что такое хапун у баптистов

Раба Божия Людмила более десяти лет состояла в баптистской и пятидесятнической протестантских сектах. Рассказывать о своем непростом пути к истине Православия она сначала не хотела, но довод о том, что это интервью может уберечь кого-то от сектантских сетей, убедил ее ответить на наши вопросы.

– Людмила, расскажите, пожалуйста, о себе. Как относились к вере в Вашей семье, было ли у Вас в детстве какое-нибудь религиозное воспитание?

– В моем роду папин отец, мой дедушка, был глубоко верующим православным христианином. Он родился неподалеку от Дивеева, потом переехал на Алтай. Они с бабушкой даже не вступили в колхоз по религиозным убеждениям, и дома у них стояли иконы… Но папа не унаследовал веру родителей, говорил иногда: «Думаю, Бог – это солнце, оно светит, все растет» и т. п. Однако по его спокойному характеру и кроткому нраву всегда чувствовалось, что он происходил из православной семьи. Мамы же была мусульманкой и полной его противоположностью – воинственной женщиной, фанатично преданной исламу. До конца своих дней она раскаивалась, что вышла замуж за иноверца, и жили они с отцом не очень мирно. Когда я попала в секту и у меня появилась Библия, мама стала со мной часто ругаться. А позже, узнав о том, что я приняла Православие, она буквально кинулась на меня с ножом: «Ты весь наш род до четырнадцатого колена загнала в ад!»

В шесть лет со мной произошел памятный случай. Мы с детьми играли возле школы, а рядом на лавочке сидела бабушка с Библией в руках. Из всех нас она почему-то подозвала к себе именно меня и рассказала о Боге. Я прибежала домой радостная и поделилась с родителями своим «открытием»: «Бог есть!» Но папа на это строго сказал: «Еще раз заговоришь о Боге – убью». Наверное, еще страх был перед коммунистической властью…

– Как получилось, что Вы попали в секту, что Вас к этому подтолкнуло?

– Это были лихие 90-е:рухнул «железный занавес», в Россию с Запада хлынуло множество сектантских проповедников – веруйте, как хотите! А тут еще «перестройка»: на заводах работы нет, зарплаты не выплачивают. Все разрушили, все наши жизненные принципы; как жить, для чего – непонятно. Кстати, в те годы в секты в основном попали образованные люди, интеллигенция: руководители, медики, инженеры, работники культуры. Их общественное положение, статус, не позволяли им жить плохо, а хорошо в то время они жить не могли, не вписались в новую жизнь.

И вот в это время в училище, где я работала, стали приезжать с проповедью баптисты. А у меня тогда еще в семье были неурядицы, сын попал в дурную компанию. Все это тяготило душу, и, почувствовав участие этих людей, их внимание, я расплакалась. Это как беседа с психологом: расскажешь ему о проблемах и уже легче. А людям тогда было очень тяжело. И мы начали ходить на их встречи и других звать: «Пойдемте, там настоящие верующие люди!» Для нас было удивительно, что они посвятили себя проповеди Евангелия, оставив свои семьи, работу.

– Расскажите, пожалуйста, подробнее о баптистах. Каково иерархическое устройство этой секты, какие обряды там совершаются, что представляют собой их «богослужения», чем занимаются сектанты и т. д.

– Иерархическим вопросом я особо не интересовалась, но знаю, что в областном центре у них была как бы «церковь»-матерь, где все собирались, а к нам они приезжали раз в неделю с проповедью. Потом построили «церковь» и в нашем городке, назначили «пресвитера» и купили ему квартиру. Позже секта раздробилась на различные толки из-за несогласий в вероучительных вопросах и «пресвитеров» стало больше. Друг с другом мы все общались, но каждый обращался к своему «пастырю».

«Богослужение» проходило так: мы сидели, слушали чтение Библии и «проповеди», рассуждали, высказывали свои мнения о слове Божием. Все это, конечно, развивало у нас тщеславие и гордыню.

Таинств как таковых в баптистской секте не существует, кроме неких подобий Крещения и Причастия. Исповедь же совершалась таким образом: когда кто-то хотел покаяться, он выходил на середину собрания, вслух называл свои грехи, а «пастырь» в это время сидел и молился. Причем «исповедоваться» могли все одновременно, перечисляя грехи кто про себя, кто вслух.

Учение о посте в секте тоже извращенное, многодневные посты не соблюдаются. Когда у кого-то из нас были какие-то проблемы и он просил о помощи, вся община устанавливала однодневный пост и каждый усиленно молился за нуждающегося своими словами.

«Крещение» совершалось в озере, однократным погружением. Помню, во время моего «крещения» облака разошлись, солнце ярко засияло. Мне тогда казалось, что это знак, подтверждающий истинность и благодатность баптистской веры. Но это была бесовская прелесть.

Проповедники сначала внушали нам, что баптисты – это не секта. Потом начали проводить беседы на богословские темы: критиковали Православие, говорили против почитания Креста, икон, святых, против церковно-славянского языка в Православной Церкви – мол, они молятся и сами не понимают, о чем просят.

Сейчас в нашей Церкви обсуждают возможность перевода богослужения на «понятный» русский язык. Но это недопустимо – это влияние протестантизма, «того поля ягода». Когда я пришла в православный храм и услышала церковно-славянское пение, сразу почувствовала: вот оно, мое, родное; и пока всю Псалтирь на церковно-славянском языке не прочла, не получила душевного облегчения.

Против Креста и икон баптисты приводят слова апостола Павла: «Бог не нуждается в деяниях рук человеческих» (см.: Деян. 17, 24–25. – Здесь и далее примеч. ред.). Они говорят: «Зачем православные осеняют себя крестным знамением, носят крест? Вот, они выходят из своих храмов и продолжают пить, курить, блудить – потому что у них вера не настоящая». И такими лукавыми доводами убеждают несведущих.

Святых они вообще не признают. Божию Матерь называют «просто хорошей женщиной», «одной из лучших». Еще находясь в секте, я как-то заговорила с одной сестрой о Богородице: «Вот, мы читаем в Евангелии: у Бога нет мертвых, все живы (см.: Мф. 22, 32). Значит, мертвые – живые! Значит, святые – живы! А почему мы не можем их просить и молиться им? Почему я не могу попросить Божию Матерь помолиться обо мне и о моих детях? Я же могу тебя попросить, а почему Ее нет? Она жива, Бог сказал!» Но она мне ответила: «Люда, давай мы с тобой не будем это обсуждать (чувствовала же справедливость моих слов!) – у братьев спросим, что они скажут по этому вопросу». В секте культивируется послушание «от» и «до», безпрекословное.

– В каком духовном состоянии Вы пребывали, приняв баптизм? Отражалось ли членство в секте на Вашей семейной и общественной жизни, отношениях с окружающими людьми?

– Попав в секту, первое время я чувствовала восторг, эйфорию. Иногда от слов проповедника наступало такое разгорячение. Не знаю, владели ли они какими-то методиками воздействия на людей, но речь их действительно была необычная, с понижениями и повышениями голоса, различными интонациями…

Дома я практически не появлялась, все бегала, общалась с людьми: мы помогали семьям наркоманов, алкоголиков. Разговаривать у баптистов принято очень ласково: «Давай, моя родная, садись, я тортик испекла. Ну, как твои дела. » Помощь оказывалась и материальная. Например, сняла неблагополучная семья жилье, так баптисты им и квартиру, и подъезд отремонтировали, чтобы все было в порядке… И это многих, конечно, подкупает.

– А замечали ли Вы в учении баптистов еще что-то, кроме непочитания святых, что казалось Вам непонятным, ошибочным?

– Думаю, за меня кто-то молился из моих почивших православных предков и поэтому у меня возник вопрос: почему в Православии – одно учение, а в баптизме – другое, почему мы, верующие во Христа, разделены? Я стала взывать к Богу: «Господи, Ты умер за нас, а мы все разделились. Кто же из нас прав? А может, мы все правы? Почему тогда веры наши так различаются? Так же не должно быть, значит, кто-то в чем-то ошибается. Помоги мне понять, где же истина!» Я так сильно скорбела из-за этих сомнений, плакала, что даже пришлось уйти на больничный.

Вскоре в баптизме меня стал смущать еще один момент – панибратское отношение к Богу: «Ты меня кровью омыл, искупил, я уже спасен». Нам часто говорили на собраниях: «Поднимите руку: вы святые или нет?» Почти все поднимали, а я не могла. Ведь понимаю, что живу далеко не свято, как я могу сказать, что я – святая? – «Вы понимаете, что вы кровью омыты?! Вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и Свои Богу (Еф. 2, 19)!» А я опять не понимала: да, Бог свят, но я-то с грехами, а ничто нечистое в Царство Божие не войдет (см.: Откр. 21, 27). Так я стала видеть расхождение учения баптистов со словом Божиим.

– И тогда Вы решили принять Православие?

– Нет, еще несколько лет я блуждала по сектам. У меня начались страхования: я боялась выходить из дома, заходить в него, оставаться одна, особенно ночью, подобное я уже переживала в детстве и юности. Затем появились страшное уныние, апатия ко всему, безразличие к близким по секте людям. Они подойдут ко мне узнать, как дела, попытаться помочь, а я говорю: «У меня – тьма, ничего не могу с собой поделать, чувствую, что-то здесь не то». Они мне: «Ну, поговори с пресвитером». А у нас с ним отношения стали напряженными. Но все же я к нему обратилась с одним вопросом: «На меня нападают бесы. Я молюсь – долго, усердно, ночами не сплю, но они уходят, только когда я их крещу. Почему так происходит?» «Пресвитер» на это ответил: «Ты заражена ересью – православным духом, тебя мучает православный дух!» Но я-то уже на опыте познала, как враги боятся Креста. (Потом, после принятия Православия, однажды ко мне домой пришли сектанты, а я просто показала им свой Крест, и они отшатнулись и убежали!).

У меня была иконочка Божией Матери – «Владимирская», в отрывном православном календаре. Я с ней разговаривала, молилась, как могла. Думаю, что именно Матерь Божия меня вывела из секты. Но, когда сектанты узнали об иконе, заставили сжечь календарь. Еще я читала книгу о преподобном Серафиме Саровском и как-то сказала своему «пастырю»: «Какой великий святой был преподобный Серафим!» А он посоветовал мне уничтожить и эту книгу: «Вот она тебе и мешает быть по-настоящему верующей. Поэтому тебя грызут сомнения и ты мучаешься». Но я ее не сожгла. А Владимирскую сожгла. Но потом, перебирая бумаги, нашла у себя другую Владимирскую, уже журнального размера, и подумала: «А она растет, и я не могу ее уничтожить!» И когда пришла в православный храм, первое, что увидела – именно эту икону!

Так Господь меня вел к истинной вере, постепенно изводя из сектантской тьмы. Но и враг не хотел отпускать из своих сетей: как-то я встретила подругу, ушедшую в другую секту – к пятидесятникам. Они молятся «языками» – это такая нечленораздельная речь, тарабарщина, а по сути – беснование. Но внешняя жизнь пятидесятников, как правило, очень благочестива. Я перешла в эту секту, но и там меня не оставляли сомнения.

Однажды во время собрания, когда «проповедник» плохо о ком-то отозвался, я внутренне возмутилась: «Почему же ты осуждаешь? Вы же святые все, вам нельзя!» В Православии мы не говорим, что мы святые. Мы видим, что духовно больны, и с помощью Церкви, ее Таинств, должны постепенно исцеляться. А в сектах внушают, что мы уже святые, но при этом осуждают ближних, развивают в людях гордыню и превозношение над ближними, дух фарисейства.

Еще я читала в Евангелии от Иоанна: Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни (Ин. 6, 53). А у баптистов и пятидесятников Таинства Причастия нет. Они пекут хлеб, приносят на собрание, наливают в чашу вино, «пресвитеры» ломают хлеб и говорят: «Давайте вкусим это в воспоминание Тайной Вечери». В Евангелии в одном месте есть это слово – «в воспоминание», но в других местах ясно указывается, что это должны быть истинные Плоть и Кровь. «Иоанна Богослова забыли что ли?!» – недоумевала я. – «Нет, – говорят, – это подразумевается». – «Но тогда мы не можем быть с Господом. Мы сидим и поминки по Нему справляем!»

И вот, когда я была в последний раз на собрании пятидесятников, все эти противоречия не выходили у меня из головы и я взмолилась: «Господи, покажи мне путь спасения!» Пришла домой, достала Библию, и как будто сами собой стали открываться страницы, где мне указывалась истинность Православной веры. Наутро я позвонила одной своей подруге-сектантке: «Пошли в православный храм, мы – в ереси».

Это был будничный день, но мы застали батюшку. Начали беседовать, потом пришел второй священник. Мы проговорили, наверное, часов шесть подряд, до самой ночи. Они рассказывали нам о Православной вере, а мы со всем соглашались: «Да, правильно», «да, об этом же вот тут написано», – мы же слово Божие знали, но теперь эти знания как бы полноценно и правильно раскрывались.

– И Вы крестились в Православной Церкви?

– Да. Но я сомневалась: надо ли мне принимать Крещение «во второй раз», может, меня нужно только миром помазать? Ведь мы же, вроде, «крестились», и облака расходились, и солнце сияло… Но батюшка объяснил мне, что мы крестимся в Тело Иисуса Христа, а Тело есть Церковь, а Церковь истинная только одна – Православная. И я приняла Святое Крещение. И муж мой, тоже некрещеный, на удивление сам захотел креститься в Православной Церкви, хотя ранее я уговаривала его стать баптистом, но он никак не соглашался. А в Церковь сам пошел, начал воцерковляться, стал православным христианином.

– Что изменилось в Вашей жизни после того, как Вы ушли из сект и приняли Православную веру?

– У меня радость несказанная была, я упивалась Православием, каноны, акафисты стала читать, Псалтирь… Но тут же началась и духовная брань – то, что не ведомо сектантам. Не стало былого рвения, я не могла уже, как раньше, с легкостью помогать многим людям. Сейчас каждый шаг дается с трудом, но я понимаю: Православие – узкий путь, заповеданный Господом.

– А сколько лет в общей сложности Вы пробыли в сектах?

– Крестились мы в 2002 году, а до этого 11–12 лет я там потеряла… Я рыдала, осознавая это, но, видно, мне нужно было все поле перерыть, чтобы найти жемчужину, как говорится в Евангелии (см.: Мф. 13, 44–46). Счастлив тот, кто сразу пришел в Православную Церковь, им жемчужина сразу дается! Поэтому когда я вижу, что многие православные не ценят сокровища истинной веры, очень огорчаюсь.

Секта – диавольская ловушка, пребывание в ней не проходит безследно. Дух прелести, сомнения, уныния, как правило, еще долго борет бывших сектантов. Но есть и положительный момент – об этом мне сказал один батюшка высокой духовной жизни: искренне покаявшиеся сектанты становятся более ревностными православными христианами. Они стараются точно придерживаться церковных правил, всех постановлений, преданий. Сейчас ведь много отступлений происходит в церковной жизни. Среди православных распространяется заблуждение, что все веры благодатны и угодны Богу: «Прямо уж, в других верах что ли не спасаются?!» Мне это невыносимо слышать. Одна женщина, будучи сектанткой, говорила: «Но мы же тоже христиане, тоже по Евангелию живем, просто пути разные». – «Нет, – говорю, – пропасть! Между нами пропасть! Как небо и земля отличаются учения, нет там вообще ничего общего!» Потом она согласилась, что действительно различия велики. Но еще можно понять, когда так говорят сектанты, еретики, но когда православные…

В последнее время я часто совершаю паломничества в монастыри, где церковные устои соблюдаются более строго. Теперь мне стало понятно, зачем существует монашество, подвижничество, что это удобнейший путь к Богу. Раньше я считала это издевательством над собой и ближними. А ведь кто-то берет на себя такой крест, еще и радуется, и скорбит за прожитый без искушений день…

– Как, по Вашему мнению, православные верующие могут противостоять засилью всевозможных сект в нашей стране?

– В первую очередь своей жизнью. Мы должны в себе самих иметь Евангельский дух, быть его носителями. Но мне кажется, Православие в крови у нашего народа, душа сама к нему тянется…

– Последний вопрос: что бы Вы хотели пожелать читателям нашей газеты и всем православным христианам?

– Не попадать в секты! Спасаться и быть настоящими православными христианами. Но это легко сказать и так непросто исполнить.

Источник

• ← что такое проектное сотрудничество
• что делать если телефон не блокируется кнопкой блокировки →