что такое светская культура

Светская культура как фактор православной миссии в современной России

Для нынешнего периода российской истории характерно то, что предельная острота объективной потребности общества в обретении духовной, идейной опоры и в «возвращении памяти» совпала с выходом из социально-культурного гетто и возобновлением активной миссионерской деятельности Православной Церкви. По этой причине, казалось бы, что церковные и общественные интересы совпадают в максимальной степени, и не раз испытанная схема активизации национального самосознания через религию в этой ситуации должна сработать.

В этой связи возможны различные версии объяснения происходящего. Согласно одной из них, причиной такой «теплохладности» современного общества в отношении к религии – даже наиболее традиционной и авторитетной – является секуляризация, обмирщение общественных отношений. В модернизированном мире человека нашего времени просто не остается места для традиционной религиозной жизни. Темпы, ритмы и весь его жизненный стиль исключают или, по меньшей мере, существенно затрудняют «бытие в религии», несущее на себе родовую печать традиционного общества.

Другая версия делает акцент на кардинальном различии идейно-мировоззренческих планов: современное сознание характеризуется десакрализацией и рационализацией, что противоречит основополагающим установкам религиозного менталитета. В соответствии с третьей версией, идущей от радикальных религиозных представлений, этот факт объясняется тем, сто современный мир отпал от Бога и противопоставил себя Ему.

На наш взгляд, корни сложившейся ситуации, равно как и объяснение самих приведенных выше концепций кроются в том, что в современном мире на отношения между обществом и религией воздействует принципиально новый фактор – светская культура. В данной связи сами эти отношения приобретают характер взаимодействия в жизни социума светских и религиозных культурных традиций. Это ставит перед социологией религии задачу исследования и выявления закономерностей данного процесса.

Теперь следует определиться с ключевыми понятиями. Религиозная культура, по большому счету – это все те символы, представления, вещи, практики и нормы, которые непосредственно связаны с сакральным отношением той или иной религии. Их основная функция и назначение – «обслуживание» этого отношения, его уточнение, раскрытие, распространение и закрепление в головах и сердцах людей.

Светская культура – это, соответственно, символы, представления, вещи, практики и нормы, не связанные непосредственно с религиозным сакральным отношением, не имеющие своей основной функцией его «обслуживание». Функционально она вытекает из необходимости осмысления конкретных частных сторон и аспектов человеческой жизнедеятельности в их автономном существовании.

Характерной объективной реалией современной жизни является взаимная обособленность религиозной (в том числе, православной) и светской ветвей нашей национальной культуры. Их кардинальное обособление друг от друга инициировалось в России петровскими преобразованиями и продолжалось в течение трех столетий. Сегодня в их отношениях наметилась тенденция схождения, инициатором и активной стороной которого является Церковь.

Однако, хотя религиозная и светская традиции, на наш взгляд, не утратили своего генетического и во многом духовного единства, все же расхождение между ними зашло достаточно далеко, и этого мы обычно недооцениваем. Образно говоря, сегодня, для того чтобы вступить в тесные взаимоотношения, им сначала надо заново познакомиться и лучше понять друг друга и самих себя.

Проблема общественной консолидации вокруг традиционных религиозных ценностей, таким образом, оборачивается проблемой синтеза религиозных и светских культурных паттернов, «информационно регулирующих» жизнь социума. По этому поводу ныне существуют две полярные точки зрения. Согласно одной из них, такой синтез сегодня невозможен либо маловероятен. В соответствии с другой, он возможен и уже идет полным ходом. Оба взгляда имеют под собой объективные основания, и задача социолога религии – выявить и беспристрастно оценить их.

Основным фактором, затрудняющим сближение в современном обществе светской и религиозной культур, является т.н. асимметрия репрезентативности. Это означает различный «удельный вес» той и другой в реальном общественном сознании и разную меру их непосредственного влияния на образ жизни и образ мыслей людей. Данное соотношение в наши дни сложилось не в пользу религиозной культуры, в том числе, к сожалению, и православной. Следует признать, что сегодня она воспринимается многими, воспитанными в светской культуре, «извне», как некоторая культурно-историческая экзотика. И для того, чтобы реально войти в смысловое, идейное пространство православной культуры, светский человек должен заново открыть ее для себя, найти ее «точки соприкосновения» с той традицией, в которой он воспитан, и попутно преодолеть множество предрассудков, позиционирующих религию и Церковь как несовместимые с этой традицией (и наоборот).

С другой стороны, фактором, открывающим возможность совмещения религиозной и светской культур, является асимметричность их структуры и содержания. Она связана с тем, что в основе религиозного и светского типов культуры лежат разные принципы. Эти принципы вытекают из функционального предназначения той и другой культуры. Первая призвана ориентировать человека в духовном мире, вторая – на земле. Поэтому религиозная и светская культура соотносятся между собой не так, как соотносились бы две религиозные или две светские культуры. Они располагаются как бы в разных плоскостях, в пересекающихся смысловых пространствах, и поэтому теоретически они вполне совместимы и сочетаемы одним и тем же человеком или общностью людей. Практически же их совместимость зависит от ряда факторов, среди которых следует назвать историко-генетическое родство культур, комплиментарность их идеалов и стереотипов, отношение к «миру» в соответствующей религии и отношение к религии в светской культуре.

Таким образом, противоречие между «оптимистической» и «пессимистической» позициями в вопросе синтеза двух ветвей культуры мы склонны разрешать следующим образом. Вопрос о принципиальной совместимости ценностей, представлений и жизненных императивов светской и религиозно-православной культур – во всяком случае, там, где последняя исторически является традиционной, как это имеет место в России, на наш взгляд, не стоит. Но вот вопрос об их «технической» совместимости сегодня актуален.

В этой связи одна из важнейших проблем православной миссии и церковно-общественного взаимодействия в целом лежит в сфере «культурной экологии», под которой мы здесь понимаем сохранение целостности и устойчивости культурного организма и не-препятствование его естественному развитию. Это относится как к самой православной, так и к светской культуре. Провоцирование «аварийного режима» в функционировании культурной системы, приводящее к сбоям в работе ее диалоговых механизмов, способно привести не только к упрощению и деградации самой этой системы, но и к общественным катаклизмам. В результате культурный организм вместо нормальных органов диалогического общения с другим подобным организмом начинает порождать структуры-«мутанты», представляющие собой гибридные образования из его собственных элементов и более или менее плохо адаптированных элементов культуры-контрагента. Этот сомнительный синтез оборачивается поляризацией и даже расколом самих взаимодействующих культур, порождая в результате не мир и единство, а новые очаги разделения уже внутри каждой из этих культур по идеологическому принципу.

Исходя из этого, в практике светско-религиозного взаимодействия недопустимо ущемление ценностей ни одной из взаимодействующих культур. На это культурный организм реагирует незамедлительным включением «аварийного режима» самосохранения, инициируя появление агрессивных идеологий фундаменталистского толка. Поэтому любые попытки внедрения паттернов одной культуры без их предварительной адаптации, всестороннего осмысления и «вживления» их в исходные категории другой культуры чреваты культурным конфликтом. Он может быть непосредственным или латентным, «отсроченным». В первом случае такой конфликт будет напоминать бурную реакцию взрыва, во втором – мину замедленного действия. Но в любом случае он будет препятствовать нормальному диалогу и процессам естественного синтеза культур, которые, даже при самых благоприятных условиях, требуют времени и исторической ответственности включенных в них людей.

К чему приводит светская агрессия против религии, мы уяснили достаточно хорошо. Культурное отторжение, гонения и социальная изоляция Церкви уже обошлись нашему обществу очень дорогой ценой. Теперь нам следует осознать, что и светская культура также представляет собой весьма тонкий и сложный организм, неоднозначно реагирующий на различные воздействия извне. И ее проблемы не менее актуальны для нас, поскольку, хотим мы того или нет, но именно она образует основу нашего мировосприятия и непосредственно влияет на наш образ жизни и образ мыслей.

Религия же, хотим мы того или нет, воспринимается современным человеком, как правило, не непосредственно, а опосредованно, через призму первичных для него светских мыслеформ. Нам следует отдавать себе отчет в том, что просто «вынуть» их из головы и сердца и заменить готовыми православными мыслеформами невозможно. Преображение же их в свете религиозных истин и принципов – дело достаточно долгого времени и серьезной работы человека над собой.

Духовная жизнь христианина есть не что иное, как вечное становление таковым. И в православной традиции она предполагает не волевое насильственное вытеснение прежнего содержания ума и сердца и замену его неким новым, «уже готовым» содержанием, но именно свободное и творческое преображение, очищение и обновление имеющегося, и развитие того лучшего, что есть в нем самом.

[1] Панарин А.С. Россия в социокультурном пространстве «Запад – Восток» // Человек и современный мир.– М.: ИНФРА-М, 2002.- С. 85.

[2] Цит. по: Панков А.А., Подшивалкина В.И. Проблема воспроизводства религиозного сознания в посттоталитарном обществе // Социологические исследования.– 1995.– № 11.– С. 99.

[3] См., напр.: Пейкова З. Отношение российского населения к православию в конце XX века (по материалам социологических исследований) // Миссионерское обозрение.– 2001.– № 3.– С. 8-9; Русской Православной церкви доверяют 73% россиян

[4] См.: Фурман Д.Е., Каариайнен К. Религиозная стабилизация. Отношение к религии в современной России // Свободная мысль – XXI. Теоретический и политический журнал.– 2003.– № 7.– С. 19.

Источник

Понятие светской культуры. Что это такое?

СВЕТСКАЯ КУЛЬТУРА.
— тип культуры, в которой священное не обладает свойствами сверхъестественного и не требует санкции сверхъестественного начала, базируясь на некоторой альтернативной (рациональной, этической, эстетической, эмпирической и т. д. ) основе.
(Мир словарей)

ПОНЯТИЕ светской КУЛЬТУРЫ не есть отрицание религии.

СВЕТСКАЯ КУЛЬТУРА ассимилирует элементы религиозной культуры.

Верующий человек может быть светским человеком, бывать в обществе, жить по его правилам, его интересами.
Но представитель духовенства ограничен в ведении светского образа жизни, тем более монахи, которые разрывают свои прежние общественные связи.

В качестве примера можно привести недавнее прошлое нашей страны, когда официальная идеология исключала религию из жизни человека; верующих преследовали, храмы уничтожали, как и другие символы ВЕРЫ.
Однако не только представители старшего поколения, но и среднего отмечали религиозные праздники, такие, как Пасха.

А на Новый год в домах издавна ставили елки со звездой на вершине – символом звезды Вифлеема, символом Рождества.
На протяжении истории религиозное сознание не единожды адаптировалось к формам светской культуры, уступая под ее воздействием некоторые свои позиции.

Религия и нравственность.
Религия и нравственность являются важнейшими составляющими духовной культуры. Испокон веков связь религии и нравственности была нерасторжимой.

Нравственное начало – стержень духовной культуры.

В светской культуре нравственное начало в той или иной степени дистанцируется от религии, а иногда и теряет с ней связь.

Дело в том, что религиозные заповеди, как правило, имеют общечеловеческие истоки.
Нравственные законы в этом случае отождествляются с религиозными, например, декалог Моисея и Нагорная проповедь Иисуса Христа.

Именно на их основе многие выдающиеся представители современности формулировали свои собственные нравственные постулаты.

Источник

Начало светской культуры: стихи, театр и газеты

Алексей Михайлович и европейское влияние

XVII столетие — столетие беспокойное и динамичное. На него в русской куль­туре пришелся переход от религиозной культуры Древней Руси к более при­вычной нам светской культуре, культуре XVIII века.

Этот переход оказался отнюдь не плавно-эволюционным: в литературе новые формы прямо-таки революционно вытесняли прежние, показательные для пе­риода XI–XVI веков, а вскоре сами, столь же революционно, вытеснялись еще более новыми формами. Литература XVII века противопоставила себя древне­рус­ской и проложила путь для литературы XVIII столетия, но сама была отверг­нута литературой нового типа.

В социальном отношении XVII столетие осталось в русской истории как «бун­ташное столетие». Началось оно Смутой и закончилось реформами Петра I. На престоле утвердилась новая династия. Романовы опирались не столько на ро­довитых бояр, сколько на чиновников. Равным образом они упорно стесняли права церкви, подчиняя религию государственному аппарату. Рас­шаты­вая важнейшие основы древнерусского общества, династия, кроме того, взяла курс на преодоление культурной изолированности. Происходило медлен­ное, но неук­лон­ное сближение с западноевропейским миром. Такие револю­цион­ные изменения воздействовали на Древнюю Русь травматически: XVII сто­летие — время больших и малых восстаний, бунтов, религиозных «шатаний» и конфликтов.

В начале XVII века русское общество пережило тяжелый кризис, который при­нято называть Смутным временем, Смутой. В 1605 году умер царь Борис Году­нов, и русский престол захватил претендент, назвавшийся сыном Ивана Гроз­ного Дмитрием. Наступила пора династических переворотов и социальных потрясений. Точкой преодоления кризиса Смуты можно считать Земский со­бор 1613 года: его участники возвели на престол дальнего родственника Ивана Грозного — Михаила Федоровича Романова. Царь Михаил Федорович стал основателем новой династии, которой предстояло править больше 300 лет — вплоть до отречения последнего монарха Николая II.

Смута потрясла основы средневековой России и нашла отражение в истори­ческих повестях, созданных как во время событий, так и по горячим следам — в правление царя Михаила Федоровича.

Например, «Летописная книга», датируемая 1626 годом: ее авторство принято приписывать князю Семену Ивановичу Шаховскому — участнику Смуты, вое­начальнику, автору исторических и агиографических сочинений. Она охваты­вает исторические происшествия от Ивана Грозного до Собора 1613 года. От ав­торов древнерусских исторических повестей (вспомним описания князей в По­вести временных лет) князя Шаховского отличает интерес к изображению противоречивых характеров. Вот портрет Лжедмитрия:

«…ростом невысок, в груди широк, руки крепкие. Лицо же его не отра­жа­ло царского достоинства, слишком простое имел обличье, а тело его было очень смуглым. Но остроумен, и более того — в книжной науке доста­точно искусен, дерзок, словоохотлив, любил конные состязания, против врагов своих храбр, смел, весьма мужествен и силен и к воинам весьма благосклонен».

Также в литературе первой половины XVII века возникает светская поэзия. Древ­­няя Русь знала некоторые формы поэзии: молитвенный стих (гимно­гра­фия); фольклорный стих — напевный и говорной; напоминающие стихи встав­ки в прозаические произведения. Однако формирование поэзии светской направленности и отчетливо противопоставленной прозе — это революционное открытие писателей первой половины XVII века, во многом обусловленное культурными контактами с Польшей и входившей в состав Польши Украиной.

Первая русская поэтическая школа отличалась приверженностью к говорному стиху. В стихотворной строке не требовалось ни соблюдать определенное коли­чество слогов, ни расставлять ударения на определенных позициях: в качестве единственного признака стиха функционировала рифма (и часто акростих — такое построение стихотворения, где некоторые, как правило первые, буквы каждой строки составляют осмысленный текст). Поэты первой половины XVII ве­ка освоили разнообразные жанры: дружеские послания, предисловия и послесловия к прозаическим сочинениям, молитвы и т. д.

Представителем первой поэтической школы был тот же князь Семен Шахов­ской. Например, его «Летописная книга» содержит стихотворное послесловие:

Сколько о чем отыскал,
Столько о том и написал.
Все, кто читают, понимают,
Что великие события не забывают.
Когда же к концу этой повести я подошел,
В труде своем никакого утешения не нашел.

Вторая половина столетия — правление второго царя из династии Романовых Алексея Михайловича и его сына Федора Алексеевича стало временем ради­кальных реформ в общественной, религиозной, культурной области. С этой точки зрения знаменитые реформы Петра Алексеевича, сына и брата преды­дущих царей, правомерно рассматривать как продолжение их преобразований.

Доминанта культурных реформ царя Алексея Михайловича — стремление к унификации и «чинности», иерархизированному порядку. Первой попыткой такой унификации было составление Соборного уложения в 1649 году — юри­дического свода, действовавшего до XIX века. Этот свод регламентировал раз­личные сферы общественной жизни, и в частности оформил такой важный институт, как крепостное право.

Вторая реформаторская программа Алексея Михайловича — кардинальное пре­образование Русской православной церкви, которое при поддержке царя осу­ще­ствил патриарх Никон, его старший уважаемый друг.

После трагических событий Смуты священники не пользовались среди мирян прежним авторитетом, церковные службы упрощались и сокращались. Юный царь Алексей Михайлович, обеспокоенный подобной ситуацией, задумал ряд мер, призванных упорядочить церковную жизнь. В своей программе царь опи­рался на так называемый «кружок ревнителей древнего благочестия», объеди­нивший влиятельных сановников и представителей церкви, среди которых более всех выделялся Никон.

В 1652 году Никон стал патриархом и приступил к исправлению, реформи­рованию порядков в Русской церкви. Образцом для себя он выбрал Констан­тинопольскую и другие зарубежные православные церкви, решив им подра­жать с максимальной точностью. Никон не собирался менять догматы. Он толь­ко — по примеру зарубежных православных церквей — повелел редак­тировать богослужебные книги и изменить обряд, то есть внешние формы проявления религиозности.

Наконец, третья реформаторская программа — покровительство и продви­жение придворной литературы нового типа, которая принципиально отли­чалась от древнерусских образцов.

Реформы Никона предполагали следование церковным греческим образцам — придворная литература (и вообще новая придворная культура) должна была ориентироваться на западноевропейские (преимущественно польские) образ­цы, и образцы скорее светские.

Определяя эту новую литературу, часто видят в ней признаки принадлежности к барокко — международному художественному направлению, которое харак­те­ризовалось установкой на аффектацию и пристрастием к усложненным фор­мальным приемам.

С «барочной» гипотезой согласны не все, дискуссия продолжается, но в любом случае очевидно: литература второй половины XVII века (и отчасти первой трети XVIII века) есть принципиально значимый переход от средневековой литературы к классицизму XVIII века.

В общественном сознании господствующее место религиозных ценностей по­степенно, однако неуклонно, занимают светские, государственные ценности. Тем самым литература перестает быть составляющей религиозной системы и превращается в самостоятельную сферу общественного сознания — в такую литературу, как ее понимают и сейчас.

Соответственно, меняется функция риторики. В древнерусской литературе рито­­рические правила были усвоены вместе с византийскими жанровыми образ­цами, так сказать «внутри» авторитетных текстов-образцов. Напротив, в лите­ратуре второй половины XVII века риторика обретает самостоятельность. Ли­тература второй половины XVII века — прежде всего литература риториче­ская. Основной показатель литературности — «украшенность», достигаемая соблюдением риторических правил. Это можно выводить из принадлежности к барокко, а можно и понимать как особое свойство, не обязательно связанное с барокко.

Центральная фигура литературы и культуры второй половины XVII столетия — монах Симеон Полоцкий (в миру — Самуил Петровский-Ситнианович).

Он иностранец, белорус, родившийся в Польско-Литовском государстве; получил образование в католических учебных заведениях и ради этого был готов перейти в католичество, чтобы потом снова вернуться в православие. Он священнослужитель, монах, однако ориентированный не столько на под­виги веры, сколько на другие, светские цели. Основной его задачей можно считать введение новой школы: педагог-просветитель, Симеон стремился распростра­нять в православном мире тогдашнее западноевропейское знание, разумеется — в церковной версии. Он придворный, готовый воспитывать царских детей (среди них — будущий царь Федор Алексеевич) и вместе с тем находить ясные формулировки для официальной идеологии; поэт и драматург, понимавший литературу как практическое приложение риторических правил, усваиваемых в рамках новой школы. У Симеона были опасные враги, в том числе страшив­шийся католического влияния патриарх Иоаким, но в последние годы он творил в покое и достатке.

Судя по всему, Симеон Полоцкий имел непосредственное отношение к проекту будущей Славяно-греко-латинской академии, первого в России высшего учеб­ного заведения, и еще в 1680 году составил ее учредительный доку­мент — «Ака­демическую привилегию». Создавалась Академия с учетом поль­ских образ­­цов, в XVII веке испытанных в православных землях Украины и Бело­рус­сии. Целью Академии была подготовка образованных людей для нужд России, но, естественно, в рамках церковной школы. До конца довел дело ученик Симео­на — монах-великоросс Сильвестр (в миру — Семен Агафони­кович Мед­ведев), усилиями которого в 1687 году и была основана Славяно-греко-латин­ская академия. Студентов первоначально насчитывалось около ста, позднее в ней учились Ломоносов, Тредиаковский и другие. Размещалась академия рядом с Кремлем — в двухэтажных палатах на территории Заиконоспасского монастыря.

Также при царе Алексее Михайловиче был сделан важный шаг к появлению в России прессы. В Москве начинают составлять так называемые «Куранты» (регулярно — с 1665 года) — информационные бюллетени о европейских событиях, изготовленные только в двух экземплярах: для царя и для бояр.

Слово «куранты» (от франц. courant — «текущий») попало в русский язык из гол­ландского, где входило в заголовки газет, и в России «Куранты» — собственно обзоры иностранной прессы. В «Курантах» постоянно освещались политика, стихийные бедствия, чудесные происшествия, эпидемические заболевания, а также то, что пишут о России в Европе, например о восстании Степана Разина и т. д.:

«Куранты» — закрытый документ для внутреннего использования, но еще немно­­го — и при Петре I начнет издаваться первая русская газета.

В области литературы первенствующее место занимала поэзия. Светская поэ­зия сформировалась в России в первой половине XVII века, однако во вто­рой половине столетия — в системе риторической литературы — формируется новая поэтическая школа, которая получила значительно больший обществен­ный резонанс. Расцвет новой школы связан с деятель­ностью Симеона Полоц­кого. Он оставил поистине грандиозное по объему поэтическое наследие. Поначалу язык его поэзии — польский или латынь, позднее — церковносла­вянский.

В 1670-х годах Симеон завершил три больших стихотворных сборника («Псал­тирь рифмотворная», «Рифмологион», «Вертоград многоцветный»).

Сборник «Псалтирь рифмотворная» был выпущен в 1680 году дворцовой типо­графией. Это первая в России печатная книга стихов. В ней Симеон — по образ­цу польского поэта Яна Кохановского — переложил стихами библей­скую книгу «Псалтирь». Казалось бы, все вполне традиционно: Библия, — но некоторых современников Симеона книга шокировала: пред­стали в «рифмо­творной» форме, то есть стихотворной.

Поэтический сборник «Рифмологион, или Стихослов» имеет панегирический характер и включает несколько сотен «стихов на случай» — хвалебных текстов, предшествующих одам поэтов-классицистов. Кстати (для древнерусской лите­ратуры редчайший случай!), существует черновой автограф «Рифмо­логиона», то есть рукопись, выполненная не копиистом, но автором.

Главный поэтический труд Симеона Полоцкого — энциклопедический сборник «Вертоград многоцветный». «Вертоград» на церковнославянском языке значит «сад», «цветник». В Средние века так именовались сочинения, содержавшие лекарственные советы. У Симеона слово приобретает символический смысл: по убеждению автора, лекарства исцеляют тело, а поэзия — душу. Все стихо­тво­рения сборника озаглавлены и расположены в алфавитном порядке. Сбор­ник, можно сказать, необъятный. Заглавий в сборнике — 1155, а под одним заглавием могут находиться до 12 текстов, объединенных общей темой (совре­менное издание «Вертограда» в Германии включает три тома).

Симеон Полоцкий сообщает в стихотворениях «Вертограда» любопытные све­дения о природе («Ехидна»), об античной истории («Александр») и фило­софии («Диоген»). Описывает примеры добродетельного («Дева») или пороч­ного поведения.

Некоторые стихотворения, перелагающие популярные в Западной Европе поучительные истории, читаются как занимательные рассказы. Например, под за­главием «Блудник» помещено стихотворение о развратном короле; забо­лев от распутной жизни, он все время испытывал озноб и по совету врачей повелел завернуть себя в ткань, смоченную водкой. Но грешника настигло наказание:

Каждый текст «Вертограда» сводится к нравоучению. Так, в стихотворении «Суд сна прежде», на первый взгляд, просто изображены повадки собаки:

Пес утружденный егда хощет спати,
обыче прежде сам ся обращати,
Нежели ляжет. Егда осмотрится
окрест на месте, тогда положится. Буквально: «Уставшая собака, когда хочет спать, привыкла перед сном вертеться. Когда осмотрится на месте, только тогда укладывается».

Однако описание засыпающей собаки — очередное иносказание: подобно соба­ке, и человек перед сном должен мысленно «осмотреться», вспомнить прожи­той день и рассудить, не совершил ли он греховных деяний.

Поэтические правила, которым следовал Симеон и которые были ему знакомы по образцам, почерпнутым в польской литературе, можно свести к двум базо­вым требованиям. В стихотворении, во-первых, в соотносимых строках должно быть одинаковое количество слогов (без привычного для нас регуляр­ного чере­дования ударных и безударных); во-вторых, строки должны венчаться рифмой, преимущественно женской, как в силлабической поэзии Польши. Так, каждая строка в стихотворении «Суд сна прежде» содержит 11 слогов. Система стихо­твор­ства, требующая одинакового количества слогов в соотносимых строках, называется силлабической (от греч. «слог»).

Иногда Симеон Полоцкий блистал всякого рода изысками: акростихами, «фигурными стихами», когда строки образуют прихотливые рисунки (чаша, сердце, крест, звезда и др.). В поэме «Орел Российский», включенной в панеги­ри­ческий сборник «Рифмологион», герб России изображен на фоне солнца; у солнца сорок восемь лучей; в каждый луч вписана добродетель царя.

Зряй, человече, сей гроб, сердцем умилися,
О смерти учителя славна прослезися:
Учитель бо зде токмо един таков бывый,
Богослов правый, церкве догмата хранивый.
Муж благоверный, церкви и царству потребный,
Проповедию слова народу полезный. Буквально: «Глядя, человек, на этот гроб, умились сердцем и рыдай о смерти славного учителя. Ибо здесь удивительный учитель, богослов, хранивший догматы церкви, благоверный муж, полезный церкви и царству, полезный своею проповедью народу».

В рамках новой придворной культуры и риторической литературы создается и отечественная светская драма. Ситуация здесь похожа на обстоятельства возникновения светской поэзии в первой половине XVII века. В древнерусской культуре присутствовали некоторые формы драмы. Это — театрализованные фольклорные обряды (свадьба, календарные игры) и театрализованные церков­ные действа. Так, «пещное действие» ставилось в храмах за неделю до Рожде­ства и представляло собой инсценировку библейской Книги Даниила, где вави­лонский царь Навуходоносор разгневался на правоверных отроков и бросил их в огненную печь, но они чудесно спаслись.

Однако светская драма (в придворном варианте) — абсолютное нововведение и как литература, и как небывалое зрелище. Примечательно, что старо­обряд­цы, принимая стихотворство, театр безоговорочно отрицали. Аввакум негодо­вал, что это католики «научили своему рукоделию — камедиею играть. А нас Бог избавил от них и посрамил их от нашей худости».

17 октября 1672 года по повелению царя Алексея Михайловича и под бдите­льным присмотром его приближенных на придворной сцене в подмо­сковной Преображенской резиденции была поставлена первая пьеса русского театра — «Артаксерксово действо». Автор — Иоганн Готфрид Грегори, лютеранский пастор при немецкой колонии в Москве, — написал в стихах (которые русский переводчик передал неуверенно и непоследовательно) пространную пьесу, в тогдашней терминологии — «действо», в семи актах на основе библейской истории персидского царя Артаксеркса, который обрел новую любовь и новую царицу — красавицу еврейку Эсфирь. Сюжет должен был понравиться царю, недавно вступившему во второй брак (юной избран­ницей стала Наталья Кирилловна Нарышкина, которая только что родила сына — будущего Петра I). Грегори следовал западноевропейским образцам, «действо» было непривыч­ным, но Алексей Михайлович — единственный полноправный зритель — щедро наградил актеров, и придворный театр функционировал до самой смерти царя.

В 1670-х годах драмы писал и Симеон Полоцкий: его «Комедия притчи о блуд­ном сыне» (термин «комедия» означал пьесу со счастливым финалом) и пьеса «О Навходоносоре царе, о теле злате и о триех отроцех, в пещи не сожженных» были включены в панегирический сборник «Рифмологион» (сведений об их теа­­т­ральной постановке нет).

Пьесы Симеона Полоцкого принадлежали к традиции школьной драмы — «само­деятельной» драмы духовных училищ, уходившей корнями в Средне­ве­ковье; на Русь школьные пьесы проникли в XVII–XVIII веках при посредстве ученых украинцев и белорусов, которые обучались в католической Польше. Школьная драма обусловлена дидактическими целями (практическое обучение латыни и риторике). С художественной точки зрения здесь все строго регули­руется риторическими правилами, сформулированными в авторитетных поэти­ках — учебниках литературы. Школьной драме присущи одновременное следование христианским и античным образцам, обработка мифологических и библейских сюжетов, преобладание рассказа о событиях над их показом. Допускаются перебивы «серьезных» событий музыкальными номерами и ко­ми­­­ческими вставками — интермедиями. Пьесы предваряются прологами и завершаются эпилогами, адресованными прямо в зал.

К примеру, пьеса «О Навходоносоре…». Весьма краткая, она написана фирмен­ным для Симеона Полоцкого 11-сложным силлабическим стихом и состоит из «Предисловца», основного действия (не разделенного на явления), и «Епилога».

В «Предисловце» Симеон Полоцкий, осознавая, что заглавный герой пьесы — негативно показанный монарх, предупреждает возможного зрителя — царя Алексея, что того не могут смущать злоключения «коллеги» — вавилонского царя:

Доброты гнездо положиша в тебе,
во сердце твоем живут, яко в небе.
Навходоносор не тако живяше,
аще и скипетр в деснице держаше… Буквально: «Добродетели в тебе образовали гнездо и живут в твоем сердце, как на небе. А Навходоносор жил не так, хотя и в правой руке держал скипетр».

Заглавный герой и венценосный зритель — монархи, оба они «скипетр в дес­нице» держат, но Навходоносор жил давным-давно; кроме того, вавилонский царь был помрачен «тмою неверства», а русский царь — образец православия и добродетели.

Основное действие начинается с того, что Навходоносор именует себя «богом богов» и повелевает поставить «тело» — статую, которой все подданные обя­заны поклоняться, а тех, кто нарушит повеление, ждет сожжение в печи. При­дворные спешно повинуются, и вот — воздвигнуты «образ» (статуя) и «пещ», трубят трубачи. Три добродетельных отрока отказываются поклониться «телу», воины бросают их в печь. Но свершается чудо: в печи является ангел, отроки молятся и поют, а нечестивых воинов «пожигает» огонь. Смущенный царь повелевает отпустить отроков и чтить истинного Бога.

В «Епилоге» Симеон — согласно правилам — просит простить недостатки пьесы, желает русскому царю «мирно царствовати», побеждать врагов, долго жить и «потом небесный венец наследити».

Пьеса Симеона Полоцкого напоминает церковное «пещное действие», но ос­нов­ная цель драматурга — не напоминание о библейских событиях, а возвели­чи­вание русского царя посредством религиозных образов. Алексей Михайло­вич и могущественнее, и добродетельнее вавилонского монарха. Впрочем, Навхо­доносор изображен без особой враждебности. А в финале он даже награждает отроков, те славят царя, и царь призывает их присо­единиться к всеобщему веселью и ликованию:

Но днесь Днесь — теперь. в палату вы с нами грядите,
вашим приходом дом возвеселите.

Как и положено при дворе — вавилонском или московском — все очень опти­мистически.

Представители новой литературы русского классицизма не забывали своих пред­шественников. Некоторые из них прошли Славяно-греко-латинскую ака­демию и учились на поэтических примерах Симеона Полоцкого, а темы и об­разы силлабической поэзии получили продолжение в их сочинениях. Однако в целом классицизм не принял поэтику предшественников (особенно в драме). Русская литература XVIII века — в очередной раз — начиналась новыми рево­лю­ционными проектами, с белого листа.

Источник