Одоробло что это такое
ОДОРОБЛО
ВАЙЛО́ розм. (перев. зневажлива й лайлива назва неповороткої, незграбної людини), ТЮХТІ́Й, НЕЗГРА́БА, ЛА́НТУХ, ТЮЛЕ́НЬ, ВЕДМІ́ДЬ, БУРМИ́ЛО, МАМУ́ЛА, БАМБУ́ЛА, ОДОРО́БЛО (ОДОРО́БАЛО) (ДОРО́БАЛО) (ДОРО́БЛО), КЕ́НДЮХ, ОПУ́ДАЛО, ГЕВА́Л, ГЕРГЕ́ПА діал., ТОВПИ́ГА діал.; МАКУ́ХА, КВА́ША, ЛЕМІ́ШКА, РОЗМАЗНЯ́, ТЮ́ТЯ, МАЧУ́ЛА, М’Я́ЛО, ГЛЕВТЯ́К (про незграбну й нерішучу, мляву людину); ТЕ́ЛЕПЕНЬ, ВАХЛА́К, ВАХЛА́Й, ПАТИ́КА, НЕЗДА́РА (про незграбну й малотямущу людину); МАРУ́ДА, МАРУ́ДНИК (про неповоротку й нудну людину); БЕ́ЛБАС (БЕ́ЛЬБАС), БАБА́К, БАЙБА́К, ХОМ’Я́К (про неповоротку й лінькувату людину); МУГИ́Р, МУГИРЯ́КА, ЗАМЛО́ (лайл. — про незграбну й грубу людину). Всі його товариші по роботі рухливі та спритні, один він вайло вайлом (Ю. Збанацький); — Ти не гордий, а тюхтій, — уже не дорікала, а сварила сестра (Є. Гуцало); Віднині Павло вже не буде таким незграбою перед найтоншими пориваннями її молодого серця (В. Кучер); Як це могло статися, що він досі не помічав, яка Ляля вродлива! А той лантух Василь, бач, помітив (П. Загребельний); Бойовита Мар’я останнім часом.. ремствувала на свого вусатого ведмедя (Я. Баш); От таким-то бурмилом у сільській роботі був і наш Іван Лінюх, і се була причина, що його не любили господарі (І. Франко); (Ліна:) Та йдіть-бо ви, мамула! (Я. Мамонтов); Сорокалітній, обважнілий, стягнений корсетом і неохайний бамбула з юхтово лисніючим обличчям (І. Волошин); — Хіба з отаким одороблом щось знайдеш? Тільки на вид велетень, а в ділі.. (Я. Баш); Не прийшов же отой одоробало. отой м’яло, вайло (І. Нечуй-Левицький); (Ледачий:) Ну, який же з мене кендюх? Сама шляхетна постать! (І. Карпенко-Карий); Олена зразу ж обізвала його і гавою. і опудалом, і паняком, і кендюхом (М. Стельмах); Щирі дитячі сльози чотирнадцятиріч-ного гевала чимало розважали обозників (Ю. Яновський); (Секлета Семенівна:) Ну за що ти мене образив гергепою? (М. Куліш); А вже товпига і та (Словник Б. Грінченка); Радивон по тім напустився на підлітків, зачав лаяти, ображати, надто старшого хлоп’яка — такий кевель, лентюга, телепень, макуха (К. Гордієнко); (Мотря:) Ну вже ж і парубок: кваша якась, а не парубок (М. Кропивницький); Я сердивсь, нарікав себе мазуном, лемішкою — ні, не помагає (М. Коцюбинський); Ніхто б не назвав її немною (неповороткою) й розмазнею, коли справа торкалася її роботи (Ю. Яновський); Адже кума, хвалити Бога, не тютя якась: в ту ж мить догадалася, що тут щось єсть (Марко Вовчок); (Степан:) Що ж: де жінка голова, там чоловік мачула (М. Кропивницький); — Лежить оце м’яло, оцей лежень, неначе колода. — було кричить він (І. Нечуй-Левицький); Коли б зачепитися вручну — то навряд чи цей глевтяк вирвався б з Юхимових жилавих рук (І. Ле); Було власними руками годує (мати) його, а він, телепень, тільки глита (О. Стороженко); Старий Жежеря тільки насміявся з вахлака, який втелющив собі в голову мрію стати його.. зятем (В. Речмедін); П’яне панство танцює хай, святкуючи свою дворянську усобну перемогу над вахлаєм (П. Тичина); Ну, й з тебе, патика, нічого не второпаєш (Словник Б. Грінченка); — Від війська вільний? — Не взяли, як бачите. — Ще би не бачити! Нездара з тебе! (І. Франко); Не облишив їх своєю увагою й куценький ченчик, тихоплав і маруда, отець Зосима (О. Ільченко); — А ти чого, белбас, сидиш в чотирьох стінах? (Панас Мирний); Бельбас, — приказував Сашко, — дурень кудлатий. Чорти тебе випхнули нагору (Ю. Яновський); Хто б сподівавсь, що Турн бабак? (І. Котляревський); Не хотів він уславитися, як простакуватий мугир, і стати знов посміховищем пана Потоцького (З. Тулуб); Він такий замло, поки дочвала, то й сонце зайде (Словник Б. Грінченка).
II. ГРОМА́ДА (предмет, споруда тощо великих розмірів), ГРОМА́ДДЯ перев. збірн., ГРОМА́ДИНА розм., ГРОМА́ДИЩЕ підсил. розм., МАХИ́НА (МАХИ́НЯ) розм., ОДОРО́БЛО розм., ОДОРО́БАЛО розм., ОГРО́М збірн.; ОЗІ́Я́ розм., ОЗІЇ́ЩЕ підсил. розм. (перев. про будівлю). Полями, мов кораблі в морі, пливуть громади хлібозбиральних машин (О. Довженко); Темне громаддя в’язниці.. залишилося позаду (М. Стельмах); Ледве помітною громадиною темнів острів (М. Трублаїні); Назустріч їм з прикриття вирвались наші танки, і сталеві громадища зіткнулися в герці (І. Цюпа); Старовинний годинник у дальньому кутку — невкладиста махина аж до стелі заввишки — одноманітним цоканням відзначав повільні коливання маятника (Ю. Шовкопляс); Незважаючи на те, що церква чимала махиня, а здається легка така, аж вгору зноситься, мовби летіти хоче (А. Свидницький); Спускати із примосту важелезне, незграбне, завдовжки на двадцять метрів і заввишки на кілька метрів одоробло.. було і незручно і небезпечно (Г. Коцюба); Мені тут все чуже — і цих склепінь огроми. І важність мес, нещадна і глуха (М. Бажан); Незабаром і вродились, як з землі виросли, великі, рублені палати.. Дивувались піщани, що така озія стоїть серед села (Панас Мирний). — Пор. 1. ве́летень.
Одоробло что это такое
Украинское слово, называющее большой, громоздкий предмет и крупного, толстого, неуклюжего человека. В попытке
объяснить происхождение Этимологический словарь украинского языка предлагает следующее:
Примеры однокоренных, как видите, набраны по формальному сходству. Слово «одоробло» (доробало) считается «очевидно
пов’язаним» со старой коробкой «доробайло» (опять же неизвестно где взявшейся); от коробки – со старыми посудинами
и лохмотьями; от них – со словом «дерба» (видимо, дебри – чаща, густая поросль); от него – со словом «драть».
Вы что-нибудь поняли из этой очевидной связи? Каким образом из чего-либо старого-драного-разодранного или
вязаного-плетёного может получиться слово «одоробло», называющее большой, громоздкий предмет и неуклюжего,
толстого, крупного человека?
Все коробки и лохмотья с плетёнками придётся оставить сразу: мало того, что они семантически никак с искомым словом
не связаны, так ещё и не было в природе никакого праславянского корня *dorb, от которого их научно произвели. Потому
что родственные слова, называющие посуду и домашнюю утварь, есть далеко за пределами славянских языков:
татарский – дирбия (домашняя утварь, скарб, упряжь, сбруя, сервиз),
тартма (короб, коробка)
баскский – tresneria (утварь)
каталанский – estrella (утварь)
грузинский – «ch’urch’eli» (посуда, утварь)
латышский – trauki (посуда), trauks (утварь)
таджикский – зарфҳо (посуда), зарф (утварь)
марийский – тарман (орудие труда, инструмент для работы, снасть, снаряжение, оснащение; комплект, вещь, изделие)
якутский – тэриэбэ (всякие принадлежности, домашняя утварь),
тэрил (снаряжение),
төрүөт (охотничьи орудия, снасти)
у тунгусов однокоренным словом «торхон» называется большая деревянная кадка из ровных клёпок, стянутых обручами
из расколотых пополам гибких веток (используется для хранения арцы – водки из кобыльего молока).
Вся перечисленная утварь (включая старую коробку «доробайло») образована от древнееврейского «тарам» (תרם) в
значении «содействовать, сотрудничать, помогать, способствовать». Мы говорили об этом слове в статье об украинском
«тримати» https://moya-lepta.livejournal.com/128765.html
И остальные предложенные слова (дерба и драть) никак не связаны ни с посудой-утварью, ни с громоздким предметом-человеком.
В русском языке есть прямой родственник украинскому одоробло, но никто из исследователей даже не подумал обратить
на него внимание. Потому что, повторяю, якобы родственные слова подбирались по чисто формальному признаку, а не по
значениям. Искали бы по значениям – сразу бы уткнулись в русское дородный, дородность. Да только что толку, если
бы даже уткнулись – и русское слово не имело и не имеет никакого этимологического объяснения.
Оба слова (и русское, и украинское) потому буквально называют умноженное (крупное, толстое, плотное, упитанное,
густое, большое, дородное), что образованы от древнееврейского «дор» (דור – порождение, зарождение, род, потомство,
размножение, умножение).
Однокоренные слова (корень Д-Р):
венгерский – termet (фигура, рост, сложение),
termetes (рослый, крупный, дородный)
латышский – drūms (дородный)
монгольский – тураг [Doro] (большой, крупный – о животных;
объём, ширина, величина, пространство),
тарга [Dergo] (упитанность, тучность; откормленный, толстый),
тарган [Dergoa] (телом дороден, тучен),
торниун [Dornigoa] (рослый, крупный, сытый, тучный, здоровый)
торних [DornieeO] (расти, подрастать, мужать, поправляться)
ингушский – дарстра, дарст, дерстал (разжиреть, жиреть, ожиреть),
дорстаде (откормить, откармливать)
осетинский – турæ (жирный суп с мясом)
албанский – yndyrë (толстый, тучный)
эвенкийский – дырам (толстый, полный, тучный, мясистый; широкий,
объёмный, обширный; грубый – о материи),
дырамил (толстеть, полнеть; набухать – о почках)
якутский – төрөл (крупный, рослый, тучный – сочный и густой),
төрөлкөй (крупный, рослый)
киргизский – зор (огромный)
татарский – зур (большой, крупный),
зураерга (увеличиваться, увеличиться; расти, вырасти;
взрослеть, повзрослеть)
ирландский, шотландский – toirt (объёмный)
греческий – τεροστιος (огромный)
древнегреческий – τρεφω (кормить, питать; делать плотным),
τροφω (пища, содержание, провиант), окуда τροφω, τροφις
(вскормленный, взрослый, большой);
ταρφυς (частый, густой),
ταρφος (чаща лесная)
древнетюркский – «darb» (умножение)
персидский – «дäрйа» (море; большое количество чего-то)
русский – дородный, дородность
украинский – одоробло (доробло).
Сюда же относятся названия двух тканей:
драп (потому что толстое плотное сукно) и
дерюга (потому что грубая ткань из толстых ниток).
Монгольский – таар [dere] (дерюга, грубая толстая ткань),
тэрмэ(н) [der] (тибетское сукно).
И сюда же относится русское жор, жрать.
Возможно, посредством татарского или киргизского языков, в которых исходное Д превратилось в З: киргизский – зор
(огромный), татарский – зур (большой, крупный). У персов тоже Д иногда меняется на З. Да и в самом русском такая
замена вполне случается: веду – вожатый, вождение; род – рожать, рождение. Но ни к горлу, ни к жерлу слово «жор»
отношения не имеет. Поскольку называет именно преувеличение:
жор – сильный клёв рыбы;
жор напал – волчий аппетит: неумеренное поглощение несоразмерно большого (огромного) количества пищи по сравнению
с обычной едой.
русский – жор, жрать, пожирать
белорусский – жор, жрать, жру, пажыраць, зжерці
украинский – жор, жере, жерти, зжерти
польский – żrę, żreć, pożerać
чешский – žeru, žrati
сербский – ждерати (пожирать), ждёрём (жрём).
92. Благоухающе-смердящее одоробло
… Впервые пришлось лететь пассажиром в кабине, отнюдь не «зайчишкой», а вдумчиво, осознанно и осмысленно. Наблюдая со стороны за технологией работы экипажа. Сильно надеялся сходу подсмотреть штурманские хитрости и премудрости, научиться лёгкости и почти всё мгновенно перенять. Со стороны казалось простым и вполне логичным, а на деле.
А на деле, всё выглядело несколько странно. Только осознать и проанализировать пришлось гораздо позже. Удивительно, что в кабине Ту-154 оказался чуть ли не впервые, если не принимать во внимание тренировочные полёты в Ульяновске. Когда учился в Академии, то даже многочисленные безбилетные поездки происходили на привычных Ан-24, Як-40, флагмане «Аэрофлота» тех времён, красавце Ил-62, и сестрицах-«тушках» – 104, 124 и 134. Десятилетняя якутская «ссылка» раз в год одаривала впечатлениями от Ту-154, когда убывал в отпуск, но только и исключительно находясь в роли легального и добропорядочного пассажира, занимающего место в салоне, согласно номерочку, указанному в билете. Надо ли говорить о том, как предстоящий перелёт почти через всю страну казался важным и интересным?! Со всех сторон, но особенно – как первый, осознанно и вдумчиво оцениваемый с позиции неуклюжей попытки «примерить» и применить кое-что теоретическое, выполненное чужими руками и мозгами. Очень надеялся, что и мои руки с мозгами окажутся, хотя бы, не хуже, когда придётся «слесарить» самостоятельно в качестве штурмана Ту-154.
Регистрация авиабилета не вызвала никаких затруднений. Толпу желающих совершить двенадцатичасовое путешествие с двумя промежуточными посадками вывели на перрон, где заботливо отгородили загончик – своеобразный накопитель. Атмосфера аэровокзала, довольно спёртая и душная, сменилась относительно свежим воздухом и синтезированными запахами лётного поля – причудливой смесью аромата трав, увядающей листвы, раскалённого асфальта, бетона и всеми «техническими» оттенками, свойственными жизнедеятельности аэродрома. Эти, строго свои, постоянные запахи существуют не только на сугубо авиационном предприятии. Каждое пахнет по-своему и имеет индивидуальный специфический оттенок. Хлебное предприятие пахнет хлебом, молочное пропитывается молочной кислотой, металлургическое отдаёт жжёной землёй, нефтезаводы пахнут ископаемыми углеводородами и продуктами перегонки, отходы жизнедеятельности человека, сами понимаете, пахнут по-особенному, равно как и жир в столовых, ресторанах и двориках кафе. Как тут не вспомнить незабываемые запахи детства, которые у каждого ассоциируются с чем-то очень личным!
Чем пахнут ремёсла очень здорово рассказал Джанни Родари. Книжка Самуила Маршака с переводом этих стихов, выпущенная каким-то киргизом по фамилии «Детгиз» (долго пребывал в полной уверенности, что это младший брат «Учпедгиза»), навсегда осталась в домашней библиотечке. Изначально, книга принадлежала соседям, но их дети выросли, поэтому толстый том стихотворений долго кочевал из квартиры в квартиру (то брался на время, то снова возвращался), потом как-то само собой получилось, что соседи напрочь отказались её забирать. Мне она тоже стала не нужна, но подрастал младший брат, Серёга. А потом уже и сын, Павел, пожелал навсегда забрать изумительную подборку детских стихов Маршака.
У каждого дела
Запах особый:
В булочной пахнет
Тестом и сдобой.
Пахнет маляр
Скипидаром и краской.
Пахнет стекольщик
Оконной замазкой.
Рыхлой землёю,
Полем и лугом
Пахнет крестьянин,
Идущий за плугом.
Рыбой и морем
Пахнет рыбак.
Только безделье
Не пахнет никак.
Сколько ни душится
Лодырь богатый,
Очень неважно
Он пахнет, ребята!
… Из этой же книжки навсегда запомнилось, что имя – это пророческое предначертание судьбы, оно обязательно должно соответствовать какой-то конкретной профессии в будущем, например:
Поскольку для Маршака не существовало никакой принципиальной разницы в разделении авиаторов на лётные специальности, то и штурманом мне, судя по утверждениям и данному имени, не суждено было стать. Ни авиационным, ни морским. Убедитесь сами:
Короче говоря, неведомому киргизу по имени «Детгиз» надо бы поставить памятник за то, что очень своевременно напечатал стихи Маршака, заложившего основы фунадаментального подхода ко всему, что вызывает ассоциативное мышление в контексте запаха, имени и профессии!
В свете вышесказанного и кое-чего, изложенного ниже, приведу маленький отрывочек из очень вольного перевода бессмертного стишка Дж. Родари:
У каждого дела запах особый.
В булочной пахнет сгоревшею сдобой.
Мясом протухшим пахнет мясник.
Газом угарным пахнет печник.
Пахнет хирург неудачным наркозом.
Пахнет доярка вечерним навозом.
Содранной шкурой пахнет скорняк.
Ассенизатор. Знаете как.
… Приятные запахи часто называют словом аромат, а неприятные — вонь. В зависимости от концентрации, одно и то же вещество может оказывать разный эффект. Сильное влияние на ощущение запаха оказывает психофизиологическое состояние человека. В некоторых условиях наблюдается извращённое восприятие запахов, когда определённые и привычные вещества вдруг становятся резко неприятными. Думаю, так или иначе, каждый согласится с такими утверждениями. Запах – специфическое ощущение присутствия в воздухе летучих ароматических веществ, обнаруживаемых химическими рецепторами обоняния, расположенными в носовой полости животных и людей.
Есть очень страшные запахи – это запахи городских свалок, биокомбинатов, предприятий животноводства или, допустим, птицеферм. Эти запахи, кажется, разъедают глаза. Их можно поставить в ряд самых убийственных. Надо сказать, что народ постепенно привыкает, живёт рядышком, работает и почти не обращает внимания, выполняя и даже перевыполняя нормы и планы. Когда попадаешь впервые и ненадолго, а потом оттуда выходишь, создаётся ощущение, что вокруг витает плотный удушливый ореол: что ни возьми, до чего ни дотронься – всюду отвратительный запах жжёного пера или дохлых животных. Просто удручающий запах, от которого отмыться очень тяжело, он просто преследует – так и кажется, что буквально стоит в носу даже несколько дней спустя.
В любом случае, если только обонять, то сложится впечатление какого-то устойчивого стереотипа одного и того же источника раздражения обонятельных рецепторов. Достаточно, в качестве примера, представить аромат дорогой сигары (трубочного табака) и убойный дым от махорочки (самосада). А также припомнить амбре и перегар. Бьюсь об заклад, что человек восемь из десятка станут божиться, что это одно и то же, только сигара-трубочка и амбре – принадлежат достаточно приличному человеку, а махра-самосадик и отвратительный перегар – простолюдину или вообще бомжу. Честно говоря, все правы, но надо учитывать, что амбре изначально имело значение благовония (от слова амбра), но потом почему-то быстро устарело и видоизменилось в ироническое словечко, как правило, имея в виду дурной и очень неприятный запах. На суть не сильно повлияет даже первоисточник возникновения – будь то продукт брожения благородного винограда либо обычных зерновых злаков. Застарелый «аромат» от чрезмерно частого употребления настойки боярышника предлагаю расположить посередине, а «издержки» жидкости для мытья стёкол, типа сверхдефицитной «красной шапочки», вообще не рассматривать.
Оказывается, есть и по этому поводу стихотворное мнение:
… Пассажиры маялись в ожидании автобуса, который должен обязательно доставить их к трапу самолёта. Потные после душиловки аэровокзала тела медленно остывали на прохладном ветерке, с лиц сходила испарина, рубашки, кофточки, блузки и платья потихонечку обсыхали, как и носовые платочки, которыми промакивали выступающую влагу. Некоторые мужчины плюнули на условности, скинули пиджаки, обмахивались чем придётся – газетками и теми же носовыми платками, которые заодно и просушивались. Самые продвинутые и искушённые имели два «сопливчика» – один в качестве веера, а другой, сложенный вчетверо, укладывался на шею на манер солдатского подворотничка. Помогало!
Дети привычно капризничали и суетились, но большинство заинтересованно озиралось по сторонам: не каждый день выпадает удача вблизи поглазеть на самолёты и аэродромную технику. Запахи разгорячённых тел, дорогого и дешёвого парфюма, косметики, некоторого элемента амбре и прочих «прелестей» человеческого организма, сапожной ваксы на «гадах» курсантов военных училищ – всё это постепенно смешивались с запахами сгоревшего авиакеросина и выхлопов солярки спецавтотранспорта. Так обычно и пахнет аэродром жарким солнечным днём, когда кипит производственная деятельность.
Август – пик летнего сезона, но северяне уже потянулись к своим пенатам, стремясь завершить отпуска и обязательно успеть доставить отпрысков к началу учебного года. Так происходит ежегодно, хотя впереди ещё бархатный сезон, да и детские пляжи Анапы функционируют весь сентябрь. Самый «сенокос» для маклеров и дельцов, имеющих «своего» кассира, чтобы нагреться на дефиците авиабилетов. Стоимость услуги равна стоимости билета! Дорого, но время и нервы куда дороже. Из Сочи, Краснодара, Кавминвод, других южных и курортных областей страны не так уж много наберётся вариантов, чтобы улететь дальше Новосибирска, поэтому северяне не слишком обременяли себя сложностями – через Москву, Ленинград или аэропорты Урала – лишь бы быть уверенным, что попадёшь, в конечном итоге, домой. Везением считался любой беспересадочный путь. Но беспосадочного, то есть, полёта без промежуточных аэропортов, избежать практически невозможно. Семь вёрст – не крюк для бешеной собаки, а уж с расстояниями севера – и говорить не о чем.
… Автобус, наконец-то, подъехал, вобрал ожидающих пассажиров и неторопливо подкатил к трапу. Запахи толпы и аэродрома начали смешиваться с неподдающимися описанию элементами предполётного волнения и неосязаемой атмосферой обречённости: самые нервные хотели бы вернуться, но если назад. то потом снова всё сначала – проблем столько, что не пожелаешь и злейшему врагу! Пан или пропал. Таких откровенных паникёров и «бояк» мало, но они непременно присутствуют. А на север никаким другим транспортом добраться невозможно. Приходится рисковать и обязательно привыкать. Крайний Север – это не только испытания природным экстримом, но и определённый подвиг перелётов воздушным транспортом.
Самолёт тоже имеет свой специфический запах, как и любое транспортное средство. В тёплый период, когда приходишь на борт раньше пилотов, а бортинженер ещё занимается заправкой, то ничего такого особенного не присутствует – пахнет пластиком, матерчатой обивкой кресел и остатками пыли на ковровых дорожках. Кабина экипажа попахивает кожзаменителем, железом и приборами. Как ни странно, но приборы и электроника тоже имеют ароматы, присущие любым механизмам и радиоаппаратуре. Если нюхнёте декоративную защитную решётку своего телевизора с тыльной стороны, то безошибочно поймёте, что имеется в виду.
Когда бортинженер успел включить положенные тумблеры, и гироскопические приборы раскрутились, то запах уже другой – это почти рабочая обстановка с привкусом тепла и электричества. Не буквально, а тоже фигурально и почти необъяснимо: шорохи, поскрипывания, трение и вращение невидимых шестерёнок, рокот электромоторов – всё сливается гулом в определённый фон, свидетельствующий о том, что «процесс пошёл»! Поверьте, такой «запах» сильно отличается от «запаха» полного безмолвия огромной машины. Если же сезон холодный, то к приходу экипажа салон и кабину авиатехники прогревают тепловой машиной, просунув в двери толстые «хоботы», несущие пилотам почти домашний уют и заметное облегчение для первоначального пуска промёрзшего оборудования.
Конечно, салон пропитывается едва уловимым сладковатым запахом, скомбинированным из оттенков, присущих химжидкости в туалетах, своеобразного аромата кондиционированного воздуха, кипятка из бойлеров, разогретой пищи, кофе или чая. Экипаж предпочитает начинать работу с приятностей. Пищу для пассажиров разогревают предварительно, если перелёт предстоит относительно короткий, чтобы сэкономить время. Но бывает и так, что кое-кто не успел дома «подзаправиться», поэтому тоже не возражает и перекусывает. Но кофейком взбодриться – первейшее дело, как непременный ритуал и залог успешной работы в воздухе. Теперь можете представить настоящий «букет», вроде бы, несовместимых и разнородных ароматов, на которые «наворачивается» и то, что привносят пассажиры, размещающиеся в салоне. Волнений и без посторонних запахов вполне хватает, но если вдруг появится малюсенькая зона турбулентности в полёте. На полчасика всего-то! Тогда придётся молиться, чтобы не появились совершенно другие запахи, абсолютно не способствующие озонированию и свежести.
О том, как и чем пахнет пустой самолёт после длительной, дней на десять, стоянки в Эмиратах или Египте, когда металлическая труба фюзеляжа, кожухи радиоаппаратуры и приборов нещадно прожариваются на безжалостном пятидесятиградусном солнцепёке, пассажирам лучше не знать. Можно представить, в источник чего, в подобных условиях, превращается забытая пища, вовремя не замеченная нерадивыми уборщиками, а также остатки химжидкости, хоть и тщательно слитой после посадки – это своеобразное испытание на «прочность», проверка силы воли и жизненных способностей экипажа. Слабонервным и особо мнительным такого не пожелаешь! Однако, как говорится, из песни слов не выбросишь – попозже обязательно расскажу и об этом.
… Пассажиры расселись, женщина из отдела перевозок медленно передвигалась по салону: вновь пересчитывала «дебет-кредит», а стюардесса, как обычно, следовала сзади, производя эту же операцию. Обе напряжённо шевелили губами, бормоча цифры под нос, ведь оба результата контроля пассажирского «поголовья» обязаны непременно совпасть! Иначе, неминуемая задержка с непредсказуемыми последствиями – будь то нехватка «тела», либо наличие лишнего. Любое несовпадение влечёт определённые технологические операции, вплоть до снятия, повторной проверки и пересчёта багажа, сличения багажных бирочек и другой тягомотины, связанной с безопасностью полётов. Слово «тягомотина» прошу не считать ёрничеством, а объективной и отнюдь не быстрой реальностью. Каждый желает избежать нудного процесса, в глубине души понимая необходимость тщательной проверки багажа, не так ли. Когда «и меня посчитали», другая бортпроводница подошла и тихонечко пригласила в кабину. Всё так, как и оговаривалось накануне в профилактории.
Пробрался вперёд, минуя ряды кресел с суетливыми людьми, готовившимися к очень непростому перелёту. Для кого-то лишь до первого пункта посадки, однако, волнения от этого не становилось меньше. Как бы то ни было, а всегда устраиваться надо поудобнее – проверить «откидные» возможности сиденья, изучить конструкцию привязных ремней, придирчиво оценить соседей сбоку, спереди и сзади. Сбоку – для возможной беседы и свободы вероятного манёвра при посещении туалета, спереди – на предмет капризности, если свои колени упрутся ему в спину, а сзади – чтобы тоже оценить колени, но уже поставив себя на место переднего соседа.
Перед дверью в кокпит задержался на мгновение, потом решительно постучал, соблюдая правила приличия, вошёл и уселся на место лоцмана. Хорошо, что проверяющего в составе экипажа не было, не то пришлось бы наблюдать за работой не так свободно – кабина вовсе не такая просторная, как хотелось бы! Внутри царила атмосфера деловитости и «запах» профессионализма. Ведь и это можно оценить посредством фигуральности понятия «запах». По какому-то странному стечению обстоятельств, штурман экипажа выполнял свой заключительный рейс. По прилёту в Якутск – «отвальная» и выход в тираж на заработанную пенсию. Почему-то помню, что штурмана звали Сергеем Власовым. Имя могу переврать, а фамилию помню точно, хотя, кроме этого перелёта, сталкивался с ним всего один раз – когда Власов передавал мне «по наследству» свой бортпортфель и бесценную подборку справочной информации. И всего дважды пришлось услышать от него фразу: «Как бы хотелось передать тебе весь свой опыт!» – в том полёте и при прощании, когда я уже мысленно представлял, как распоряжусь «наследством».
Однако, фразу пока понял лишь умом, а сердцем пришлось осознавать всё время, вплоть до своего выхода на пенсию. Опыт тоже имеет специфический «аромат», надеюсь, спорить никто не станет. Но в тот момент я лишь «попахивал» и вовсе не опытом, а глубоко теоретическими знаниями и отчаянным желанием стать опытным штурманом. Кто возьмётся сконструировать анализатор-определитель концентрации этих понятий, чтобы как-то сравнить?!
Название сего опуса содержит словечко «одоробло». Оно распространено на Украине и в Краснодарском крае. Имеет значение: большая, громоздкая вещь, громадина; крупный, неуклюжий человек, увалень. Встречается и у Солженицына в книге «В круге первом», когда описывается шарашка, где трудился Нержин. Но есть более обширное значение: «. Одоробло — это не «что-то деревянное», это что-то огромное и неуклюжее. И только так. Кроме того, у одоробла возможны дополнительные характерные свойства, а именно стремление развалиться, лишиться каких-то частей, отвратительный скрип и другие симптомы нестабильности. Этимология, насколько известно — от телеги, влекомой одром, сиречь клячей.
«Ну куда ты с таким одороблом — тебя же в самолёт с ним не пустят!» (о чемодане).
«Какой-то паршивец поставил своё одоробло — ни пройти, ни проехать.» (о машине, поставленной поперёк выезда).
«Когда же мы выкинем это одоробло? Смотри, у него уже дверцы не закрываются!» (о старом шкафе; здесь ссылка на второе свойство одоробла — нестабильность, но крошечную тумбочку одороблом назвать всё равно нельзя). »
Творчески осмыслив суть своего опуса, попытался пошалить, придав «никчёмной развалине, разваливающейся на части» ещё и оттенок пахучести, обыграв термин «одорант» (от латинского odor — запах) — вещество, добавляемое в газ или воздух для придания ему характерного запаха.