Что творится в чечне видео
Пользователи YouTube призвали Дудя подробнее осветить практику пыток в Чечне
ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.
Видеоблогеру Юрию Дудю нужно встретиться с жителями Чечни и расспросить их о пытках, предложили пользователи YouTube. Чечня стала испытательным полигоном для распространения пыточной практики на всю Россию, указала координатор базы данных Комитета против пыток Людмила Кухнина.
По состоянию на 15.40 мск 8 декабря, видео «Почему в России пытают» набрало 2,915 миллиона просмотров, 268 тысячи отметок «нравится» и 27 586 комментариев.
Правозащитники напомнили о делах Тепсуркаева и Умарова
Координатор базы данных Комитета против пыток Людмила Кухнина соглашается в фильме с мыслью о том, что Чечня стала полигоном для испытаний перед перенесением практики пыток на всю остальную Россию.
Авторы анонимного Telegram-канала 1adat в связи с массовыми проверками в Чечне рекомендовали местным жителям регулярно перед выходом на улицу очищать память смартфона от данных, которые могут заинтересовать чеченских силовиков. Жалобы в прокуратуру на неправомерные проверки смартфонов могут быть чреваты расправой, указали ранее «Кавказскому узлу» правозащитники Дмитрий Пискунов и Светлана Ганнушкина.
В сентябре 2020 года широкий резонанс в Чечне и за ее пределами получил ролик о Салмане Тепсуркаеве, где тот садится на бутылку, поясняя, что делает это в наказание за сотрудничество с критикующим чеченские власти Telegram-каналом 1Аdat. На связь с родными Тепсуркаев больше не выходил, но они по данным о местонахождении телефона отследили, что Тепсуркаев был доставлен в расположение силовой структуры в Грозном. Правозащитный центр «Мемориал»* считает Тепсуркаева политзаключенным, международная правозащитная организация Amnesty International призывала жителей России добиваться от властей поисков Салмана Тупсуркаева. Подробнее о Telegram-канале 1Adat и случившемся с Тепсуркаевым можно прочитать в справке «Кавказского узла» «Пытки за ADAT: за что унизили критика Кадырова». Также «Кавказский узел» подготовил биографическую справку о Салмане Тепсуркаеве.
Житель Грозного Мовсар Умаров был задержан в июле 2020 года. Родственники считают, что причиной стал просмотр блога критика чеченских властей Тумсо Абдурахманова. 7 августа 2020 года Умарова привлекли к спецоперации, после чего, как заявили силовики, он пропал. Мать Умарова расценила это как внесудебную расправу. Управление Следкома по Чечне, вопреки заявлениям представителя России в Европейском суде по правам человека, сочло достоверными показания родственников пропавшего Мовсара Умарова о том, что он удерживался силовиками в Грозном.
С 2009 года в Чечне действовала Сводная мобильная группа российских правозащитных организаций (СМГ), организованная Комитетом против пыток. С конца 2014 года офис СМГ трижды подвергался разгромам и поджогам, ее активисты неоднократно становились мишенью посягательств со стороны силовиков и лиц, предположительно, направляемых чеченскими властями, а в республиканских СМИ развернулась мощная пропагандистская кампания по дискредитации правозащитников. С весны 2016 года СМГ по соображениям безопасности больше не поддерживает постоянного присутствия в Чечне, говорится в справке «Кавказского узла» «Как по минному полю: чеченские власти против несогласных».
Нападение на Игоря Каляпина было совершено 16 марта 2016 года около гостиницы «Грозный Сити», откуда он был выселен. По словам очевидца, на Каляпина напали около 15 человек, которые сбили правозащитника с ног, метнули в него около 20 яиц, затем обсыпали мукой и облили зеленкой.
Материалы о нарушениях прав человека в Чечне, нападках Кадырова на оппозицию и его борьбе с инакомыслящими в республике «Кавказский узел» размещает на тематической странице «Инакомыслие в Чечне».
* организация внесена Минюстом России в реестр иностранных агентов.
Автор: «Кавказский узел»
Что это было, и кто за это в ответе?
На юге, аккурат на границе Чеченской республики и Дагестана, было зафиксировано странное мероприятие. Многие каналы в Интернете говорят о том, что это демонстрация силы, причем сразу по двум направлениям: перед Дагестаном и Ингушетией одновременно.
Не секрет, что у этих республик существуют территориальные споры. Звучит откровенно бредово, ибо это не государства, независимые и легитимные, а федеральные образования в составе России. И какая дележка «своего» может быть, если все вокруг – «наше»?
Судя по всему, федеральный центр вообще не собирается что-либо предпринимать, и ситуация будет накаляться и далее. И этому есть подтверждение.
Для начала: все отмечают очень интересную деталь и задаются вопросом: а это вообще что за вооруженные формирования? И под чьим они флагом выступают в поход? Российских флагов на снимках не видно, только флаги Чеченской республики. Это говорит о том, что вроде как силовики Чечни действуют самостоятельно, под юрисдикцией ЧР.
В целом, действия этих людей весьма неоднозначны. Есть Устав внутренней службы, есть Строевой Устав, которые регламентируют перемещение войск в том числе и в колоннах. И передвижение войсковой колонны без опознавательных знаков частей, в том числе, без флага России есть прямое нарушение пунктов этих Уставов.
Здесь же мы наблюдаем отсутствие российского флага, как такового. Зато имеют место быть флаги ЧР, в количестве, которое не позволяет иным образом трактовать происходящее.
Было заявлено, что это учения. Трехдневные. Частей Росгвардии и МВД ЧР. В районе границы с сопредельными республиками.
Ключевое слово здесь – «учения». И одновременно противоречие. Если это учения – то они должны быть внесены в план подготовки обучения личного состава. Либо, если они внеплановые – обязательно согласованы с федеральным центром, то есть, с Москвой.
Иначе это не учения. Любые подобные перемещения/учения войск Росгвардии или МВД без соответствующих разрешений – это называется мятеж. И это уже юрисдикция ст. 279 УК РФ со всеми вытекающими последствиями. И необходимо срочно отключать связь и начинать изоляцию региона.
Однако, ничего такого не произошло, а значит, санкцию на проведение «учений» выдали. Либо в Москве, либо в Ростове-на-Дону, где находится Южный региональный центр управления.
Разрешение было выдано, но характер проведения «учений» навевает мысли о… излишней самостоятельности чеченских силовиков. Откровенное игнорирование российской символики свидетельствует об этом напрямую.
Наверное, Москве стоит напомнить Рамзану Ахмадовичу, что ЧР – это республика в составе Российской Федерации, а не независимое государство, которое имеет право попугать соседей демонстрацией сил на границах.
Но то, что Кадыров демонстрирует свою независимость и самостоятельность – это только половина дела. Вторая половина даже более интересна. Кто в Москве и Ростове-на-Дону потакает главе Чеченской республики, легитимизуя такие мероприятия?
У Чечни есть граница с иностранным государством. С Грузией. 84 км в не самом приятном и доступном районе Панкисского ущелья. И этот кусок охраняется российскими пограничниками с заставы в Итум-Кале. Так что беспокойства для чеченской Росгвардии и МВД нет.
К чему тогда такие странные «учения»?
Многие считают, что виной всему межреспубликанские «терки» по территориальным вопросам. Говорят, что в интернете (и не только там) ведутся весьма жаркие баталии на эту тему на самых разных уровнях.
Дошло до того, что сам спикер парламента ЧР Магомед Даудов назначал «стрелку» представителям Совета тейпов Ингушетии на берегу реки Фортанг, чтобы по шариату решить вопрос о принадлежности земель.
Вообще, конечно, дикость. Вести разборки по территориальным претензиям в соответствии с шариатом в светском государстве, да еще после того, как все точки в спорах расставил Конституционный суд…
Теперь между Чечней и Ингушетией началась очередная серия разборок вокруг села Даттых Сунженского района. Конечно, все эти «встречи на берегу» в соответствии с судом шариата с точки зрения жителя европейской части России смотрятся диковато. Есть более действенные способы решения территориальных споров.
Однако, что делят Чеченская и Ингушская республики? Вот главный вопрос.
Делится земля России, входящая в состав двух республик.
Вообще, насколько все это достойно? Хорошо, территориальные споры между Индией и Пакистаном вошли в классику. Две страны будут до скончания веков драться за Джамму и Кашмир, и с этим ничего не поделать.
Нам ждать того же в случае с Чечней и Ингушетией или Чечней и Дагестаном? Хороший пример. Потом, наверное, главам Воронежской области стоит вспомнить о том, что была оттяпана часть земель в пользу создаваемой Липецкой области? А чем Воронеж хуже Грозного? Вернуть!
И так, с подачи Рамзана Ахметовича, начнется скатывание в дикость Средневековья. В перспективе – разделение всей страны на удельные княжества, которые будет очень просто передушить по одному.
Мечта заокеанских «партнеров».
В целом, для «пехотинца Путина» все смотрится не очень. Запугивания соседей, непонятные учения на границах, все эти разборки…
Ну это не уровень главы республики в составе Федерации. Ни в плане целей, ни в плане средств.
В недалеком прошлом, наблюдая за действиями Кадырова по освобождению пленных россиян и ополченцев, меня переполняли только положительные эмоции. Человек красиво разыграл ситуацию, сделал очень полезно дело и сделал весьма изящно. Действительно было достойно и политика, и государственного мужа. Не скрою, после тех событий я стал весьма симпатизировать Рамзану Ахметовичу. Да и прекращение войны в Чечне – тоже дело, которым можно гордиться до конца жизни.
Что изменилось, не совсем понятно. Почему вместо таких же красивых дел какие-то разборки в интернете, скандалы… Теперь местечковые сражения за клочок земли, который принадлежит Федерации…
Ну а демонстрация возможностей сил на границе с Дагестаном и вообще ни в какие рамки не лезет.
Москва обязана указать республикам на необходимость прекращения любых свар. Особенно на тему территорий. Это земля Российской Федерации, и нечего ее делить. Это не даст ни преференций, ни уважения тем, кто не понимает разницы между своим и государственным.
Мы живем в 21 веке и у нас сегодня много проблем кроме того, чтобы разруливать мелкопоместные конфликты в южных республиках.
Но думать об этом первыми должны начать именно руководители этих республик.
Видео с места ликвидации боевиков в Грозном 13.10.2020.
Видео с места ликвидации боевиков в Грозном 13.10.2020.
Видео с места ликвидации боевиков в Грозном 13.10.2020.
Национальный антитеррористический комитет обнародовал видео с места вооруженного конфликта в Грозном, где были уничтожены четыре боевика.
На записи, полученной вскоре после ликвидации четырех боевиков в столице Чечни, видно, что бой происходил на территории частного двухэтажного домовладения. Преступники были блокированы там вскоре после начала перестрелки.
Как рассказал глава Чечни Рамзан Кадыров, в обнаружить преступников помогли бдительные соседи, которые и сообщили, что в доме по соседству находятся подозрительные личности.
В ходе перестрелки всех четырех преступников удалось ликвидировать. Не обошлось и без жертв среди правоохранителей — погибли два сотрудника ОМОНа и один полицейский.
Кадыров опубликовал фотографии 32-летнего Майрбека Имамурзаева, зарегистрированного в селе Дарбанхи Гудермесского района, и трех уроженцев Грозного: 24-летнего Магомеда Цураева, 27-летнего Магомеда Магомадова, 28-летнего Рамзана Муртазалиева. Относительно Муртазалиева указано, что он с 2014 года подозревается в причастности к боевикам.
Сегодняшняя спецоперация в Грозном стала также второй в Чечне за три дня. 11 октября два предполагаемых боевика были убиты во время контртеррористической операции в Серноводском районе республики вблизи границы с Ингушетией. Вчера, 12 октября, источники сообщили, что убитые опознаны как Рустам Борчашвили и Казбек Байдулаев.
«Думали, так просто уедете? Теперь вы трупы» Ужас боев чеченской войны глазами русского солдата
30 лет назад, 6 сентября 1991 года, вооруженные сторонники Джохара Дудаева ворвались в здание Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР и разогнали депутатов. Многие были ранены, председателя совета Виталия Куценко убили — выкинули из окна третьего этажа. Так сепаратисты, объявившие о независимости Чечни, избавились от советской власти в республике, что привело к затяжному политическому конфликту, а затем к главной трагедии России — чеченской войне. «Лента.ру» продолжает публиковать воспоминания людей, которые оказались в этой мясорубке и чудом уцелели. Один из них — Дмитрий, служивший в разведывательно-штурмовом батальоне 101-й бригады под командованием майора Олега Визняка, посмертно награжденного званием Героя России. Дмитрий до сих пор опасается за свою жизнь, поэтому просил не раскрывать его фамилию и даже город, в котором живет. В этом интервью — его воспоминания о предательстве служивших с ним офицеров, о зверствах боевиков и их безнаказанности.
Этот текст из цикла «Ленты.ру» к 25-летней годовщине чеченской войны впервые был опубликован 6 сентября 2020 года. Теперь он публикуется повторно. Остальные тексты из цикла читайте ЗДЕСЬ
Внимание! «Лента.ру» осуждает любые национальные конфликты во всех их проявлениях, выступает против межнациональной розни и любого насилия
«Лента.ру»: Когда вы впервые четко осознали, что происходит в Чечне?
Дмитрий: В тот период в моей жизни случились некоторые перипетии. Моя семья спешно покидала родину — республику Узбекистан. Происходил распад Советского Союза, в острую фазу вошли межнациональные конфликты, когда узбеки пытались гнать оттуда все другие национальности — в том числе, если знаете, в Фергане случилась резня из-за десантной дивизии, которая там стояла. Случился конфликт, убили нескольких десантников, а им дать отпор не разрешили.
Все это докатилось и до Ташкента, где мы тогда жили. В 1994 году я, в возрасте 17 лет, был вынужден уехать в Россию. Мой брат уже отслужил в армии Узбекистана — охранял афганско-узбекскую границу в районе города Термеза, и ему дали возможность въезда как вынужденному переселенцу.
Приехали мы, два молодых человека, и наш отец. Отношения с местным населением тоже не сложились — ведь мы были чужими для них. Миграционная служба России выдала брату субсидию на приобретение дома. Купили дом, и отец был вынужден уехать.
Дальше началось самое интересное. На тот момент нам было не до происходящего в России. Вы понимаете, что такое вынужденные переселенцы? Это максимум сумка, ни телевизора, ничего, все новости понаслышке. Я в первый раз услышал о том, что в Чечне происходит, от парня, который приехал оттуда, он служил в подразделении специального назначения. Говорить без слез об этом он не мог. Потом у нас появился простенький телевизор, но то, что по нему говорили, не совпадало с тем, что там действительно происходило.
Жители Ингушетии проводят митинг против ввода войск в Чечню. 10 января 1995 года
Фото: Тутов / РИА Новости
О чем говорили по телевизору?
О восстановлении конституционного порядка. И показывали съемки, насколько я понимаю, даже не того периода, а более раннего, когда люди выходили на митинг, против чего-то протестовали, требовали. Я так понимаю, это был примерно период выборов Джохара Дудаева. Они показывали, как я понимаю, только то, что было выгодно российской пропаганде — а именно оппозицию, что она чем-то недовольна.
Краем глаза я видел кадры, на которых танк проехал, гремя гусеницами, и все. На этом все мои познания о том, что происходит в Чеченской Республике, кончались. Никто ничего не знал.
Более-менее полную информацию мы получили от людей, которые нам продавали дом. Они были из Дагестана.
Лето-осень 1994 года.
Ближе к ноябрю они заговорили о том, что их братьев, мусульман, обижают и притесняют в Чеченской Республике, что нужно ехать к ним и оказывать им всяческую помощь
В чем она выражалась, на тот момент мне не было понятно. Я тогда был далек от армии, от понимания того, что я знаю сейчас.
У нас была договоренность: мы покупаем этот дом, но пока мы ждем государственных переводов с одного счета на другой, мы живем в этом доме вместе с ними, а потом они получают деньги и съезжают. Получилась эдакая гостиница, где проживала наша семья и их семья. В той семье было два брата. Они говорили, что надо ехать в Чечню помогать братьям-мусульманам добиться свободы.
«Слышите эти залпы? Не будете делать то, что я вам говорю, вы все останетесь там!»
Когда официально ввели войска в Чечню, где вы были?
Я как раз должен был туда призваться, но у меня не было ни гражданства, ни регистрации — она появилась лет десять спустя. В итоге я был все же призван — без гражданства, без регистрации — для восстановления этого самого конституционного строя в Чеченской Республике.
Новобранцы на призывном пункте, 1995 год
Фото: Олег Ласточкин / РИА Новости
В мае 1995 года. На новогодний штурм Грозного я не попал, хотя по возрасту должен был быть там. Но наши военкоматы, наверное, побоялись только что приехавшего человека захомутать и отправить. Они сделали это позже, спустя четыре месяца.
С каким чувством туда ехали, зная о том, что происходит?
А никто ничего и не знал
Но в газетах же писали о восстановлении конституционного строя.
Я не знаю, как сейчас, но в то время информирование практически полностью отсутствовало. Вы представляете бойца, находящегося в армии, за войсковым забором — какие газеты, какой телевизор? Телевизор покупало себе подразделение. Когда я был в учебной части, мы только прибыли, к нам пришел командир и сказал: «Вы хотите телевизор смотреть — вечером, в личное время? — Да, хотим! — Так его надо купить! Поэтому пока вы не накопите на телевизор всем отделением, телевизора у вас не будет». Как выяснилось, ровно за день до нашего прибытия телевизор, который стоял в части и был куплен предыдущим призывом, этот командир увез к себе домой.
Когда вы приехали в Чечню?
В феврале 1996 года. Если бы не подготовка, которой нас «подвергли» в Комгароне и частично по местам службы (я за этот период сменил три воинских части), то, возможно, я бы с вами сейчас не разговаривал.
Где вы дислоцировались?
Грозный, 15-й военный городок.
Я недавно освежал в памяти то время, смотрел хронику. Помимо разрушенных зданий и сгоревших бэтээров там было очень много трупов на улицах, которые никто не убирал.
Да, было такое. Как мы потом восстановили хронологию событий, начавшийся штурм плавно перемещался от Грозного к горным районам. Боевиков выдавили в сторону Самашек-Бамута. За перевалом Комгарона, где нас готовили, были слышны залпы орудий — брали штурмом Бамут и Самашки. Наш командир, который бывал там не раз в командировке, говорил нам: «Слышите эти залпы? Не будете делать то, что я вам говорю, вы все останетесь там!»
Какая обстановка была в городе на момент вашего прибытия?
Местные жители буквально ненавидели российские войска. Рассказы о том, что они хотели мира, мягко скажем, абсолютная неправда
Все, поголовно. Они всячески пытались, как только могли, навредить федеральным войскам. У нас было несколько прецедентов, когда убивали наших бойцов, которые выезжали в город не для участия в боевых действиях.
Первая потеря — это наш водитель, даже не из нашего подразделения, а из соседнего, из батальонов нашей бригады. Он с двумя офицерами поехал на рынок Грозного, где все они были убиты выстрелами в затылок. Прямо на рынке, средь бела дня, при всем народе.
Два российских десантника на уличном рынке в Грозном. 19 августа 1995 года
То есть там торговля шла в этот момент?
Да. Там чей-то день рождения намечался, и им нужно было купить продовольствия. Огурцы, помидоры — как понимаете, в военном обеспечении такого нет. В общем, выехали они в город, получив соответствующее разрешение, а потом нам привезли три трупа оттуда.
Мы потом восстановили хронологию событий. Произошло это так: они останавливаются возле центрального рынка. Соответственно, машина стоит на дороге. Офицеры выходят вдвоем. Они тоже нарушили инструкцию, совершили глупость: никогда нельзя поворачиваться спиной, всегда нужно стоять как минимум спина к спине. Вдвоем подошли к торговым рядам.
Из толпы выходят два человека, подходят к ним сзади, приставляют к затылкам пистолеты и делают два выстрела одновременно
Недавно я разговаривал с Русланом Мартаговым, пресс-секретарем чеченской антидудаевской коалиции, и он мне говорил, что практически никто в Чечне не поддерживал Дудаева. Может, это началось уже после начала активных боевых действий?
Не могу рассказать вам, что происходило до прихода Дудаева к власти, но то, что в Чечне активно убивали европеоидное население, ни для кого не секрет.
Там реально лилась кровь рекой. Вырезали, насиловали, грабили, убивали — делали что хотели с русскими
Еще до начала войны?
Еще до начала. Ведь войну-то спровоцировало даже не то, что Дудаев что-то не поделил с нашим руководством. Были жалобы русскоязычного населения, которые писали Ельцину, чтобы он спас их — тех, кому некуда было уезжать, ведь им не давали этого сделать.
«Мы войну знали только по рассказам про Великую Отечественную»
Мы потом были во многих населенных пунктах, беседовали непосредственно с жителями русских станиц — Асиновской, Заводской, других. И они рассказывали, как это было. Мы слышали от очевидцев то, о чем в газетах не напишут и по телевизору не покажут. Это рассказывали нам те люди, которых сейчас в фантастике называют выжившими. Они рассказывали, как девочек 12-13 лет еще до войны насиловали чеченцы, увозили никто не знает куда, и больше их никто не видел.
Потом это трансформировалось в террористический захват автобусов, самолетов, требования к Российской Федерации. Я думаю, что все это и стало причиной войны.
Мартагов сказал: «Никому эта война была на хрен не нужна». Это неправда?
Нет, это неправда, я думаю, что они ее и спровоцировали.
Так дальше не могло продолжаться. Это нарыв — он нарывает, нарывает, а потом вскрывается
Я не оправдываю наших военачальников, они тоже допустили много ошибок и глупостей — нельзя было входить туда так, как это произошло тогда.
Как вы входили в Грозный?
Мы видели все эти таблички на въезде в Грозный: «Добро пожаловать в ад», «Мы вас встретим», «Вы должны знать, что вас ожидает» — и все такое прочее. Когда проезжали мимо местных жителей, они плевали в нас — колонна идет, а они делают это показательно в нашу сторону и кричат какие-то угрозы на своем языке.
Фото: Григорий Тамбулов / Reuters
Мы наблюдали следы боевых действий — сгоревшая броня, гусеницы вдоль дорог. Было как-то невероятно. Понимали, что это части механизма от одной единицы техники, когда башня или гусеница лежала в ста метрах от остова танка. Это уму непостижимо, как на такое расстояние могут разлетаться части механизма. Попадание из гранатомета с кумулятивным зарядом в учебную технику мы видели на полигоне. Попадание РПО «Шмель» в здание — тоже. Но в реальности мы не наблюдали последствий. И теперь увидели.
Везде валялись гильзы, все здания, все столбы — все, что можно было, реально как решето дырявое — указатели, где они были. Кстати, одна из фишек противника состояла в том, чтобы сбивать названия всех улиц, все указатели на дорогах, чтобы была неразбериха. И действительно, у нас тогда ведь даже не было нормальных карт, чтобы ориентироваться в городе Грозном.
Мы изучали его, полагаясь на визуальную память: вот здесь проехали, вот тут поворот, а нам нужно вот сюда. Запоминали таким образом. Вся карта была в голове. Особенно это касалось водителей бэтээров, которым необходимо было привезти группу людей туда, куда нужно. Тоже бывали моменты — выехал, пропустил поворот, не в тот зашел.
Все повысовывались в окна. Типа: «О! По нам стреляют!» Не понимали, что любая из этих пуль может убить
Командир стал «успокаивать» нас прикладом автомата, нанося удары в затылок, в шею, под лопатки, в спину. Когда все поняли, что он не шутит, как начал орать: «Всем лечь! Вы что, идиоты, не понимаете, что вас сейчас убьют?!»
Как это вообще — высунуться, когда по вам буквально с двух шагов огонь ведут? Как у вас сознание в этот момент работало?
Оно отключилось. Глупость несусветная, но мы поняли это уже потом. Интересно, понимаете? Мы приехали в составе уже подготовленного подразделения, полностью вооруженного, снабженного.
Фото: Yannis Behrakis / Reuters
Опять же — вас учили, инструктировали.
Поймите, это первый настоящий бой. С 22-го городка открыли ответный огонь, нам командир тоже дал команду ответным огнем подавить огневые точки противника. И тут началось веселье! Все, что было, полетело в ту сторону. Первый бой, когда потерь еще нет — это весело, смешно!
А потом, когда мы уже поехали по улицам Грозного, увидели трупы людей. Останавливаться было запрещено. Предположим, лежит гражданский — явно не чеченец, но мы не можем остановиться, чтобы его забрать или оттащить хотя бы с дороги. Иногда трупы специально клали на дорогу, чтобы колонна остановилась.
Причем колонна — это три-пять боевых машин, которые идут группой, не те колонны в понимании обывателя, которые идут, растянувшись на пару километров, хотя и такие мы сопровождали. Мы чаще обеспечивали безопасность, проводя разведку еще до появления колонны, а иногда шли в отрыве от нее, сзади, и наша задача была при нападении на колонну вступить в бой, отрезать боевиков от поражения ее огневыми средствами. Задачи, которые ставили командиры, были разными.
И когда мы поехали по этим улицам Грозного, посмотрели на эти дома, на людей, которые глядели на нас полными ненависти глазами. Нельзя было сказать, что они хотели окончания войны и пылали любовью к российским военнослужащим
Может, и не пылали любовью к военнослужащим.
Тогда пылали к обратной стороне.
Многие говорят, что сровненный с землей Грозный и стал причиной этой «любви».
«Видел головы бойцов, вышедших в соседний сад нарвать яблок»
Давайте не будем забегать вперед. Вы помните первую потерю в вашем подразделении?
Жители Грозного на одной из улиц города в декабре 1994 года
Фото: Игорь Михалев / РИА Новости
Интересный вопрос для тех, кто был на войне.
Как можно осознать? Там же непонятно! Особенно много к тому же было столкновений в ночное время. Когда стреляет группа людей с разных точек и позиций, и ты подходишь утром, начинаешь осматривать территорию — тебе никто не скажет, чей это конкретно выстрел был.
Поставим вопрос по-другому: вы осознавали, что убиваете людей? Или это были не люди для вас?
С человеческой точки зрения я понимал, что это люди. А с точки зрения происходящего там и того, что я видел своими глазами, я понимал, что это нелюди. Я видел обезглавленные трупы наших бойцов и офицеров. Я видел трупы бойцов, с которых живьем снимали кожу. Я видел трупы, у которых были отрублены конечности. Я видел, как на подносах, накрытых тканью, приносили прямо на КПП головы бойцов, вышедших в соседний сад нарвать яблок. Все бойцы — не думайте, что это личное мнение, там все осознавали это, — понимали, что в плен попадать нельзя ни при каком раскладе. Пощады не будет. Более того, сделают все, чтобы труп не был опознан. И так в семью приходит горе, а когда труп не опознан — непонятно, своего ли сына они хоронят.
Говорят, это смотря к кому попасть. Могло быть и так, а могли и содержать в более-менее сносных условиях и обменять потом.
У всех возвратившихся из плена, кого я знал, никаких иллюзий не оставалось. Я не знаю, к кому и как попадали, но если вы посмотрите кадры из Чернокозово, где они устроили свое «министерство госбезопасности», то увидите, как они пытали и убивали там людей.
Убивали священников, захваченных в Грозном. У меня где-то в телефоне есть фотография священника, служившего в единственной церкви Грозного, которого они забрали туда и там же убили, после того как он отказался отречься от своей веры. То есть ни за что.
Много других случаев есть и фактов, которые прошли через нас. Наша группа после 6 августа тоже кратковременно побывала в плену, когда мы забирали убитых бойцов, попавших в засаду, за что нашему командиру и присвоили звание Героя посмертно. Когда мы направили грузовик с трупами в направлении части, они сказали: «Все, мы обменялись». Хотя договоренность состояла в том, что мы их забираем и уезжаем оттуда. «Вы что думали — так просто отсюда уедете? — говорят. — Теперь вы будете этими трупами». И вот 16 человек — команда, которая должна была опознать и забрать своих, — оказалась в плену у вооруженных боевиков.
Два человека загружают тела людей в кузов грузовика. Грозный, 17 февраля 1995 года
Что вы испытывали, когда они это сказали? О чем думали — о Боге, о семье, о том, зачем вообще сюда приехали?
У меня был скотч, я был просто обмотан этими гранатами. Я просто выдернул чеки сразу с двух рук. Гранаты были Ф-1 — 200 метров радиус разлета осколков. Ну и смотрю на них — мол, давайте посмотрим, чем это все кончится. Слава Богу, не довелось до конца разжать руки, когда решили нас оттуда выпустить.
Они разбежались, что ли?
Они сначала нашего старшего отвели куда-то. Его долго не было — наверное, час-полтора, пока они над нами издевались.
Как именно издевались?
Оскорбляли, пришли местные жители, плевали в нас, пытались плюнуть в лицо. Нам скомандовали: «Руки за голову, сидим на коленях», разожгли костер, посадили нас в линию в метрах 15, притащили гитару, уселись кругом и стали петь свои песни, но на русском языке с оскорбительными высказываниями в отношении России.
Кричали нам: «Слушайте, русские свиньи, пока живы еще, что мы о вас думаем!»
Потом пришел какой-то «благодетель», принес какие-то карамельки (не знаю, где они были) и кинул нам под ноги. Но вы понимаете, что у таких людей брать ничего нельзя — она может быть отравленная, а может, он просто для утверждения своей власти это сделал. Он говорит: «Бери, жри, русская свинья». Я привстал, откинул ногой эту конфету и говорю: «Хочешь жрать — жри ее сам».
А у него был пулемет Калашникова с коробкой на 200 патронов. Он передергивает затворную раму, приставляет пулемет мне к затылку (он у него на поясе висел). Пулемет стреляет только очередями, напротив — эти 15-20 человек вокруг костра. Я ему: «Стреляй!», а он: «Ты что, умереть хочешь?» То есть я-то оценил обстановку, что сейчас произойдет, а он даже не осознавал, что хоть одна очередь вылетит — и я уже не один отправлюсь на тот свет.
«Стреляй! У тебя же духу не хватит выстрелить! — кричу ему (нецензурно, разумеется). — Ты же трус. Ты же только в затылок можешь выстрелить. Я ж для тебя враг. Я бы тебя, например, зубами загрыз. А у тебя духу не хватит»
Я его провоцировал, чтобы он эту очередь дал. Они сидят, один из них поворачивает голову в нашу сторону, видит все это, кричит ему, а я в этот момент как раз вытаскиваю гранаты и чеки из них.
Почему они у вас гранаты-то не отобрали?
Они не знали. Мы приехали — они сразу: «Ну что, готовы копать?» — «Готовы».
А с теми гранатами, которые вы в руках держали, что случилось?
Сколько, по ощущениям, держали?
С начала августа в Грозном идут активные боевые действия. После объявления о штурме российской стороной был создан коридор для эвакуации мирных жителей. 10 августа 1996 года
Фото: Игорь Михалев / РИА Новости
Когда командир вернулся, что было?
Он был безучастный, с потухшими глазами. Живой, но как будто неживой. Я не знаю, что они с ним делали, чем напоили, укололи. Но пришел абсолютно безвольный человек, который возглавлять группу не мог. Он просто пришел и сел, они на него даже внимания не обращали. Глаза открыты, а в них какой-то туман. Поэтому все командование распределилось коллегиально на всех, кто там присутствовал.
А один боец (ныне покойный, его звали Женя) был в раскраске «камыш» — мы еще говорили ему, чтобы он ее не надевал. В то время она была только у подразделения специального назначения. А он такой: да все равно, какая разница, пусть знают! Гордыня какая-то непонятная. Еще он усы отращивал и выглядел старше своего возраста.
Так вот, подходит к нему товарищ из этих и спрашивает:
— Да мы видим, что ты контрактник! Откуда у тебя эта шмотка? — хватает его за рукав. — Смотри, во что другие бойцы одеты, по ним видно, что это срочники. Ты кому тут рассказываешь? В каком ты звании?
— Врать-то не надо! Мы тебе первому голову отрежем. Деньги сюда приехал зарабатывать на крови, а? Мы что, не понимаем, что ли? Из какого подразделения?
— Из 101-й бригады, мы повара, хозяйственный взвод, вот нас и отправили как похоронную команду — забрать погибших.
— Да мы по твоей форме видим, кто ты!
Плюс берцы у нас были облегченные, «резинки» так называемые, тоже редкость тогда, обычно все в кирзовых сапогах ходили. На самом деле если бы у кого-то из них был наметанный взгляд, даже из того факта, что на всех надеты облегченные берцы, можно было бы сделать вывод. Если бы у одного были берцы, а у других кирзовые сапоги, тогда бы еще можно было предположить, что он купил их или обменял на что-то. А когда у всех — все понятно.
У нас там был один мусульманин: «Э! Да ты братьев-мусульман сюда приехал убивать? Мы тебе сейчас. (если говорить культурно — отрежем твои гениталии), затолкаем в рот, а потом голову отпилим!»
Понимаете, после таких угроз не осталось сомнений, что отпускать нас они не намерены. Мы в таком состоянии находились несколько часов. Одни уходили, другие приходили, их все больше становилось. Это происходило на том месте, где группа нашего подразделения попала в засаду 6 августа, когда начался штурм Грозного, и там было очень много наших погибших. Некоторые смогли вырваться из этого капкана, а некоторые не смогли.
Чем вот эта конкретная ситуация закончилась?
Уехали мы в результате интересно. Приезжает, по-моему, белая шестерка, оттуда выходит пожилой человек, лет 50-60, почему-то в кожаной куртке летом, на плечах у него реально здоровые золотые звезды. Он подходит, начинается разговор, все начинают бегать, потом его куда-то зовут, показывают пальцами. Он жестикулирует, объясняет что-то на своем.
Потом прошла информация, что одно из должностных лиц из нашей воинской части сказало, что оттуда никто вернуться не должен, все должны быть убиты.
Вас послали туда умирать?
Оттуда должны были вернуться две группы трупов: те, которых выкопали, и те, кто поехал их выкапывать
Что думали рядовые о командном составе?
Сначала мы подумали, что это неправда. Но по прошествии двадцати лет выяснилось, что это правда, что нас сдали — они нам это в открытую сказали. И первую группу, которая погибла в засаде, и мы приехали туда на убой. Боевикам фактически дали разрешение расправиться с нами.
Это для того, чтобы вы понимали, что за обстановка была в то время. Все жили так, как они хотели жить. Кто-то выполнял приказ, кто-то жил для себя.
Боевые действия в Грозном, август 1996 года. Солдаты Федеральных войск Министерства обороны РФ у разрушенных зданий в центре города
Фото: Игорь Михалев / РИА Новости
«Ампутировали руку саперной лопаткой»
А в целом как солдаты относились к офицерам? Как простые солдаты относились к разведке?
Было кастовое деление. Вы должны понимать, что подразделения специального назначения всегда считают себя элитой, они не участвуют ни в разговорах, ни в переговорах, ни даже в обсуждениях чего-либо с другими подразделениями, так как знают намного больше, чем все остальные, чем даже офицеры части. Когда операция носит гриф «секретно» или «совершенно секретно», это говорит о том, что информация не должна уйти никуда. Например, как вы своими глазами видели, как ликвидируют боевиков, которых три раза доставляли в Ханкалу в особый отдел и три раза брали, обвешанных вооружением, практически в том же районе, где и до этого.
Когда нашего командира это уже достало, он сказал: «Вы мне надоели». Он понял, что они так и будут ходить и убивать наших. Это была банда, которую мы привозили в особый отдел, а их потом в полном составе отпускали. Потом снова привозили — и снова отпускали.
Мы их берем, а они улыбаются: «Командир, может, прямо у нас возьмешь? Мы же все равно выйдем». Командир сказал: «На этот раз не выйдете». Они: «Да кому ты угрожаешь?». Хи-хи, ха-ха. Думали, что шутки с ними шутят. Шутки закончились прямо там же.
Чем занималась разведка?
Разведподразделения использовались не по назначению, не так, как это прописано в уставе и в учебниках по военной науке. Она использовалась как наиболее подготовленное подразделение для затыкания всех дыр — любых.
Надо сопроводить — разведка. Надо вытащить кого-то — разведка. Надо произвести штурм — разведка. Надо устроить засаду — разведка
Задачи иногда ставились несвойственные для разведки. Соответственно, вполне возможно, что та засада, которая закончилась плачевно (речь идет о засаде 6 августа 1996 года, при штурме Грозного, убитых в которой забирало подразделение Дмитрия — прим. «Ленты.ру»), стала следствием нецелевого использования разведподразделений.
Там не было ни еды, ни воды, ни медикаментов. Одному бойцу ампутировали руку саперной лопаткой. Заматывать было нечем, поэтому мы порвали свои майки, тельняшки и замотали ему культю. У него было ранение, началась гангрена. Решение об ампутации было принято без участия самого пострадавшего. Так как инструментов и хирургов не было, это сделала группа бойцов с помощью наточенной саперной лопатки. Просто отрубили руку.
Штурм Грозного боевиками в августе 1996 года был неожиданностью или прогнозируемым событием? Как это выглядело с вашей точки зрения?
Знаете, с начала августа в городе нарастала какая-то напряженность. Резко уменьшилось количество местных жителей на улицах — это было заметно. Улицы просто опустели. Если раньше днем и вечером работали рынки, даже какие-то магазинчики на площади Минутка, люди хоть и с осторожностью, но передвигались по улицам, то в начале августа рынки были практически закрыты — стояли один-два торговца. Прохожие исчезли.
Нас, как людей подготовленных, это уже наводило на мысли, что что-то произойдет. У нас были средства связи, и мы научились настраиваться на переговоры боевиков. Ночами делать было нечего — служба идет, спать нельзя. И мы переключали частоты, слушали своих и чужих. И к началу августа у нас сложилось понимание, что готовится какая-то заваруха. Что конкретно — мы не могли предсказать, ведь с их стороны это тоже было совершенно секретно.
Все началось рано утром 6 августа: мы проснулись под канонаду. Они атаковали все точки федеральных войск — посты, здание правительства, МВД, вокзал, в котором находилась комендатура, блокпосты на мостах через Сунжу, Ханкалу, наш городок, 22-й городок, аэропорт Северный. Короче, по всему городу начались бои
Мы уже были готовы, командир говорил нам, что назревает что-то нездоровое. Шли сообщения по средствам связи с блокпостов, на которые напали: «Находимся в осаде», «Приняли бой» — уже открытым текстом, не шифром, «У нас есть погибшие и раненые», «Мы ждем помощи». Все это стекалось со всего города от групп батальона.
Разрывы, стрельба. Я на своем посту взял бинокль, просматривал часть улицы Ленина и несколько улиц Октябрьского района. Я видел, что из домов, которые похожи на наши пятиэтажки, которые реновации подлежат, из разбитых окон вылетали огненные шары — выстрелы из гранатометов. Работали пулеметы, автоматы. Очень было заметно, когда вылетали эти огненные шары, — их летело множество, словно это был метеоритный дождь.
Боевики спустились с гор или уже в городе были?
Они зашли в эту ночь. Если разведывательная информация была верна, они зашли между пятью и шестью часами утра одновременно из близлежащих населенных пунктов, к которым они стекались в течение нескольких дней. Некоторые прошли тайными тропами в обход блокпостов — ведь их невозможно установить на каждой тропе.
Другие одновременно напали на блокпосты, чтобы отвлечь их от продвижения сил и средств боевиков. Впрочем, думаю, что и в городе к тому времени боевиков было уже много.
Это противостояние могло закончиться победой федеральных войск?
Да. Так оно и было. Но неожиданно появился Лебедь, который заключил с ними «мир». Ему все солдаты, офицеры говорили: мы понесли такие потери — за что? Чтобы вот так сейчас с ними договориться о чем-то? Тогда ведь генерал Пуликовский дал боевикам два часа на вывод всех мирных жителей из Грозного, после чего обещал сровнять город с землей, несмотря на то, что он и так был в руинах.
В нашем заборе была дыра, и оттуда выходили и возвращались штурмовые группы — только успевали заносить убитых и раненых. Снайперы вели постоянный обстрел
Я заметил группу боевиков в черных кожаных куртках, передвигающихся поперек улицы Ленина, метрах в 250-300 от нас перебегали дорогу. У кого-то были военные штаны, у кого-то гражданские, при них были пулеметы, автоматы. Я сразу понял, что это явно не российские военнослужащие.
Я перебежал к зданию, у которого была разрушена крыша. Мой блокпост находился в нем, и, чтобы сместиться от заложенных окон, мне пришлось подняться к срезу стены, на который уже накладывается крыша (не знаю, как это правильно назвать). Крыши не было, а была кладка по контуру здания сантиметров 80 в высоту. Все пролеты обрушены, только швеллеры и четыре стены — остов здания без окон, без дверей, без полов, без потолков. До шестого этажа пустота, мы по веревкам туда забирались и спускались.
Переместившись по краю стены туда, где обзор был лучше, я открыл огонь. Ко мне прибежал мой товарищ, сержант по имени Сергей, забрался по веревке и говорит: «Что ты тут делаешь?» Я отвечаю: «Вон, смотри, бегают. Так давай сейчас мы с ними разберемся!»
Бой в Старопромысловском районе. Участник незаконных вооруженных формирований
Фото: Игорь Михалев / РИА Новости
Ну и мы из двух автоматов открыли по боевикам огонь. Я заметил, что они начали кувыркаться по дороге, кто-то остался лежать. Потом смотрю, минут через пять они опять выбегают из частного сектора, пытаются утащить лежащих. Я опять открываю огонь, опять кто-то из них кувыркается.
(Там просто непонятно — ранен, убит. Вообще, когда в человека попадают, он еще продолжает двигаться, когда он может быть уже убит или ранен, по инерции. Бежит, начинает спотыкаться, потом падает — не так, как в кино: попали и сразу — бух на землю.)
Большую часть их группы я оставил на дороге.
Потом они открыли огонь из этих пятиэтажек — может, по связи передали, а может, меня заметили — я вел стрельбу сначала с колена, а потом, не прикрытый ничем, в полный рост.
Мы залегли. В стене были оборудованы огневые точки, защитные точки, выложенные из кирпичной кладки. Я смотрю — начали разлетаться кирпичи. «Надо выяснить точку, откуда бьют», — решил я. Ору снайперу на посту, мол, быстро осмотри здание, скорректируй огонь. Снайпер начал рассматривать — а там дым, все горит. Пока он искал, мы с Сергеем лежим, и я говорю ему: «Давай на раз-два-три приподнимаемся». Потому что бойница в полкирпича, а туда еще и автомат надо засунуть, и для обзора места практически не остается — узкая щель. Пока будешь наводиться.
(Максимализм, который у нас был в первые дни, исчез. Я знал, что пуля пробивает кирпич на раз, кладка в два кирпича разбивается после первой же очереди из обычного автомата, не говоря уже про пулемет. Поэтому я понимал, что на произведение очереди будет всего несколько секунд, и надо либо смещаться ниже, либо вообще отсюда валить.)
Раз-два-три. И тут я понимаю, что мое лицо что-то обожгло. Пронеслась мысль, что пробило кирпичную кладку.
Мы еще лежим, даже не приподнялись. Мне посекло лицо осколками кирпича, у Сергея из виска идет кровь. Он смотрит на меня ошарашенными глазами, я на него. Я поначалу подумал, что его убило, что это такая предсмертная реакция — таращится, мол, что произошло-то? Поворачиваю голову в сторону кладки и вижу отверстие. Причем пуля вошла с внутренней стороны, не с внешней. Выбиваю шомпол из автомата, вставляю в отверстие, выковыриваю ее. Это снайперская пуля от винтовки СВД 7,62 миллиметра. В руке она прямо горячая, обжигает ее. Подкинул, поймал и говорю: «Ну что, Серега, это твоя, на — на память».
Выстрел произошел со спины. Мы лежали по направлению к пятиэтажкам — то ли с больницы, которая в метрах 600 была, выстрелил снайпер, то ли из частного сектора, который под углом располагался. Если с больницы — то выстрел произвел очень умелый снайпер, а если из частного сектора, то очень неумелый. Потому что пуля вошла как раз между двух наших голов, прямо по центру.
Мы с ним переглянулись, кровь у него продолжает течь. Взял его за голову, а у него оттуда торчит оплетка медная. Я ее рванул прямо с куском кожи и мяса. «Ты живой еще, не ссы», — говорю. У меня на приклад автомата был прикручен ИПП (индивидуальный перевязочный пакет), я рву его и прикладываю Сереге к виску.
Боевые действия в центре Грозного, август 1996
Фото: Игорь Михалев / РИА Новости
Как в замедленной съемке — только поднялся на ноги и начинаю смещаться в сторону, в кирпичную кладку с внутренней стороны начинают бить пули. Что такое стрессовая ситуация и шесть этажей сталинского дома, где потолки не 2,2 метра, понимаете? Шесть этажей без пола, только швеллеры!
Я бегу по этой кладке что есть мочи, таща за собой Серегу, свой автомат, его автомат, разгрузки. И по нам стреляют, где в стенку, где между ног попадают пули. У нас всегда знали, что если ты слышишь пулю, то она не твоя. Вж-ж-ж! Вж-ж-ж! — несется, пока мы бежим
Я преодолеваю расстояние до угла дома — а только угловые комнаты в этом здании имели пол — и сталкиваю Серегу с этой высоты вниз, запрыгиваю сам. Летим, приземляемся на кафельный пол, где были туалет и ванная. «Ну что, руки-ноги целы? Попало?» — говорю ему. «Нет», — отвечает. «Ну все, считай, второй раз родились сегодня», — смеюсь. Осматриваем себя (иногда бывает, что попадет, а ты из-за адреналина не чувствуешь), и я замечаю, что обрызган кровью, но кровь, судя по всему, Серегина, когда в него оплетка попала. Говорю: «Давай-ка ты в госпиталь, я без тебя тут справлюсь, тебе уже все — четвертого раза не будет». У него были ранены ноги, рука, голова. «Тебе Господь говорит, что это был последний раз, когда он тебе сохранил жизнь. Вали и больше не возвращайся из госпиталя». Он ушел, и до самого увольнения я его так и не видел, пока не приехал на Большую землю.
«Офицеры были вынуждены подчиняться»
Как вы узнали, что Лебедь ведет переговоры? Что испытывали, когда сказали, что нужно отходить?
А мы никуда не отходили. Просто пришел приказ прекратить огонь, потому что достигнуты какие-то мирные соглашения.
Пока они не были достигнуты, вы о них ничего не знали?
У боевиков после каждого боестолкновения, — как только они понимали, что попали под пресс, — сразу начинались перемирие и переговоры
Офицеры были вынуждены это делать. Я понимаю, служебная карьера, 90-е годы — чем кормить семью, если уволят? Да еще и посадят ко всему прочему за неисполнение какого-то приказа, пусть преступного, пусть глупого. И офицеры были вынуждены подчиняться. Когда в стране неразбериха, никто же не будет заниматься конкретным делом. Сейчас-то не могут с беспределом разобраться, который с Голуновым творят, еще с кем-то. А про то время вообще говорить не приходится: посадили — и поминай как звали.
Чтобы посадить, практически как в 1937 году, собиралась чрезвычайная тройка. Пришли три сотрудника особого отдела, в который мы сдавали боевиков, выслушали, показания записали, офицера забрали. И все, никто его больше не увидит. Потом только родственники получат письмо, что он в местах лишения свободы находится, мол, приговорили его судом военного трибунала к чему-то и отправили.
Поэтому огонь прекратили. Хотя и не все — понимаете, когда в вас стреляют, и вы подчиняетесь приказу о прекращении огня, получается, что вы сдаетесь на милость победителя, который продолжает вас расстреливать и не собирается останавливаться. То есть это приказ для вас, а не для них — так это можно расценить. Игра в одни ворота.
Бойцам, кстати, терять было нечего. Им либо погибнуть, либо. Как будет дальше — никто не знал. Поэтому и открывали ответный огонь.
И потом Пуликовский объявил, что если они не выведут мирных жителей из Грозного, все, кто там находятся, вне зависимости от пола, расы, вероисповедания и прочего, будут по законам военного времени подвергнуты физической ликвидации. Штурмовые группы ликвидируют всех подряд.
Вы же понимаете — город заполнен боевиками. Среди них есть местные жители, но они пособники. У них было время, чтобы уйти, они обо всем знали заранее. Но некоторые там оказывали боевикам медицинскую помощь. (Кстати, столкнулся потом на гражданке с одной приятной женщиной, не чеченкой, которая в Грозном находилась в бандформировании и оказывала им медицинскую помощь. А потом мы очень мило работали с ней в одной юридической организации.)
Секретарь Совета безопасности Александр Лебедь (в центре) прибыл в Чеченскую Республику для проведения переговоров о прекращении боевых действий и выводе российских войск из Грозного
Фото: Игорь Михалев / РИА Новости
У них случилось горе: их имущество разрушалось, горело, подвергалось мародерству. Я не скрываю этого — была, например, акция возмездия за трех наших погибших товарищей на рынке. Мы этот рынок просто пустили под колеса бэтээров — раскатали как карточный домик. Нам плевать было, что это чье-то имущество. Рынок был закрыт, мы приехали рано утром, когда никого не было. Но мы понимали, что в ларьках там какая-то еда, чей-то товар.
Мы просто раскатали этот рынок. Металлические ларьки лежали вот так вот — как газета. Все они стали плоскими, как лист бумаги.
На тот момент ничего не имело значения. Наших товарищей убили, и убили хладнокровно, подло.
Вы для себя поняли, что это была за война и зачем она была?
Мы не договорили про генерала Лебедя. На тот момент со стороны нашего правительства и Лебедя непосредственно, так как он был полномочным представителем президента, это было предательство в отношении федеральных войск. Когда мы потеряли очень много убитыми и ранеными, причем на пустом месте. Если бы развединформацию реализовали, мы бы могли этого избежать, перекрыв дополнительно какие-то дороги, предприняв меры профилактики. Не откатились бы назад и не получили бы то, что получили в итоге.
Что это было — этот нарыв, как и любой межнациональный конфликт (а он начинался именно так, как это было в Карабахе, как это было в Средней Азии, в Молдавии), требовал разрешения. И таким разрешением всегда являлось применение военной силы. Рано или поздно война бы там случилась, если не в 1994 году — так в 1995-м или в 1996-м.
То, что они потом творили в Буденновске, в Первомайском, не могло остаться без возмездия, не могло длиться бесконечно. Рано или поздно любой президент ввел бы туда войска, учитывая то, что это территория Российской Федерации, хоть и мятежная.
Они объявили о независимости еще в советские времена.
Несмотря ни на что, ни на какие их попытки, к началу этой войны они являлись частью Российской Федерации. И на этой территории должен был быть установлен порядок соответственно законам России, что и произошло.
Внимание! «Лента.ру» осуждает любые национальные конфликты во всех их проявлениях, выступает против межнациональной розни и любого насилия