Что такое циклы стихов
Структура поэтического текста
Как правило, когда мы читаем стихотворение, мы воспринимаем его как отдельный, самостоятельный текст — так же, как мы читаем и воспринимаем, например, короткие рассказы или новеллы. Это действительно самый распространенный случай: его можно назвать случаем «самодостаточного» стихотворения. Конечно, и такое стихотворение, как и всякое другое, существует в контексте творчества автора, определенной эпохи, определенного литературного направления и т. п., но это — его «внешние» связи, те связи, которые всегда возникают между одним самостоятельным законченным произведением и другими произведениями того же автора и той же эпохи.
Но бывает и по-другому: стихотворение, обладающее всеми признаками самостоятельности, еще и входит как отдельная часть в более сложный текст, состоящий из нескольких стихотворений. Такое объединение отдельных стихотворений, образующее некоторое новое целое, принято называть циклом.
Циклы могут быть короче и длиннее (обычно от двух до двадцати стихотворений). Почти всегда циклу дается собственное название (например, «Снежная маска» у Блока или «Шиповник цветет» у Ахматовой), а стихотворения внутри цикла могут нумероваться или иметь свои названия.
Следует сказать, что циклы встречаются не только в поэзии, но и в прозе, где особенно характерны циклы коротких рассказов, но возможны и циклы из более длинных произведений (например, романов). Более того, нечто похожее мы находим в живописи, где несколько картин могут быть объединены художником в особое единство, в музыке и т. п. Во всех случаях цикл — это собрание самостоятельных произведений, которые в совокупности воспринимаются как более сложное целое и порождают новые смыслы, каких отдельные произведения в составе цикла могли и не иметь.
Таким образом, стихотворение, входящее в цикл, имеет двойственную природу: с одной стороны, оно может читаться и восприниматься как совершенно самостоятельный законченный текст (в отличие, например, от главы в поэме) — но, с другой стороны, оно выступает частью другого, более сложного текста и в этом качестве может восприниматься как обогащенное особыми смыслами, возникающими уже только в составе цикла.
Но что именно объединяет стихотворения, входящие в цикл? На этот вопрос трудно дать простой ответ, который бы годился абсолютно для всех циклов. Приходится признать, что главный мотив для объединения стихотворений в циклы — воля автора. Конечно, в большинстве случаев между стихотворениями цикла действительно имеется нечто общее. Если же мы этого общего не видим, то сам факт объединения автором ряда стихотворений в цикл так или иначе побуждает нас это общее искать.
Так, один из ранних циклов Ахматовой называется просто «Два стихотворения» (это, кстати, довольно распространенный прием при выборе названия цикла — указание числа его элементов). В этот цикл входят стихотворения «Подушка уже горяча. » (описание бессонной ночи) и «Тот же голос, тот же взгляд. » (описание неожиданной — или, напротив, давно ожидаемой — встречи). Читая эти два стихотворения в составе цикла, мы можем предполагать, что речь идет о следующих друг за другом эпизодах, — и пытаться восстановить «пропущенные звенья».
Иногда — при отсутствии явной содержательной общности стихотворений в цикле — на первый план выступают их общие формальные особенности. Они могут быть совсем простыми, даже механическими (например, стихотворения начинаются на разные буквы алфавита), могут быть более сложными: у стихотворений цикла может быть общий размер, общая строфика, они могут содержать какие-то «сквозные» повторяющиеся слова и сочетания слов и т. п. Например, «Два романса» Сергея Гандлевского (любопытно, что они написаны с промежутком в пять лет и соединены в цикл задним числом) связаны друг с другом не только трехстопным анапестом и характерным сентиментально-меланхолическим («романсовым») настроением, но и тем, что оба текста насыщены географическими названиями.
Но все же самым распространенным случаем общности элементов цикла является какая-то достаточно очевидная содержательная общность. Стихотворения цикла объединяются сквозной темой, часто в них присутствуют повторяющиеся персонажи или обстоятельства (конечно, если в стихотворениях речь идет о событиях и обстоятельствах, что, как мы знаем, бывает далеко не всегда). У цикла может быть также общий адресат, которому цикл — явно или неявно — посвящен. При этом такое объединение, как правило, не жесткое: для цикла нетипичен единый связный сюжет, скорее речь может идти о вариациях какого-то общего мотива. Предельно упрощая, можно сказать, что разные стихотворения цикла, как правило, воспринимаются как написанные «на одну и ту же тему», но не более того.
Например, один из наиболее известных циклов начала XX века, «Снежная маска» Александра Блока (1907), представляет собой не просто совокупность стихотворений. Цикл разделен автором на две части, как бы два «малых цикла». Первый из них называется «Снега́» и содержит 16 отдельных стихотворений, второй — «Маски» и содержит 14 стихотворений; хорошо видно, что название всего цикла образуется из названий этих частей. Цикл имеет общее посвящение (Н. Н. В. — под этими инициалами скрыта актриса Н. Н. Волохова) и отчетливые общие мотивы, но не сюжет — большинство стихотворений этого цикла являются лирическими бессюжетными миниатюрами. Мотивы цикла обыгрывают ряд повторяющихся символов, важных для всего творчества Блока: заснеженные пространства, метель, мрак, ночное небо, звезды, предчувствие несчастья и гибели, зловещий силуэт женщины, лицо которой скрыто под маской. В каждом из стихотворений цикла эти элементы так или иначе присутствуют.
Цикл — во многом переходное явление с не вполне ясными границами. В поэзии начала XX века цикл сближался, с одной стороны, со слабо структурированной поэмой, отдельные главы или части которой могли быть написаны разными размерами и не иметь особого содержательного единства (таковы, например, «Поэма горы» и «Поэма конца» Марины Цветаевой). С другой стороны, к понятию цикла близко понятие поэтической книги, которую, начиная по крайней мере с рубежа XIX—XX веков, было принято оформлять не как простой перечень стихотворений, а как своего рода сложный цикл: с делением на разделы и подразделы (часто озаглавленные), с неслучайной группировкой стихов внутри разделов. Один из ранних примеров такой книги — «Сумерки» Евгения Баратынского (1842), однако популярным такой способ составления поэтических книг стал значительно позже.
Образцом такой книги, вырастающей из циклов и образующей особый сложный сверхцикл, может считаться «Кипарисовый ларец» Иннокентия Анненского (опубликован посмертно в 1910 году, но с учетом авторского плана). В эту книгу, помимо 25 «трилистников», входят также «складни» (циклы из двух стихотворений) и несколько отдельных стихотворений, не входящих в циклы, но объединенных в раздел «Разметанные листы».
Сходным образом устроено большинство поэтических книг Андрея Белого, Александра Блока, Валерия Брюсова, Михаила Кузмина, Николая Гумилева, Анны Ахматовой и других поэтов. Современные поэты также часто следуют этой практике: можно сказать, что та или иная циклизация, скорее вышедшая из моды в середине XX века, для современной поэтической книги вполне обычна (хотя, разумеется, не строго обязательна).
Из новейших русских поэтов исключительная приверженность циклизации характерна для Андрея Сен-Сенькова: в его книгах почти нельзя встретить «самодостаточных» стихотворений. Как правило, такие стихи объединяет общая тема: например, в цикле «Независимое чайное кино» каждое стихотворение посвящено поэтическому описанию одного из сортов китайского чая, а в цикле «Долгие, роскошные размышления при выборе самого коварного из альбомов Portishead» — разным альбомам этого британского музыкального коллектива.
Поэтический цикл, как правило, появляется в результате сознательной работы автора по объединению и структурированию собственных стихов, и это далеко не всегда стихи, написанные в рамках единого замысла и на протяжении короткого периода времени. Довольно часто в цикл объединяются тексты, написанные в разные годы и первоначально не мыслившиеся в составе общего целого. Так, «трилистники» Анненского во многих случаях были собраны поэтом из стихов разных лет (хотя иногда и сразу возникали как единое целое). Таковы же и многие циклы Ахматовой, созданные ею при подготовке поэтических книг из разнородного материала (стихи одного цикла иногда разделяют даже десятилетия, существует несколько вариантов разбиения на циклы и т. п.).
Таким образом, можно различать «спонтанные» циклы (написанные на единую тему) и циклы, созданные «постфактум», где единство более слабое, возникающее вследствие самого объединения стихотворений под единым заголовком. Наконец, иногда выделяются и так называемые «редакторские» циклы, отражающие не волю автора, а волю публикатора стихотворений (как правило, речь в таких случаях идет о посмертных публикациях). Например, стихи Федора Тютчева, адресатом которых была Елена Денисьева, после смерти поэта стали объединять в особый «денисьевский» цикл. В этот цикл включают известное стихотворение «О, как убийственно мы любим. » и другие поздние стихи поэта. Другой пример такого цикла — «рождественские стихи» Иосифа Бродского. Бродский написал около двадцати стихотворений, приуроченных к празднику Рождества (это и «Рождественский романс» 1961 года, и «В рождество все немного волхвы. »), которые уже при его жизни начали восприниматься как отдельный цикл, но поэт сам никогда не публиковал их вместе.
Изучение лирического цикла сегодня
И это не случайно. Очевидно, в дальнейшем плодотворном изучении лирики без решения проблемы цикла никак не обойтись. Но для того, чтобы увереннее идти вперед, необходимо подвести какие-то предварительные итоги, посмотреть, чего достигла современная наука о лирическом цикле и какие проблемы еще не решены?
В своем обзоре мы, разумеется, попытаемся выделить лишь те главные проблемы, которые возникают при изучении различных явлений лирической циклизации.
Действительно, лирический цикл оказывается явлением достаточно зыбким, как бы ускользающим из-под власти строгих формулировок и определений. Поэтому любой литературовед, принимающийся за изучение лирического цикла, и сегодня вынужден сначала ответить на вопрос: а что это такое?
Наряду с широким подходом к явлениям циклизации в последнее время все настойчивее заявляет о себе и другое узкоспециальное понимание лирического цикла. Разумеется, стремление исследователей превратить слово «цикл» в научный термин следует только приветствовать. Понятна и общая, прямо скажем, непростая задача, стоящая при этом перед литературоведами: попытаться отграничить лирические циклы от различных соседствующих явлений (от простых подборок стихотворений до цельных сборников и книг стихов).
Вышедшее в 1984 году учебное пособие И. Фоменко «О поэтике лирического цикла» пытается ответить именно на этот вопрос. Пособие состоит из двух основных разделов: «О содержании понятия «лирический цикл» и «О циклообразующих связях». Исследователь стремится выработать строго научное определение лирического цикла. «Предметом анализа, – пишет И. Фоменко, – будут лишь те циклы, что обладают как минимум несколькими содержательными и формальными чертами.
В то же время в пособии И. Фоменко содержится, на наш взгляд, немало спорных положений. Особенно в объяснении природы лирического цикла.
В частности, вызывает возражение мысль, что в лирическом цикле отдельное стихотворение якобы теряет свою самостоятельность. Ведь если бы это происходило на самом деле, то тогда цикл просто превращался бы в какой-то готовый жанр, например поэму. Вообще вопрос о жанровых пределах лирического цикла, на мой взгляд, остается открытым в нашем литературоведении. Где границы, пролегающие, с одной стороны, скажем, между циклом и книгой стихов, а с другой – между лирическим циклом и поэмой?
Разумеется, теория цикла еще только складывается, поэтому трудно требовать от одной работы решения всех проблем. Очевидно, вопрос о генезисе, развитии и становлении лирического цикла может быть решен только на исчерпывающем материале поэзии, К сожалению, у нас не сделано пока еще ни одной попытки систематического описания лирических циклов как в классической, так и в современной русской поэзии.
Рассуждая о циклах, мы не всегда хорошо представляем себе конкретный материал. Между тем полученные объективные данные могли бы послужить хорошей основой для всех последующих теоретических выводов Расширение проблематики на основе расширения базы фактов – неотложная задача. Ведь именно узкая сосредоточенность исследователей «на споем материале» приводит к появлению совершенно автономных и порой «глухих» друг к другу концепций.
Сегодня благодаря исследованиям пушкинистов, продолживших начинание Н. Измайлова, мы можем с большей уверенностью говорить, что лирические циклы появляются в русской поэзии не только в середине XIX века, как нередко еще считают, а гораздо раньше, в эпоху Пушкина.
Именно этим, с точки зрения С. Фомичева, объясняется тот факт, что Пушкин наряду с текстом Корана использовал и жизнеописание Магомета, о котором, между прочим, упоминается в биографии пророка, предпосланной переводу Корана М. Савари. Само расположение стихотворений внутри цикла «Подражания Корану» как бы подчиняется определенной «агиографичности» его содержания, разумеется, с поправкой на лирическую интерпретацию. Проведенный анализ убеждает в том, что в период работы над циклом Пушкин как бы сопоставлял свою собственную судьбу с судьбой пророка. В вышедших из печати в самом конце 1825 года «Стихотворениях Александра Пушкина» цикл «Подражания Корану» заключает книгу, что, по справедливому мнению С. Фомичева, подчеркивает его принципиальное значение в творческой эволюции Пушкина. В целом, как убедительно показал С, Фомпчэв, «Подражания Корану» предвосхищают характерные для позднего Пушкина поиски новых обобщенно-мировоззренческих возможностей лирики.
Попытками оригинальных интерпретаций пушкинского цикла 1836 года отмечены новые работы исследователей.
В статье «О композиции лирического цикла 1836 года А. С. Пушкина» 24 Т. Савченко, доказывая вслед за Н. Измайловым правомерность включения в цикл стихотворения «Когда за городом задумчив я брожу…», возражает против включения в него «Памятника» и предлагает поставить на первое место цикла четверостишие «Напрасно я бегу к сионским высотам…». По мнению Т. Савченко, в этом четырехстрочном стихотворении мы находим и проблематику, и стиховую форму (александрийский стих), присущие всему циклу 1836 года..
Оказывается, композиция цикла основана на расположении стихотворений в соответствии с последовательностью событий страстной недели и их ежегодного поминовения. Анализ композиции цикла показывает, что обозначенная Пушкиным цифровая последовательность включенных в него стихотворений имеет свою четкую цель и сюжетную закономерность. «Сквозной, стержневой темой цикла является актуальная для Пушкина в ту пору тема «мирской власти», – приходит к выводу В. Старк. Поэтому Пушкин сосредоточивает внимание на тех моментах из евангельских рассказов, которые способствуют развитию этой темы. Следовательно, обращение Пушкина к мифологическим, библейским преданиям послужило целям, выходящим за пределы отправных сюжетов, решению проблем большого общественного и морального значения.
Итак, исследования о циклах Пушкина 27 убедительно свидетельствуют об известной укорененности циклических явлений в русской поэзии 1820- 1830-х годов вообще, внося неизбежные поправки в выводы теоретиков. После появления этих работ, думается, уже просто невозможно, как раньше, безоговорочно утверждать, что лирические циклы в русской поэзии появляются лишь в середине XIX века… Исследования о циклах Пушкина самим фактом своего существования обязывают нас еще пристальнее вглядеться в эпоху 1820-х, 1830-х годов, эпоху романтизма. Очевидно, еще ждут своего всестороннего исследования лирические циклы К. Батюшкова, Е. Баратынского, В. Теплякова и других поэтов. Вероятно, уже сейчас возникает необходимость говорить не о каком-то одном «каноническом» типе цикла, но о разных типах циклов, объективно соответствующих исторически разнообразным явлениям лирики.
В своем обзоре мы не могли сказать о всех работах, посвященных циклу и вышедших в последнее время. Количество их возросло и будет возрастать в будущем. Очевидно, для плодотворного решения проблемы цикла нужна координация усилий. Отрадно, что в некоторых сборниках научных трудов по проблемам цикла 28 выделяются отдельные рубрики, которые, как правило, отражают материалы обсужденных на научных конференциях докладов. Для приближения «разгадки» цикла нужен активный диалог ученых.
Чтобы войти в курс дела, Вам необходимо прочесть Предисловие к сборнику.
*** Предисловие к сборнику статей о поэзии и стихосложении ***
http://www.stihi.ru/2006/03/04-728
——————————————————
Итак, вернувшись к традиционному русскому стихосложению, можно сказать:
Значение строки обусловлено тем, что самостоятельной единицей
речи является не слог, не даже слово, а ФРАЗА.
Человек говорит не слогами, не словами, а фразами.
(не путать с грамматическим понятием предложения!).
При этом фраза не является чем-то постоянным.
Так «буря мглою небо кроет» можно произнести как одну фразу.
А можно и как две «буря мглою» «небо кроет».
Разбиение на строки особенно важно, потому что без него
не всегда возможно правильно построить речевое прочтение стихотворения.
Это все теоретически.
А теперь о практической стороне дела и о характерных ошибках
и огрехах в ритмике.
«с свинцом в груди. »
«и за дверьми стоящим мраком. »
«мы не ложились спать без сказки. »
«не считающихся с ним, как с Сущим. »
«мне б в фортку крикнуть. »
«нам надо б песню запеть. «
Читая такие строчки приходится либо проглатывать буквы,
либо выбиваться из естественного ритма стиха.
(иногда при этом невольно получается извращенный
смысл «с винцом в груди» «стоящим раком», «спать без каски», «ссущим»).
Еще пример, хотя уже не столь явной, но шероховатости:
«В черепичные рыжие крыши. «
Например, ритмическая схема 4 стишия Пушкина запишется
«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.»
Идеальная ритмическая схема была бы:
—/—/—/-
—/—/—/-
реальная схема:
-//—/-//-
—/—/—/-
Но в таком виде ее даже просто прочитать трудно.
В первой строке неизбежно получается:
«кОгда дОждь отстучАл свОи гАммы. »
/-/—//-/-
При чтении вслух невольно переносится ударение
в словах «кОгда» и «свОи».
Таким образом, лишние ударения в оригинале
стоят на неудачных позициях.
Это вполне соответсвует общему правилу, которое следует
запомнить любому стихотворцу:
Я специально подчеркиваю это т.к. в своих путешествиях
по сайту стихиру сталкиваюсь с непонимаем этого правила
буквально на каждом шагу. И даже авторы, считающие себя
вполнее грамотными, ухитряются этого не замечать, и что
еще хуже, отметать такие замечания.
Что может быть объяснено разве что дурной привычкой
читать стихи глазами, а не вслух (хотя бы про себя).
Нарушение этого правила настолько сильно противоречит ритмике,
что при прочтении невольно ударение переносится на более
правильную позицию.
Например, если вместо первой строки взять:
«ВЕшний дОждь отстучАл мОре рИтмов.
«КрУпный дОждь простучАл парадИдлы.
«Когда дождь простучал парадидлы. »
«вешний дождь своим шумом наполнил. »
«Летний дождь простучал свои ритмы. «
«вешний дождь своим шумом наполнил. »
«вешний дождь дворы шумом наполнил. «
Перенос ударения в слове «дворы» звучит гораздо корявее.
«ТканерЯженыЕ птицелюди
Безмятежно клюют мОю печень,
Погружая в неё свОи клювы,
Пригибая к земле мОи плечи.»
Приходится читать по ритмике с означеными ударениями.
В самих знаках препинания ничего собственно крамольного нет.
Плохо когда они корежат ритмическую структуру строки.
Вот характерный пример:
Еще несколько примеров:
«Только сердце как ни странно \/ в чудо все же верит. »
«Иногда лишь приходя на \/ этот милый берег. «
«Только сердце как ни странно \/ в чудо все же верит. »
«Иногда лишь приходя \/ на этот милый берег. «
то создается ощущение ритмической шероховатости.
Мне неоднократно приходилось встречать стихи, в которых
происхождение шероховатости ритма на поверхностный взгляд
кажется непонятным, но, при внимательном рассмотрении,
оказывается обусловлено несоблюдением правил цезуры.
И наконец еще одно нарушение внутристрочного ритма
— лишние или пропущенные стопы.
Например:
«От боли жизни отрешиться,
но чтоб при этом сердца не лишиться. «
Заканчивая разговор о внутристрочном ритме, следует сказать
что упомянутые двух и трехсложные ритмы
(хорей, ямб; дактиль, амфибрахий, анапест)
являются наиболее распространенными, и легкими для освоения
но конечно же не исчерпывают всего.
Помимо простых возможны строки со сложными ритмами
например:
Иногда задача может оказаться очень трудно исполнимой.
Так, например, почти невозможно заставить звучать ритмический рисунок
/-/—/—/-
именно так.
Вследствие очень сильного тяготения к анапесту
—/—/—/-
Первое ударение так и тянет воспринять как спондей,
и считать за побочное. Особенно, если хотя бы в одной-двух строчках
первый слог остается безударным.
Практически неизбежно вместо своеобразного ритма получается
грязный анапест.
Я встречал на стихире подобные произведения, впрочем и сами
авторы не могли сказать ничего вразумительного на тему,
какой же ритм они пытались провести.
НЕ СЛЕДУЕТ ПУТАТЬ ТИПОГРАФСКУЮ СТРОКУ СО СТИХОТВОРНОЙ СТРОКОЙ.
Вот пример:
авторская разбивка на строки
(Саша Жданная)
«В погоне за смыслом
И нужной идеей
Мне главного
Хоть бы не проглядеть.
Как хочется часто
В душевном порыве
Хоть капельку истины
Сердцем узреть.
И не жалеть
О безумных началах,
Собой вдохновляя
Другие миры;
В погоне за смыслом
В течение жизни
Как хочется сердцу
Красивой любви. «
Согласно собственному ритму стиха, его следует разбить на строчки так:
«В погоне за смыслом и нужной идеей
Мне главного хоть бы не проглядеть.
Как хочется часто в душевном порыве
Хоть капельку истины сердцем узреть.
И не жалеть о безумных началах,
Собой вдохновляя другие миры;
В погоне за смыслом в течение жизни
Как хочется сердцу красивой любви. «
«прижав карманы
и голос к глоткам. «
И помимо ритма чисто звукового, начиная с уровня строки
появляется СМЫСЛОВОЙ и ГРАММАТИЧЕСКИЙ ритм.
И, соответственно, появляются соответствующие ошибки.
Возьмем скажем строчки (невыдуманные):
«Лишь иногда мелькнет на
Синей волне дельфинья спина. «
Звучит откровенно коряво.
Либо это грубая ошибка, либо откровенный выдрюк.
Если прочитать это как положено по смыслу и грамматике то получится:
«Лишь иногда мелькнет на синей волне
дельфинья спина. «
Менее коряво было бы:
«Лишь иногда мелькнет на синей
Волне вдали спина дельфинья. «
«Лишь иногда мелькнет на синей»
«Волне морской спина дельфинья»
убрано ложное стыкование «волне вдали»,
и сочетание «волне морской» звучит приемлемо, но разрыв
между «синей» и волной остался.
Звучит наименее коряво из рассмотренных вариантов,
Это уже что-то похожее на стихи.
хотя конечно ощущение огреха остается.
«Лишь иногда на волне на синей»
«Cверкнет вода на спине дельфиньей»
Такой огрех, когда разрываются на две строки словосочетания,
обязанные по грамматике или по смыслу стоять рядом друг с другом,
называется ПЕРЕНОСОМ.
(на мой взгляд, употребление заимствованного термина вместо
«перенос» ни к чему).
«Обрывок бечевы. Становится темнее. »
(Обрывок бечевы становится темнее)
«С которой стерли запись. Позабыв. »
(с которой стерли запись, позабыв.)
«не повернуть. От Иордана. »
(не повернуть от Иордана)
«Шалтай-Болтай я. Без утайки. »
(Шалтай-болтая без утайки)
Особого рассмотрения требует перенос в стихотворных
сценических произведениях, но это собственно не стихи, а именно
драматические произведения. У театра есть своя специфика,
поэтому здесь это обсуждать не будем.(например почему
у Пушкина переносы, весьма редкие в стихах, в драматических
произведениях встречаются чаще).
Также как другого подхода требует и оценка белого стиха в текстах пьес.
Теория стихосложения
Лишь тому, чей покой таим,
Сладко дышится.
Полотно над окном моим
Не колышется.
Ты придёшь коль верна мечтам,
Только та ли ты?
Знаю: сад там, сирени там
Солнцем залиты.
(И.Ф. Анненский)
За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?
(Осип Мандельштам)
Нестрофические двустишия входят в состав более сложных строф и определяются по смежному способу рифмовки.
В мире как в море: не спят рыбаки,
Сети готовят и ладят крючки.
В сети ли ночи, на удочку дня
Скоро ли время поймает меня?
(Расул Гамзатов )
В беспечных радостях, в живом очарованье,
О дни весны моей, вы скоро утекли.
Теките медленней в моём воспоминанье.
(А.С. Пушкин)
ЧЕТВЕРОСТИШИЕ (катрен) – простая строфа из 4 стихов, самая употребительная в европейской поэзии.
Попрыгунья Стрекоза
Лето красное пропела;
Оглянуться не успела,
Как зима глядит в глаза.
(И.А. Крылов)
ПЯТИСТИШИЕ (квинтет) – строфа из пяти стихов.
Хотя я судьбой на заре моих дней,
О южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз;
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ.
(М.Ю. Лермонтов)
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Hедаром помнит вся Россия
Про день Бородина!
(М.Ю. Лермонтов)
ВОСЬМИСТИШИЕ (октава) – строфа из 8 стихов.
Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса –
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдалённые седой зимы угрозы.
(А.С. Пушкин)
Отворите мне темницу,
Дайте мне сиянье дня,
Черноглазую девицу.
Черногривого коня.
Дайте раз пор синю полю
Проскакать на том коне;
Дайте раз на жизнь и волю,
Как на чуждую мне долю,
Посмотреть поближе мне.
(М.В. Лермонтов)
О вы, которых ожидает
Отечество от недр своих
И видеть таковых желает,
Каких зовёт от стран чужих,
О ваши дни благословенны!
Дерзайте ныне ободренны
Раченьем вашим показать,
Что может собственных Платонов
И быстрых разумов Невтонов
Российская земля рождать
(М.В. Ломоносов)
ОДИЧЕСКАЯ СТРОФА – десятистишие с рифмовкой АBАB CC DEED. Одической строфой пишутся торжественные оды.
Подай, Фелица! наставленье:
Как пышно и правдиво жить,
Как укрощать страстей волненье
И счастливым на свете быть?
Меня твой голос возбуждает,
Меня твой сын препровождает;
Но им последовать я слаб.
Мятясь житейской суетою,
Сегодня властвую собою,
А завтра прихотям я раб.
(Г. Державин)
Итак, она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью её румяной
Не привлекла б она очей.
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась девушкой чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела
И часто целый день одна
Сидела молча у окна.
(А.С. Пушкин)
Итальянский сонет строится по схеме «4+4+3+3»
Когда, как солнца луч, внезапно озаряет
Любовь ее лица спокойные черты,
Вся красота других, бледнея, исчезает
В сиянье радостном небесной красоты.
Смирясь, моя душа тогда благословляет
И первый день скорбей, и первые мечты,
И каждый час любви, что тихо подымает
Мой дух, мою любовь до светлой высоты.
По правому пути, где нет людских страстей
И, полон смелостью, любовью вдохновленный,
Стремлюсь и я за ней в надежде дерзновенной!
(Ф. Петрарка)
Английский сонет строится по схеме – «4+4+4+2».
Небесный глаз то блещет без стыда.
То скромно укрывается за тучей;
Прекрасное уходит навсегда,
Как рассудил ему природы случай.
Но твой не завершится ясный день,
Ему не страшны никакие сроки;
Ты в смертную не удалишься тень,
В бессмертные мои отлитый строки.
(«Божественная комедия» Данте).
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Ты промелькнула, как виденье,
О, юность, быстрая моя,
Одно сплошное заблужденье!
Ты промелькнула, как виденье,
И мне осталось сожаленье,
И поздней мудрости змея.
Ты промелькнула, как виденье,—
О, юность быстрая моя!
(К. Бальмонт)
В начале лета, юностью одета,
Земля не ждёт весеннего привета,
Но бережёт погожих, тёплых дней,
Но расточительная, всё пышней
Она цветёт, лобзанием согрета.
И ей не страшно, что далёко где-то
Конец таится радостных лучей,
И что недаром плакал соловей
В начале лета.
Не так осенней нежности примета:
Как набожный скупец, улыбки света
Она сбирает жадно, перед ней
Не долог путь до комнатных огней,
И не найти вернейшего обета
В начале лета.
(М.А.Кузмин)
Ночь была прохладная, светло в небе
Звёзды блещут, тихо источник льётся,
Ветры нежно веют, шумят листами
Тополя белы.
(А.Н. Радищев)
АЛКЕЕВА СТРОФА – строфа античного стихосложения из 4-х логаэдов с устойчивым чередованием различных метров.
Добрый доктор Айболит!
Он под деревом сидит.
Приходи к нему лечиться
И корова, и волчица,
И жучок, и паучок
И медведица!
Всех излечит, исцелит
Добрый доктор Айболит!
(К. Чуковский)
АНТИФРАЗ – употребление слова в противоположном смысле («герой»,«орёл», «мудрец»…).
…Как вдруг из лесу шасть
На них медведь разинул пасть …
(А.Н. Крылов)
Лай, хохот, пенье, свист и хлоп,
Людская молвь и конский топ!
(А.С. Пушкин)
МЕТАТЕЗА (греч. metathesis – перестановка) – перестановка звуков или слогов в слове или фразе. Используется как комический приём (обветрится – обвертится, перепёлка – пеперёлка, в траве кузнел сидечик…)
В синем море волны плещут. Мчаться тучи, вьются тучи.
В синем небе звезды блещут. (М.Ю. Лермонтов)
(А. С. Пушкин)
Параллелизм может быть, как словесно-образный, так и ритмический, композиционный.
СИЛЛЕПС (греч.syllepsis – захват) – объединение неоднородных членов в общем смысловом или синтаксическом подчинении («У кумушки глаза и зубы разгорелись», А.Н. Крылов). Часто используется в комических целях («за окном идёт дождь, а у нас – концерт»).
СТИХ (греч. stichos — ряд, строка)
1. Единица ритмически организованной художественной речи, строка стихотворения.
2. Художественное произведение, написанное такими строками (стихотворение, поэма…).
3. Произведение старинной устной народной поэзии на библейскую, религиозную тему (духовные стихи).
Стих может быть безрифменным, белым, холостым и рифмованным. См. виды стиха.
Как хороши,V как свежи были розы
В моём саду!V Как взор прельщали мой!
Как я молил Vвесенние морозы
Не трогать ихV холодною рукой.
(И. Мятлев)
Паузная цезура представляет собой ритмическую паузу, усиливающую восприятие строк.
Свободная цезура выражается в преднамеренном стремлении автора к интонационно-ритмической раскованности стиха. Такая цезура не имеет определённого места и её расположение диктуется самим автором строк.
В отличие от поэтической литературы, художественная проза в античность практически отсутствовала: в ходу были либо простая и безыскусная разговорная речь (каталогаден), либо ораторская проза (красноречие). Последняя отличалась большей вычурностью благодаря словесным фигурам-украшениям услаждающим слух, наиболее популярными из которых были: изоколон, антитеза, анафора и гомеотелевтон.
Таким образом, в античной литературе признаком стихотворной речи, отличающим её от прозаической, было только наличие вышеописанных словесных украшений.
МЕТРИКА – раздел стиховедения о сочетании сильных и слабых мест в стихе, о метрическом строении строки, о системах стихосложения, о стихотворных метрах и размерах.
Монаху подобает в келий седети,
Во посте молитися, нищету терпети,
Искушения врагов силно побеждати
И похоти плотския труды умерщвляти…
…Не толико миряне чреву работают,
Елико то монаси поят, насыщают.
Постное избравши житие водити,
На то устремишася, дабы ясти, пити.
(Симеон Полоцкий)
Божья коровка,
Полети на небо,
Принеси нам хлеба,
Чёрного и белого,
Только не горелого.
В 20-е годы XX века визуальную поэзию пропагандировали конструктивисты, предлагавшие вообще отказаться от слов в поэзии и создавать её с помощью графических конструкций, специальных знаков, кадров, чертежей и пр. В 60-е годы к визуализации поэзии возвращается А. Вознесенский, оформлявший некоторые свои стихи графически или дополнявший их рисунками. Современных русские «визуальные поэты»: Д.Авалиани, В.Барский, С.Сигей, А. Горнон, Е. Нецкова и др. Одним из новых типов визуальной поэзии является т.н. листовертень или визуальный палиндром (изобретён Д. Авалиани). Суть его заключается в том, что на одном изображении под разным углом зрения (при переворачивании листа на 180 градусов) читается разный текст.