что делают пингвины полярной ночью
Пингвин, полярная ночь и северное сияние
Где-то далеко, далеко на южном полюсе, жил один маленький пингвин. Он только недавно вылупился из своего яйца и был очень крохотный. Звали его – Храбрец. Хотя на самом деле он очень боялся темноты. И довелось же, ему родится, как раз в начале полярной ночи. А эта ночь, как известно, длится очень долго. Он боялся всего. Боялся выходить на улицу, боялся спать в темноте, боялся ходить за едой. Повсюду ему мерещились страшные чудовища, и поэтому он ни на шаг не отходил от своей мамы, ходил за нею как приклеенный. Тяжело было этому пингвину, а особенно его маме. И как она только его не уговаривала, что в реальной жизни чудовищ не существует, а это всего лишь плод воображения Храбреца. Храбрец все равно не переставал бояться.
Так Храбрец познакомился с Мудрецом. Медведь пингвину сначала не понравился. Он показался ему очень строгим, можно сказать даже злым. Но потом медведь начал рассказывать ему сказки и много смешных историй. Постепенно отношение пингвина к Мудрецу изменилось. Он оказался очень симпатичным и добрым медведем.
— Но там же ведь ТЕМНО! – ответил Храбрец.
— Ну и что, что темно. Это еще не повод боятся выходить на улицу, – сказал медведь.
— Но ведь в темноте прячется множество страшилищ, – отозвался пингвин.
— Это снег – ответил Мудрец. – Он только ночью так сверкает, от света звезд и луны.
Пингвин поднял голову и видел небо, усыпанное яркими бусинами, которые напоминали какие-то фигуры.
— Здорово! А созвездия пингвина нет? – спросил Храбрец.
Храбрец хотел обидеться на слова медведя, но тот начал рассказывать еще одну историю про звезды, да такую интересную, что пингвин совсем позабыл про все свои обиды.
— Ну что ж, пора уже идти домой, скоро твоя мама придет – сказал медведь.
А пингвину так не хотелось идти домой. Он хотел, чтобы Мудрец все продолжал и продолжал свой рассказ.
Храбрец и вправду почувствовал, что очень устал и ему совсем не помешало бы отдохнуть.
На следующий день Храбрец не мог дождаться, когда же, наконец придет медведь. Он очень часто выглядывал в окно и спрашивал у мамы, сколько времени осталось до прихода медведя. Но время тянулось очень медленно и Храбрец совсем заскучал. И тут распахнулась дверь, и послышался раскатистый голос медведя:
И действительно, пингвину было так интересно с медведем, что он совсем позабыл про свои страхи. Даже сегодня, когда он выглядывал в окно медведя, ему было совсем не страшно.
— А кто еще живет ночью?
— Еще по ночам выходят на охоту летучие мыши.
Мудрец громко захохотал в ответ.
Ночью пингвину снились бабочки, которые сметали пыль с деревьев, мыши с крыльями, что считали комаров и светящиеся жуки. Сон был очень ярким и смешным.
На следующий день медведь пришел рано и был чем-то возбужден.
Тот не успел опомниться, как оказался за дверью. На улице было как-то необычно, светло.
Пингвин повернул голову и замер. С небом происходило что-то необыкновенное. Цвета сменялись один за другим, плавно переливаясь друг в друга. Это было похоже на музыку, только без звука.
С тех пор Храбрец больше никогда не боялся темноты. Он даже во время полярного дня, когда на протяжении нескольких месяцев светит солнце, часто скучал по звездам, а особенно по созвездию Большой медведицы. Пингвин верил, что после того как Мудрец стал очень старым и умер, он переселился на небо и жил где-то в созвездии Большой медведицы.
Слушая рассказы медведя, Храбрец поверил в себя и стал по настоящему храбрым. И когда у Храбреца появились дети, которые тоже как все малыши боялись темноты, он часто долгими полярными ночами рассказывал им истории дедушки Мудреца про звезды, про животных и про другие страны. И засыпая деткам вместо страшилищ, виделись цветные бабочки и звезды.
Полярная ночь
Почти над всей тундрой и над всеми островами и морями, которые севернее ее, в декабре-январе — полная полярная ночь.
Месяцами не видно солнца. Над заснеженной равниной, над белыми холмами, над глыбами полярных льдов безграничным кажется царство полярной ночи. Ведь одна лишь тундра раскинулась на двадцатой части всей земной поверхности. А льды Арктики? Антарктида? Там, вокруг Южного полюса, тоже темнота полярной ночи, но в иное время — в июне — июле. Чем дальше от полюсов (в направлении экватора), тем раньше появится солнце над горизонтом в конце полярной ночи: сначала невысоко выкатится над южным краем земли и скроется вновь, так что утренние и вечерние зори, соединенные пространством и временем, и не различимы.
Но сейчас еще декабрь — январь, и мы в тундре. Темна полярная ночь, но не черна (как ночь тропическая!). Открытые просторы и белизна снега, свет ярких звезд, отраженный этой белизной, многокрасочные сполохи полярного сияния — «в такие ночи настолько светло, что мы могли охотиться, и в результате немало белых куропаток попало к нам в суп» (Нико Тинберген).
Это, разумеется, если небо ясное и луна озаряет заснеженную землю. Луна в полярные ночи всегда полная и циркулирует по небу, не уходя за горизонт, куда надолго скрылось солнце.
Куропатки, на которых охотился Нико Тинберген, — немногие из птиц, остающиеся на зиму в тундре. Ночью, как тетерева и рябчики, ночуют они в снегу, да и день почти весь копошатся там же, добираясь под сугробами до ягод водяники, морошки и побегов карликовых ив и берез.
К зиме тундряные куропатки побелели (летом они рыже-серые). Только в хвосте черные перья, а у самцов — черные полосы между глазом и клювом. У белых куропаток (другой вид, но они тоже водятся в тундре) этих черных «мазков» на голове нет. В остальном эти белоснежные зимой птицы и видом и повадками похожи. Оперение на лапах у них обильно густое до самых когтей. Птица ходит по рыхлому снегу, как на канадских лыжах, не проваливается.
Маскируясь под снег, белеют осенью многие из немногих зимних обитателей тундры: куропатки, зайцы, песцы, горностаи, ласки, копытные лемминги…
Лемминги… Их называют «самыми нужными существами» тундры. Они нужны здесь всем! Много леммингов — много песцов, горностаев. Самки песцовые тогда выводят по дюжине и больше детей. Белесые шкурой полярные волки и даже белые медведи в ту благополучную для них пору не голодают.
Мало леммингов — у песцов ни брачного веселья, ни игр, и многие не выводят щенят. И бывает, что родившихся, слепых и беспомощных, голодная мать бросает и уходит в безбрежную неопределенность.
…Северный олень, оставшийся по какой-либо причине зимовать в тундре, долбит копытом наст. Вот принюхался, фыркнул, ноги его нетерпеливо-быстро — хлоп-хлоп. Придавил. Подбирает губами что-то, хрумкает…
Горностай скачет по сугробам подобно летучей змее. И вот ринулся в снег, нырнул, как в воду. Там внизу суета, возня. Скоро зверек снова на снегу, а в зубах — добыча…
Полярная сова (белая и зимой и летом!), мягко махая крыльями, пролетела — темная тень ее причудливо струится по снежным наметам, — пролетела и пала… Поднялась в воздух и в когтях что-то унесла…
Что? Догадаться нетрудно: названные хищники и один парнокопытный поживились леммингами.
Когда много леммингов, и сова сыта, к югу из приполярной тундры кочевать не спешит. Мало леммингов — нет от сов покоя весной и летом ни гусям, ни другим птицам. И охотник с ружьем, ожидающий много южнее перелетных уток, бывает, не выстрелит ни разу для завершения биологической цепи — она уже оборвана в северных краях, где из-под когтистых совиных лап летят печальные утиные перышки.
Такова роль леммингов: смертью своей возвышать жизнь.
Лемминги — небольшие грызуны: около полутора десятков их видов живут в тундрах и северных лесах, окаймляющих Арктику и Субарктику Старого и Нового Света.
…Тельце длиной с небольшую ладонь (лесные и болотные лемминги поменьше), с маленьким хвостиком. Желтоватые, ржавые, коричневые, черные пятна на шерстке. Один из леммингов — норвежский — так и зовется пеструшкой. Немногие из настоящих леммингов к зиме светлеют. Полностью этой весьма удачной природной маскировкой наделены только копытные лемминги. Они зимой белоснежные, пушистые. Кроме того, у них копыта! Конечно, не настоящие, а все же копыта: разросшиеся к зиме и раздвоенные на концах средние когти передних лап. Рыть таким «вооружением» и снег и мерзлую землю легче…
…А было ранней осенью — тундра и каменистые горбы сопок еще хранили сытную зелень лета, но уже раз-другой холодное небо одарило землю снегопадами: бешено вертясь, липкие хлопья летели, летели, летели…
Уже подалась на юг пожилая супружеская чета сов: ей-то известно (опыт или зрелый инстинкт подсказал?), что внезапный снегопад быстро нанесет снегу в полметра — трудно будет ловить леммингов. А молодые совы пока здесь: им непонятно, почему надо улетать — ведь леммингов сколько угодно. Позже им придется, голодая, кочевать по снежной равнине все к югу и к югу. Непрактичная молодежь!
Очень много за лето расплодилось леммингов. Местами съедены ими начисто травы и мхи. Озабоченные зверьки, забыв об осторожности, сновали туда-сюда. Вопрошали как будто: что зимой есть будем? И вот, словно сговорившись, все двинулись, пошли…
Миграция леммингов — загадочное и впечатляющее явление.
Идут. Сначала одиночки, потом редкие стайки, потом — разреженный поток. При небольших миграциях заселяют окраинные леса, горы. Но бывают миграции грандиозные, когда грызунов ничто не может остановить: ни подходящее для поселения место, ни река, ни деревня, ни город, ни морской залив. Гибнут, но идут. Падают с круч в волны речные и морские. Тонут, но новые, следом идущие, падают…
Куда идут? Пока только неопределенный риторический ответ — к смерти! Почти все лемминги такой большой миграции, как правило, гибнут в пути.
…Не все лемминги ушли осенью из тундры. Некоторые зазимовали здесь.
Свищет пурга над покинутой солнцем тундрой. Бесконечной кажется полярная ночь. Кого природа наделила инстинктом уйти, улететь, тот ушел, улетел. А кто остался… Тощие, голодные волки, песцы и росомахи бродят по белым полям и холмам. Зайцы в сугробы закопались: в длинных подснежных норах согреваются и корм, тут же роясь, ищут. И куропатки под снегом прячутся. Но лучше всех здесь леммингам: в снежном дворце бесчисленные ходы и галереи, каждая из которых — сказочная речка с кисельными берегами! По одной пойдешь — в подснежные заросли водяники забредешь, по другой — в чапыгу бредины либо в грибной подберезовый, мерзлый, но съедобный сад. И всюду под снегом лишайники — «олений мох», — которые в голодуху едят ведь не только северные олени, но и зайцы, лемминги, даже белые медведи! Даже землеройки — зверьки летом почти исключительно насекомоядные.
Каждую осень северные олени большими стадами уходят из тундры. Уходят в тайгу за пятьсот и семьсот километров от тех мест, где проводили лето. В тундре зимой им всем не прокормиться, да и теплее под защитой деревьев, чем в безлесных равнинах, где ветрам нет преград. В тайге олени объедают мохнатые бороды лишайников, которыми обросли стволы деревьев, и, роясь в сугробах на малоснежных склонах гор, щиплют ягель.
К зиме и многие песцы (известные полярники) уходят на юг — в леса, иные верст за тысячу, до Ленинграда и Калининской области…
Кто остался!
Полярной ночью, в декабре, тысячи гренландских тюленей, или лысунов, точно черные слизняки, если посмотреть с самолета, копошатся на льдах Белого моря. В феврале — марте, когда холодное солнце неохотно и ненадолго кажет лик свой из-за горизонта, родятся у тюленей белоснежные (с желтизной) детеныши. У нас называют их бельками. Месяц сосут своих ластоногих мамаш, а потом сами учатся рыболовству. А в мае уплывут за родителями на север, в Ледовитый океан.
В полярных льдах Шпицбергена встретятся они со своими собратьями, зимовавшими у Ян-Майена. Гренландские тюлени довольно странно поделили между собой зимние «квартиры». Одни зимуют у острова Ньюфаундленд, другие — на Ян-Майене (на полпути между Гренландией и Норвегией), а третье стадо облюбовало плавучие льды в горле Белого моря. Кроме этих трех лежбищ, нигде больше гренландские тюлени зимой не встречаются.
Лишь нечеткая тень, издали и невидимая, кривясь на снежных бугринах, обозначала, если внимательно вглядеться, путь сближения хищника с намеченной жертвой. Тюлень замечал эту обозначенную на снегу серым пятном свою гибель слишком поздно, чтобы успеть, ковыляя, доползти до студеной воды в дыре на льду и нырнуть. С ревом вздымалась массивная туша (300–500, а то и 700 килограммов в ней!) и скачками кидалась к тюленю… Долго после этого не интересовала белого медведя, сытно отобедавшего, такая мелочь, как лемминги, и тем более мхи и водоросли, которые голод принуждал его грызть.
Белые медведи уже не встречаются у берегов Баренцева, Карского и Белого морей. Родина их и постоянное местожительство — полярные острова и берега Северного Ледовитого океана, как американские, так и европейско-азиатские. Но на берегах живут белые медведи только в узкой приморской полосе, дальше чем на два километра в глубь материков обычно не заходят. Дрейфующие льды — вот их стихия. Вместе с ними и по ним постоянно путешествуют эти медведи. Летом заходят почти на самый полюс — до 86-го градуса северной широты! За ними туда же устремляются, как шакалы за львами, и песцы. Плавают и ныряют белые медведи великолепно. Далеко в открытом море (за десятки верст от льдов и суши) не раз их видели, даже медведиц с медвежатами. Плывут себе, не беспокоясь, что ни земли, ни даже льдов на горизонте не видно. Если скорость этих пловцов, как утверждают, 4–5 километров в час, то не раньше чем через много часов доплывут они до суши или льда.
В море белый медведь (он же ошкуй) ловит рыбу, на льдинах, да и в воде тоже, — тюленей, на берегу — песцов, леммингов, северных оленей, куропаток. Когда голоден, ест падаль, мхи, водоросли, лишайники.
Зимой, в полярную ночь, если бродит во льдах белый медведь, то почти наверняка это самец. Медведицы все спят в берлогах (но не во льдах, а на берегу) где-нибудь под обрывом, заметенным снегом. Медведица перед входом соорудит еще вал, толстую стену из снега с малым отверстием вверх. За ней, в глубине ледяной пещеры, спит всю зиму: пять-шесть самых холодных месяцев. Но медведицы яловые, небеременные, спят меньше: месяца четыре, поздно залегают и, пробудившись рано, бродят, как и самцы, по заснеженной пустыне.
В полную полярную ночь, в январе или немного позже, в ледяных колыбелях родятся у белых медведиц медвежата: один, два, иногда и три-четыре. Слепые и так малы, что в большой карман можно каждого положить! В занесенной сугробами берлоге, согретой телом большого зверя, даже жарко в сравнении с тем климатом, который царит над снегами под холодной полярной луной. Однако новорожденным малышам зябко. Дрожат они, зарываясь поглубже в густой мех маминой шубы. А мать, чтобы дети не мерзли, держит их между лапами и согревает своим дыханием. Так до весны и живут медвежата в полусне, посасывая и посапывая…
Еще один крупный зверь, житель северного Заполярья, и зимой не покидает родину свою — тундру. Он у нас не водится, а только на Аляске, в Канаде и Гренландии. Это странный на вид мускусный бык, или овцебык, самый северный житель в семействе полорогих (к которому, как известно, принадлежат и коровы, овцы, козы, антилопы и серны). Основания рогов у овцебыка смыкаются на лбу в роговой щит, как у африканского буйвола, шерсть бурая, длинная, на брюхе висит вниз бахромой почти до земли. Под этим шерстистым пологом в буран и ветер прячутся телята. Там тепло им у матери под брюхом, в укрытии из длинных волос.
Мускусные быки живут стадами, и когда вьюжной полярной зимой атакуют их голодные волки, все стадо занимает круговую оборону: быки, встав кругом бок к боку, рогами наружу, образуют непреодолимый для хищников оборонительный вал, внутри которого прячутся коровы и телята.
В ледниковое время мускусные быки обитали в Европе и Сибири, но позднее вместе с мамонтами вымерли. Недавно их снова завезли на Шпицберген и на север Норвегии, и они, кажется, здесь прижились.
Мускусными назвали этих похожих на баранов быков за резкий запах, который издает их шерсть в августе, в период «свадеб».
Нарвалы — из семейства дельфинов. Называют их также единорогами. Живут в Арктике, в Северном Ледовитом океане. Подо льдами, по которым путешествуют белые медведи, нарвалы заплывают летом тоже почти до самого полюса: их встречали у 85-го градуса северной широты.
В прежние времена очень ценился нарвалов бивень как лучшее средство от болезней и ядов. Острым ножом скребли с него мелкую стружку и, положив ее в кубки с вином, без боязни пили напитки, даже если опасались отравы, подсыпанной недругами.
Русские называли нарвалов бивень рыбьим зубом. Стоил он в те минувшие века дорого: до ста тысяч золотых талеров!
У калитки костыль дорог рыбей зуб,
Дорог рыбей зуб да в девяносто пуд.
Взрослый нарвал пятнист, вроде как леопард, но белуха, родич его и сосед, белая с желтизной. «Морскими канарейками» называют моряки белух, наверное, за «песнопения», нередко музыкальные.
«Она может громко хрюкать, глухо стонать и свистеть, издавать звуки, напоминающие плач ребенка, удары колокола, женский пронзительный крик, отдаленный шум детской толпы, игру на музыкальных стеклах или на флейте с переливчатыми трелями, как у певчих птиц» (профессор А. Г. Томилин).
Такова белуха, жительница морского Заполярья, прославленная поговоркой «реветь белугой». Ею завершился наш круг знакомств с животными, которые зимуют подо льдами, на льдах или на заснеженной земле суровой Арктики во мгле полярной ночи.
Еще лишь несколько слов о розовой чайке.
Красивая эта птица живет на нашем Севере, в немногих местах восточно-сибирской тундры — розовая, с сизой головой и черным «ожерельем» на шее. Люди науки узнали о ней в 1823 году и с тех пор немногие, даже из орнитологов, ее видели. Розовые чайки, выкормив птенцов в тундре, улетают зимовать в конце июля не на юг, а… на север! В Ледовитый океан, в те места его окраинных морей, где нет льдов.
Здесь только пингвины!
Придет весна, потом и лето в Арктику — светлые белые ночи сменят многодневный мрак, а на другом конце земной оси, вокруг Южного полюса, в Антарктиде, вступит в свои обширные владения южная полярная ночь. Темная мгла и здесь надолго укроет оледенелый континент. И все живое уйдет с Антарктического материка. Здесь нет никого из неморских, сухопутных животных, кто, как в Арктике, смирился бы с невзгодами полярной зимы, приспособился бы к снежному, ледяному царству, именуемому «Антарктида».
Кроме пингвинов. Императорских. Странные птицы… Кто дал им такое несуразное побуждение — растить птенцов зимой, а не летом? Как и почему это случилось?
Все другие антарктические птицы, которых летом здесь немало (и среди них пингвины, но не императорские) следуют общему в природе закону — в странах холодных и умеренных размножаться весной и летом! Немногие его нарушают: скажем, медведи и клесты. Но первые зимой укрыты в тепле берлог, для вторых зимний лес предоставляет корм в изобилии — еловые шишки. А пища — топливо жизни: поел — «словно печечку в себе затопил». Всему живому зима страшна не столько стужей, сколько голодом.
Но императорские пингвины…
В апреле, антарктической осенью, свадьбы у них. Почти месяц ухаживания, брачных криков и игр. Появление яйца встречают с ликованием: радостными криками поздравляют друг друга. Самка скоро передаст яйцо самцу — с лап на лапы. На снег нельзя даже и уронить: остынет, и искра жизни в нем погаснет. Самец не просто забирает яйцо, а с церемониями, кланяется пингвинихе, машет крыльями, хвостиком трясет — очень волнуется. От яйца восхищенный взгляд отвести не может, клювом его нежно трогает. Но вот натешился и клювом перекатил яйцо к себе на лапы. Тут оно словно в пуховый карман попало — в складку кожи между лапами и брюхом пингвина. Там лежит, не вываливается, даже если самец ходит и прыгает, выбирая в толпе товарищей место потеплее, даже если чешет лапой голову или катится вниз по склону.
Ответственный родитель месяца два нянчится с яйцом, пока птенец не проклюнется, и еще месяц — с новоявленным потомком, пока не вернется из дальнего путешествия его супруга.
А птенец месяц голодает? Растущему организму голод решительно противопоказан: отец кормит младенца… птичьим молоком. (Так что младенцем назвать императорского птенца можно и без кавычек!) Это «молоко» (тут кавычки хоть раз, да нужны) — особый сок, который производят желудок и пищевод пингвина. Весьма питательный сок: в нем жира раз в девять больше, чем в коровьем (28 процентов), а белков — раз в десять (до 60 процентов).
А где же мамаши в это время гуляют? К океану пошли, за десятки верст: где пешком, где на брюхе, как на санях, крыльями себя подталкивая, добрались, наконец, до незамерзшей воды и ловят там рыб и кальмаров.
И вот торжественной процессией возвращаются, заметно пополневшие, к детишкам и отцам, вдвое похудевшим за трех-четырехмесячный пост на ветру и морозе: отцы ели (или пили) только снег. Большой шум и крик стоит над гнездовьем, тысячи птиц волнуются, раскланиваются, скачут с птенцами на лапах. Немало случается досадных недоразумений, прежде чем все пары воссоединятся. Каждая самка находит своего законного супруга и родного птенца, им сбереженного. И каждая приносит в желудке килограммов около трех полупереваренной пищи. Птенец тут же к ней на лапы (и в пуховый карман) пересаживается и кормится две-три недели тем, что мать по частям выдает из желудка, пока не вернется из путешествия к морю отец с новыми порциями пропитания. Кормит она птенца почти каждый час, так что скоро весь запас провианта, принесенного в желудке, истощается. А птенец растет неплохо: к папиному приходу порадовать может родителя несколькими килограммами приобретенного живого веса. Значит, и самка птичьим молоком подкармливает малыша.
Пятинедельный птенец уже не маленький и не легкий, в «кармане» ему тесно, и он впервые ступает неопробованными еще лапками на снег. Ковыляя, уходит в «детский сад», в кучу, составленную из его сверстников. Сотни их стоят темной толпой, и брат брату греет бока. Взрослые пингвины со всех сторон оберегают их охранным валом от ветра и от больших чаек и буревестников, которые к этому времени уже вернулись с Севера в Антарктиду: они малых пингвинов могут насмерть забить крепкими клювами.
Родители приходят и в крике и гаме находят своих детей среди тысяч чужих. Только их кормят: самые прожорливые зараз глотают по шесть килограммов рыбы!
Пятимесячные пингвины в родительских заботах уже не нуждаются. Пришла весна, а за ней и лето, льдины подтаяли, крошатся: на них выпускники пингвиньих «детских садов» плывут на практику в море. Туда же направляются и взрослые. В конце декабря, когда скудное полярное солнце во всю возможную в этих широтах мощь круглые сутки согревает оттаявшие прибрежья, уже пусто там, где долгую полярную зиму «гнездились» пингвины.
Пингвины: тактика выживания в самом суровом месте планеты
Антарктида — единственный континент на Земле, где нет государств и постоянного населения. Люди здесь способны прожить лишь непродолжительное время в составе научных экспедиций или в качестве вахтовых сотрудников полярных станций. Виной всему крайне тяжелые условия для физического выживания. Даже на относительно мягком морском побережье летние температуры воздуха едва достигают 0 градусов. Ну а зимой здесь настоящее царство мрака и холода. Выжить в условиях полярной ночи и температуры, опускающейся ниже 50 градусов мороза, смогут далеко не многие живые организмы. Но нашлись добровольцы, которым здесь вполне комфортно. Это замечательные птицы — пингвины.
Семейство пингвиновые в настоящее время насчитывает 18 видов птиц. Все они имеют довольно неуклюжее строение тела, лишены способности летать, но при этом великолепно плавают и ныряют. Пингвины расселились по всему южному полушарию от Антарктиды до Африканского побережья и Галапагосских островов в районе экватора. Но именно пингвины Антарктиды вызывают истинное восхищение и уважение. Эти птицы обладают не только физиологическими особенностями, позволяющими выжить в невероятном холоде, но и сложным социальным устройством и сообразительностью.
В суровой Антарктиде обитают всего два представителя семейства. Это Императорский пингвин и пингвин Адели. Императорский является самым крупным из всех пингвинов. Его рост достигает 120 см, а вес — 50 кг. Пингвин Адели несколько скромнее в размерах: ростом до 70 см и весом около 6-10 кг. Из этих двух видов именно Императорский пингвин живет в наиболее суровых местах.
Антарктические пингвины имеют стандартный набор для выживания в холодном климате. Это подкожный слой жира толщиной 2-3 сантиметра, длинные пушистые перья, крупные размеры тела, позволяющие сберечь драгоценное тепло. Помимо этого пингвины обладают уникальным строением дыхательной системы. Антарктида — это не только край холода, но и отсутствия пресной влаги. Вода, пригодная для питья, здесь представлена, как правило, в виде льда и снега. Для экономии драгоценного тепла и жидкости носовая полость пингвинов забирает живительную влагу и тепло из выдыхаемого воздуха, делая его практически сухим и прохладным.
Но есть у них совершенно уникальные особенности, связанные с их социальной жизнью. Пингвины обитают большими стаями или колониями. И во время суровой зимы они практикуют интересный способ обогрева. Все особи сбиваются в огромную массу, которая совершает медленные круговые движения, перетаптываясь по окружности. Внутри этого своеобразного пингвиньего дома очень тепло, туда не проникает холодный ветер, а соседние тела согревают птиц. Но на периферии уже не так комфортно. Чтобы никто из обитателей колонии не замерз, пингвины медленно меняются местами. Крайние особи постепенно продвигаются к центру, а отогревшиеся пингвины перемещаются к окраинам. Нужно обладать потрясающим миролюбием и сознательностью, чтобы такая система существовала приносила пользу. Это редкий случай в животном мире, когда личная выгода приносится в жертву общественному благополучию.
Интересен и тот факт, что пингвины поочередно в равной степени ухаживают за потомством. Высиживанием и согреванием вылупившихся птенцов занимаются как самки, так и самцы, у которых на теле для этого предусмотрена специальная сумка. Когда самки уходят в море на поиски пропитания, а это может продолжаться до 3-х месяцев, самцы остаются с яйцами или с уже вылупившимися детенышами и голодают все это время, теряя до 30% массы тела. И лишь после возвращения мам они отправляются на поиски пропитания. Вот такое потрясающее самопожертвование.
Для того, чтобы выжить в ужасном холоде, природа наградила пингвинов не только подходящим строением тела, но и удивительным разумом. А коллективное существование дало ключ к процветанию этих удивительных птиц в Антарктиде.