Что то вы все взъерепенились я погляжу
avtomat_kx
Интересное в сети
Интересное в мире
• Девушки, уймите вашу мать!
• Кикимор я не понимаю!
• Инфаркт Микарда! Вот такой рубец!
• Шо характерно — любили друг друга.
• Зараза! «Людк, а Людк!» Тьфу! Деревня!
• Извините, что помешал вам деньги прятать.
• Ну, ну, пойди еще, раззвони по всему поселку! Трепло!
• Это откудова это к нам такого красивого дяденьку замело?
• Только глаз, как это… один сюда, один — туда!
• А ты из меня сколько крови выпил?! Я ж спокойные дни на пальцах могу посчитать!
• Фигура вторая — печальная.
• Ишь ты, орган движения они лечили, орган движения! Поотрубать бы вам к чёртовой матери эти органы-то!
• Что характерно — обнаглели!
• А у нас текучка, така страшная у нас текучка…
• Иду из мага́зина, вся трясуся.
• Как яму не стыдно поросёнку. Кобель. Вот ведь какой кобель батя ваш! Ой, чё делать не знаю! Ой, горе-то како! Лёньк, поросятам дал.
• Посылаем запрос в космос: «Так, мол, и так! Как, мол?»
• Помру — Ваську на поминки позову, а тебя, оглоедку, не пушщу!
• Совсем не держат ноги. Как ватные, ноги. До сих пор трясутся… руки
• Хлебушек — это вообще отрава.
• Ну, Василий, мягкого тебе полёта.
• Мы из разных социальных пластов, но ведь нас судьба связала.
• Чтой-то вы все взъерепенились, я погляжу.
• Когда Ленька топор подхватил, я манёхо не родила.
• Да какая судьба? По пьянке закрутилось и не выберешься.
• — Ты идешь к этой горгоне?
— Не, я к жене.
• — Чёй-то, Людк? Пыс пыс-то чё?
— Постскриптум. Послесловие.
• Старые, а тоже все никак не навоюетесь.
• Людк, а Людк, сумки-то возьми!
• Ума-то Бог не дал, а души и силы — сколько хошь.
• Брак — это добровольное рабство.
• Надеюсь, что вы как интеллигентный человек не осудите нас за лучик счастья на темном небосклоне жизни.
• — Встречу — убью. А голуби тут не при чем.
— Ты че, Лешка! Не вздумай, слышь! Чуть-чуть за шкирку потрясь и будет с него.
• — Я работаю в отделе кадров.
— Что ж вы так плохо за кадрами-то смотрите?
• — В армию меня забирают.
— Кто?
— Дед Пихто.
• — А если это любовь?
— Кака така любовь?!
• — Любите ли вы этого человека?
— Ой, да какой это человек!
Наши любимые советские фильмы, мультики, музыка из кино, плакаты и фото
Цитаты из советского фильма Любовь и голуби
— Людк, а Людк! Ты деньги брала, а?
— О, хватилась Надюха-то. А денежки-то бабай унес.
— Чет-ты размахнулась на двадцать пять рублей-то, Надюха, а?
— Ой! Иди! Целуйся там со своими голубями. Обдирай, обдирай нас как липок.
— Людк!
— Ну?
— Гну! Чё делать-то будем? Деньги последние были.
— А ты с книжки сыми.
— Щас я как те пульну! Много клал-то? Шоб сымать.
— Ну, Людк, иди, неси сберкнижку.
— Где?
— Тама!
— А.
— А!
— А ты че стоишь, уши растопырила? Отцова заступница.
— Да не пил, не пил я! Хотя повод есть. День взятия Бастилии впустую прошел. Василий, это вы чем руки-то моете. Паразит!
— О! Уж закусывают. Ну как же. Я говорю, закусывают уже?!
— О! Саня пришла.
— Да не пил, не пил я! Хотя повод есть. День взятия Бастилии впустую прошел.
— Восемьдесят лет со дня рождения. Ух ты, а ей уж восемьдесят?!
— Василий, это вы чем руки-то моете. Паразит!
— А, ничего вы не петрите в красивой морской жизни.
— Конечно, где ж ему быть-то, как не здесь?
— Дак, Надюх, я только пару кружечек-то, вкус-то не забыть, ага.
— Надюха!
— Ты где бегал, черт малохольный?
— Страшную весть принес я в твой дом, Надежда. Зови детей.
— Кикимор я не понимаю. Убери ее, Надежда!
— Он у вагона стоял.
— Ну, кто стоял-то? Кто стоял? Василий?!
— Бревно! С вагона соскользнуло, кувырк на землю, одним концом Ваську по голове. Шибануло вашего отца, Людка! Все!
— Всё, всё. Теперь так и останется.
— Че останется?
— Косоглазие.
— Так он живой?
— Ты чё каркаешь, дура? Конечно живой! А глаз как это. один туда, один сюда. А вы че подумали.
— Страшную весть принес я в твой дом, Надежда. Зови детей.Чего такое?
— Фигура вторая. Печальная.
— Прости, Надежда.
— Обрыбишься!
— Потом вышел врач, говорит: умерла, дедушка, твоя бабушка.
— Выпей!
— Не надо! Санечка не любила этого.
— Инфаркт Микарда! Вот такой рубец! Вскрытие показало.
— Лёнь! Баб Шура-то померла!
— Нормально.
— Шо характерно — любили друг друга.
— Знаете, как она меня называла? Никто не знает! Я ей говорю — Санюшка! А она мне — Митюнюшка.
— А голос какой! Скажи ж, Надь! Как запоёт!
— Откопались уже?
— А че эт ты?
— Сон рассказываю. Приснится же, зараза такая.
— Потом вышел врач, говорит: умерла, дедушка, твоя бабушка. Беги, дядь Мить!
— Умные они, ёшкин кот.
— Извините. Что помешал вам деньги прятать.
— Ну, ну, давай еще, раззвони по всему поселку! Трепло!
— Понял, вот.. сюда положишь, на булавочку застегнёшь.
— А расстегнётся?
— Ой! Ты чё наделала-то?
— Погладила.
— Да кто ж его теперь завяжет-то? Всё! Съездил на курорт!
— Проститься с другом имею право!
— Ну, Василий, мягкого тебе полёта.
— Как это место называется?
— Курорт органов движения.
— Все! Давай, распаковывай чемодан.
— Вот так, пуговку расстегнешь, и хорошо.
— Пуговку? Там же. юг!
— Культура!
— Ну, Людк! Ну красавица.
— Я другой узел вяжу.
— Ракушек мне привези. И пальму.
— Ой, дочь, пальму-то на себе переть?
— Веточку.
— Товарищ Кузькин?
— Ага, Кузякин.
— Владимир Валентинович?
— Ага, Василий Егорыч.
— А, ну правильно, у меня профессиональная память.
— Я извиняюсь, вы тоже на курорт органов движения после травмы?
— Боже сохрани. Мне этот климат посоветовала моя экстрасенс.
— «Экстра»-кто?
— Сенс! Она будущее провидит.
— Экстрасенс делает запрос в космос: «Так, мол, и так, мол! Как?»
— Шестнадцать гуманоидов нашли на месте аварии. Небольшого роста, в среднем метр двадцать. Зеленого цвета, бесполые (!). Знаете, такие мудрые грустные глаза.
— А вы что, их видели, Раиса Захаровна?
— Я, видела? Их никто не видел.
— Раиса Захаровна, а баба-то эта жива?
— О, еще как жива! Прекрасно себя чувствует. Правда, не узнает никого. Память почему-то отшибло. Но важен не результат, а процесс.
— Знаете, какой вопрос меня все больше и больше занимает?
— Мой папа очень хотел мальчика, а родилась девочка.
— Как назвали-то?
— Кого?
— Девчушку-то??
— Раиса Захаровна!
— Не понял.
— Ну, мой папа хотел мальчика, а родилась девочка — Я!
— Аааа.
— Но меня всегда удивляло другое. Как эти глупые птахи способны к нежности? Почему у людей все иначе? А. Почемуу?
— Точно! Точно. Она мне говорит: «Куда деньги дел, куда деньги дел?»
— А куда деньги дел?
— Вот отчего такое, а?
— Вероятно, инстинкт размножения.
— Любовь. Вероятно.
— Чёй-то, Людк? Пыс пыс-то, чё?
— Постскриптум. Послесловие.
— Как яму не стыдно, поросёнку. Кобель. Вот ведь какой кобель батя ваш!
— Чего реветь-то?
— Ой, чё делать не знаю! Ой, горе-то како! Лёшк, поросятам дал.
— Дал.
— Что ж так плохо за кадрами смотрите? Бегают куда хотят ваши кадры
— Вообще-то, знаете, у нас текучки нет.
— А у нас текучка. Ох, кака страшна у нас текучка.
— Вы его любите?
— Чё?
— Любите ли вы этого человека?
— Ой. да какой человек. Да был бы это человек, да разве б он так поступил?
— Бог-то не тимошка, видит немножко.
— А если это любовь, Надя?
— Кака любовь?!
— Така любовь! Вот о чём должны вы были сначала подумать, Наденька!
— Кака тут любовь? Когда вон, воздуху мне не хватат. Надышаться не могу. А в груди прям жгёт! Прям жгёт, как будто жар вон с печи сглотнула.
— Что такое? Что это вы на меня так смотрите?
— Людк, а Людк! Глянь, че делается. Это ведь она.
— Девушки, уймите вашу мать! Тихо. Тихо. Зараза! «Людк, а Людк!» Тьфу! Деревня!
— Узнаю, кто из вас с отцом видится — прокляну.
— Почему люди такие жестокие?
— Вон носки, рубахи стирать не умею.
— Но, но ты уже научился!
— Матерюсь.
— А мне нравится, это пикантно. Я привыкла. Хочешь, ЁШКИН КОТ, я тоже буду?
— Ты идешь к этой горгоне?
— Не, я к жене.
— Ты перекинь думки-то свои, на хозяйство-то.
— Куда он все хотел-то, ты говоришь?
— О господи. Ну в бар, в бар!
— Где ж я ему возьму-то, этот бар.
— Вот побарствует маленько и притопает.
— Мамка твоя плохая тута — дома, а папка твой хороший — вона, другу мамку себе заимел!
— А как в городе-то хвост-то тебе прижало, куда ж ты, мила моя, прибежала?! К маме!
— Однако, потоп сейчас будет.
— А ты из меня сколько крови выпил? Я ж спокойные дни-то на пальцах могу сосчитать!
— Чтой-то вы все взъерепенились, я погляжу.
— А ты из меня сколько крови выпил? Я ж спокойные дни-то на пальцах могу сосчитать!Чтой-то вы все взъерепенились, я погляжу.
— Это откудова это к нам такого красивого дяденьку замело? Иль чё забыл, сказать пришёл? Ой, гляньте-ка, в глаза не смотрит — наверно, двойку получил!
— Полюбовница на спички денег не даёт.
— Что характерно, Лёнька не одобрил твой поступок.
— Когда Ленька-то топор-то подхватил, я манёхо не родила.
— Не пойду!
— Ну и сиди. Тока знай: я с сегодняшнего дня с тобой тоже в контрах!
— Помру — Ваську на поминки позову, а тебя, охламонку, не пушщу!
— Ишь ты, орган движения они лечили, орган движения! Поотрубать бы вам к чёртовой матери эти органы-то!
— С базара вон, в магаззин домой иду, вся трясуся.
— Васенька, ты че, прям сейчас, что ль? Увидят.
— По столовкам ходить не много радости.
— Все, хватит, запартизанились мы тут с тобой. Надо выходить из этого, как его, подполья-то.
— Ишь ты, орган движения они лечили, орган движения! Поотрубать бы вам к чёртовой матери эти органы-то!Васенька. Наденька. Васенька, ты че, прям сейчас, что ль? Увидят.
— Говорила: Оденься! Оденься! — Потеплело! Потеплело!
— А какие войска, сынок?
— На границу.
— Ой.
— Щас там тихо.
— Ну скажи ты ей!
— А че сказать-то, сынок?
— Чтоб не ревела.
— Надюх! Не реви!
— Вот, сынок, когда я служил, старшина веревочку натянет, как задницей задел — так наряд вне очереди.
— А когда я служил, у нас проволочку колючую натягивали. Немцы. А к ней мины. Наряд вне очереди.
— Слышь, сынок, ты там смотри, чтоб ни одна холера-то на нашу землю.
— Брось, брось, Василий, никто на нас не кинется. Не паникуй.
— Сань, может мы тоже пойдём с тобой — состругаем себе снегурочку, во жизнь-то.
ЛЮБОВЬ И ГОЛУБИ — ФРАЗЫ ИЗ ФИЛЬМА
Цитаты из советского фильма «Любовь и голуби»
— Курлы-курлы…Ну, Олька, давай говори матери как на духу — покупал батя голубей иль нет? Слышь, кому говорю-то?
— Людк, а Людк! Ты деньги брала, а?
— О, хватилась Надюха-то. А денежки-то бабай унес.
— Ну вот /* в смысле фиг */ тебе на платья и на мороженое,
а тебе Людка, вот /* целых два фига */ — на сапоги и на помады…
О-тать… будем теперь… голодом сидеть!
— Чет-ты размахнулась на двадцать пять рублей-то, Надюха, а?
— Ой! Иди! Целуйся там со своими голубями. Обдирай, обдирай нас как липок.
— Людк!
— Ну?
— Гну! Чё делать-то будем? Деньги последние были.
— А ты с книжки сыми.
— Щас я как те пульну! Много клал-то? Шоб сымать.
— Ну, Людк, иди, неси сберкнижку.
— Где?
— Тама!
— А…
— А!
— А ты че стоишь, уши растопырила? Отцова заступница.
— Да не пил, не пил я! Хотя повод есть. День взятия Бастилии впустую прошел. Василий, это вы чем руки-то моете. Паразит!
— О! Уж закусывают. Ну как же. Я говорю, закусывают уже?!
— О! Саня пришла.
— Да не пил, не пил я! Хотя повод есть. День взятия Бастилии впустую прошел.
— Восемьдесят лет со дня рождения… Ух ты, а ей уж восемьдесят?!
— Василий, это вы чем руки-то моете. Паразит!
— А, ничего вы не петрите в красивой морской жизни.
— Режь меня — не понимаю. Я со своей кикиморой воюю, партизаню, ты ходишь — виноватишься. Че она у тебя рыпается?
— Дак из-за голубей все. Да она уже не сердится, ага.
— Шибанешь разок — все, как шелковая станет. Что характерно — обнаглели.
— Вот как у джигитов этот вопрос поставлен. Когда они разговаривают — она в комнату не войдет. Потому — горняки! То-есть, эти — люди с гор.
— Конечно, где ж ему быть-то, как не здесь?
— Дак, Надюх, я только пару кружечек-то, вкус-то не забыть, ага.
— Шибанешь разок — все, как шелковая станет. Что характерно — обнаглели.Дак, Надюх, я только пару кружечек-то, вкус-то не забыть, ага.
— Надюха!
— Ты где бегал, черт малохольный?
— Страшную весть принес я в твой дом, Надежда. Зови детей.
— Кикимор я не понимаю… Убери ее, Надежда!
— Он у вагона стоял…
— Ну, кто стоял-то? Кто стоял? Василий?!
— Бревно! С вагона соскользнуло, кувырк на землю, одним концом Ваську по голове. Шибануло вашего отца, Людка! Все!
— Всё, всё. Теперь так и останется…
— Че останется?
— Косоглазие.
— Так он живой?
— Ты чё каркаешь, дура? Конечно живой! А глаз как это… один туда, один сюда. А вы че подумали.
— Страшную весть принес я в твой дом, Надежда. Зови детей.Чего такое?
— Фигура вторая. Печальная.
— Прости, Надежда.
— Обрыбишься!
— Потом вышел врач, говорит: умерла, дедушка, твоя бабушка.
— Шаг сделаю — не держат ноги. Как вата, ноги. До сих пор трясутся… руки.
— Выпей!
— Не надо! Санечка не любила этого…
— Инфаркт Микарда! Вот такой рубец! Вскрытие показало.
— Лёнь! Баб Шура-то померла!
— Нормально…
— Шо характерно — любили друг друга.
— Знаете, как она меня называла? Никто не знает! Я ей говорю — Санюшка! А она мне — Митюнюшка.
— А голос какой! Скажи ж, Надь! Как запоёт!
— Откопались уже?
— А че эт ты?
— Сон рассказываю. Приснится же, зараза такая.
— Потом вышел врач, говорит: умерла, дедушка, твоя бабушка. Беги, дядь Мить!
— Умные они, ёшкин кот.
— Извините… Что помешал вам деньги прятать.
— Ну, ну, давай еще, раззвони по всему поселку! Трепло!
— Понял, вот.. сюда положишь, на булавочку застегнёшь.
— А расстегнётся?
— Ой! Ты чё наделала-то?
— Погладила.
— Да кто ж его теперь завяжет-то? Всё! Съездил на курорт!
— Проститься с другом имею право!
— Ну, Василий, мягкого тебе полёта.
— Как это место называется?
— Курорт органов движения.
— Все! Давай, распаковывай чемодан.
— Вот так, пуговку расстегнешь, и хорошо.
— Пуговку? Там же… юг!
— Культура!
— Ну, Людк! Ну красавица.
— Я другой узел вяжу.
— Ракушек мне привези… И пальму.
— Ой, дочь, пальму-то на себе переть?
— Веточку.
— Вот так, пуговку расстегнешь, и хорошо. — Пуговку? Там же… юг! — Культура!Ракушек мне привези… И пальму. — Ой, дочь, пальму-то на себе переть?
— Веточку.
— Товарищ Кузькин?
— Ага, Кузякин.
— Владимир Валентинович?
— Ага, Василий Егорыч.
— А, ну правильно, у меня профессиональная память.
— Я извиняюсь, вы тоже на курорт органов движения после травмы?
— Боже сохрани. Мне этот климат посоветовала моя экстрасенс.
— «Экстра»-кто?
— Сенс! Она будущее провидит.
— А то ведь как экстрасенса выявляют — его сразу на учет ставят.
Он тогда работает в государственном масштабе.
Провидит, что происходит за рубежом.
— Экстрасенс делает запрос в космос: «Так, мол, и так, мол! Как?»
— Шестнадцать гуманоидов нашли на месте аварии. Небольшого роста, в среднем метр двадцать. Зеленого цвета, бесполые (!). Знаете, такие мудрые грустные глаза.
— А вы что, их видели, Раиса Захаровна?
— Я, видела? Их никто не видел.
— Хрясь! И все, что болело — в мусорное ведро.
— Раиса Захаровна, а баба-то эта жива?
— О, еще как жива! Прекрасно себя чувствует. Правда, не узнает никого. Память почему-то отшибло. Но важен не результат, а процесс.
— Знаете, какой вопрос меня все больше и больше занимает?
— Надюха — мой компас земной.
— Мой папа очень хотел мальчика, а родилась девочка.
— Как назвали-то?
— Кого?
— Девчушку-то??
— Раиса Захаровна!
— Не понял…
— Ну, мой папа хотел мальчика, а родилась девочка — Я!
— Аааа…
— Но меня всегда удивляло другое. Как эти глупые птахи способны к нежности? Почему у людей все иначе? А?… Почемуу?
— Точно! Точно. Она мне говорит: «Куда деньги дел, куда деньги дел?»
— А куда деньги дел?
— Вот отчего такое, а?
— Вероятно, инстинкт размножения.
— Любовь. Вероятно…
— Так вот ткнула пальцем — ‘вот горячая точка. Он сейчас здесь’Вот отчего такое, а? — Вероятно, инстинкт размножения. — Любовь. Вероятно…
— Чёй-то, Людк? Пыс пыс-то, чё?
— Постскриптум. Послесловие.
— Как яму не стыдно, поросёнку. Кобель. Вот ведь какой кобель батя ваш!
— Чего реветь-то?
— Ой, чё делать не знаю! Ой, горе-то како! Лёшк, поросятам дал.
— Дал.
— За шкирку его потрясь — и будет с него. А ну-ка сядь! Сядь! Куда идешь?
— Да в уборную я!
— И я с тобой!
— Что ж так плохо за кадрами смотрите? Бегают куда хотят ваши кадры
— Вообще-то, знаете, у нас текучки нет.
— А у нас текучка. Ох, кака страшна у нас текучка.
— Вы его любите?
— Чё?
— Любите ли вы этого человека?
— Ой… да какой человек. Да был бы это человек, да разве б он так поступил?
— Бог-то не тимошка, видит немножко.
— А если это любовь, Надя?
— Кака любовь?!
— Така любовь! Вот о чём должны вы были сначала подумать, Наденька!
— Кака тут любовь? Когда вон, воздуху мне не хватат. Надышаться не могу… А в груди прям жгёт! Прям жгёт, как будто жар вон с печи сглотнула.
— Что такое? Что это вы на меня так смотрите?
— Людк, а Людк! Глянь, че делается. Это ведь она.
— Девушки, уймите вашу мать! Тихо. Тихо. Зараза! «Людк, а Людк!» Тьфу! Деревня!
— Узнаю, кто из вас с отцом видится — прокляну.
— Почему люди такие жестокие?
— Вон носки, рубахи стирать не умею.
— Но, но ты уже научился!
— Матерюсь.
— А мне нравится, это пикантно. Я привыкла. Хочешь, ЁШКИН КОТ, я тоже буду?
— Ты идешь к этой горгоне?
— Не, я к жене.
— Отпустите меня, Раиса Захаровна.
— Не убивайте меня, Василий. Я знаю, мы с вами из разных социальных пластов. Но ведь нас судьба свела.
— Да кака судьба? По пьянке закрутилось — и не выберешься.
— Ты перекинь думки-то свои, на хозяйство-то.
— Куда он все хотел-то, ты говоришь?
— О господи. Ну в бар, в бар!
— Где ж я ему возьму-то, этот бар.
— Вот побарствует маленько и притопает.
— Мамка твоя плохая тута — дома, а папка твой хороший — вона, другу мамку себе заимел!
— А как в городе-то хвост-то тебе прижало, куда ж ты, мила моя, прибежала?! К маме!
— Однако, потоп сейчас будет.
— А ты из меня сколько крови выпил? Я ж спокойные дни-то на пальцах могу сосчитать!
— Чтой-то вы все взъерепенились, я погляжу.
— А ты из меня сколько крови выпил? Я ж спокойные дни-то на пальцах могу сосчитать!Чтой-то вы все взъерепенились, я погляжу.
— Это откудова это к нам такого красивого дяденьку замело? Иль чё забыл, сказать пришёл? Ой, гляньте-ка, в глаза не смотрит — наверно, двойку получил!
— Полюбовница на спички денег не даёт.
— Что характерно, Лёнька не одобрил твой поступок.
— Когда Ленька-то топор-то подхватил, я манёхо не родила.
— Не пойду!
— Ну и сиди. Тока знай: я с сегодняшнего дня с тобой тоже в контрах!
— Помру — Ваську на поминки позову, а тебя, охламонку, не пушщу!
— Полюбовница на спички денег не даёт.Не пойду! — Ну и сиди. Тока знай: я с сегодняшнего дня с тобой тоже в контрах!
— Ишь ты, орган движения они лечили, орган движения! Поотрубать бы вам к чёртовой матери эти органы-то!
— С базара вон, в магаззин домой иду, вся трясуся.
— Васенька, ты че, прям сейчас, что ль? Увидят…
— По столовкам ходить не много радости.
— Все, хватит, запартизанились мы тут с тобой. Надо выходить из этого, как его, подполья-то.
— Ишь ты, орган движения они лечили, орган движения! Поотрубать бы вам к чёртовой матери эти органы-то!Васенька… Наденька… Васенька, ты че, прям сейчас, что ль? Увидят…
— Говорила: Оденься! Оденься! — Потеплело! Потеплело!
— А какие войска, сынок?
— На границу.
— Ой.
— Щас там тихо.
— Ну скажи ты ей!
— А че сказать-то, сынок?
— Чтоб не ревела…
— Надюх! Не реви!
— Вот, сынок, когда я служил, старшина веревочку натянет, как задницей задел — так наряд вне очереди.
— А когда я служил, у нас проволочку колючую натягивали. Немцы. А к ней мины… Наряд вне очереди.
— Слышь, сынок, ты там смотри, чтоб ни одна холера-то на нашу землю…
— Брось, брось, Василий, никто на нас не кинется. Не паникуй.
— Сань, может мы тоже пойдём с тобой — состругаем себе снегурочку, во жизнь-то…
Любовь и голуби (фильм)
«Любо́вь и го́луби» — фильм Владимира Меньшова по одноимённой повести Владимира Гуркина.
Цитаты [ править ]
Мамка твоя плохая тута — дома, а папка твой хороший — вона, другу́ мамку себе заимел!
Страшную весть принёс я в твой дом, Надежда! Зови детей!
Кикимор я не понимаю! Убери её, Надежда!
Знаете, как она меня называла? Никто не знает! Я ей говорю — Санюшка! А она мне — Митюнюшка!…
Умерла, говорит, дедушка, твоя бабушка.
Инфаркт Микарда! Вот такой рубец! Вскрытие показало.
Шо характерно — любили друг друга.
А голос какой был! Скажи ж, Надь! Как запоёт!
Откопались уже? Да вот, сон им рассказываю… Приснится же, зараза такая…
Ну… Санька… это я тебе… ни-ког-да. Ничего! Ничего! Врагу! Не сдаётся наш гордый «Варяг».
[Поёт] …Куда девки, туда яяя-а… Девки в баню, я на баню и ногами та-ра-ба-ню… У.
[Объявление в рупор на фоне гремящей на всю округу песни Высоцкого] Товарищи женщины, ярко-оранжевые закончились. Остались только бледно-зелёные!
А ты чё стоишь, уши растопырила? Отцова заступница.
Девушки, уймите вашу мать. Н-ну! зараза! «Людк, а Людк!» Тьфу! Деревня!
Извините, что помешал вам деньги прятать.
Ну, ну, пойди ещё, раззвони по всему посёлку! Трепло!
Проститься с другом имею право!
Ну, молодец… Что приехала.
О! Уж закусывут… Ну как же! Я говорю, закусывают уже?!
Ну не пил, не пил я! Хх. Хотяя… повод есть.
Ну вот, день взятия Бастилии впустую прошёл…
Восемьдесят лет со дня рождения… Ух ты, а ей уж восемьдесят?!
Садись, баба Шур, поешь с нами.
Почту там не принесли, а?
Баба Шур, ты… тогда сама. Ладно, а?
Василий, это вы чем руки-то моете?!
Людк, а Людк! Сумки-то возьми… На-ка!
Здравствуй, Людынька, здравствуй!
Здрасьте, баба Шура!
Ой, ну никак не наглядеться на тебя, ну никак не наглядеться!
Слышь, Надя. Надя, я говорю, не могу наглядеться на Людку-то!
Ой, кака́ красавица-то получилась, кака́ удалась красавица-то!
А чего не заходишь-то к нам, не проведаешь?
Заходи, чайку́ пошвыркаем с брусничкой-то — така́ ладна брусничка получилася!
Только глаз, как это… один сюда, один — туда!
Бревно! С вагона соскользнуло, кувырк на землю… Одним концом Ваську — по голове. Шибануло вашего отца, Людка! Всё!
Фигура вторая — печальная.
Узнаю, кто из вас с отцом видится — прокляну.
Что характерно, Лёнька не одобрил твой поступок.
Что характерно — обнаглели!
А у нас текучка, така страшная у нас текучка…
Я другой узел вяжу.
Иду из мага́зина, вся трясуся. К воротам подойду, думаю: «Нет там тебя. А мне чё там тогда делать?»
Как яму не стыдно, поросёнку. Кобель. Вот ведь какой кобель, батя ваш! Ой, чё делать, не знаю! Ой, горе-то како! Лёньк, поросятам дал.
Хрясь! И всё, что болело — в мусорное ведро!
Посылаем запрос в космос: «Так, мол, и так! Как, мол?»
А как хвост тебе в городе прижало, дак куда ж ты, мила моя, побежала?! К маме!
Совсем не держат ноги. Как ватные, ноги. До сих пор трясутся… руки.
Ну, Василий, мягкого тебе полёта.
Надюха — мой компас земной.
Почему люди такие жестокие?
Мы из разных социальных пластов, но ведь нас судьба связала.
Хватит! Я не деревянная!
Как жить, баба Шур? Ну как жить?
Я от мужа сбежала — так отец в бегах.
Людк, прости меня дуру… Прости!
Однако… потоп щас будет.
А ты из меня сколько крови выпил!? Я ж спокойные дни-то на пальцах могу сосчитать!
К Дарье Усвятской кто через огород шастал?
Ну не пронесло тебя, оглоеда, с тех огурчиков-то? А на Маньку Зыкову не заглядывался, а? Скажешь, нет?
Да все вы на одну колодку, дядя Митя!
Чтой-то вы все взъерепенились, я погляжу!
А пьёте вы сколько, Дядя Митя, а?!
Да что ты, я уж не знаю куда прятаться! Ты-то чегооо?!
Молчите лучше, дядя Митя, молчите!
Это откудова это к нам такого красивого дяденьку замело? Иль чё забыл, сказать пришёл? Ой, гляньте-ка, в глаза не смотрит — наверно, двойку получил! Ну как живешь-то? Как молодуха? Наша? Я ей тут… космы повыдирала! Расстроилась, поди? Иль ничего? Ну что молчишь-то, дядь Вась. Ну молчи, молчи.
Ой! Полюбовница на спички денег не даёт! Хорошо живёшь!
Не цепляй меня, Надюха, я ж нормально пришёл-то, обговорить, а ты…
Я тебя цепляю! Я тебя цепляю. Ой! Гляньте-ка! А ты знашь, что я твоим голубям все бошки начисто поотрубала? Знашь, нет?
Когда Лёнька топор подхватил, я манёхо не родила, знаешь!
Помру — Ваську на поминки позову, а тебя, охломонку, не пушшу́!
Ишь ты, органы движения они лечили, органы движения! Поотрубать бы вам к чёртовой матери эти органы-то, чтоб дурью-то не маялись!
По столовкам ходить не много радости.
Да какая судьба?! По пьянке закрутилось, и не выберешься.
Я не очень пьяная, Василий?
Ну что, не терпится?
Чёй-то он в такую рань-то?!
Я ж те говорила: Оденься! Оденься! — «Потеплело! Потеплело!»
Чего. Оойй… Кто это прячется, кто это прячется, интересное дело?! Да если б я его, оглоеда, только встретила…
А ну-ка давай иди на стол собери, скоренько.
Беги скорей в бакалейку, вот деньги, купи чего надо, не хватит — ещё подкупим. Ой, и хле́ба, сына, хле́ба! Беги.
А ты боялась… Понимать надо.
Вон какого парня-то вырастили!
А теперь смотри на меня — и на себя посмотри!
Всё! Считай, зада нет!
О… Голова! Плашмя! Плашмя надо!
Вот, сынок, когда я служил, старшина верёвочку натянет, как задницей задел — так наряд вне очереди.
А когда я служил, у нас проволочку колючую натягивали. Немцы. А к ней мины… Наряд вне очереди…
А чё сидите? Чё вы сидите-то, а? Старые танцуют — они сидят! Давай-давай-давай…
Куда вы, заполошные? Слезайте, расшибётесь!
Диалоги [ править ]
— Она всё спрашивает: «Куда деньги дел, куда деньги дел?»
— А куда деньги дел?
— Вот тебе дочка, на платья и на мороженое, а тебе Людка, — во! — на сапоги и на помады… будем теперь… голодом сидеть!
— Чёт ты размахнулась на 25 рублей, Надюха!
— О, Саня пришла.
— Ой, Саня пришла. Я тебя ещё у магазина заприметила, я ему: «Митя, Митя», — а он ухом не ведёт! Почесал, и почесал.
— Что говоришь? Шо-то я… слышать плохо стал… Ну, ну-ка, скажи что-нибудь.
— А чё сказать-то? Здорово, дядя Мить.
— Не слышу! Надо это… Аппарат! К ушнику идти, аппарат ставить.
— Па-ра-зит.
— Ну, Санька, это я тебе… ни-ког-да.
— Выходной сегодня?
— Выходной.
— А чего квасишься? С Надькой поцапался?
— Аха! Чёрт-тё знает…
— Я терь тоже со своей в контрах! Она щас там, а я тут, она туда, а я сюда. Пускай помарафонит.
— На, хлебни.
— Не, не люблю.
— О.
— Выпей, дядь Мить!
— Не надо! Санечка не любила этого…
— Ну, скажи ты ей.
— Что сказать-то, сынок?
— Чтоб не ревела…
— Надюха! Не реви!
— Фыр-р-р! Бр-р-р… Ух! О-хо-хо… О, ёшкин кот.
— Осторожнее, товарищ! Вы меня забрызгали. Я уже мокрая вся с головы до ног.
— Я извиняюсь.
— О! Здравствуйте!
— В чём дело?!
— Вы у нас в отделе кадров работаете, в управлении.
— Товарищ Кузькин?
— Ага, Кузякин.
— Владимир Валентинович?
— Ага, Василий Егорыч.
— А, ну правильно, у меня профессиональная память. Значит, Вам досталась вторая путёвка? Тесен мир, хых.
— Нет, нет, выходите первым.
— Аха, слушаюсь.
…Но без большой любви на сердце пусто, с тобой тогда друг друга мы нашли… (вокруг звучит «Жгучее южное танго» в исполнении Геннадия Каменного)
— Это ж надо… Забраться за тысячи километров от родного дома, чтобы в море встретить человека из своей же конторы!
— Я извиняюсь. Вы тоже на курорт «Органов движения», после травмы, а?
— Боже сохрани! Мне этот климат посоветовала моя экстрасенс.
— Экстра — кто?
— Сенс! Она будущее провидит.
— Вы что, разве, об этом ничего не слышали?
— Я ведь всё по хозяйству.
— Ну, знаете ли… Сейчас все газеты только об этом и пишут. Странно…
— Кстати о работе. Как у вас с планом?
— У нас? Нормально, выполням всё.
— Вообще-то, ваш леспромхоз у нас всегда на хорошем счету, мы вами довольны.
— Да? Большое спасибо.
— А, ёшкин кот! А-а-апчхи! А-а-а… О. Здрасьте, Раиса Захаровна.
— Здрасьте! Так мы ещё и соседи…
— Аха, извините, а-а-апчхи.
— Приношу я ей фотографию ещё одного человека. Он, знаете, как-то неожиданно исчез… Мца… Она взглянула внимательно на фотографию, подошла к карте… [начинает всхрапывать]
— Ну и чего? Раиса Захаровна! Раиса Захаровна!! Раиса Захаровна. Я говорю, ну и чего дальше-то было, подошла к карте и чё?
— Да. Подошла к карте… Так вот… Ткнула пальцем и говорит: вот горячая точка, он щас здесь… [всхрапывает]
— Я извиняюсь… Нашли. Раиса Захаровна! Мужика-то нашли?
— …Кому?!
— Мужика-то, говорю, нашли?!
— Э-э-эх… Да какой-то электросон, я Вам скажу, ну, прямо как каменный век. Понимаете.
— Я извиняюсь, а Ва́шего мужа как зовут?
— Кого?! Ха-ха-ха! Ну нет, знаете ли… Я своей свободой дорожу! Брак — это добровольное рабство.
— Даа.
— А кто Вам галстучек купил?
— Дак это, Надюха купила.
— Хм… хм-хм… хм-хм… Рекомендую приобрести вот этот. Он и к костюму подходит… И к глазам.
— …Да в уборную я!
— И я с тобой!
— Лёнь, баба Шура-то померла!
— Нормально…
— Шибануло вашего отца, Людка! Всё… Всё, всё, теперь так и останется…
— Что останется?
— Что-что? Косоглазие.
— Так он живой?
— Ты чё каркаешь, дура? Конечно живой! А вы что подумали.
— Я тебе покажу, что мы подумали!
— Чёй-то, Людк? Пыс-пыс-то чё?
— Постскриптум. Послесловие.
— Мой папа очень хотел мальчика, а родилась девочка.
— Как назвали-то?
— Кого?
— Девчушку-то.
— Раиса Захаровна!
— Не понял…
— Ну, мой папа хотел мальчика, а родилась девочка — я́!
— Аааа…
— Ты идёшь к этой горгоне?!
— Не, я к жене.
— Не пойду!
— Ну и сиди. Тока знай: я с сегодняшнего дня с тобой тоже в контрах!
— Куда он всё хотел-то, говоришь?
— Ну, в бар!
— Где ж я ему возьму-то, этот бар.
— Вот побарствует маленько и притопает.
— Ракушек мне привези… И пальму.
— Ой, дочь, пальму-то на себе переть?
— Веточку.
— Ой, ты чё сделала-то?
— Погладила.
— Да, кто ж его теперь завяжет-то?
— Ой.
— Ну всё! Съездил на курорт! Всё! Распаковывай чемоданы, Людка!
— Иди Людка, неси сберкнижку.
— Где?
— Тама!
— Аааа!
— Ага…
— Вы кем в управлении-то?
— Я работаю в отделе кадров.
— Ох, что ж так плохо за кадрами смотрите? Бегают куда хотят ваши кадры, а вам и дела нет.
— Вообще-то, знаете, у нас текучки нет.
— А у нас тякучка, ох, кака страшная у нас тякучка…
— Всё не так страшно.
— Каж не страшно?! Страшно.
— Успокойтесь, прошу вас, успокойтесь. Вы его любите?
— Чё?
— Любите ли вы этого человека?
— Ооой, ох, да какой эт человек? Да был бы эт человек, да разве б он так поступил?
— А если это любовь, Надя?
— Кака любовь?!
— Така любовь! Вот о чём должны вы были сначала подумать, Наденька!
— Ну не знаю я уж, сколько лет с им прожили, чё ж, воевали мы, что ль, с ним? Всё у нас хорошо было.
— А привычка?
— Кака привычка?
— Элементарно, привычка. Потому я и спрашиваю у вас: любите вы этого человека?
— Ну не знаю, вы всё слова каки-то говорите. Кака тут любовь, когда, вон, воздуха мне не хватат, надышаться-т не могу. А в груди прям жгёт, прям жгёт, как будто жару, вон, с печи сглотнула.
— К Дарье Усвятской кто через огород шастал?
— Говорил же… Огурчиков набрать.
— Ааа… Не пронесло тебя, оглоеда, с тех огурчиков-то?
— Замёрзнешь…
— Ничего, потеплело маленько!
— Дым-то не мешает?
— М. Кури в сторонку.
— Тихо! Я щас огородами пройду, аха…
— Куда ты огородами-то без штанов?!
— О, ты ёшкин кот! О!
— В армию меня забирают.
— Кто?!
— Дед Пихто!
— Когда?!
— Завтра к семи.
— А эта, как её ёшкин кот, медкомиссия?
— Всё прошёл.
— И не сказал!
— В какие войска, сынок?
— На границу.
— Сейчас там тихо!
— Пап!
— Чё?
— Штаны-то надень.
— Ой! Ёшкин кот, а!
— Вот, сынок, когда я служил, старшина верёвочку натянет, как задницей задел — так наряд вне очереди.
— А когда я служил, у нас проволочку колючую натягивали. Немцы. А к ней мины. Наряд вне очереди…
— Слышь, сынок, ты там смотри, чтоб ни одна холера-то на нашу землю, аха…
— Брось. Брось, Василий, никто на нас не кинется, не паникуй.
— Кидались жа.
— …ну.
— Кидались. Ну и дали им!
— Ну ничего, мы тебе ещё одного народим.
— Ты чего говоришь-то, бать? Чего говоришь-то?! Не слушай его, Оля!
— Да ладно, все уж знают…
— Может мы тоже пойдём с тобой — состругаем себе снегурочку-то? Во жизнь-то!
— Молчи уж, стругальщик…
— Всё, хватит! Пойдём, Вась, тяпнем…
— Не, не… Не!