Что такое плач ярославны
6. Плач Ярославны
Плачем Ярославны начинается новая часть «Слова», которая следует за «золотым словом Великого Святослава», обращённом к русским князьям. В этой связи можно отметить, что жена Игоря, как и жена буй тура Всеволода, названа не по имени, а по отчеству. Это важно, так как их отцы, сильные князья, из родственных соображений должны по призыву Великого Святослава прийти на помощь Ольговичам и «отмстить за раны Игоревы».
Плач Ярославны состоит из вступления про зегзицу и трёхчастного обращения к ветру, Днепру Славутичу и солнцу. Рассмотрим вступление.
«ПОЛЕЧУ ЗЕГЗИЦЕЮ ПО ДУНАЕВИ»
Про зегзицу и её «незнаемость» говорилось выше (см. «зегзицею незнаема рано кычет»). Относительно мысленного полёта Ярославны заметим, что он зеркален мысленному бегу Игоря в чутком сне:
«Погасоша вечеру зари. Игорь спитъ, Игорь бдитъ, Игорь мыслію поля м;ритъ отъ Великаго Дону до Малаго Донца.»
Как и во многих фрагментах раньше, начиная с Мысленного Древа Бояна, Ярославна и Игорь образуют пару: она летит птицей, а он бежит волком (в данном эпизоде неназванным, но подразумеваемым, как волк из второго фрагмента с Мысленным Древом). Правда, бегут они не вместе, а навстречу друг другу.
КАЯЛА
Река Каяла, где происходила битва, не идентифицирована. Есть мнение, что название её образовано от глагола «каять». Этому вроде бы способствует сам автор:
«Ту н;мци и венедици, ту греци и морава поютъ славу Святъславлю, кають князя Игоря, иже погрузи жиръ во дн; Каялы…»
Из соображений симметрии понимаем, что слово «кают» означает понятие, противоположное «пению славы», т.е. бесславят, осуждают, корят.
И всё же, возможно, производя имя реки от слова «каять», мы путаем причину со следствием. Действительно, автор обыгрывает созвучие имени реки со словом «каять», но из этого не следует, что река названа по глаголу «каять». Ведь и в летописи она названа Каялой. Имело бы смысл поискать имя реки в половецком наречии. Хотя с другой стороны, может быть, небольшая безвестная речка и была названа русскими по печальному событию, произошедшему на её берегу. (Другая «плохая» река в тексте – Стугна – напоминает «стужу» (холодные ключи?) В тексте про неё сказано, что она имеет «худую струю», т.е. в том числе и холодную. Плюс печальные события на ней происшедшие и утонувшего в ней юного князя.)
За прелюдией про зегзицу и Дунай следуют три равные по объёму части обращения Ярославны к ветру, Днепру и солнцу:
Ярославна рано плачетъ въ Путивл; на забрал;, аркучи:
«О, в;тр; в;трило! Чему, господине, насильно в;еши?
Чему мычеши хиновьскыя стр;лкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вои?
Мало ли ти бяшетъ гор; подъ облакы в;яти, лел;ючи корабли на син; мор;?
Чему, господине, мое веселіе по ковылію разв;я?». (172 – 176)
Ярославна рано плачеть Путивлю городу на заборол;, аркучи:
«О, Днепре Словутицю! Ты пробилъ еси каменныя горы сквоз; землю Половецкую.
Ты лел;ялъ еси на себ; Святославли носады до плъку Кобякова.
Възлел;й, господине, мою ладу къ мн;, а быхъ не слала къ нему слезъ на море рано».
(177 – 180)
Ярославна рано плачетъ въ Путивл; на забрал;, аркучи:
«Св;тлое и тресв;тлое слънце! Вс;мъ тепло и красно еси!
Чему, господине, простре горячюю свою лучю на лад; вои? Въ пол; безводн; жаждею имь лучи съпряже, тугою имъ тули затче». (181 – 183)
ЛЕВО – ПРАВО – ЛЕВО
Обращение к ветру и солнцу аналогичны – Ярославна корит их за то, что в той битве они приняли сторону половцев. Эти обращения начинаются одинаково: «Ярославна рано плачетъ въ Путивл; на забрал;, аркучи». В отличие от этих двух обращений, обращение к Днепру Славутичу качественно отличается от них: Ярославна напоминает ему помощь русским воинам в 1184 году и просит принести милого домой. Как бы подчёркивая особую важность среднего обращения, призыв к Днепру Славутичу начинается немного иначе: «Ярославна рано плачеть Путивлю городу на заборол;, аркучи».
Обращаясь к ветру и солнцу, Ярославна смотрит в сторону половецкой степи, тогда как обращаясь к Днепру, Ярославна смотрит в сторону Киева и просит у него поддержки (также как упоминание Дуная есть обращение за помощью к Ярославу Осмосмыслу). Таким образом, Ярославна простирает руки в разные стороны, как это правильно изобразил И.Г.Блинов на миниатюрах к своей рукописной книге 1912 года.
В ПУТИВЛЕ НА ЗАБРАЛЕ
Путивль – удельный город Владимира Игоревича, пасынка Ярославны. Кстати, в результате поражения русичей на Каяле, Путивль был осаждён половцами, но не взят.
Забрало – это укреплённая стена города. Как таковое, будучи границей, оно наполняется свойственным для русской традиционной культуры сакральным значением любой границы. В данном же случае забрало Путивля, помимо обычного значения границы-межи, буквально превратились в границу «свои – чужие». Учитывая это, возможно, Ярославна, обращаясь к ветру и солнцу, смотрела туда, где происходила битва или был в плену Игорь, т.е. в сторону половецкой земли. Соответственно, обращаясь к Днепру, она смотрела в сторону русских – Путивля и Киева. (Может это и значит «плачет Путивлю городу»?)
В своё время Набоков саркастично заметил, что для пасынка у Ярославны слёз не нашлось. Однако это не совсем так. Владимир, один из четырёх князей-солнц, участников похода, косвенно среди прочих называется в обращении к солнцу:
Светлое и тресветлое солнце = 1 + 3 = Игорь + (Всеволод + Святослав + Владимир)
КОГДА ПЛАКАЛА ЯРОСЛАВНА?
В обращении к ветру и солнцу Ярославна говорит не об Игоре, а о его воинах, которые погибли из-за неблагосклонности к ним данных стихий. Тогда как в обращении к Днепру Славутичу она просит принести к ней её любимого. Из этого можно заключить, что Ярославна уже знала о поражении русичей в битве, но знала также, что муж её жив и находится в плену.
К слову, половцы разлучили пленённых князей и развели по четырём станам. Далее они назначили за пленных князей большой выкуп. При этом за старшего князя, Игоря Свяитославича, выкуп был огромным и, кроме того, было поставлено условие, что он должен быть выкуплен последним.
Плач Ярославны возымел действие:
«Прысну море полунощи, идутъ сморци мьглами. Игореви князю Богъ путь кажетъ изъ земли Половецкой на землю Рускую, къ отню злату столу.» (184)
Описание произведения и краткое содержание
Плач Ярославны в «Слове о полку Игореве» написан приблизительно в 1185 году на древнерусском языке. Эта поэма-песнь описывает поход русских князей против половцев, при этом сама военная кампания окончилась неудачно, многие воеводы и дружинники были убиты или захвачены в плен.
Крайне интересна история находки этого произведения. Впервые о нем стало известно в конце XVIII века, когда граф Мусин-Пушкин приобрёл коллекцию древних манускриптов, в котором и оказался один из переписанных вариантов «Слова о полку Игореве» и плач Ярославны. Считается, что на протяжении многих сотен лет эта копия хранилась в Спасо-Преображенском монастыре.
Первая печатная версия этой поэмы появилась в немецком литературном журнале в 1797 году. В последующем был сделан адаптированный перевод со старорусского, который выполнил Николай Карамзин. Также имеются тексты, над которыми работали литераторы Лихачев и Заболоцкий.
На сегодняшний день имеется несколько копий этого произведения, однако ученые и литераторы до сих пор спорят об их оригинальности, при этом отсутствуют какие-либо доказательство того, что «Слово о Игореве полку» было действительно написано в XII веке, а не появился этот стих на несколько столетий позже.
Новый жанр
Многие литературоведы, выполняя анализ этого отрывка, нашли сходство с различными литературными жанрами. Именно такое сочетание различных стилей и необычный план этого произведения является новаторским для литературы того времени. Сегодня эта поэма изучается в старших классах школы и в лингвистических университетах. Сочинение по плачу Ярославны может включать как анализ этого произведения, так и краткое описание сюжета.
Во фрагменте плача чередуются следующие литературные жанры и темы:
При этом весь текст плача Ярославны складывается в единое произведение, которое позволяет ощутить всю боль и отчаяние. Это настоящий крик души, в котором каждая строчка кратко пропитана болью о потере любимого.
Автор также подчеркивает неразрывную связь с природой, поэтому Ярославна обращается в своём послании к теплому солнцу, сильному ветру, бурной реке и густому лесу.
Обращение Ярославны
Начинается этот отрывок с обращения Ярославны к стихиям природы. Женщина вспоминает всех русских воинов, которые погибли в сражении с половцами. Ярославна стоит на юру деревянной крепости, прося в своём плаче-молитве помощи у реки Днепра. Это место неразрывно связано с этим произведением. Муж Ярославны Святослав оказался в плену у половцев, и она просит силы природы защитить супруга.
В обращении к ветру Ярослава просит заступничества природной стихии, одновременно спрашивает, почему боги отступись от русских воинов и не помогли им в этом сражении. В этой части произведения прослеживается единение женщины и стихии.
Ярославна, едва дыша, спрашивает у солнца, почему оно иссушило степь и лишило воды и всех её жителей. Именно из-за небесного светила войны мучились от жажды, а половцы смогли победить ослабленную дружину. Женщина одновременно плачет по погибшим и воспевает силу солнца. Именно в этой части произведения становятся явными глубокие чувства, все тяготы и боль от потери любимых.
Природа в стихотворении-монологе плаче Ярославны является частью и главным героем битвы, откуда не вернулись многие богатыри. Такие высшие силы вместе с женщиной горюют по погибшим и радуются за тех, кто убежал из плена и смог вернуться домой. Послание соединяется с солнцем, ветром и льется над рекой. Сливается реальность событий и сказочных персонажей, не позволяя читателю отвлечься от речи этой женщины. Природа, словно картина-магнит, успокаивает и отвлекает, притягивая и связывая внимание слушателя.
Плач Ярославны
— составная часть «Слова о полку Игореве» — произведения литературы 12 века. Выражение «Плач Ярославны» иногда используется для обозначения сильного горя.
Оглавление
1. О Плаче Ярославны
В «Слове о полку Игореве» описан неудачный поход на половцев 1185 года русских князей, под руководством новгород-северского князя Игоря Святославича (2 апреля 1151 – весна 1201).
«Слово о полку Игореве» написано на древне-русском языке. Ниже приведено несколько вариантов текста «Плача Ярославны» в переводе русских поэтов и писателей.
2. Плач Ярославны (Заболоцкий)
Плач Ярославны (часть 3, I) в переводе (1938 – 1946) поэта, переводчика Заболоцкого Николая Алексеевича (1903 – 1958):
Над великой Галицкой [ 1 ] землей
Плачет, из Путивля [ 2 ] долетая,
Голос Ярославны молодой:
«Обернусь я, бедная, кукушкой,
По Дунаю-речке полечу
Наклонясь, в Каяле [ 4 ] омочу.
Улетят, развеются туманы,
Приоткроет очи Игорь-князь,
И утру кровавые я раны,
Над могучим телом наклонясь».
Лишь заря займется поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру [ 7 ] :
«Что ты, Ветер, злобно повеваешь,
Что клубишь туманы у реки,
Стрелы половецкие [ 7 ] вздымаешь,
Мечешь их на русские полки?
Чем тебе не любо на просторе
Высоко под облаком летать,
Корабли лелеять в синем море,
За кормою волны колыхать?
Ты же, стрелы вражеские сея,
Только смертью веешь с высоты.
Ах, зачем, зачем мое веселье
В ковылях [ 8 ] навек развеял ты?»
На заре в Путивле причитая,
Как кукушка раннею весной,
Ярославна кличет молодая,
На стене рыдая городской:
«Днепр мой славный! Каменные горы
В землях половецких ты пробил,
Святослава в дальние просторы
До полков Кобяковых [ 9 ] носил.
Возлелей же князя, господине,
Сохрани на дальней стороне,
Чтоб забыла слезы я отныне,
Чтобы жив вернулся он ко мне!»
Далеко в Путивле, на забрале,
Лишь заря займется поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру:
«Солнце трижды светлое! С тобою
Каждому приветно и тепло.
Что ж ты войско князя удалое
Жаркими лучами обожгло?
И зачем в пустыне ты безводной
Под ударом грозных половчан
Жаждою стянуло лук походный,
Плач Ярославны. Перов В.Г., 1881 г. 
3. Плач Ярославны (Жуковский)
Плач Ярославны в переводе (1817 – 1819) русского поэта Жуковского Василия Андреевича (1783 – 1852):
Голос Ярославнин слышится, на заре одинокой чечоткою [ 11 ] кличет:
«Полечу, — говорит, — чечоткою по Дунаю,
Оботру князю кровавые раны на отвердевшем теле его».
Ярославна поутру плачет в Путивле [ 13 ] на стене, приговаривая:
К чему же так сильно веешь?
На что же наносишь ты стрелы ханские
Своими легковейными крыльями
На воинов лады моей?
Мало ль подоблачных гор твоему веянью?
Мало ль кораблей на синем море твоему лелеянью?
На что ж, как ковыль-траву, ты развеял моё веселие?»
Ярославна поутру плачет в Путивле на стене, припеваючи:
«О ты, Днепр, ты, Днепр, ты, слава-река!
Ты пробил горы каменные
Сквозь землю Половецкую;
Ты, лелея, нёс суда Святославовы к рати Кобяковой:
Прилелей же ко мне ты ладу мою,
Чтоб не слала к нему по утрам, по зорям слёз я на море!»
Ярославна поутру плачет в Путивле на стене городской, припеваючи:
«Ты, светлое, ты, пресветлое солнышко!
Ты для всех тепло, ты для всех красно!
Что ж так простёрло ты свой горячий луч на воинов лады моей,
Что в безводной степи луки им сжало жаждой
И заточило им тулы печалию?»
Прыснуло море к полуночи;
Игорю-князю Бог путь указывает
Из земли Половецкой в Русскую землю,
К златому престолу отцовскому.
Ярославна в Путивле, Владимир Серов, 1957-1962 гг. 
4. Плач Ярославны (Бальмонт)
Плач Ярославны в переводе (1929 – 1930) поэта Бальмонт Константина Дмитриевича (1867 – 1942).
Свист ли копий или песня? Что за песня над Дунаем?
Ярославнин слышен голос. Как безвестная кукушка,
Кличет рано: «Полечу, мол, я кукушкой по Дунаю,
Омочу рукав бобровый я в реке Каяле [ 14 ] быстрой,
Раны я утру на князе, кровь утру на теле сильном».
Кличет к ветру: «Ветр, ветрило, ты к чему насильно веешь?
Ты зачем, о господине, на своих нетрудных крыльях
Стрелы ханские бросаешь на бойцов, где он, мой Ладо?
Мало ль было в высях веять и летать под облаками,
Прилетев, качать-лелеять корабли на синем море?
Ты зачем мое веселье ковылями всё развеял?»
Рано плачет Ярославна на стене градской в Путивле:
«Славный Днепр, пробил ты горы сквозь земли той Половецкой,
Святославовы суда ты, в стан Кобяков мча, лелеял,
Возлелей, о господине, моего примчи ты Лада,
Чтобы утром я не слала слез к нему на море рано».
Рано плачет Ярославна на стене градской в Путивле:
«Солнце светлое, свет-солнце, ты для всех тепло и красно,
Для чего же, господине, ты стремишь свой луч горячий
На войска, где он, мой Ладо? Для чего в безводном поле
Ты тоской им сушишь луки и колчаны затворяешь?»
5. Исследователи о Плаче Ярославны
Лихачев Дмитрий Сергеевич (1906 – 1999):
«Слово О полку Игореве и культура его Времени» :
«В «Слово о полку Игореве» вставлено (инкрустировано) другое произведение — «Плач Ярославны», — очень напоминающее западноевропейские песни о разлуке. Как и песни о разлуке (chansons de toile), плач Ярославны, жены князя Игоря, оплакивает разлуку с мужем, ушедшим в далекий поход на язычников. Плачи автор «Слова» упоминает не менее пяти раз: плач Ярославны, плач жен русских воинов, павших в походе Игоря, плач матери Ростислава; плачи же имеет в виду автор «Слова» тогда, когда говорит о стонах Киева и Чернигова и всей Русской земли после похода Игоря. Дважды приводит автор «Слова» и самые плачи: плач Ярославны и плач русских жен. «
Айналов Дмитрий Власьевич (1862 – 1939):
«Заметки к тексту «Слова о полку Игореве»» :
«. Ярославна, дочь Ярослава галицкого, в плаче своем вспоминает родную реку Дунай и мысленно летит над этой рекой кукушкой с плачем она мысленно стремится к родной реке Дунаю в ее отцовской области Этими данными можно объяснить введение в плач Ярославны реки Дуная, а вовсе не подражанием песенным воспеваниям Дуная. «
Адрианова-Перетц Варвара Павловна (1888 – 1972):
«Слово О полку Игореве и устная народная поэзия» :
«. Плач Ярославны, в котором уже давно исследователями отмечено соединение двух традиций — народного причитания, с одной стороны, и заклинательных формул, с другой. «
Сапунов Борис Викторович (1922 – 2013):
«Ярославна и древнерусское язычество» :
«Можно легко установить, что по своему характеру «плач» Ярославны в основной своей части (три абзаца из четырех) является типичным языческим заговором. Структура «плача» повторяет обычную четырехчастную форму заговора, сохранившуюся до XX в., — обращение к высшим силам, прославление их могущества, конкретная просьба и заключение. Большое количество заговоров, записанных в XIX в., еще сохранили обращения к солнцу, месяцу, звездам, заре, ветрам, огню, молнии и другим силам природы»
«Песнь о полку Игореве» :
«. Подлинность же самой песни доказывается духом древности, под который невозможно подделаться. Кто из наших писателей в 18 веке мог иметь на то довольно таланта? Карамзин? но Карамзин не поэт. Державин? но Державин не знал и русского языка, не только языка «Песни о полу Игореве». Прочие не имели все вместе столько поэзии, сколь находится оной в плаче Ярославны, в описании битвы и бегства. «
Примечания
↑ 1) — одна из пяти земель Русского воеводства в составе Короны Королевства Польского, Речи Посполитой c 1434 по 1772 год, до Первого раздела Речи Посполитой, когда эти земли перешли Австрии. Главным городом земли был Галич.
↑ 2) — древний город, который впервые упоминается под 1146 году в качестве важной крепости. Сейчас Путивль находится в Сумской области Украины.
↑ 3) — меховая обшивка по краям.
↑ 4) — возле реки Каялы, согласно «Слову о полку Игореве», произошло сражение князя Игоря Святославича с половцами в 1185 году. Расположение этой реки ныне точно не известно.
↑ 5) — старое русское название опускной решетки крепости.
↑ 6) — 1) На открытом возвышенном месте; 2) У всех на виду.
↑ 7) — древний кочевой народ, который враждовал с русскими.
↑ 8) — многолетние травы с коротким корневищем, выпускающим иногда очень большой пучок жёстких листьев, свёрнутых часто в трубку и похожих на проволоку.
↑ 9) — древний русский дворянский род.
↑ 10) — футляр, сумка для стрел.
↑ 11) — название птицы.
↑ 12) — возле реки Каялы, согласно «Слову о полку Игореве», произошло сражение князя Игоря Святославича с половцами в 1185 году. Расположение этой реки ныне точно не известно.
↑ 13) — древний город, который впервые упоминается под 1146 году в качестве важной крепости. Сейчас Путивль находится в Сумской области Украины.
↑ 14) — возле реки Каялы, согласно «Слову о полку Игореве», произошло сражение князя Игоря Святославича с половцами в 1185 году. Расположение этой реки ныне точно не известно.
↑ 15) — древний город, который впервые упоминается под 1146 году в качестве важной крепости. Сейчас Путивль находится в Сумской области Украины.
Плач Ярославны
«Слово о полку Игореве» («Слово о походе Игоревом, Игоря, сына Святославова, внука Олегова», др.-русск. Слово о плъку Игоревѣ, Игоря сына Святъславля, внука Ольгова ) — самый известный памятник средневековой русской литературы. В основе сюжета — неудачный поход 1185 года русских князей на половцев, предпринятый новгород-северским князем Игорем Святославичем. Подавляющее большинство исследователей датируют «Слово» концом XII века, вскоре после описываемого события (часто тем же 1185 годом, реже одним-двумя годами позже). Проникнутое мотивами славянской народной поэзии и языческой мифологии, по своему художественному языку «Слово» резко выделяется на фоне древнерусской литературы и стоит в ряду крупнейших достижений европейского средневекового эпоса. В истории изучения памятника большой резонанс вызвала версия о «Слове» как подделке XVIII века (так называемая скептическая точка зрения), в настоящее время в целом отвергнутая научным сообществом.
Содержание
История находки
Рукопись «Слова» (входившая в состав сборника из нескольких литературных текстов) была обнаружена в Спасо-Преображенском монастыре в Ярославле одним из наиболее известных и удачливых коллекционеров памятников русской старины — графом Алексеем Мусиным-Пушкиным. Единственный известный науке средневековый список «Слова» погиб в огне московского пожара 1812 года, причём сведения об этом носят противоречивый и сбивчивый характер, что дало повод сомневаться в подлинности произведения.
Первое печатное известие об открытии «Слова» появилось за границей, в гамбургском журнале «Spectateur du Nord» 1797 г. (октябрь). «Два года тому назад, — писал неизвестный автор статьи из России, — открыли в наших архивах отрывок поэмы под названием: „Песнь Игоревых воинов“, которую можно сравнить с лучшими Оссиановскими поэмами». В «Историческом содержании песни», составляющем предисловие к изданию 1800 г., повторены почти те же самые выражения. Первое издание 1800 г. появилось без всяких указаний на лиц, трудившихся над чтением памятника, над его переводом, его подстрочными объяснениями, преимущественно с исторической стороны, на основании «Российской истории» Татищева. Только на стр. VII предисловия, в примечании, замечено, между прочим: «Подлинная рукопись, по своему почерку весьма древняя, принадлежит издателю сего (гр. Алексею Ивановичу Мусину-Пушкину), который, чрез старания и просьбы к знающим достаточно российский язык, доводил чрез несколько лет приложенный перевод до желанной ясности, и ныне по убеждению приятелей решился издать оный на свет».
Источники текста
Сохранилось два полных воспроизведения текста «Слова» по Мусин-Пушкинской рукописи:
Кроме этого, сохранились также выписки из погибшей рукописи, сделанные А. Ф. Малиновским и Н. М. Карамзиным, с заменами о некоторых чтениях оригинала сравнительно с текстом, приготовленным для издания 1800 г. (так назыв. бумаги Малиновского, отчасти описанные Е. В. Барсовым в его труде о С. о Полку Игореве; другой перевод, с заметками по рукописи Импер. публичн. библ., описан в «Отчете Импер. Публ. Библ., за 1889 г.», СПб., 1893 г., стр. 143—144). Значение имеет также выполненный для Екатерины ранний перевод «Слова», так как он делался не с вышеупомянутой копии.
Особенности утраченной рукописи
После потери оригинала «Слова о полку Игореве» явились сообщения о его особенностях со слов владельца и других очевидцев. Свидетельства эти противоречивы, так как никто не позаботился скопировать образчик письма рукописи, описать ее особенности. Можно предполагать, что рукопись «Слова» относилась к XVI веку (орфография отражает второе южнославянское влияние), писана была скорописью без разделения слов, с надстрочными буквами, скорее всего, вообще без буквы i, без различия и и й (привнесённого издателями) и не свободна была от описок, ошибок, а может быть, и от пропусков или от изменения первоначальных выражений: такова судьба всех позднейших списков древнерусских памятников литературы. Отсюда с самых первых пор изучения «Слова о полку Игореве» тянутся в научной литературе опыты более или менее удачных исправлений текста «Слова». В XIX веке лучшие из них сделаны Дубенским в 1844 г., Тихонравовым в 1866—1888 гг., Огоновским в 1876 г., Потебнёй в 1878 г., Барсовым в 1887—1890 гг., Козловским в 1890 г. В XX веке наиболее подробные критические тексты «Слова» предлагали Р. О. Якобсон, Н. К. Гудзий, Н. А. Мещерский, издатели «Словаря-справочника „Слова о полку Игореве“» и «Энциклопедии „Слова о полку Игореве“», сводный текст недавно предложен (впрочем, без подробного комментария) и А. А. Зализняком.
Сюжет
В кратких и сжатых выражениях «Слова» изображаются не только события неудачного похода на половцев новгород-северского князя Игоря в 1185 г., как об этом повествуется в летописях (в двух редакциях — южной и северной, по Ипатьевской летописи и по Лаврентьевской), но и припоминаются события из княжеских междоусобий, походов и удачных битв, начиная с древнейших времен. Перед нами как бы народная история, народная эпопея в книжном изложении писателя конца XII в.
Вступление
В начале автор «Слова» несколько раз обращается к своим читателям и слушателям со словом «братие», напр.: «почнем же, братие, повесть сию от старого Владимера до нынешняго Игоря». Затем следуют предания о княжеских певцах и о Бояне, некоторые из которых находят параллели в Начальной летописи, а также о русских племенах, набранные из разных сказаний и песен; «старые словеса» — песни — противопоставляются былинам позднейшего времени. Есть здесь и намек на старинную соколиную охоту, и на певцов-музыкантов с кифарами или гуслями: «Боян же, братие, не 10 соколов на стадо лебедей пущаше, но своя вещия персты на живая струны вскладаше: они же сами князем славу рокотаху».
Несомненно, что до «Слова о полку Игореве» существовали устные предания о походах князей и их единоборствах (вроде былин о богатырях), подобно тому как в «Слове» представляется Мстислав Храбрый, «иже зареза Редедю пред пълкы Касожьскими». Эти предания захватывали события XI в., от старого Владимира I до Всеслава Полоцкого (+ 1101 г.). Встречаются неясные воспоминания о Трояне (это может быть римский император или языческое существо, упоминаемое в апокрифах, возможно, эпитет кого-либо из древнерусских князей), отклики языческих преданий о Велесе — деде певцов, о Хорсе-солнце, о Дажбоге — деде русичей, о Диве-лешем, об оборотнях вроде Всеслава Полоцкого.
Поход Игоря
Игорь — глава полка (похода); его речи руководят северских князей — «братию и дружину» (известная из древнерусских текстов формула обращения военачальника к отряду). Игорь видит затмение солнца (1 мая 1185) и предчувствует неудачу; но отчаянные побуждения биться до смерти ободряют князя, и он «вступает в злат стремень». Поход начинается. Неблагоприятные знамения преследуют полк Игорев. Поход намечен далеко в глубь степей, к морю, к Сурожу, Корсуню и Тмуторокани. Поэт говорит обо всем этом кратко, картинами: кликом Дива в стягах полков, мраком ночи, воем зверей и скрипом половецких телег, скрывающихся от русичей. Одна только ночь отделяет выступление в поход от первой битвы, обрисованной одними успехами и отдыхом «Ольгова хороброго гнезда», обогатившегося всякой добычей и задремавшего в поле.
С пятницы по воскресенье, как и в летописном подробном сказании Ипатьевской летописи, следуют решительные битвы несчастного Игорева полка, окруженного «в поле незнаемом и безводном» многочисленными половецкими полками. Единоборство князя Всеволода характеризует храбрость русских. Как герой Илиады, он «посвечивает» своим золотым шлемом и громит мечом по «шеломам оварьским» половцев. Для него не дороги ни раны, ни воспоминания о Чернигове, о красавице Глебовне, о своем «животе» и о чести золотых столов княжеских. Таков Ярый Тур Всеволод. Но храбрость его тщетна на Каяле-реке, под натиском всей земли половецкой.
Золотое слово Святослава
Далее в «Слове» идут плачи по павшим, замечания о дальнейшем движении половцев на русскую землю, воспоминания об усобицах и успокоение на киевском великом князе Святославе Всеволодовиче. Автор «Слова» объясняет нынешние печали, стоны Киева и напасти Чернигова неблагоразумием молодых князей, их спорами за чужое, их крамолами. Контраст поразителен с недавней удачей великого князя Святослава над половцами в 1184 г.: «наступи на землю половецкую, притопта холмы и яруги, взмути реки и озера, иссуши потоки и болота, а поганого Кобяка (хана половецкого) из лукоморья яко вихрь выторже и падеся Кобяк в граде Киеве, в гриднице Святославли».
Место действия «Слова» переносится в Киев. Иностранцы (немцы, венецианцы, греки и мораване) живо сочувствуют удачам Святослава и несчастию Игоря. Следует сон великого князя Святослава, объяснение его боярами и «золотое слово» Святослава. Здесь, в сне Святослава, находится труднообъяснимое, испорченное место, каких еще несколько встречается и далее. Снилось князю в «тереме златоверхом», что треснула балка над ним, закаркали вороны и понеслись к морю с Оболони. А самого князя стали приготовлять к погребению: одели «черной паполомой на тесовой (или тисовой) кровати», стали оплакивать «синим вином с горем смешанным», стали сыпать крупный жемчуг — слезы на лоно. И сказали бояре князю: «горе твое от того, что два сокола слетели с золотого стола отцовского; соколов захватили в железные путины и припешали им крылья». Четыре князя попались в плен: Игорь, Всеволод, Олег и Святослав. Речь бояр переходит в образный, картинный плач: «тьма свет покрыла, снесеся хула на хвалу, тресну нужда на волю, готския девы запели на берегу Синего моря, позванивая русским золотом». Тогда великий князь Святослав изрекает свое «золотое слово», упрекая Игоря и Всеволода за излишнюю самонадеянность. И встал бы великий князь за обиду за свое гнездо; но он уже знает, как стонет под саблями половецкими Владимир Глебович.
Обращение к князьям
И вот не то Святослав, не то автор «Слова о полке Игореве» призывает и крупные силы современной Руси, и слабых, но мужественных князей: великого князя Всеволода и его близких Глебовичей, затем Ростиславичей, Рюрика и Давида, могущественного Ярослава Осмомысла Галицкого и знаменитого Романа с Мстиславом (Роман Волынский). Автор еще раз с горем вспоминает Игоря и снова призывает Мстиславичей и племя Всеслава, останавливаясь всего более на этом герое песен Бояна. Все это — удалые воители: Ярослав Черниговский со степняками кликом полки побеждает; Всеволод веслами может раскропить Волгу, а Дон вычерпать шлемами; Рюрик и Давид не боятся со своими дружинами ни ран, ни крови, плавая в ней золотыми шеломами; Ярослав Осмомысл носится со своими железными полками по Дунаю, подступает к Киеву, борется с степняками; Роман и Мстислав страшны для Литвы и половцев.
Далее от упоминания полоцких князей, потомков Всеслава Вещего, автор переходит к фигуре их предка. Фигура полоцкого князя Всеслава обрисовывается в его действиях по отношению к Киеву и Новгороду. В Киеве Всеслав слышит звон колоколов св. Софии; вспоминается какая-то крепкая связь со старым Владимиром, когда не было розни между княжескими стягами. Все исчерпано автором «Слова» для призыва к отмщению обиды Игоря — и, наконец, следует его возвращение. Пребывание его в плену совершенно оставлено в стороне. Ни слова нет о других пленных князях, о действиях половцев о вел. князя киевского. Игорь остается главным действующим лицом, с своей женой, которая предчувствует его возвращение, оплакивая, по дошедшей до нее вести, поражение полка и раны мужа.
Плач Ярославны
Плач Ярославны считается одним из самых поэтических мотивов «Слова». На городском забрале в Путивле (недалеко от Курска) Ярославна рано плачет: «полечю зегзицею (кукушкою) по Дунаю, омочю бебрян рукав в Каяле, утру князю кровавые его раны». Она обращается к ветру, к Днепру-Словутичу, к светлому, тресветлому солнцу. Ветер развеял ее радость по ковылию, Днепр может только нести ее слезы до моря, а солнце в поле безводном русичам жаждою луки стянуло (они бессильны натянуть лук), горем им тулы с стрелами заткнуло.
Бегство Игоря из плена
Бог не оставляет праведника в руках грешников, говорит летописное сказание об Игоре — а по «Слове о полке Игореве», «Бог путь кажет Игореви из земли Половецкой в землю русскую». Автор как будто сам пережил бегство из плена от степняков: он помнит, с каким трепетом и ловкостью выбирался Игорь, под условный свист верного человека, с конем за рекой, как пробегал он степи, скрываясь и охотой добывая себе пищу, перебираясь по струям Дона.
Автору «Слова» припоминается песня о безвременной смерти юноши князя Ростислава, брата Владимира Мономаха (событие, случившееся за 100 лет до похода Игоря): оплакивания погибших были как бы выдающимися песнями и сказаньями русского народа. Ездят Гзак с Кончаком на следу беглеца и примиряются с бегством Игоря, как старого знакомого, который при случае явится близким человеком для степняков и по браку, и по языку, а иногда и по обычаям. Но Игорь ближе всего к русской земле, что предчувствует Гзак. Быстро переносит автор «Слова о полку Игореве» своего героя из степей в Киев, на радость странам-городам. «Игорь едет по Боричеву (и ныне — ул. Боричев ток, рядом с более известным Андреевским спуском) к святей Богородици Пирогощей (храм, находившийся на Подоле)».
Заключительным словом к князьям, возможно, ещё пленным, и к погибшей дружине заканчивается «Слово о полку Игореве».
Язык «Слова»
Книжные элементы отражаются и в языке «Слова» рядом с народными чертами старинного русского языка. Вследствие частой переписки «Слова» в дошедшем до нас списке утратило свои первоначальные черты, окрасилось особенностями новгородско-псковского говора (шизым, вечи, лучи, русици, дивицею и пр.); но и теперь оно еще отражает древнейшие черты русского литературного языка XII в. В общем это язык летописей, поучения Владимира Мономаха. В «Слове» немало затруднительных («тёмных») мест, возникших вследствие порчи текста или наличию редких слов (гапаксов). Почти каждое такое место не раз подвергалось истолкованиям. Одним из распространённых способов при толковании этих темных мест «Слова» являются палеографические конъектуры, например посредством гаплографии (объяснения И. И. Козловского (1866—1889), посмертно опубликованные в 1890 г. [1] ).
«Слово» в древнерусской культуре
«Слово о полку Игореве» имеет много параллелей в древнерусской литературе и народной словесности. В летописях встречаются соответствующие выражения, как и в переводных славяно-русских повестях, хрониках и т. п. С русской народной словесностью «Слово о полку Игореве» имеет много общего, начиная с внешних средств выражения (эпитетов, сравнений, параллелизма и проч.) до образов природы, снотолкований, причитаний, запевов, заключений, изображения смерти и пр.
Вместе с тем «Слово о полку Игореве» как целое, с его сложной поэтической символикой, смелыми политическими призывами к князьям, языческой образностью, пёстрой композицией, необычным бессоюзным синтаксисом в значительной степени стоит особняком в древнерусской литературе и книжности, если не считать подражание XV века — «Задонщину», включающую в себя мозаику из огромного количества заимствованных пассажей «Слова» (но и в ней, например, нет имён языческих богов). Исследователи обычно сближают «Слово» со светской «княжеской» культурой ранней Руси, следы которой немногочисленны (в литературе к ней можно отчасти отнести Моление Даниила Заточника), с фольклором, с европейской скальдической литературой. Иногда предполагают, что «Слово» — случайно уцелевший осколок большой традиции, в которой существовало много подобных произведений (ср. упоминаемое в нём творчество Бояна).
Следы отдельных мотивов «Слова о полку Игореве» (Буй-тур Всеволод как лучник, Роман и Мстислав, вступающие «в злата стремени») ряд исследователей видит в знаменитых миниатюрах Радзивилловской летописи (XV век, но в основе миниатюры представляют собой копии более ранних иллюстраций). Существенно, что отмеченные мотивы отсутствуют в тексте как самой Радзивилловской летописи, так и, например, Ипатьевской, содержащей очень подробную повесть о походе Игоря.
Помимо «Задонщины» (текста северо-восточного происхождения), следом знакомства древнерусских книжников со «Словом» является несколько изменённая цитата из него во Псковском «Апостоле» 1307 года. Возможно, именно список, находившийся в начале XIV в. во Пскове, век или два спустя послужил протографом для Мусин-Пушкинской рукописи: в дошедшем до нас тексте филологи выделяют черты орфографии XV-XVI веков и псковские диалектные черты. Переписчик Мусин-Пушкинской рукописи (как и авторы и редакторы «Задонщины») уже многого не понимали в «Слове» и вносили в текст разного рода искажения. В целом можно сказать, что «Слово о полку Игореве» оставалось малоизвестным текстом для позднего русского Средневековья, что было связано с его жанровой и содержательной необычностью.
Вопросы территориального происхождения и авторства «Слова»
«Слово о полку Игореве» имеет предположительно южнорусское происхождение, возможно даже киевское. Подобные предположения вытекают из заключения «Слова», из восторженного отношения автора к великому князю киевскому Святославу, из любви к Киеву, к его горам. Поэтические описания природы степей у Дона и Донца создают впечатления о близком знакомстве автора с этими местами. Текст «Слова» говорит также о том, что он хорошо знаком не только с родным Киевом, но и с другими русскими землями — княжествами.
На протяжении всех двух веков со времени публикации «Слова» выдвигаются гипотезы разной степени доказательности о том, кто (конкретное лицо или круг лиц) мог бы быть его автором. Практически все известные по летописи деятели конца XII века назывались в качестве возможных кандидатур. В СССР со своими версиями выступали не только филологи и историки, но также и многочисленные любители (писатели, такие, как Алексей Югов, Олжас Сулейменов или Игорь Кобзев, и популяризаторы).
«Слово» — слишком короткий, необычный и сложный текст, чтобы по нему можно было уверенно судить о тех или иных свойствах его автора или сравнивать его с другими текстами той эпохи. Одни исследователи считали, что тон обращений автора к князьям указывают на то, что он сам был князем или членом княжеской фамилии (в частности, назывались имена самого Игоря, Ярославны, Владимира Игоревича и ряда других князей, включая крайне малоизвестных); другие, напротив, утверждали, что князь не мог называть князя «господином». По-разному оценивались и политические симпатии автора (одни считают, что он воспевает Игоря и принадлежит к его черниговскому клану, другие — что он осуждает его авантюру и симпатизирует потомкам Мономаха), и его территориальное происхождение (псковские черты в языке «Слова», скорее всего, говорят не об авторе, а о переписчике XV века). Выдвигалась даже маловероятная версия, что часть текста написана одним автором, другая часть — иным. Особую линию рассуждений на эту тему составляют попытки поиска прямо названного или «зашифрованного» имени автора в тексте, вычленение акростихов (так как первоначальная рукопись утрачена, такие реконструкции крайне уязвимы).
Б. А. Рыбаков, атрибутировав бо́льшую часть Киевской летописи XII в. (известной в составе Ипатьевского списка) фигурирующему в ней киевскому боярину Петру Бориславичу, и, учитывая давно известные лингвистам нетривиальные сходства между Киевской летописью и «Словом о полку Игореве», допустил, что «Слово» написал также Пётр Бориславич. Эту гипотезу он подкрепил анализом политической концепции обоих текстов. Однако атрибуция летописания указанного периода боярину Петру сама по себе гипотетична, а сходства между произведениями светской «княжеской» культуры одного времени не обязательно говорят о едином авторстве.
При современном состоянии вопроса и нынешнем корпусе известных нам источников надо полагать, что имя автора «Слова» не будет доподлинно известно никогда.
Скептическая точка зрения на «Слово»
Уже вскоре после публикации памятника многие критики высказывали сомнение в его подлинности (то есть в том, что это аутентичное древнерусское произведение, а не мистификация XVIII века). После публикации в середине XIX века «Задонщины» — сохранившегося в шести списках произведения XV в., несомненно связанного со «Словом» (вплоть до заимствования целых пассажей), подлинность «Слова» долгое время никем не оспаривалась.
Однако в конце XIX века французским славистом Луи Леже, а в 1920—1950-е годы Андре Мазоном были выдвинуты новые скептические гипотезы относительно происхождения «Слова». По мнению Мазона и ряда других французских исследователей, «Слово о полку Игореве» было создано в конце XVIII века по образцу «Задонщины», причём в качестве сюжета был использован пересказ событий XII в., сделанный В. Н. Татищевым по несохранившимся летописям (некоторые современные исследователи, такие, как А. П. Толочко, считающие «татищевские известия» совершенным вымыслом историка XVIII в., трактуют возможные параллели между «Словом» и Татищевым как аргумент против подлинности «Слова»). Авторство текста Мазон приписывал А. И. Мусину-Пушкину, Н. Н. Бантышу-Каменскому или архимандриту Иоилю Быковскому. Иоиля Быковского считал автором «Слова» также советский историк А. А. Зимин (работавший над проблемой в 1960-е-1970-е годы), причём в условиях советского времени, когда открытая дискуссия вокруг данной проблемы была невозможна, возражения официальной науки Зимину часто сводились к идеологическим нападкам; полностью основной труд Зимина издан только в 2006. Новейшую версию выдвинул американский славист Эдвард Кинан (2003): по его мнению, «Слово» сочинено чешским филологом и просветителем Йозефом Добровским.
Скептикам неоднократно возражали как историки, так и литературоведы, однако наиболее убедительные аргументы в пользу подлинности «Слова о полку Игореве» исходят от лингвистов. Р. О. Якобсон подробно опроверг все основные положения работ Мазона (1948), доказав полное соответствие языковых черт «Слова» версии о подлинном памятнике XII в., погибшая рукопись которого была списком XV—XVI вв.
Дискуссия о «Слове» как подделке XVIII в. стала исключительно полезным стимулом в деле исследования памятника.
Особую точку зрения выдвинул Лев Гумилёв, предположивший, что «Слово» — иносказательное сочинение, созданное в XIII веке, в нём под видом половцев изображены монголы, а под видом Игоря и русских князей конца XII в. — Александр Невский, Даниил Галицкий и их современники. Версия Гумилёва опирается, в свою очередь, на его концепциях происходившего на Руси и в Орде в XIII в., не получивших признания среди историков. Концепцию истории «Слова», предлагаемую Гумилёвым, критиковали Б. А. Рыбаков и Я. С. Лурье.