потребителей попаданческих историй. И подвиги «спецов» не позволяют обычному читателю по-настоящему сублимировать свою жажду приключений. Именно поэтому ныне гораздо больше востребована вторая схема фантастики о попаданцах.
Попаданец-паразит
Итак, поехали мы навестить бабушкин домик в деревне, попить парного молочка или свежесваренного первачка и, немного не рассчитав свои хлипкие городские силы, прикорнули на сеновале. А продрали глаза уже в теле английского рыцаря времён Столетней войны, офицера наполеоновской армии, вождя орков или даже товарища Сталина. Во попали!
Достоинства такой схемы лежат на поверхности. Герою не нужно завоёвывать себе место под солнцем иного пространства-времени — это место уже у него имеется. Можно спокойно вживаться в эпоху, стараясь просто сохранить голову на плечах, или всеми силами повышать статус своего носителя. А если вместилищем попаданца становится известная личность, велик соблазн изменить ход истории…
При использовании такой схемы авторы могут особо не заморачиваться «скользкими» вопросами — к примеру, откуда недоросль Васятка, ставший сэром Базилем де Буагильбером, знает норманнскую речь или почему он способен назубок перечислить членов династии Плантагенетов до двенадцатого колена.
«Попаданцы-паразиты», как правило, перенимают знания и умения своего носителя.
Оказался в теле рыцаря из армии Чёрного Принца — непременно будешь мэтром геральдики и мастером боя на мечах. Стал остроухим красавчиком — получи знание эльфийского, зоркий глаз, неземной голос и талант к чародейству. Ну а если свезло попасть в товарища Сталина, то усы, грузинский акцент, информация о всеобщей подноготной и прочие прелести никуда не убегут. Как удобно!
Схема «попаданец-паразит» в нашей фантастике ныне явно доминирует. Ибо многим авторам (особенно молодым) элементарно лень обосновывать свои фантазии. А уж какой простор для сублимирования желаний «офисного планктона»! Любой «белый воротничок» может стать хоть Наполеоном, хоть Гитлером! И напрягаться особо не надо, и в психушку не загремишь…
Минус «паразитской» схемы — в однообразии. Ведь, чтобы выделиться из серой массы, мало просто напихать в текст информации из Википедии — нужны более глубокие знания, к тому же изложенные увлекательно, с подкупающей достоверностью. И очень невелико число авторов, способных заинтересовать читателя по-настоящему яркими реалиями увиденной «изнутри» эпохи.
Но пока эта схема ещё не приелась, потому идёт вал подобных книжек. Особенно востребованы непростые моменты нашей истории — революция, «гражданка», Великая Отечественная. В Сталине уже перебывали десятки «паразитов», иные добрались до Берии или даже Гитлера. Пожалуй, когда дело дойдёт до Путина, приём можно будет считать исчерпанным…
Россия, чуешь этот зуд? То попаданцы по тебе ползут!
В советские времена «чистые» попаданцы встречались редко — кроме героя романа Лагина, на ум приходит разве что Саул Репнин из повести Стругацких «Попытка к бегству»; впрочем, его перенос в будущее — лишь эпизод, книга совсем об ином. Были и другие «передвижники», чьи похождения, однако, вполне укладывались в прокрустово ложе хронооперы.
В «новорусской» фантастике хроноопера поначалу тоже безоговорочно правила бал (достаточно вспомнить цикл Василия Звягинцева «Одиссей покидает Итаку»), но первые звоночки грядущего попаданческого нашествия уже раздавались. Первопроходцем, завоевавшим широкую популярность, стал майор-десантник Станислав Сварог, который волею Александра Бушкова перенёсся в магический мир и подмял его под себя.
Среди отечественных авторов схема Сварога на многие годы стала канонической — тем более что львиная доля попаданцев конца прошлого века оказывалась в фэнтезийных мирах. С лёгкой руки Бушкова в нежданно-негаданные странствия пачками отправлялись десантники и просто военные, спецагенты и спецназовцы, милиционеры и «реальные пацаны» — короче, представители сурового племени «людей с ружьём».
Второй по распространённости когортой попаданцев оказались ролевики — вероятно, из-за искренней убеждённости МТА, что играющие в эльфов мальчики и девочки с лёгкостью уделают любого гоблина, колдуна или даже бога. Особенно если в руки резвого молодняка «случайно» попадут зачарованные мечи и заклинания массового поражения.
Впрочем, время от времени в иные миры наведывались не только «спецы» и «толкинутые». Так, одновременно со Сварогом простой паренёк Сергей неожиданно отправился приключаться в далёкую-далёкую галактику («Лорд с планеты Земля» Сергея Лукьяненко). Ещё раньше, в «Рыцарях Сорока Островов» того же Лукьяненко, целая толпа обычных подростков оказалась невольными участниками жестокого инопланетного эксперимента в неведомом мире.
В начале 2000-х стало ясно: однотипные приключения «знатоков» публике поднадоели. Поэтому героями попаданческих книг всё чаще становились «такие же, как мы».
Среди наиболее популярных историй о похождениях обычных людей отметим эклектичный «мальчиковый» цикл Виталия Зыкова «Безымянный раб», который вместил в себя сразу несколько традиционных фэнтезийных поджанров — от квеста до военной эпопеи. Стоит упомянуть и авантюрную романтику Оксаны Панкеевой «Хроники странного королевства», которая во многом послужила истоком баек о дамочках разной степени стервозности, ищущих в сказочных мирах свой ломоть простого бабского счастья. Естественно, за спинами добившихся массового успеха Зыкова и Панкеевой толпились легионы подражателей…
Расширялся и ареал обитания попаданцев. Всё чаще полем их деятельности становилась история России разной степени отдалённости. Александр Прозоров открыл длиннющий межавторский цикл «Боярская сотня», в котором во времена Ивана Грозного перенёсся целый табор реконструкторов. Причём буквально с первых же страниц количество переселенцев в прошлое стало стремительно сокращаться руками аборигенов — это было ново.
Именно Прозоров, кстати, стал одним из первых наших авторов, кто применил схему «попаданец-паразит», в цикле «Князь» переселив ум пятнадцатилетнего современника в тело боярского сынка из времён того же Ивана Васильевича. Иной стороной повернул эту ситуацию Евгений Красницкий в ярком цикле «Отрок» — сознание вполне взрослого человека, толкового специалиста по теории управления, оказалось в теле древнерусского подростка.
Постепенно вал попаданческих книг приобрёл характер цунами.
В 2010-е они буквально захлестнули отечественную фантастику. Причём резкое увеличение количества привело к закономерному снижению качества. И если поначалу попаданцы баловались в далёком прошлом, то ныне они всё чаще наведываются во времена не столь отдалённые. Вне конкуренции события XX века — особенно востребована Великая Отечественная война, да и весь сталинский период в целом.
Зачем и доколе?
Почему всё же так популярна попаданческая фантастика — особенно здесь и сейчас? Ведь литературные достоинства большинства таких книг остаются на уровне сочинений «Как я провёл лето». Полезной информации, как правило, с воробьиный хвост. К тому же львиная доля книг похожа друг на друга, как корпус сиамских близнецов. Но их покупают и читают, а значит, пишут и издают. Почему? Вот мнения наших экспертов — как водится, из разных фантастических окопов.
Мнение писателя: Владимир Аренев
Сама по себе схема «наши — там» очень эффективна. Приняв за точку отсчёта героя-современника, писателю проще показать и «разъяснить» читателю мир, который устроен по другим законам. И не важно, речь идёт о другой культуре, другом времени или другой вселенной. Этот приём проще использовать, он требует от писателя меньших усилий, особенно если играть с собой в поддавки. Да и читателю удобней «вживаться» в шкуру такого персонажа.
Но обратите внимание: раньше в попаданцах ходили профессора, прогрессоры, исследователи. Теперь — спецназовцы и пэтэушники. Есть о чём задуматься, верно?
Мнение критика: Василий Владимирский
К литературоведению этот феномен никакого отношения не имеет, только к массовой психологии. Популярность «попаданческой прозы» — результат коммерческой эксплуатации «комплекса неудачника», убеждённости немалого количества людей в том, что реализовать их скрытый потенциал мешают лишь внешние обстоятельства. Начальник-самодур, жена-стерва, приятели-алкоголики… Как у классиков: «среда заела». Такому читателю подавай другую страну, другую эпоху, другую вселенную — уж там он бы развернулся!
Ну что ж: писатель пописывает, читатель почитывает, оба довольны. А уж как доволен издатель — словами не передать. Поголовье инфантильных неудачников никогда не иссякнет. «Покуда есть на свете дураки, обманом жить нам, стало быть, с руки»…
Незаурядные авторы используют этот приём с различными целями. Потому что попаданчество — действительно лишь приём: можно сочинить едкую сатиру, увлекательный детектив, познавательную историческую прозу, горькое предупреждение, возвышенную романтическую историю, лихое приключение… А можно лишь компенсировать собственные комплексы. Или пойти на поводу у легионов неудачников, которые не способны изменить жизнь наяву — ни свою, ни тем более целой страны.
Невероятная популярность попаданческой фантастики в современной России на самом деле не так уж безобидна. Неужели нам так плохо, что мы готовы отправиться хоть к чёрту на кулички, чтобы сбежать от тягот нынешней жизни? Или нырнуть в прошлое с целью изменить его настолько, чтобы «сейчас» не наступило никогда?
Массовый феномен попаданчества заставляет задуматься, верно? Будем надеяться, что это явление — лишь временный морок, поветрие, которое вскоре наскучит своим однообразием и сгинет, оставив лишь своих лучших представителей. Но что придёт на смену? И будет ли новая фантастическая мода чем-то более достойным? Будущее покажет…