что такое философия и зачем нужна философия

Эссе на тему «Что такое философия и зачем она нужна?»

Онлайн-конференция

«Современная профориентация педагогов
и родителей, перспективы рынка труда
и особенности личности подростка»

Свидетельство и скидка на обучение каждому участнику

Эссе на тему «Что такое философия и зачем она нужна?»

Итак, что же такое ФИЛОСОФИЯ?

Знаменитый древнегреческий мыслитель Платон полагал, что задача философии заключается в познании вечных и абсолютных истин, что под силу лишь философам, которые от рождения наделены соответствующей мудрой душой.

Философию можно определить как учение об общих принципах бытия, познания и отношений человека и мира. Прежде всего, философия всегда оформляется в виде теории, формулирующей свои категории и их систему, закономерности, методы и принципы исследования. Специфика философской теории заключается в том, что ее законы, категории и принципы носят всеобщий характер, распространяются одновременно на природу, общество, человека и само мышление.

Роль философии в жизни общества.

Философия входит в жизнь человека очень рано, задолго до того, как сложится о ней самое первое, элементарное, представление, навеянное случайными встречами и знакомствами.Философия все свои проблемы черпает из жизни. Но при этом философское мышление всегда стремится преодолеть уже познанное, определенное. Философия существует на границе возможного и невозможного, раздвигая пределы научного и жизненного опыта в то или иную эпоху. В природе или культуре философию интересуют такое всеобщее, которое имеет отношение к человеку, включено в орбиту его жизнедеятельности, преломлено сквозь призму его понятий о добре и зле, красоте и уродстве.Роль философии в жизни человека и общества в том, что она гармонично соединяет в себе достижения всех дисциплин и выстраивает систему нашего познания мира Философские воззрения изменяются в связи с открытием в области других знаний.

Философия является «связующим звеном», которое, пользуясь достижениями в отдельных областях, выстраивают определенную «картину мира».

Источник

Что такое философия — первые философы, предмет изучения и функции философии, а также ее основной вопрос

«Философия почти всегда пытается доказать невероятное, апеллируя к непонятному».

Генри Менкен, американский сатирик

Здравствуйте, уважаемые читатели блога KtoNaNovenkogo.ru. На вопрос «Что такое философия?» есть тысячи ответов, смешных и серьезных, понятных и не очень.

Сам предмет настолько обширен и сложен, что подразумевает разное к нему отношение, а также великое множество интерпретаций.

Философы за всю историю человечества нагнали в эту область знания такого туману, что не каждому смертному дано разобраться в этом причудливом наследии.

«Когда слушающий не понимает говорящего,
а говорящий не знает, что он имеет в виду — это философия».

Вольтер, французский философ, поэт, писатель.

Попробуем все же приоткрыть плотную завесу философского тумана, прояснив некоторые моменты.

Философия — это.

Дословно философия (греч. φιλία — любовь, σοφία — мудрость) – это любовь к мудрости.

В России ее так и называли – любомудрие. А философов часто называют мудрецами. Хотя есть и альтернативные мнения, например, у Достоевского: «Слово “философ” у нас на Руси есть слово бранное и означает: “дурак”».

Термин придумал знаменитый древнегреческий математик Пифагор (570-490 гг. до н.э.). Математика была не единственным его увлечением, параллельно он основал философскую школу пифагорейцев. Пифагор считал мудрость привилегией божественных сил, человек, любящий мудрость, может к ней только стремиться.

Из-за разногласий в понимании предмета философии однозначного, принятого всеми мыслителями определения этого понятия не существует, но все же какие-то общие тенденции прослеживаются.

За более чем две с половиной тысячи лет своей истории философия сформировалась в отдельную науку, изучающую наиболее общие принципы бытия, познания и места человека в мире.

Но такой подход вызывает бурю споров и возражений. Определение философии как науки кажется слишком узким для такого глобального понятия.

Дело в том, что на начальном этапе философия была наукой обо всем, постепенно научные направления начали отделяться от нее, формируя самостоятельные дисциплины.

Так в IV-II веках до н.э. сформировались логика, математика, астрономия, филология и проч.

«Философия – мать всех наук»

Философия гораздо шире всех других наук (что это?), т.к. предмет ее исследования гораздо шире предмета исследования любой другой области знания, при этом она не вбирает в себя все существующие научные дисциплины. Существует отдельное направление – философия науки, где само явление науки становится предметом философского познания.

Философия – это мировоззрение, форма общественного сознания, попытки человечества ответить на вопросы, которые не имеют однозначного ответа. Она занимается изучением глобальных законов мироздания и общества, в сферу ее интересов входит познание как процесс получения знаний о мире и человеке.

Отличие философии от кухонных бесед о мироустройстве заключается в наличии теоретически разработанной базы и системности. Именно это сближает ее с научными дисциплинами.

Философские взгляды на мир должны быть логически обоснованы, систематизированы. Недаром существуют философские направления и школы – каждая из них обогащала философию своими теориями (что это такое?), терминологией, новыми логическими связями в рассуждениях об устройстве мира.

Философы — когда и где они впервые появились

«Вся философия сводится, в сущности, к тому, что один философ пытается доказать, что все остальные философы — ослы. Обычно это ему удается; больше того: он убедительно доказывает, что осел и он сам».

Философия вышла из мифологии (что это?) и религии (что это?), которые по-своему пытались осмыслить мир и место человека в нем. Она зародилась практически одновременно в совершенно разных регионах нашей планеты.

Мы привыкли думать, что первые философы были родом из Греции, ведь терминологический аппарат практически весь пришел оттуда. Но нельзя оставлять в стороне Китай с эрой 100 философских школ, Индию со своей богатейшей философской традицией, Иран с Заратустрой, палестинских пророков.

На начальном этапе философию еще сложно отделить от мифологии и религии, тем более, самые великие мировые религии возникали в то же время.

Первые философы и их учения, возникшие на Земле

Что изучали философы в разные эпохи

«Философия есть эпоха, схваченная мыслью».

Предмет изучения философии определялся интересами эпохи, поэтому различался в разные времена. До сих пор споры о нем не утихают. Это еще одно существенное отличие философии от любой другой науки — до сих пор непонятно толком, что же она изучает.

Функции философии

Четкой структуры у философии нет. Первым, кто как-то пытался ее упорядочить, был Аристотель. Он выделил метафизику (что это?), логику, этику и ряд других направлений, которые считал частью философии.

Стоики на базе аристотелевского разделения сформировали 3 основные области: логику (что это?), физику, этику. Такое положение вещей сохранялось вплоть до Нового времени.

Бум философских школ и направлений обозначил новые направления: эстетику, аксиологию, гносеологию, онтологию (это что?). В Новейшее время появились герменевтика, философская антропология и проч.

По-разному оцениваются и функции философии – направления в сферах деятельности человека, где она применяется. Перечислим основные:

Основной вопрос философии

Традиционно основным принято считать вопрос о том, что является первичным – бытие или сознание.

Этот вопрос имеет две стороны: онтологическую и гносеологическую.

Решение любой философской проблемы начинается с ответа на этот вопрос, а уж от ответа зависит, к какому направлению или школе тяготеет мыслитель.

Внутри каждого направления существуют свои трактовки ответа на главный вопрос.

Но за всю историю существования философии определенного ответа, который бы приняли за аксиому (что это?), так и не найдено.

Современные философы склоняются к мысли, что вскоре основной вопрос философии может измениться, т.к. текущий теряет свою актуальность.

Краткое резюме

Над философией много иронизируют, т.к. в ней много непонятного и заумного. На эту тему придумано множество анекдотов и нарисована масса карикатур.

Но без нее невозможно представить себе развитие общества, культуры, мышления. Философия – это интеллектуальное занятие, требующее значительных умственных усилий.

И все же каждый из нас немножко философ, т.к. все мы периодически задаемся вопросами о том, как устроен этот мир, существует ли Бог, что такое счастье и зачем вообще мы здесь оказались.

Удачи вам! До скорых встреч на страницах блога KtoNaNovenkogo.ru

Эта статья относится к рубрикам:

Комментарии и отзывы (7)

. Я спросил у ясеня, где моя любимая,

Ясень не ответил мне, качая головой.

Я спросил у тополя: «Где моя любимая?»

Тополь забросал меня осеннею листвой.

— Так представляют себе диалог между молодыми людьми и философами. Философами, а впрочем как и психологами. Не становятся сразу после окончания соответствующего учебного заведения.

Да, это любимый предмет у филологов.

Философия, как правило, не дает точных ответов, но стимулирует искать их!

Не всем доступно мыслить философскими категориями, люди привыкли видеть лишь часть общей картины. Для многих, существует только белое и черное. Как по мне, именно в философском споре, можно найти ответы, на самые сложные проблемы человечества.

Философия — это очень развивающий предмет. Жаль только, что как в школах, так и в университетах изучается только история этой науки. Никто не обсуждает со студентами идеи, курс состоит из дат и очень сухих выжимок, которые не дают никакой пищи для размышлений.

Предметом изучения философии является наука, а с учётом того, что философия — это тоже наука, значит предметом изучения философии является философия, она изучает саму себя.

Философия совершенно бесполезна, может раньше она и имела практическое значение, но сейчас познание мира происходит через узкие научные отрасли, например через физику, биологию, химию. Так что, философия — это мертвая наука.

Нет никакого смысла всерьез рассматривать учения древних философов. Мир слишком изменился, так что они потеряли всю актуальность.

Источник

Зачем нужна философия?

Философ и филолог Михаил Ямпольский о том, что такое философия и о том, надо ли думать

COLTA.RU продолжает рубрику «Ликбез», в которой эксперты делятся с нами своими взглядами на основополагающие понятия и явления науки, культуры и истории.

Философия, по существу, не имеет своего предмета и говорит об общих закономерностях. Как только мы начинаем искать специфические знания, мы выходим из философии и погружаемся в научные или псевдонаучные дисциплины вроде филологии. Зачем тогда вообще нужна философия?

Хотя я не являюсь философом в классическом смысле слова, я думаю, что философия необходима, потому что она позволяет подвергнуть рефлексии то, что делаю я, то, что делают люди конкретных дисциплин. Всегда нужна некая сверхобщая платформа, которая бы позволила взглянуть со стороны на основания нашей деятельности.

Я начинал как семиотик, ездил в Тарту. После появления работ Лотмана и его единомышленников казалось, что семиотика — это дисциплина, трансформирующая наше представление о мире. Мы были уверены, что вокруг сплошные знаковые системы, к которым можно свести всю культуру. Когда у нас разворачивалась семиотическая эпопея, во Франции развивался свой структурализм — он отчасти был нам близок, но только отчасти. И у нас, и во Франции семиотика восходила к Соссюру, к структурной лингвистике. Это видно в ранних работах, например, Мишеля Фуко или Лакана, который был тесно связан с Якобсоном, останавливавшимся у него во время своих наездов в Париж. Когда Лакан говорил, что бессознательное структурировано как язык, он многое заимствовал у Якобсона.

После Лотмана российская линия семиотики иссякла без больших последствий, хотя наработанное в 1960—1970-е все еще изучают в наших вузах. Французская линия, трансформировавшись, оказала огромное влияние на мир. Я думаю, причина в том, что французский структурализм был тесно связан с философией, что позволило ему переосмыслить основания и меняться со временем. Российская семиотика оказалась на редкость ригидной. Важно, например, что в нашумевшей книге «О грамматологии» Деррида подверг «деконструкции» лингвистику Соссюра и его понимание знака. Это позволило двигаться дальше, развиваться. Невозможно идти вперед без постоянной проблематизации аксиоматики науки. В России был запрет на философию. Ты приезжал в Тарту и обнаруживал, что о философии нельзя говорить, потому что философия у всех ассоциировалась с марксизмом-ленинизмом, а это была чистая идеология. Не существовало места для философии там, где делалась наука, где шел поиск «объективного» знания. Запрет на философию привел к кризису и крушению всей дисциплины.

Философия — это грандиозная и всегда шаткая попытка взглянуть на основания так, как человеку это не свойственно.

Российские ученые говорили: знак, знак, знак, но никто не проблематизировал понятие «знак», просто брали у Соссюра, что есть означаемое и означающее и что есть две стороны. А почему две стороны — никто даже не спрашивал. Достаточно было того, что так писал Соссюр. Был еще Пирс, который выдвинул свое представление о знаке, но мало кто Пирса читал, потому что он был философ-прагматик и находился вдали от интересов филологов. Пирс говорил о том, что знак должен иметь три стороны, а не две, что недостаточно иметь означающее и означаемое. Он называл третью сторону интерпретантой и утверждал, что без этой загадочной «метки» нельзя понять, знак перед нами или нет, а если знак, то какого вида. Модальность чтения этих знаков определяется интерпретантой. Ничего этого в России не знали. Соссюровская семиотика знала только оппозиции, больше ничего. Но для понимания смысла и функционирования культуры этого мало.

Мы должны все время сомневаться в догматике собственных дисциплин. Изнутри такой дисциплины, как семиотика, это невозможно сделать. Точно так же для того, чтобы понять основания математики, мы должны «выйти из математики», потому что математика оперирует определенными аксиомами и не в состоянии подвергнуть их рефлексии. Для меня философия — это возможность выйти в область рефлексии.

Я считаю, что вообще российская традиция отмечена нехваткой рефлексии. Наших студентов, например, к ней не готовят. Им читают курсы типа «XVIII век», «XIX век» или «Введение в психологию». Мы хорошо знаем систему вузовских дисциплин, не подразумевающих необходимости в проблематизации. Речь почти исключительно идет о передаче позитивного знания, как если бы оно обладало абсолютной ценностью. Но знание это лишь по видимости абсолютно. У нас и философия преподавалась как догматика, как набор догматических представлений, по существу антифилософский. Важно не кто и что говорил, а важна сама стратегия проблематизации. Ее страшно не хватает гуманитарному знанию, которое тем менее надежно, чем меньше себя осмысливает.

Философия всегда претендует на универсальность, и в этом заключается ее сила и слабость одновременно.

Философия, конечно, издавна предпринимала попытки стать позитивной наукой. В этом смысле интересны отношения психологии и философии. Психология — это прикладная наука, которая пытается изучить, как мы этот мир конструируем. Она расщепляет наше отношение к миру на разные модусы и старается эмпирически их описать: восприятие, память, эмоции, мышление и т.д. В философии всегда есть соблазн психологизации, например, тогда, когда речь идет о субъективности.

Некоторые считают, что философия — это прежде всего онтология, описание того, что «есть». Когда-то такое описание мыслилось независимо от субъекта. Такая онтология характерна для эпох, когда доминирует религия, потому что структуры мира в религиозном универсуме независимы от субъекта и связаны исключительно с Богом, создавшим некие иерархии, порядки, и в этих иерархиях заключены определенные формы бытия, которые тоже часто бывают иерархическими. И все это не зависит от того, какую позицию занимает субъект.

Но позже, в эпоху Ренессанса, уже выясняется, что весь мир конструируется субъектом, что мир зависит от его активности. Онтология сближается с феноменологией. Однако когда мы говорим, что мир конструируется субъектом, мы невольно вползаем в психологию, потому что именно психология как будто позволяет нам разобраться в тех формах, которые мир принимает в субъективном восприятии. Любопытно, однако, что уже Кант резко отделяет философию от психологии и утверждает, что философия имеет дело не с эмпирическим, но с трансцендентальным субъектом. Это положение становится позже центральным для феноменологии и множества философий современности. А это значит, что философия изучает формы нашего сознания, данные нам до опыта и определяющие то, каким будет опыт, исследуемый психологией. У Канта, например, пространство и время — не психологические категории, а именно такие трансцендентальные формы опыта. Психология изучает, как человек оперирует пространством и временем, но не может объяснить нам, почему человек не может мыслить вне этих первичных интуиций. Эти трансцендентальные категории определяют то, каким мир предстает перед нами. Как видим, и тут, в области трансцендентальной (внеопытной) психологии, философия касается таких общих оснований, которые недоступны эмпирической науке, но без понимания которых наука не может двигаться вперед.

Основатель феноменологии Эдмунд Гуссерль считал, что именно описание такого рода фундаментальных, трансцендентальных структур и превращает философию в по-настоящему точную науку. Потому что именно философии оказываются доступными универсальные, то есть «объективные», структуры нашего бытия. Я, однако, остерегусь называть философию наукой. Феноменология Гуссерля не обладает строгостью математики, но она не обладает и эмпирической экспериментальной базой таких наук, как физика. Гуссерль придумал способ добраться до универсальных трансцендентальных структур феноменального мира. Он называл его трансцендентальной редукцией. Но возможность применения этого метода вызывает сомнения у многих философов. Сам Гуссерль писал, что эта редукция (которую он называл греческим термином «эпохé») лежит в области, выходящей далеко за пределы всякого научного наблюдения: «Быть может, выяснится даже, что тотальная феноменологическая установка и соответствующее ей эпохé прежде всего по своему существу призваны произвести в личности полную перемену, которую можно было бы сравнить с религиозным обращением, но где помимо этого скрыто значение величайшей экзистенциальной перемены, которая в качестве задачи предстоит человечеству как таковому». Такого рода мистические откровения вряд ли можно отнести к области науки. Сомневался в возможности редукции и выдающийся феноменолог Морис Мерло-Понти, который считал, что мы по определению не можем взглянуть на нашу мысль и обнаружить ее основания со стороны. «Величайший урок редукции, — писал он, — заключается в невозможности полной редукции. Вот почему Гуссерль все снова и снова задается вопросом о возможности редукции. Будь мы абсолютным духом, редукция не составляла бы никакой проблемы. Но поскольку мы, напротив, пребываем в мире, поскольку наши размышления имеют место во временном потоке, который они пытаются уловить (в который они, как говорит Гуссерль, “sich einströmen”), нет такого мышления, которое охватывало бы нашу мысль». Поскольку философия пытается иметь дело с основаниями нашего мышления и нашего мира за пределами опыта, она, на мой взгляд, выводит себя за рамки науки. Философия — это грандиозная и всегда шаткая попытка взглянуть на основания так, как человеку это не свойственно. Замечание Мерло-Понти о том, что «нет такого мышления, которое охватывало бы нашу мысль», передает саму суть дилеммы, с которой сталкивается философ и которая делает такой уязвимой, но от этого не менее необходимой его деятельность. Философ — не ученый, это человек, стремящийся занять по отношению к нашему миру и способам его познания «невозможную» позицию. И это отчасти сближает настоящего философа с поэтом, который, как мне кажется, интересен лишь в той мере, в какой он помещает себя в область словесного невозможного.

Если человек скептичен, если он не поддается гипнозу авторитетов и систем, будь то Кант или Хайдеггер, он способен использовать философию очень продуктивно.

Философия всегда претендует на универсальность, и в этом заключается ее сила и слабость одновременно. Ханна Арендт видела в претензиях философии на всеобщность истоки свойственного ей авторитаризма (она писала об этом применительно к своему учителю и любовнику Хайдеггеру). Когда-то известный биолог Якоб фон Икскюль ввел понятие Umwelt. Umwelt — это окружающий мир, и каждое животное, говорил он, имеет свой Umwelt. Пчела видит только цветы, то есть определенные геометрические формы, которые она идентифицирует как важные для нее. А, например, облака для нее не важны, и она их не видит. Позже Хайдеггер говорил, что мир животного гораздо беднее мира человека, так как мы в состоянии вместить в наш мир гораздо больше элементов, не имеющих прагматической для нас значимости. Конфигурация Umwelt’а меняется в зависимости от состояния организма. Икскюль писал о том, что сытая акула не видит мелкой рыбешки, потому что она не входит в ее мир, она ей не нужна. А голодная акула видит мелкую рыбешку, потому что меняется ее мир. Мы исходим из того, что каждый биологический вид имеет свою феноменологизацию мира. Мы видим цвета, которые не видят другие животные, но, например, обезьяны видят красный цвет, потому что в джунглях они должны видеть плоды, являющиеся для них пищей, и поэтому красный цвет становится для них важным.

Но если мир являет себя в разных конфигурациях, то следует понимать, что его онтология — это не что иное, как «региональная онтология», что миров может быть много и что способы их описания тоже могут меняться. Вот почему я не очень верю в универсальность философских методов и образов мира. Мне кажется, что разумный и критический эклектизм вполне приемлем для философии, если, конечно, он не ведет к хаосу и дурному неразличению категорий и понятий. В любом случае философия (и в этом еще один ее парадокс) — это форма универсальной рефлексии, которая должна понимать свою соотнесенность с региональными онтологиями.

Ницше, например, не учился философии. Говорят, что он даже не прочел толком Канта.

При всем при том я считаю, что философия абсолютно немыслима без эмпирических наук. В начале XX века Эйнштейн заставил переосмыслить понятия времени и пространства, эти кантовские apriori. Но еще до этого неэвклидовы геометрии Римана и Лобачевского поставили вопрос о том, в каких конфигурациях пространства мы мыслим — эвклидовых или нет. А если эвклидовых, то почему? Физика, математика сдвигают философские представления и заставляют по-новому мыслить трансцендентальное. То же относится и к биологии, которая многое меняет в наших основополагающих представлениях о мире. В свое время лингвистика дала сильный импульс для философии. Одним словом, науки необходимы философии. Я не люблю русских религиозных философов, они по большей мере мыслят исходя из спекуляций о Боге, о котором никто ничего не знает. Мне кажется, это большой недостаток определенного стиля философствования…

Для меня лично очень важная область — биология, помогающая понять общие трансцендентальные основания нашего мира. Мы все, в конце концов, — биологические существа. Кант построил свою эстетику из биологии. Гегель считал, что философия — это то, что интегрирует научные знания. Он пытался сконструировать энциклопедию философских наук, то есть создать единое представление о взаимодействии и взаимосвязи разных наук. Я склоняюсь к тому, что конструирование единого подвластного философии поля — всегда ошибка. Даже если представить себе мир как смысловой континуум, мы должны вносить в него разломы, «катастрофы». Иначе мы не сможем его понять. Смыслы возникают на границах, водоразделах, расщелинах. Жорж Батай говорил о гетерологии, то есть приостановке, разрушении континуума. Я считаю, что, даже если мир континуален, нам не следует отказываться от идеи региональных онтологий, то есть радикально различных зон смысла. Глубокое различие научных дисциплин с такой точки зрения может быть продуктивным. Философия, как мне кажется, — это построение всеобщего в рамках гетерологии. Как видим, опять нечто невообразимое.

Очень существенно для философии и искусство. Мы знаем, что одной из важных областей философии со времен Баумгартена и Канта является эстетика. Сегодня «эстетика» кажется устаревшей. Хотя совсем недавно вновь появились попытки ее возродить. Эстетика и искусство важны потому, что в мире есть вещи, которые непостижимы через рациональные понятия и категории. В таком случае часто говорится об интуиции, или, как издавна принято в российском философском лексиконе, — созерцании. Философия заворожена интуицией, так как в ней реализуется наиболее непосредственный контакт с реальностью. Интуиция позволяет нам без каких бы то ни было концептуальных механизмов схватывать «тотальности». Собственно, область эстетики и искусства — это чувственные элементы, организованные в формы, то есть в некие тотальности. Целый ряд философов отдавал предпочтение в постижении мира поэтам или художникам. Например, Хайдеггер, который молился на Гельдерлина. Искусство нужно философии потому, что оно противостоит неизменному ее стремлению сводить мир к концептуальным схемам. Эти попытки, многократно раскритикованные и связывающие философию с точными и естественными науками, всегда приводили философию к кризису. Мощные концептуальные аппараты очень редко соответствуют устройству мира. Мир сопротивляется концептуальным схемам. Гуссерль писал об адекватности миру «смутных понятий», которые он называл морфологическими, то есть связанными с формой. Понятие «собака» — смутное и основывается на неопределенном представлении о форме. От морфологических понятий до искусства — один шаг.

Самая большая угроза философии — догматизация. То, что в ХХ веке называется метафизикой. Метафизика возникает тогда, когда философия придает собственным понятиям статус некой абсолютной реальности. Метафизическое сознание — классическая болезнь философии. Двадцатый век прошел в философии под знаком борьбы с метафизикой, которую никак не удается побороть. Одним из таких борцов был Ницше, другим — Хайдеггер. И о каждом таком борце в конце концов говорилось, что ему не удалось преодолеть метафизику и что сам он — метафизик. Возможно, метафизическое сознание неискоренимо. Оно всегда порождает соблазн приложить некую философскую систему или некие понятия к реальности. Результат подгонки реальности к схеме всегда плачевен. Философ, увы, легко принимает схемы за реальность.

Чтобы заявить, что убивать плохо, не надо быть философом. Другое дело понять, почему убивать плохо.

Одна из самых расхожих и серьезных ошибок — это понимание философии как системы догматических представлений, а не как способа подвергнуть догматику рефлексии. Мне кажется, настоящего философа от плохого отличает скептицизм. Если человек скептичен, если он не поддается гипнозу авторитетов и систем, будь то Кант или Хайдеггер, он способен использовать философию очень продуктивно. Если же человек берет готовую модель: «Кант писал…», «Гегель говорил…» — ничего путного из этого не выйдет. Защита своей позиции ссылками на авторитет — абсолютно антифилософская позиция. Это мы проходили с марксизмом-ленинизмом. Философия чрезвычайно полезна как способ проблематизации и чрезвычайно опасна как возможность догматизации. И эти две возможности присущи ее природе.

Кстати, я не до конца уверен, что философия — это область специфического профессионализма, хотя в ней есть много технических аспектов, и без знания истории философии вряд ли можно сказать что-то новое. Ницше, например, не учился философии. Говорят, что он даже не прочел толком Канта, что не помешало ему стать крупным мыслителем. Есть люди, которые находятся на грани между философией и литературой, как, например, Жорж Батай или Морис Бланшо, литературный критик, прозаик, оказавший сильное влияние на таких философов, как Левинас или Фуко. При всей необходимости технических знаний и знания истории философии принципиально важной является способность свободно мыслить. И все же. Я часто работал со студентами, склонными к широковещательным декларациям о мире на пространстве нескольких страниц. Я всегда пытался объяснить им, насколько опасны глобальные спекуляции, основанные на малом знании и всегда ведущие к тривиальностям. С точки зрения философии, тривиальные вещи всегда неинтересны. Чтобы заявить, что убивать плохо, не надо быть философом. Другое дело понять, почему убивать плохо.

Философ Пятигорский без устали повторял одно и то же: «Надо думать, думать, думать». Когда я слышал и читал это бесконечное «надо думать», я невольно раздражался: «О чем, почему надо думать?» Неужели просто сидеть, подперев голову рукой, и думать непонятно о чем? Это мне казалось нелепостью Пятигорского, его недодуманностью. Однако в тех случаях, когда приходится думать, можно думать по-разному. Для этого не обязательно быть философом. Можно думать философски, а можно художественно, как угодно. Но тогда, когда мы касаемся оснований и хотим выйти за пределы тривиальности, нет лучшего подспорья, чем философия. Как иначе порвать с принятой аксиоматикой, как подвергнуть ее рефлексии? Как понять, чем мы являемся в нашем Umwelt’е и за его пределами?

Источник