Самиздат: как в СССР читали запрещенную литературу
Рукописи и негативы самиздата
Что объединяет «Доктора Живаго» Бориса Пастернака и «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына? Сегодня они входят в списки самых значительных книг XX века, издаются миллионными тиражами и изучаются в университетах на пяти континентах. Однако советские люди 1960-80-х годов впервые видели эти романы не на полках книжных магазинов, а на отпечатанных под копирку листах, которые заинтересованные читатели передавали из рук в руки.
Только благодаря самиздату (именно так называется этот способ распространения) в СССР обрели широкую популярность не только произведения Пастернака и Солженицына, но и многие другие романы, стихи, песни.
«Министерство правды»
Машинописная распечатка «Собачьего сердца» Михаила Булгакова
Строгая цензура существовала в СССР всегда, редкие послабления, например, в годы Великой Отечественной войны, не оказывали влияния на общую картину. Но если в сталинские годы помыслить о нелегальном распространении книг и журналов никто не решался, то с началом хрущевской оттепели и возникновением диссидентского движения потребность в правдивом освещении актуальных событий и интерес к неподцензурной художественной литературе только возрос.
За цензуру в СССР отвечало Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит). Оно осуществляло предварительную цензуру всех книжных и печатных изданий в стране и контролировал ввозную литературу. Все, что, на взгляд сотрудников управления, порочило советский строй или выглядело как антисоветская агитация, не допускалось в печать.
Литература под копирку
Однако интерес к запрещенным произведениям и возможность прочитать их, получив экземпляр от автора или из-за рубежа, не только дал толчок развитию самиздата, но и сделал его невероятно популярным.
Роман Владимира Войновича «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» был официально напечатан лишь в 1988 году, но публика познакомилась с ним гораздо раньше.
«Однажды отец забрал для работ листы с «Иваном Чонкиным», положил в спортивную сумку и поехал к себе работать, – рассказывает Екатерина. – Был вечер, к папе подошел милиционер и попросил предъявить документы. А папа всегда одевался просто, был небрит, в свитере и брюках и, конечно, не носил с собой документы. Поэтому его привели в отделение, милиционер обыскал сумку и отпускать папу не стал. Папа, разумеется, испугался не на шутку и прикидывал, сколько ему влепят за распространение запрещенной литературы. Сидит, грустит и смотрит, как дежурный милиционер не отрываясь ни на миг, быстро читает Чонкина. Читал он всю ночь, а когда рассвело, он закончил читать, вздохнул, сложил аккуратно листы в сумку, пожал папе руку, пожелал удачи и посоветовал впредь быть осторожней».
Уже в 1970-е годы появлялись экземпляры, отпечатанные на принтерах, ксероксах, с помощью фотокопирования. Музыкальные произведения в первые годы нарезались иглой самодельного фонографа на старых рентгеновских снимках, а позднее записывались на магнитофон и перезаписывались до тех пор, пока можно было сквозь шумы расслышать музыку.
«Антисоветская агитация и пропаганда»
Юрий Даниэль (слева) и Андрей Синявский на суде
Интересно, что даже доклад Никиты Хрущева на XX съезде КПСС, который означал конец культа личности Сталина и считается началом оттепели, был полностью напечатан и получил широкое распространение именно в самиздате, потому что советские газеты приводили его не полностью.
Стремящиеся привлечь внимание к политическим процессам диссиденты распространяли самиздатовские журналы. Самый известный из них «Хроника текущих событий» выходил с перерывами в течение 15 лет, за это время более половины выпускающих редакторов издания были осуждены и отправлены в ссылку.
Одним из самых громких дел стал судебный процесс против писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля, чьи повести и рассказы печатались за рубежом. По 70 статье УК РСФСР (которая часто использовалась для приговоров за распространение самиздата) «антисоветская агитация и пропаганда» оба писателя были осуждены, но не признали себя виновными.
Всего по этой статье и статье № 190-1 («распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский строй») с 1956 по 1987 годы было осуждено более 8 000 человек.
Не только политика, но и культура
Выставка «200 ударов в минуту. Пишущая машинка и сознание XX века» и ее куратор Анна Наринская (слева)
Благодаря самиздату советские читатели не только получали доступ к злободневным романам и повестям и возможность узнавать о политических процессах, но и впервые знакомились с поэтами Серебряного века, которых не печатали в СССР. Многие книги просто невозможно было купить, они не переиздавались и не были представлены в книжных магазинах.
В XXI веке слова самиздат и тамиздат используются также в качестве названий зарегистрированных изданий; они печатаются или распространяются в Интернете открыто, доступны, и уже в силу этого, такие издания не являются ни самиздатом, ни тамиздатом в исходном значении этих слов.
Возникновение терминов
Также «Самиздатом» в 70-е, начале 80-х XX века назывались книги, собранные из светокопий страниц журналов популярной литературы (из-за малых тиражей не попадавших на прилавок). Например — «В августе 44-го», «Царь-рыба», «Белая Гвардия» и т. д. Данный «Самиздат» мог преследоваться не за содержание, а за «расхищение социалистической собственности», то есть бумаги, ресурса светокопира (были все только в госсобственности), материала переплёта (отсутствие в свободной продаже).
В виде самиздатовских копий впервые получили хождение:
Периодические самиздатские издания и репрессии
Распространителей самиздата преследовали через прокуратуру и КГБ. Антология преследований (как и других репрессий) называлась Хроника текущих событий и тоже распространялась в самиздате; распространение информации о репрессиях подавлялось особенно жестоко и тоже попадало в «хронику».
Не только диссиденты
Возникновение советского самиздата послесталинской эпохи было в значительной степени связано с художественной литературой, запрещённой в СССР не по политическим, а по эстетическим и другим причинам. Так, Лилианна Лунгина вспоминает:
По мнению искусствоведа Екатерины Дёготь, у бытования в СССР неполитического самиздата имелось и эстетически-культурологическое измерение:
В самиздате распространялись также кулинарные рецепты и рецепты алкогольных коктейлей и самогоноварения. Копировались и перекопировались топографические карты, порнографические материалы, модельные лекала и выкройки из западных журналов (например, Плейбой, Бурда-моден) и прочее. Были достаточно широко известны также самиздатные материалы и труды (например, В. Г. Ажажа) по неприветствовавшейся и засекреченной теме НЛО и уфологии.
Особая тема — рок-самиздат: журналы «Рокси», «Ухо», «Зеркало» и другие журналы, рассказывавшие об отечественной и зарубежной рок-музыке. Журналы печатались на пишущей машинке.
Бытовал мелкий коммерческий самиздат по продаже (особенно в поездах) тех же рецептов, выкроек, календариков (например, с портретами опального Сталина, эротики, животных).
Технологии самиздата
Изначально самиздат возник как дешёвая и доступная альтернатива массовой типографской печати и распространялся в рукописном варианте и в виде машинописных копий. Для ускорения процесса размножения использовалась копировальная бумага. При переписке вручную (шариковой ручкой) на газетной бумаге (50 г/м²) отчётливо получалось три копии, при использовании пишущей машинки — пять копий. На папиросной бумаге копий получалось больше, но ввиду её полупрозрачности можно было использовать только одну сторону листа.
В 1970-х годах для размножения самиздата работники крупных советских институтов стали использовать принтеры (это были первые АЦПУ больших вычислительных машин) и плоттеры, а также бумагу больших форматов. Для размножения машинописного самиздата в тех же институтах стало использоваться ксерокопирование (одной из мер борьбы с подобным со стороны властей и начальства являлся строгий учёт и контроль использования подобной техники со стороны т. н. Первого отдела). Иллюстрации перед размножением фотографировались, печатались на фотобумаге как обычные фотографии и вклеивались вручную в готовое издание. Иногда фотографировалось (на стандартную 35-мм плёнку) всё издание целиком. Негативы использовались для передачи материалов за рубеж и для размножения.
Начиная с конца 1970-х годов, в период распространения ЕС ЭВМ и СМ ЭВМ — началось распространение самиздата в виде компьютерных файлов, переносимых от одного ВЦ к другому на магнитных лентах или, реже, дисках.
Методом самиздата распространялись не только литературные произведения, публицистика и изображения, но и музыка. Аудиопроизведения либо нарезались иглой самодельного фонографа на старых рентгеновских снимках («на костях») (50-е — 60-е годы), либо записывались на магнитофон и впоследствии копировались друг у друга. В 1970-80 гг. это породило феномен магнитоальбомов.
Перестройка и освобождение слова
В конце 1980-х гонения на самиздат практически прекращаются, машинописная и рукописная формы самиздата уходят в прошлое, а основным инструментом размножения становится АЦПУ и матричный принтер. Тогда же в самиздат приходит коммерция: распечатанные на принтере «Штирлиц» П. Асса и Н. Бегемотова, а также подборки политических анекдотов распространяются по почте наложенным платежом, копируются на дискетах и распространяются по сети «Фидо»
С начала 1990-х и до настоящего момента для изготовления первой копии издания используется лазерный принтер, а потом оно размножается на ксероксе или на ризографе. В связи с общедоступностью оргтехники и расходных материалов на лазерном принтере может быть распечатан и весь тираж издания (уже с середины 80-х на Западе получили распространение т. н. «персональные издательства»). Машинописный самиздат сейчас практически не встречается, зато некоторые рукописные издания сами по себе являются художественными произведениями. В середине 1990-х, в связи с массовым распространением персональных компьютеров и неразвитостью глобальных сетей были единичные попытки распространения самиздата на дискетах в виде интерактивных журналов с ASCII-картинками, однако электронная форма передачи быстро вытеснила как бумажные, так и магнитные носители.
Одним из главных инструментов самиздата в СССР была печатная машинка. Готовые тексты ходили по рукам в виде папок А4 с сшитыми листами. При перепечатывании текстов обязательно использовалась копировальная бумага. В последствии, тексты распространялись при помощи фотокопирования.
В период широкого распространения фотолюбительства, печатные тексты стали фотографироваться и копироваться средствами черно-белой фотографии в личных домашних фотолабораториях. Копирование тестовых материалов при этом ускорялось в значительной мере, и в одновременно в той же мере становилось намного затратнее финансово, поскольку фотоматериалы для советского человека имели значительную стоимость. При этом, нельзя забывать о дефиците товаров. Для тиражирования нескольких книг подобным образом, требовалось значительное количество фотоплёнки, и ещё более значительное количество фотобумаги относительно большого размера.Посредством фотокопирования в союзе также распространялась редкие официальные издания, зарубежные журналы мод и так далее.
С распространением микропроцессорной техники в позднем СССР (с середины 70-х), стало возможным относительно просто и легко (по сравнению со старыми методами) распространять текстовую информацию, и даже печатать её посредством принтеров или плоттеров. Естественно, не о каких сетях передачи данных в то время не шло. Читатели обменивались между собой текстами на магнитных носителях (гибкие диски, магнитные ленты) примерно также, как в конце 90-х распространялись короткие видео с приколами – от пользователя к пользователю. Помимо распечатывания текстов на принтере, существовало размножение их при помощи ксерокопирования.Из-за недоступности ЭВМ для рядового гражданина, тексты тиражировались в основном сотрудниками институтов и КБ, где такая техника применялась.
Самиздат охватывает большой круг вопросов, в основном, в том числе литературы и работ, направленных на религию, национальность и политике. Государственная цензура различных материалов, такие как детективные романы, приключенческие и научная фантастика в дополнении к диссидентским текстам, в результате подпольном издания самиздата, охватывающее широкий круг вопросов. Хотя большинство самиздата авторы направили свои работы к интеллигенции, самиздат включены быдло жанры в дополнение к научным работам.
Большинство политических текстов были личные заявления, обращения, протесты, или информация об арестах и судебных процессов. Другой политический самиздат включал анализ различных кризисов в пределах СССР, и предлагал альтернативы обращения правительства событий.
История одного из самых ярких книжных явлений в нашей стране
История советской литературы полна трагических моментов и блестящих попыток обойти идеологические преграды. Цензура заставляла писателей изощряться в иносказании, а запрет на печать стал причиной того, что родились альтернативные формы публикации текстов. Так появился самиздат — одно из крупнейших и важнейших явлений в русской культуре XX века.
«Самсебяиздат»
На сегодняшний день нет общепринятой точки зрения по поводу того, когда он появился. Исследователь истории инакомыслия в СССР Александр Даниэль признает, что процесс издания текстов в Советском Союзе не слишком отличался от распространения запрещенных цензурой произведений в пушкинские времена, однако считает, что классический самиздат возник в тот момент, когда печатная машинка стала доступна всем, у кого было достаточно денег.
Чуть более уверенно можно говорить о времени появления термина. В 1944 году поэт Николай Глазков, чьи тексты никак не проходили цензуру, начал выпускать самодельные книжицы с подписью «Самсебяиздат», по аналогии с «Госиздатом». Комизм термина был оценен не сразу. Только на рубеже 60-х литературная молодежь подхватила емкое слово, сократив его до «самиздата». А появление институции Даниэль датирует 1959 годом, когда журналисту «Московского комсомольца» Александру Гинзбургу пришла в голову дерзкая идея выпустить машинописный сборник, в который вошли произведения «запрещенных» поэтов.
Как Хемингуэй заговорил по-русски, или Библиотека самиздата
Скорее всего, с поэзии все и началось. Первыми произведениями, распространявшимися в рамках самиздата, были стихотворения Окуджавы, Сапгира, Слуцкого, Евтушенко и других авторов.
Еще один тип первых самиздатовских текстов — переводы. Так советские читатели познакомились с работами Кафки и Оруэлла, нобелевской речью Камю и «Письмом к заложнику» Сент-Экзюпери. Отдельная история связана с романом Хемингуэя «По ком звонит колокол». Сам автор считался «идеологически правильным», и его произведения не раз публиковались в СССР. Роман 1940 года тоже был переведен на русский и даже готовился к официальной публикации, но так и не появился на страницах журналов. По сохранившимся в архивах версиям перевода можно судить, как сильно был сокращен текст по сравнению с оригиналом, но даже этот вариант показался цензорам опасным.
Дело о публикации романа было заведено за 20 дней до войны, 2 июня 1941 года. Однако, по словам переводчика Раисы Орловой, солдаты на фронтах читали «повесть о партизанах», похожую на главы из книги: «То, что из романа была выделена некая повесть, подтвердилось. Один человек читал ее в Москве, другой в Ташкенте». Советской власти не нравилось и то, как изображен Карков, один из героев произведения, прототипом которого был Михаил Кольцов, и то, что в романе присутствуют эротические сцены. На протяжении десятилетий варианты перевода «По ком звонит колокол» запрещали к печати, однако они так или иначе публиковались в самиздате.
Нужно сказать, что и среди русскоговорящих писателей в самиздате оказывались не только те, кто не прошел цензуру. Чьи-то произведения изначально распространялись по официальным каналам, но из-за «неблагонадежности» их авторов позже изымались из библиотек. Так, в списках можно было найти стихи Цветаевой и Ахматовой, прозу Стругацких, Булгакова и Солженицына и многое другое.
Существовала здесь и своя периодика. Наиболее известными в этом направлении были поэтический альманах «Синтаксис» Александра Гинзбурга, ставший первым самиздатовским журналом, и более публицистическая «Хроника текущих событий», на страницах которой появлялись первые правозащитные тексты.
Аудиозаписи также расходились через самиздат. Так, в 50-е под запретом оказался автор многих советских хитов Леонид Утесов, барды Александр Галич и Юрий Визбор, всеми любимый Владимир Высоцкий и многие другие.
Способы распространения
Для того, чтобы распространить все это, нелегальные издатели прибегали порою к самым изощренным методам. Наиболее очевидный из них — это набор рукописи и ее дальнейшее копирование. Александр Марченко вспоминал о печати своей первой книги «Мои показания» (1967 год):
«Достали три машинки, правда, одна из них сразу сломалась, так что четверо умевших печатать сменяли друг друга. Те, кто не умел печатать, диктовали им, раскладывали экземпляры, правили опечатки. Одна пара с машинкой устроилась на кухне, другая в комнате На кухне постоянно кто-нибудь варил кофе или готовил бутерброды Работали подряд две суток, а спали по очереди. »
Еще один способ самиздата — фотокопии, и благодаря им процесс распространения стал еще быстрее. Но, пожалуй, самый необычный прием «самсебяиздателей» — это распечатки на АЦПУ, автоматическом цифровом печатающем устройстве:
«Это — не принтеры к нынешним персональным компьютерам, а периферийные печатающие устройства к таким большим электронным машинам, работающим с перфокарт или перфолент, или магнитных носителей — лент или дисков. Ну, диски — вещь подотчетная, а вот уже магнитные ленты — не очень. Получается очень удобно: никто же не видит простым глазом, что у тебя там на бобине хранится — данные для расчетов какой-нибудь АСУ или „Москва-Петушки“ Венечки Ерофеева. Пришел, поставил ленту на лентопротяжку, улучил момент, когда в машинном зале все свои, запустил программу — и пошел печататься текст на АЦПУ», — рассказывает в одном из интервью Александр Даниэль.
А где же деньги?
Итак, «самсебяиздатели» рисковали свободой (Александр Гинзбург был арестован за выпуск «Синтаксиса»), добрым именем и благополучием, но ради чего? Большинство распространителей работали себе в убыток, в редких случаях выходили «в ноль», прибыли тут не было. Именно поэтому ряд исследователей категорически отказывается называть «самиздатом» ту систему, которая сложилась в 80-е: в это десятилетие появилось деление на «производителей» и «покупателей». Пусть подпольно и с большим риском для себя, но и те и другие ввязывались в товарно-денежные отношения, в отличие от самиздата 50-х, где текст перепечатывал тот, кто хотел его прочесть.
Конец истории?
Нужно сказать, что самиздат начал сдавать позиции гораздо раньше 80-х, ровно в тот момент, когда появился тамиздат (еще более комичное слово, не правда ли?) — русскоязычные произведения, опубликованные за рубежом, такие как «Доктор Живаго». Некоторое время самиздат и тамиздат существовали параллельно, но копий становилось все больше, их качество все лучше, и уже никому не приходило в голову переписывать романы на тонкую папиросную бумагу, уплотняя строчки так, что они наезжали бы друг на друга.
Славная история самиздата закончилась, и хочется надеяться, что навсегда. Сегодня термин имеет противоположное значение, обозначая все то, что автор открыто может публиковать в Интернете на определенных площадках, не боясь быть арестованным, но это уже совсем другая история.
Но гудит напетое вполголоса, Но гремит прочитанное шепотом.
А.Галич
Слово самиздат подарил родному наречию поэт Николай Глазков в конце 1940-х гг. Постоянно сталкиваясь с нежеланием редакций печатать его произведения, он начал ставить на титульных листах своих машинописных текстов, на месте предполагаемого названия издательства, Самсебяиздат. (Здесь очевидна аналогия со словом Госиздат — так сокращенно называлось в то время одно из центральных государственных издательств.) Где-то в середине 1960-х годов ироническое новообразование сократилось, и появился термин самиздат. Потеряв ироническую окраску, он стал полноправной лексемой, обозначающей целую систему подпольных или кустарных изданий и публикаций. Это одно из слов, вошедших транскрипцией в международный словарь: с русского оно не переводится.
Советский самиздат — явление очень широкое. В 1960—1980-х гг. в списках, машинописных слепых копиях, в черно-белых фотографиях книжных разворотов ходила литература не только политическая, но и художественная, не умещавшаяся в жесткие цензурные рамки, которыми определялось количество информации, надлежавшей быть полученной советским гражданином. В 1970-е и в 1980-е гг. с самиздатом сталкивался всякий хоть чуть-чуть любопытный человек. Представим себе неофициальную часть домашней библиотеки гуманитарного читателя той поры (библиотеки скорее идеальной, желаемой, чем реально собранной). Во-первых, это художественные произведения запрещенных советским режимом русских и переводных авторов. В глубоком ящике или за выставленными на полки томами Георгия Маркова вполне могли скрываться стихи расстрелянного в 1921 г. Н.Гумилева и слепая копия не издававшегося тогда «Собачьего сердца» М.Булгакова, из заключения дошедшие стихи Даниила Андреева и сильно разнящиеся текстуально перепечатки самого «списочного» поэта — О.Мандельштама. Воспоминания разведчика-коминтерновца Дм.Быстролетова. Папка со стихами Бродского, рядом — стихи и поэмы «глашатая империализма» Р.Киплинга (почти не издававшиеся — при том, что отрывки из «Книги Джунглей» и «Просто сказки» были в числе самых популярных детских книг) или католического гуманиста К.С.Льюиса. Списки 70 лет дожидавшегося публикации на русском языке джойсовского «Улисса». Всего не перечесть. В списках ходили отрывки блистательного перевода (В.Муравьева и А.Кистяковского) «Властелина колец» Дж.Р.Р.Толкиена. Собственно, яркие литературные явления без надежды на официальную публикацию при советском режиме отправлялись прямехонько на самоиздание. По свидетельству архивариуса Архива Восточной Европы в Бремене Габриэля Суперфина, наиболее массовыми произведениями самиздата были повести братьев Стругацких и «Москва—Петушки» Венедикта Ерофеева. На своих полках тогдашний читатель, склонный к офицально не одобряемому самообразованию, вполне мог держать, например, «Новый класс» М.Джиласа. Далее — литература «непролетарских идеологов» (ее непубликуемость была очевидна для читателя той поры). Древнеиндийские тексты или тексты «New Age», с Карлосом Кастанедой во главе. Нобелевская речь Альбера Камю. Обязательно — современная русскоязычная литература борьбы, протеста (или просто — «несоветская», как «Доктор Живаго» Б.Пастернака): Солженицын, Авторханов. Политические и литературные журналы (о них — чуть ниже). Конечно — на все времена, всем тоталитарным режимам прописанный Оруэлл. Литература «по интересам» — например, активными публикаторами были любители и исполнители джазовой музыки — перепечатывались ноты, книги по гармонии, по теории импровизации. Конечно же, в реальности такая прекрасная полная стационарная библиотека была разве что в спецхранах Комитета государственной безопасности, за семью допусками и разрешениями. Библиотеки домашние (начавшие появляться в середине 1960-х) были куда скромнее, и вообще, самиздат был литературой необыкновенно подвижной: книгу-рукопись получали на ночь, на один день, и читали, усевшись на диване, несколько человек, передавая листы друг другу. Технически самиздатовские книги и журналы представляли собой сброшюрованные и несброшюрованные тексты, выполненные на пишущей машинке («Эрика» берет четыре копии. », — как пел Александр Галич). Размножение публикаций было чрезвычайно трудоемким делом: отсутствовали технические средства и было необходимо соблюдать конспирацию. Важнейшая часть самиздата — периодические издания, неподцензурная мысль в чистом и самом рискованном виде. Как выразился однажды Владимир Буковский, «сам пишешь, сам редактируешь и цензуруешь, сам издаешь, сам распространяешь, но и сидишь за всё это тоже сам». Сами писали — и сами сидели за написанное — издатели и авторы журналов националистических, религиозных, политических (в первую очередь правозащитных) и художественных. Самиздатовская журналистика на территории СССР в 1950—1980-е гг. была весьма многообразна по тематике и идеологии. В своем развитии она прошла несколько этапов.
Немного предыстории
Поэт Николай Глазков
Конечно же, самоиздание — если трактовать это понятие шире — существовало всегда и возникло одновременно с письменностью. Экзистенциальное напряжение явления самиздата советского происходило из узурпации государством права и возможности сообщения и получения информации. Сейчас историки и советологи используют глазковское словечко для определения аналогичных феноменов в социалистических Польше и Чехословакии, Венгрии и ГДР, в современном Китае. Спецификой русских и российских государственных конструкций всегда было внимание властей к идеологической составляющей власти; как следствие, периоды относительного свободомыслия чередовались с периодами жесткой цензуры и жесточайших запретов — так что потаенные рукописи всегда находили своих читателей. На протяжении всей российской истории не прекращались гонения на печатные и непечатные «ереси». Тексты летописей при копировании нередко подвергались редактуре, из них исключались нежелательные «на сегодняшний момент» эпизоды — или заменялись новыми. Появлялись искаженные или вымышленные факты; так в рукописных текстах создавались более привлекательные для данной власти трактовки. Были грамоты, еретические рассуждения, ложные указы, альбомы. Нелегальная публицистика на Руси имеет огромную историю: какой общественный резонанс имели, например, «Житие протопопа Аввакума» или переписка князя Андрея Курбского с Иваном Грозным. Еще Петр I полагал себя вынужденным издать «Указ о тех, кто взаперти пишет». Были прелестные письма Емельяна Пугачева, листовки, газеты, книги, брошюры, издания Герцена (по терминологии ХХ века — типичный тамиздат, т.е. изданное за границей, в отличие от самиздата). Нелегальная пресса сыграла большую роль в победе большевиков в 1917 г. и способствовала изменению государственного строя России. Неудивительно, что победившие нелегалы серьезно отнеслись к собственной информационной безопасности: уже в течение 1920-х гг. вся пресса, не проводившая идеологию правящей партии, была ликвидирована, частные и независимые издательства и типографии закрыты. Партия стремилась отформатировать своей пропагандой все слои населения и все жанры, так что основным принципом советской журналистики был декларирован — и действительно явился — принцип «партийности» издания. Всепроникающая цензура эффективно следила за конформностью публикаций, не допуская не одобренных свыше идей и мнений, упоминания нежелательных имен и проникновения «неконтролируемого подтекста». В обстоятельствах тотального контроля за печатным словом и жестоких расправ с инакомыслящими не могло быть и речи о регулярных нелегальных изданиях: сведений о нелегальных публикациях сталинского периода практически нет. Ответом на политическое и нравственное давление в те времена стала не протестная подпольная журналистика, а устный анекдот, тот самый фольклор, который не увядал на Руси еще с незапамятных времен скоморохов. Рассказчики анекдотов (устный самиздат) карались по 58-й статье (какое великолепное почтение к слову демонстрировало тем самым государство, провозгласившее своей идеологией материализм!). Блестящая традиция советского политического анекдота постепенно угасала с ослаблением цензурного режима. В последние сталинские годы начали появляться тайные рукописи — не сгоревшие в столах, они начали очень осторожно ходить по дружеским рукам; по большей части это были тексты художественные и мемуарные. Массовый же самиздат, как и неподцензурная журналистика, возникли в «вегетарианский» период хрущевской оттепели.
Рождение самиздата
Юлий Даниэль
Московский журнальный самиздат начался в 1959 г. с появлением «Синтаксиса» Александра Гинзбурга. Это был поэтический журнал — в каждом номере стихи десятка поэтов. «Я понял — для понимания сегодняшнего дня еще не подходят ни журналистские изыски, ни знакомая нам философия, нужен гораздо более тонкий и точный механизм, — вспоминал Гинзбург через много лет. — А таким механизмом именно в это время была поэзия». «Синтаксису» довелось открыть такие имена, как Булат Окуджава, Иосиф Бродский, Генрих Сапгир, Белла Ахмадулина. За полгода вышли три номера (два представляли московских поэтов, один — ленинградских). Затем Гинзбург отправился в лагерь, поступив туда 12 апреля 1961 г., в день космического триумфа СССР. Через два года, вернувшись, он увидел, что его «арест никого не напугал. Появилось еще несколько, до десятка разных самиздатских журналов. Появилось само слово самиздат, которого в “синтаксисовские” времена еще не было». С середины 1960-х гг. слово появилось и в официальном лексиконе рапортов служб госбезопасности.
Впоследствии преемником имени этого журнала станет «Синтаксис» парижский, родившийся под редакцией А.Синявского в 1978 г.; первые 4 номера нового журнала были посвящены Гинзбургу и его изданию. Осень 1965 года. Первое громкое дело по тамиздату. (Его историю, тесно связанную с развитием самиздата внутри нашей страны, мы здесь будем рассматривать лишь вскользь — это особая большая тема.) В авторах вышедших в Польше и во Франции текстов, подписанных Абрам Терц и Николай Аржак, бдительные охранители идеологии опознали сотрудника ИМЛИ Андрея Синявского и писателя Юлия Даниэля. Закордонные публикации вменили им в вину, и 13 февраля 1966 г. Верховный суд РСФСР выносит приговор по статье 70-прим УК РСФСР («антисоветская пропаганда и агитация»): Синявскому — 7 лет, Даниэлю — 5 лет лагерей строгого режима. Собрав к декабрю 1966 г. материалы процесса и публикации советских газет, истерически его комментировавших, письма в защиту осужденных, А.Гинзбург выпускает в самиздате — «Белую книгу о деле Синявского и Даниэля». «Один из напечатанных на машинке экземпляров, один из десяти, я своими руками отнес в КГБ. Отнес и сказал: вот вы писателей посадили, а я вот книжку сделал. По-моему, вы их должны выпустить, а иначе мне придется эту книжку печатать». После выхода «Белой книги» на Западе Гинзбург, естественно, был арестован и осужден — как и многие близкие к нему люди. Александр Гинзбург — 5 лет лагерей строгого режима, рабочий Алексей Добровольский — 2 года, машинистка Вера Лашкова — 1 год. Всем подсудимым инкриминировали «связь с заграницей».
Андрей Синявский
В 1966 г. вместе с А.Гинзбургом по этапу отправился и поэт Юрий Галансков — издатель литературного журнала «Феникс», один из самых ярких участников чтений на площади Маяковского (подробнее см.: Поликовская Л. «Мы предчувствие, предтеча. ». Площадь Маяковского, 1958—1965 гг. М., 1997). Если первый «Феникс» (1961) был чисто литературным, то во втором нашли себе место статья А.Синявского «Что такое соцреализм», публикации о демократии и пацифизме. Таким образом, деятельность первых неподцензурных издателей — по крайней мере, самых заметных из них — была не политической, а гуманитарной и имела отношение к эмансипации личности, к внутренней свободе человека, а не к борьбе за власть. Не представляя прямой угрозы основам государства, эти издания разрывали круговую поруку лжи и непоправимо для идеологии утверждали свободу мысли. Режим реагировал очень резко; противостояние государственной машины и очень небольших групп инакомыслящих способствовало формированию слоя непокорных. В первые годы существования самиздата определились и другие его характерные черты: социальная ограниченность аудитории и связь с западными правозащитными и литературными кругами, придававшая происходящему международный резонанс и больно ударявшая по стремлению властей «сохранить лицо» для внешнего зрителя.
Год 50-летия советской власти был отмечен обращением А.Солженицына к к IV съезду Союза советских писателей; писатель отстаивал право на свободное творчество. Анатолий Марченко, освободившись из мордовских лагерей, писал: «Мои показания» — первое свидетельство о политических лагерях в СССР послесталинской эпохи. В 1968 г. в самиздате появляется статья академика А.Д.Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном существовании и интеллектуальной свободе», сборник «14 последних слов» (речи подсудимых на политических процессах, выпущен Юлиусом Телесиным). В Ленинграде выходят два номера информационно-политического журнала «Колокол» (его редакторы В.Ромкин и С.Хахаев арестованы и осуждены в том же году). Итоги развития самиздата в конце 1960-х гг. были подведены в докладной записке аналитика из КГБ: «Самиздат претерпел за последние годы качественные изменения. Если пять лет назад отмечалось хождение по рукам главным образом идейно-порочных художественных произведений, то в настоящее время всё большее распространение получают документы программно-политического характера». (Такого рода документы, вышедшие из-под перьев лубянских авторов, были собраны Владимиром Тольцем и обнародованы благодаря радио «Свобода».) А.Амальрик, анализируя — с другой стороны баррикад — сложившуюся к 1968 г. ситуацию, выделяет три течения «программно-политического характера»: «подлинный марксизм-ленинизм», «христианская идеология» и «либеральная оппозиция». Последняя ставила целью переход к демократическому обществу западного типа. Впрочем, все инакомыслящие имели тогда одну общую цель — борьбу за «охрану правопорядка» и за «права человека» (Амальрик А. Просуществует ли Советский Союз до 1984 года? Амстердам, 1969. С. 8).
«Хроника текущих событий»
Юрий Галансков
30 апреля 1968 г. в Москве выходит первый выпуск «Хроники текущих событий» — значительнейшего правозащитного журнала, просуществовавшего 15 лет. Собственно, история самиздата политического четко делится на два периода: до и после появления ХТС. Точно так же важной вехой в истории советского диссидентства вообще стала состоявшаяся в том же году демонстрация на Красной площади: 28 августа 1968 г. на площадь в знак протеста против советской интервенции в Чехословакии вышли 8 человек: Т.Баева, К.Бабицкий, Л.Богораз, В.Делонэ, В.Дремлюга, П.Литвинов, В.Файнберг, Н.Горбаневская. Наталья Горбаневская была первым редактором «Хроники». Первоначально издание не планировалось как периодическое. Оно имело надзаголовок «Год прав человека в СССР» — поскольку драматический 1968-й, год чешских событий, год ужесточения цензуры и преследований инакомыслящих, действительно был объявлен ООН годом прав человека в честь 20-летия принятия Всеобщей декларации. Эпиграфом «Хроники» стал текст 19-й статьи этого документа — о праве на информацию. Одной из главных тем ХТС было нарушение прав и свобод человека в СССР; в издании были постоянные рубрики о положении политзаключенных и «пациентов» специальных психбольниц, о внесудебных преследованиях, о репрессиях и притеснениях по национальному и религиозному признаку. Первоначальная рубрикация менялась и уточнялась, но неизменным оставался стиль — подчеркнуто фактографический, внеэмоциональный, без призывов и лозунгов. Обширная информация поступала в редакцию, во-первых, от читателей. Как говорилось в пятом выпуске ХТС, «каждый, кто заинтересован в том, чтобы советская общественность была информирована о происходящих в стране событиях, легко может передать известную ему информацию в распоряжение “Хроники”. Расскажите ее тому, у кого вы ее взяли “Хронику”, а он расскажет тому, у кого он взял “Хронику” и т.д. Только не пытайтесь единолично пройти всю цепочку, чтобы вас не приняли за стукача». Во-вторых, информацию этому самому авторитетному из борющихся журналов предоставляли появившиеся в 1970-е гг. правозащитные организации; самой известной из который была Московская хельсинкская группа. Приходила информация от религиозных и национальных групп: от баптистов-инициативников, от литовских католиков, адвентистов, пятидесятников, украинцев, католиков восточного обряда и иудеев. ХТС несколько раз прекращала свои выпуски — но возрождалась, с новым составом редколлегии в случаях арестов. Редакция объясняла читателям причины своего вынужденного молчания: «Причиной приостановления издания “Хроники” явились неоднократные и недвусмысленные угрозы органов КГБ отвечать на каждый новый выпуск “Хроники” новыми арестами — арестами людей, подозреваемых КГБ в издании или распространении новых или прошлых выпусков. Природа нравственной ситуации, перед которой оказались люди, поставленные перед тяжелой необходимостью принимать решения не только за себя, не нуждается в пояснениях. Но и дальнейшее молчание означало бы поддержку — пусть косвенную и пассивную — тактики заложников, несовместимой с правом, моралью и достоинством человека. Поэтому “Хроника” возобновляет публикацию материалов, стремясь сохранить направления и стиль прежних выпусков» (Хроника текущих событий. 1974. Вып. 28). Чтобы лишить власти возможности шантажа путем массовых арестов людей, имеющих лишь косвенное отношение к журналу, в 1974 г. редколлегия решилась на немыслимый шаг: созыв пресс-конференции, где общественности были открыто переданы 3 последних выпуска журнала и сделано заявление для прессы. ХТС освещала судебные процессы, по-прежнему давала информацию об арестах, обысках, допросах, о положении заключенных в тюрьмах и психиатрических больницах, о преследованиях верующих, о нарушении прав на выезд, о преследованиях национальных меньшинств. Появлялись обзоры «по страницам советской печати»; очень часто редакция рассказывала о новостях самиздата. Авторы неподцензурного издания писали о положении в советской математике, о дискриминации евреев при поступлении в вузы, о насильственном переселении таджикских горцев, о пленумах ЦК КПСС, о бедности народов, о гонениях на религию, о выходящих самиздатовских журналах («Память», «Поиски», «Перспектива», «37» и других), о книгах Л.Копелева, Р.Лер, об информационных бюллетенях и т.д. Публиковались аналитические обзоры Московской хельсинкской группы, например «Оценка влияния Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в части, касающейся прав человека в СССР (1 августа 1975 г. — 1 августа 1976 г.)». Во второй половине 1970-х ХТС часто печатала интервью академика А.Д.Сахарова иностранным корреспондентам. Деятельность этого журнала находилась в тесной связи с другими акциями диссидентов и правозащитников и стала одним из факторов, формировавших политические реалии страны.
«Хроника» попала на Запад уже летом 1968 г., и вскоре ее материалы были озвучены «вражьими голосами». Западные радиостанции на русском языке вообще играли тогда: тот же тамиздат, только совсем малоуловимый. Состоящие в значительной степени из советских политических эмигрантов, русские службы BBC, «Голоса Америки», «Немецкой волны», «Свободы», «Свободной Европы», финансируемые из бюджетов США, ФРГ и Великобритании, вели борьбу за права человека в СССР. В эфире звучали приветы и пожелания, создавалось общее информационное поле. Радиостанция «Голос Америки» начала вещание на русском языке в 1947 г., а в середине 1980-х уже имела около 30 млн слушателей на территории СССР. В 1950 г. вышла в эфир «Свободная Европа» (глушение ее передач началось через 5 часов после начала работы мюнхенской штаб-квартиры радиостанции). Русская служба радио «Свобода» дебютировала в 1953 г. и поначалу (до 1959 г.) называлась «Радио освобождения от большевизма». В 1973 г. «Свобода» и «Свободная Европа» объединились. «Немецкая волна» начала вещание на русском языке в 1962 г. — после строительства Берлинской стены, ставшей символом разделения Европы на два лагеря. Следует упомянуть и Отдел самиздата, созданный на радио «Свобода» в 1968 г. Питером Дорнаном. Поступавшие в этот отдел документы проверялись, снабжались комментарием и аппаратом, еженедельно публиковались в «Материалах самиздата». Документы, не попадавшие в издание, поступали в Архив самиздата. С 1986 г. самиздат перестал поступать, отдел был закрыт в 1990 г. Радиостанция переехала в Прагу, а архив — в будапештский Центральноевропейский университет. В 1977—1979 гг. стали выходить и другие правозащитные информационные бюллетени: «Бюллетень Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях», «Бюллетень Инициативной группы защиты прав инвалидов в СССР», а также издания группы «Право на эмиграцию» и СМОТа. (СМОТ — Союз межпрофессиональных объединений трудящихся — был создан в 1978 г. Организация была задумана как независимый от властей профсоюз. Ее деятельность осложняли постоянные аресты, но информационные бюллетени выходили достаточно регулярно.) Хотя издание ХТС прекратилось в 1983 г., на ее традиции опирались впоследствии издатели «Экспресс-хроники» и бюллетеня «Гласность» (1987).
Семидесятые
В конце 1960-х — начале 1970-х инакомыслие сделало качественный рывок. По словам отнюдь не восторженного наблюдателя с Малой Лубянки, «примерно в конце 1968 — начале 1969 г. из оппозиционно настроенных элементов сформировалась политическое ядро, именуемое демократическим движением, которое, по их оценке, обладает тремя признаками оппозиции: имеет руководителей, активистов и опирается на значительное число сочувствующих». В 1970-е гг. активно действовали уже сформировавшиеся диссидентские группы и рождались новые. Так, в 1974 г. возникло советское отделение Международной амнистии (председатель В.Турчин, секретарь А.Твердохлебов). В январе 1977 г. была образована уже упоминавшаяся Рабочая комиссия по расследованию использования психиатрии в политических целях (Александр Подрабинек, Вячеслав Бахлин, Ирина Каплун, Петр Григоренко и другие). Комиссия издавала бюллетень о положении заключенных психбольниц (24 выпуска за 4 года). В феврале 1981 г. Рабочая комиссия свою деятельность прекратила, так как были арестованы и осуждены последние ее члены. В эти годы рождаются журналы самых различных направлений. Среди них были национальные (литовские, латышские, еврейские, немецкие, украинские, армянские, крымскотатарские), региональные, религиозные («Мария», «Община», «Надежда»), почвеннические («Вече», «Земля», «Московские сборник), марксистские и социалистические («ХХ век», «Перспективы», «Варианты», «Форум», «Левый поворот»), собственно правозащитные («Общественные проблемы»). На все эти издания серьезное воздействие оказала «Хроника текущих событий». Так, издатель первого московского еврейского самиздатовского журнала «Исход» (1970) Виктор Федосеев (кстати, этнический русский, моряк, родом из Харбина) всегда говорил, что ориентируется в своей работе на ХТС и на «Белую книгу» Гинзбурга. Журнальный мир неофициальной культуры обрел полемическое многоголосие; всё громче становились яростные споры. Призывы и лозунги порой отличались пассионарностью (например, призыв «поднять против прянично-погромного почвенничества чистое знамя космополитизма»). Многие публикации отражали поиски универсальной для всего движения программы. В рамках этих поисков появляются работы А.Д.Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» и «Меморандум». Сахаров считал, что общественно-политическая идеология, выдвигающая на первое место права человека, способна стать опорой для объединения оппозиционных сил. А.И.Солженицын в 1974 г. издает на Западе «Письмо вождям Советского Союза». «Письмо» распространялось в самиздате. Идеи Солженицына оказались близки представителям русского национального движения — и консерваторам, и демократам. Либеральное крыло этого движения было представлено в издании «Из-под глыб» (с ноября 1974 г.). В подготовке первого выпуска участвовал Солженицын.
Александр Гинзбург
Андрей Сахаров
Перечень проблем, затронутых журналом за два года его существования, говорит о широте взглядов и интересов издателей. Публиковались материалы, касающиеся вопросов реформ в юриспруденции и экономике, защиты прав человека и развития культуры андерграунда, истории сюрреализма. В журнале публиковались и реконструкции прошлого России, и статьи, посвященные социальным проблемам. Номер журнала составляли примерно 400 страниц плотной машинописи (через один интервал). Между страницами прокладывали с двух сторон листы папиросной бумаги. Так что выражение «папиросный дым самиздата» было не только метафорой. Изготовление всякого самиздатовского журнала было делом не только опасным, но и очень трудоемким: перепечатка на пишущей машинке, редактирование, организация «захоронок» в неизвестных КГБ местах. Материалы перепечатывали более десяти машинисток, имена большинства из них до сих пор неизвестны — конспирация соблюдалась строго. Тираж первого номера был 10 экземпляров; чуть позже напечатали еще 10. В дальнейшем редакция готовила к выпуску 10 экземпляров, которые затем перепечатывались и распространялись. Читатели делали машинописные копии (часто сокращенные) для себя и своих знакомых. Журнал в таком виде появлялся в разных городах Советского Союза. Материалам журнала уделяли большое внимание и «Хроника текущих событий» (в разделе «Новости самиздата») и самиздатовский дайджест «Сумма» (выходил в Ленинграде в 1979—1980 гг.). С 1979 г. «Поиски» перекочевали в тамиздат: первый номер, подготовленный к изданию А.П.Григоренко, вышел в нью-йоркском издательстве «Детинец» небольшим тиражом (до 100 экземпляров). Потом журнал выходил в Париже в организованном П.М.Абовиным-Егидесом частном издательстве «Поиски» (перед отъездом во Францию он получил письменные полномочия членов редакции на переиздание журнала). В предисловии редакции к №5-6 (Париж, 1983) Егидес писал, что он хочет «воспроизвести всё сохранившееся, кроме того, что уже вышло на Западе». А на Западе уже были опубликованы отдельными изданиями печатавшиеся в «Поисках» прозаические произведения Ю.В.Домбровского, Ф.А.Искандера, Л.С.Копелева, Н.Ф.Кормера, публицистика Р.Б.Лерт, М.Я.Гефтера. С 1980 г., после разгрома «Поисков», в Москве стал издаваться журнал «Поиски и размышления». Нумерация выпусков (с № 9) подчеркивала преемственность, но новая редколлегия (А.Бабенышев, М.Розанов, С.Ларьков) провозгласила иную программу издания. Авторы «Поисков и размышлений» пользовались псевдонимами. Полное собрание выпусков «Поисков» хранится в парижском архиве издательства «Поиски». Номера 1, 2 и 5-6, факсимильно перепечатанные Московской независимой общественной библиотекой с издания «Детинец», можно найти в Государственной публичной исторической библиотеке, отдельные номера — в фонде библиотеки общества «Мемориал», а также в частных коллекциях и в Центре документации «Народный архив» (ЦДНА). Неполнота отечественных коллекций объясняется гонениями, арестами, конфискациями. В редакции «Поисков» был целый ряд материалов, отобранных для публикации, но так и не попавших в руки читателей. Их опись составил П.М.Егидес; судьба этих рукописей неизвестна. О значении и роли журнала в общественной жизни тех лет свидетельствуют материалы суда и следствия по делу «Поисков», протоколы обысков у членов редакции и их родственников (ЦДНА. Ф. 173. Оп. 1. Д. 1). Большим вниманием читателей (и компетентных органов) в семидесятые годы пользовались также издания «Общественные проблемы» под редакцией Валерия Чалидзе (1970—1972), дайджест недоступных советскому читателю переводных материалов западной прессы «Поединок» (1979), социалистический неомарксистский «Левый поворот» под редакцией Б.Кагарлицкого (1979).
В 1970-е гг. весьма плодотворно развивался и литературный самиздат (впрочем, в условиях противостояния режиму было трудно четко разграничить литературную и политическую деятельность). Напомним, что в 1979 г. вышел литературный альманах «Метрополь». Это самое, пожалуй, известное событие литературного самиздата. (Интересно, что расправа с авторами альманаха была на удивление «вегетарианской»: репрессивная машина коммунистического режима в те годы, видимо, теряла обороты.) По-прежнему интенсивной была неофициальная литературная жизнь в северной столице. Там в 1976 г. начал выходить журнал «Часы». В восьмидесяти его номерах были опубликованы произведения более чем 600 авторов. Журнал печатал прозу и поэзию, драматургию и публицистику, переводы, рецензии, полемические заметки. Право на первую публикацию представлялось почти каждому из «пишущего подполья». Возможность второй или третьей публикации зависела только от таланта автора. Борис Иванов, редактор «Часов» так рассказывал о своей деятельности в 1970-х в выступлении на вполне легальной уже встрече редакторов независимых изданий (1987): «Чем была невыносима ситуация? Талантливые люди, которые могли составить славу нашей литературы, чувствовали себя обществу совершенно ненужными, более того, власть пыталась их убедить, что они не только не нужны, но для общества опасны, их дальнейшее существование нежелательно. Люди впадали в депрессию, пьянствовали, эмигрировали. Существовало несколько салонов. Но они были под суровым надзором. В этой ситуации я считал, что журнал нужен для того, чтобы создать культурную мини-модель нормального общества, писатель должен почувствовать, что он нужен другим» (цит. по: Митин журнал. 1987. Вып. 17). Авторами журнала были В.Алейников (стихи), Б.Иванов (философия, культурология), Ю.Новиков (изобразительное искусство), О.Седакова (стихи, статьи) и многие другие. Литературное приложение к журналу составило 20 полноценных томов (в том числе переводы тибетской «Книги мертвых» и два тома Карлоса Кастанеды). Сами «Часы» и их дочерние литературные проекты были значительнейшим культурным явлением. В 1978 г. появилась учрежденная журналом Премия имени Андрея Белого. Первая в новейшей истории России негосударственная литературная премия номиналом в один рубль существует и сегодня. Редкостная идеологическая и вкусовая открытость журнала (многими полагавшаяся аморфностью и безыдейностью) способствовала — по принципу отталкивания — обретению собственного лица такими литературными изданиями, как стремившийся к тематической организации пространства номера журнал «37» или строго поэтическая «Северная почта». «Часы», «37», «Северная почта» и «Обводной канал» Сергея Стратановского и Кирилла Бутырина (с 1979 г.) стали средоточием литературной жизни.
Восьмидесятые
В 1979—1980 гг. власти затеяли «решительное наступление» на инакомыслие. Аресты вышли за пределы хельсинкских групп, на которых карательные органы концентрировались в самом конце 1970-х, и затронули широкую диссидентскую общественность. Был разгромлен журнал «Поиски», репрессиям подверглись деятели политических и религиозных организаций. Только в Москве в 1980 г. по политическим статьям были арестованы 23 человека. В том же 1980 году началась горьковская ссылка академика А.Сахарова. Прекратили деятельность Инициативная группа защиты прав человека в СССР, Христианский комитет — центр правозащитной борьбы православных, Рабочая комиссия по расследованию использования психиатрии в политических целях: на свободе никого не осталось. Были арестованы многие ведущие деятели национальных движений и незарегистрированных Церквей. Значительно ужесточились приговоры; постоянно нарушались правила судопроизводства; посуровел «внутренний распорядок» мест не столь отдаленных. Популярным самиздатовским жанром стали заранее заготавливаемые письма на случай ареста. Аресты и вынужденная эмиграция разрушали структуры диссидентского движения. Все эти драматические события находили отклик на страницах информационных и политических изданий, в первую очередь «Хроники текущих событий». В преддверии выхода ее 59-го номера КГБ удалось заполучить его макет, по которому лубянские специалисты идентифицировли издателей. «Хроника» продержалась до 64-го номера, но в 1983 г. прекратила свое существование.
Несмотря на репрессии и на вынужденную смену лидеров, в 1980-е гг. самиздат оставался весьма разветвленной сетью изданий, представлявших различные мнения и идеологии. Самиздатовская журналистика структурировалась — и поляризовалась. В 1981 г. вышел альманах «Многие лета» под редакцией национал-патриота Геннадия Шиманова. Вообще национализм этнических русских присутствовал тогда в самиздате во всех оттенках, от интереса к истории до шовинизма. Вновь активизировались социал-демократы: в 1980 г. появился социалистический журнал «Варианты» (редакция — Павел Кулюкин, Андрей Фадин, Владимир Чернецкий, Юрий Хавкин, Андрей Шилков и Михаил Ривкин). От национализма до неомарксизма — разбег мнений в неофициальной прессе был очень велик, но общий тон коммуникации всё же отличался терпимостью. Стало больше материалов философского и религиозного характера. Возникли новые журналистские формы — материалы на практические темы (о телефонном прослушивании, например). Проводились социологические опросы (об отношении населения к польской «Солидарности», к А.Сахарову). По результатам этих опросов можно косвенно судить о роли самиздатовской журналистики в информационном пространстве больших городов. Так, если 60% респондентов слышать не слыхивали о правозащитном движении, то оставшиеся 40% поделились примерно поровну на относящихся к нему отрицательно и положительно (данные приведены в книге Л.Алексеевой «История инакомыслия в СССР»). Если учесть мизерные тиражи самиздата и трудности, с которыми было сопряжено распространение изданий, то становится очевидно: подобные результаты свидетельствуют о невероятно высокой эффективности неофициальных публикаций.
Александр Солженицын
Из «толстых» самиздатовских журналов к 1983 г. осталась только «Память». Это было время оперативной информации. Место «Хроники текущих событий» заняли «Бюлленень В» Ивана Ковалева (всего несколько экземпляров, для активистов информационного самиздата) и «Вести из СССР», издаваемые 2 раза в месяц в Париже Кронидом Любарским. С каждым арестом в самиздат выплескивались бюллетени, письма, обращения. Несколько меняется социальный состав инакомыслящих и социальный состав авторов самиздатовской периодики: больше становивится «синих воротничков», рабочих. Они пишут о польских событиях, о «починах», о внешней политике Советского Союза и своем несогласии с нею. В самиздатовскую деятельность вовлекаются региональные центры: Калуга, Одесса, Обнинск, Воронеж, Киев, Смоленск, Новосибирск, Иркутск, Куйбышев (Самара), Свердловск (Екатеринбург), Красноярск, Калинин (Тверь) и другие города. Самиздат ширится. Этому способствует появление новой множительной техники. Используется фотокопирование: почти у каждого читателя запрещенной прессы есть знакомый, у которого есть знакомый, через которого можно отксерить текст. Всё больше поступает в страну тамиздата, в том числе самиздата, перепечатанного «там» — на хорошей бумаге, которая поддавалась фотокопированию, что давало возможность значительно увеличить самиздатовские тиражи. В рамках ужесточения борьбы с инакомыслием с 1980 г. начинается наступление на самиздат. В 1982 г., только в один день (6 апреля) было проведено, как свидетельствует Л.Алексеева, больше 50 обысков в связи с самиздатом; состоялось 12 арестов. Но «процесс пошел» (урожай обысков 1980-х гг. был значительно богаче, нежели десятилетием раньше), и он был неостановим. Самиздат — наряду с другими факторами — исподволь готовил изменения в обществе. Борис Констрикгор, вспоминая годы серьезной схватки свободомыслия с властью, говорил о деятелях самиздата: «Неожиданная смена профессий, резкие повороты судьбы характерны для людей, так или иначе соприкоснувшихся со второй культурой. Каждый связавший свою судьбу с андерграундом вынужден был с чем-то расстаться — с семьей, профессией или родиной» (Лабиринт-ЭксЦентр. 1991. №1). Очень многие расставались и со свободой — одна-две отсидки, принудительное «лечение» в психиатрической больнице были статистической нормой инакомыслия. Однако волна репрессий начала 1980-х была последней, на которую оказался способен очень дряхлый и очень усталый режим: наступали странные послабления.
В то же время, когда было попущено создание ленинградского рок-клуба, начальники творчества попробовали выделить литературный (аполитичный, насколько это было возможно) самиздат в подконтрольный заповедник, допустив 20 декабря 1980 г. созыв конференции авторов и редакторов питерских самиздатовских журналов. Шли разговоры о возможности учреждения в Питере городского комитета литераторов. При активном участии Б.Иванова и других сотрудников журнала «Часы» конференция действительно состоялась, и родился Клуб-81 при Доме-музее Достоевского, ненадолго объединивший авторов и редакторов самиздатовских журналов. Очевидно, власти предполагали контролировать деятельность клуба, и, может, через него — весь процесс самиздата, но это было невозможно. Кстати, аналогичные попытки, предпринятые московскими и иркутскими литераторами, результатов не дали. Литературный самиздат жил во все годы перестройки; появлялись новые имена и названия. В 1985 г. Дмитрий Волчек начал выпускать «Митин журнал» — один из немногих, переживших слом эпох и время перемен: он существует и поныне в типографском и сетевом виде. (Собственно, многочисленные литературные журналы РуНета в какой-то мере являются современным аналогом «бумажного» литературного самиздата описываемого периода.)
Время перемен
После 1987 г. запреты, вызвавшие к жизни самиздат, отменяются (как статьи 70 и 190-1 УК РСФСР, предусматривавшие наказание за «измену родине» и за «распространение сведений, порочащих советский государственный и общественный строй») либо «рассасываются». Поначалу в официальную прессу и в официальное же книгоиздательство ворвались все ранее запретные темы и имена. Затем была допущена частная инициатива, в том числе в издательской деятельности. Стремительное обрушивание «железного занавеса» и перекройка законодательства совпали по времени со своего рода технической революцией — в Советский Союз пришли ранее искусственно сдерживаемые на его границах новые технические средства передачи и тиражирования информации: фотокопировальные машины (в просторечии ксероксы), компьютеры. Доступ к Интернету сделал невозможной какую-либо монополию на информацию. С появлением нового Закона о печати (1990) СССР оказался в совершенно иной реальности функционирования печатного слова, разговор о которой значительно шире нашей темы. А вскоре Советский Союз и вовсе распался. Судьбы самиздатовской периодики оказались разнообразны. Многие издания прекратили самостоятельное существование. Некоторые влились в новые легальные издания (так, рижский еврейский журнал «Леа» передал все материалы в редакционный портфель издания «Век»). Три самиздатовских журнала («Сумерки», «Вавилон», «Митин журнал») в 1992—1994 гг. перешли на типографский способ воспроизведения. «Вавилон» и «Митин журнал» занимают сегодня заметные позиции в литературном Интернете. Впрочем, взаимоотношения «официальных» и «неофициальных», «старых» и «новых», «толстых» и «тонких» литературных изданий — предмет отдельного разговора. Констатируем только, что эпоха классического самиздата советского (или, точнее, антисоветского) образца закончилась.
Исследование истории инакомыслия в России 1950—1980 гг. продолжается, но идет довольно медленно. Самой известной работой остается книга Людмилы Алексеевой «История инакомыслия в СССР». Тут дело даже не в недостаточной исторической отстраненности, но в некотором парадоксе: с концом Советского Союза история сопротивления режиму, часто героическая и всегда поучительная, оказалась неактуальна. Это, как представляется, ненадолго — только пока длится муравьиная суета вокруг перемен в обществе. В опыте диссидентов есть ведь и общецивилизационная составляющая. В мире остались еще парасоциалистические режимы, где опыт борьбы был бы очень и очень востребован. Но значение отечественного инакомыслия не сводится к практической полезности. Самиздат, как литературный, так и политический, отстаивал суверенность личности, возрождал человеческое достоинство, планомерно растаптываемое режимом. Выводы из истории советского самиздата имеют поэтому общечеловеческий смысл. Власть — не тотальна. Страх — преодолим. Сопротивление — не безнадежно. И, в конечном счете, человеческая природа не так уж плоха, если из нескольких миллионов в целом достаточно трусливой и инфантильной советской интеллигенции нашлось несколько тысяч человек, способных выпрямить спину.
КРАТКИЙ ПЕРЕЧЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ
Аймермахер К. Политика и культура при Ленине и Сталине. 1917—1932. М., АИРО—ХХ, 1998. Алексеева Л. История инакомыслия в СССР. Новейший период. Вильнюс; М., 1992. Амальрик А. Просуществует ли Советский Союз до 1984 года? Амстердам, 1969. С. 8. Буковский В. «И возвращается ветер. ». Париж, 1979; М., 1990. Вайль П., Генис А. Шестидесятые: мир советского человека. М., 1991. Верт Н. История советского государства. М., 1995. История ленинградской неподцензурной литературы. 1950—1980-е годы: Сборник статей / Сост. Б.И.Иванов, Б.А.Рогинский. СПб., 2000. Казак В. Лексикон русской литературы ХХ века. М., 1991. Материалы к истории самодеятельных политических объединений в СССР после 1945 г. // Память (Париж). 1982. Вып. 5. Метрополь: Литературный альманах. М., 1991. Поликовская Л. «Мы предчувствие, предтеча. ». Площадь Маяковского. 1958—1965 гг. М., 1997. По страницам самиздата / Сост. К.Мяло и др. М., 1990. Самиздат века. М., 1997. Самиздат: По материалам конференции «30 лет независимой печати. 1950—1980-е годы» (Санкт-Петербург, 25—27 апреля 1992 г.). СПб., 1993.
Советский самиздат — явление очень широкое. В 1960—1980-х гг. в списках, машинописных слепых копиях, в черно-белых фотографиях книжных разворотов ходила литература не только политическая, но и художественная, не умещавшаяся в жесткие цензурные рамки, которыми определялось количество информации, надлежавшей быть полученной советским гражданином. 
