какая болезнь была у булгакова
Совместно с издательством «Пятый Рим» публикуем фрагмент книги «Смерть замечательных людей», в которой медицинские журналисты Алексей Паевский и Анна Хоружая исследуют причины смерти знаменитостей прошлого.
Один из самых «медицинских» российских писателей (наряду с Чеховым, конечно) — Михаил Булгаков. Он и сам был врачом, медицинская тема в его произведениях не редкость. Всплывает эта тема и тогда, когда мы говорим о самом Михаиле Афанасьевиче: то, как он заболел и умер, не успев отредактировать свой роман, часто становится предметом литературоведческих исследований и спекуляций.
Часто доводится слышать о том, что раз писатель написал рассказ «Морфий», то и сам был морфинистом со стажем и умер по причине собственной наркомании.
Поэтому в данной главе мы воспользуемся мнением не литературоведа, а медика — Леонида Дворецкого, опубликовавшего исследование болезни и смерти писателя в солидном издании «Нефрология».
Anamnesis vitae
В 1932 году писатель Михаил Булгаков предупредил свою новую избранницу Елену Сергеевну: «Имей в виду, я буду очень тяжело умирать, — дай мне клятву, что ты не отдашь меня в больницу, а я умру у тебя на руках».
До смерти писателя оставалось восемь лет, за которые он напишет и почти закончит великое произведение «Мастер и Маргарита».
Через шесть месяцев после появления первых симптомов болезнь развилась и привела пациента к медленной мучительной смерти: в последние три недели Булгаков ослеп, был измучен ужасными болями и прекратил редактировать роман.
Что же за недуг так жестоко обошелся с писателем?
Булгаков регулярно проходил обследования, которые не обнаружили никаких соматических патологий. Однако невротические расстройства у него уже наблюдались.
Так, в архиве Булгакова найден врачебный бланк с медицинским заключением:
«22.05.1934. Сего числа мною установлено,что у М.А.Булгакова имеется резкое истощение нервной системы с явлениями психостений, вследствие чего ему предписаны покой, постельный режим и медикаментозное лечение.
Тов. Булгаков сможет приступить к работе через 4–5 дней. Алексей Люцианович Иверов. Врач Московского художественного театра».
О подобных невротических состояниях и попытках их лечения упоминает и Елена Булгакова в дневниках 1934 г.:
«13-го мы выехали в Ленинград, лечились там у доктора Полонского электризацией».
«25 августа. М. А. все еще боится ходить один. Проводила его до Театра, потом зашла за ним».
«13 октября. У М. А. плохо с нервами. Боязнь пространства, одиночества. Думает, не обратиться ли к гипнозу?»
«20 октября. М. А. созвонился с Андреем Андреевичем (А. А. Аренд. — Примеч. Л. Д.) по поводу свидания с доктором Бергом. М. А. решил лечиться гипнозом от своих страхов».
«19 ноября. После гипноза у М. А. начинают исчезать припадки страха, настроение ровное, бодрое и хорошая работоспособность. Теперь — если бы он мог еще ходить один по улице».
«22 ноября. В десять часов вечера М. А. поднялся, оделся и пошел один к Леонтьевым. Полгода он не ходил один».
То есть уже в 1934 году Булгаков пользовался минимум двумя распространенными тогда способами лечения неврозов: терапией ударами током и гипнозом. Вроде бы это ему даже помогло.
В письмах к Викентию Вересаеву, тоже врачу по профессии (помните его «Записки врача»?), Булгаков признавался:
«Болен я стал, Викентий Викентьевич. Симптомов перечислять не стану, скажу лишь, что на деловые письма перестал отвечать. И бывает часто ядовитая мысль — уж не совершил ли я в самом деле свой круг? Болезнь заявляла о себе крайне неприятными ощущениями „темнейшего беспокойства“, „полной безнадежности, нейрастенических страхов“».
«Соматика», телесное проявление болезни, манифестировала в сентябре 1939 года, после серьезной для него стрессовой ситуации (отзыв писателя, отправившегося в командировку для работы над пьесой о Сталине) Булгаков решает уехать в отпуск в Ленинград.
И в первый же день пребывания в Ленинграде, прогуливаясь с женой по Невскому проспекту, Булгаков почувствовал вдруг, что не различает надписей на вывесках.
Подобная ситуация однажды уже имела место в Москве — до поездки в Ленинград, о чем писатель рассказывал своей сестре, Елене Афанасьевне: «О первой замеченной потере зрения — на мгновенье (сидел, разговаривал с одной дамой, и вдруг она точно облаком заволоклась — перестал ее видеть). Решил, что это случайно, нервы шалят, нервное переутомление».
Встревоженный повторившимся эпизодом потери зрения, писатель возвращается в гостиницу «Астория». Срочно начинаются поиски врача-окулиста, и 12 сентября Булгакова осматривает ленинградский профессор, выдающийся офтальмолог Николай Иванович Андогский.
Профессор говорит ему: «Ваше дело плохо». Булгаков, сам врач, понимает, что все еще хуже: именно так началась болезнь, унесшая жизнь его отца примерно в 40 лет в 1907 году.
Он возвращается из отпуска раньше срока, 15 сентября 1939 года.
Поначалу — осмотры окулиста, на глазном дне выявлены изменения, характерные для тяжелой артериальной гипертонии, о наличии которой у Булгакова до развившихся событий нигде нет упоминаний в имеющихся доступных материалах. Впервые об истинных цифрах артериального давления у писателя мы узнаем только после появления глазных симптомов.
«20.09.1939. Поликлиника Наркомздрава СССР (Гагаринский пр-т, 37). Булгаков М.А. Кровяное давление по Короткову Махim. — 205 / Minim. 120 mm».
На следующий день, 21.09.1939, состоялся домашний визит доктора Захарова, который отныне будет курировать М. А. Булгакова до его последних дней. Выписаны приходной ордер за визит (12 руб. 50 коп.) и рецепт на приобретение 6 пиявок (5 руб. 40 коп.). Чуть позже очень тревожные результаты дают анализы крови.
Диагноз, а точнее симптомокомплекс, становится ясен: хроническая почечная недостаточность. Булгаков себе его тоже ставит.
В октябрьском письме 1939 года к киевскому другу молодости Гшесинскому Булгаков сам озвучивает характер своего заболевания:
«Вот настал и мой черед, у меня болезнь почек, осложнившаяся расстройством зрения. Я лежу, лишенный возможности читать, писать и видеть свет… Ну про что тебе сказать? Левый глаз дал значительные признаки улучшения. Сейчас, правда, на моей дороге появился грипп, но авось он уйдет, ничего не напортив…»
Осматривавший его в том же октябре профессор Мирон Семенович Вовси, авторитетный клиницист, один из консультантов Лечсанупра Кремля, имеющий опыт работы в области патологии почек, автор вышедшей впоследствии монографии «Болезни органов мочеотделения», подтвердил диагноз и, прощаясь, сказал жене писателя, что дает ему всего три дня жизни. Булгаков прожил еще полгода.
Состояние Булгакова неуклонно ухудшалось. По имеющейся подборке рецептов можно предполагать о наличии ведущих клинических симптомов и их динамике.
По-прежнему в связи с головными болями продолжали выписываться анальгетические препараты — чаще всего в виде сочетания пирамидона, фенацетина, кофеина, иногда вместе с люминалом. Инъекции сернокислой магнезии, пиявки и кровопускания были основным средством лечения артериальной гипертонии.
Так, в одной из записей в дневнике жены писателя находим:
«09.10.1939. Вчера большое кровопускание — 780 г, сильная головная боль. Сегодня днем несколько легче, но приходится принимать порошки».
В ноябре 1939 года на заседании Союза писателей СССР рассматривается вопрос о направлении Булгакова с женой в правительственный санаторий «Барвиха». Странное место для умирающего с хронической болезнью почек. Но тем не менее Булгаков отбывает туда с женой. Основным методом лечения Булгакова там стали… тщательно разработанные диетические мероприятия, о чем писатель пишет из санатория сестре Елене Афанасьевне:
Вот тебе новости обо мне. В левом глазу обнаружено значительное улучшение. Правый глаз от него отстает, но тоже пытается сделать что-то хорошее… По словам докторов, выходит, что раз в глазах улучшение, значит, есть улучшение в процессе почек. А раз так, то у меня надежда зарождается, что на сей раз я уйду от старушки с косой… Сейчас меня немного подзадержал в постели грипп, а ведь я уже начал выходить и был в лесу на прогулках. И значительно окреп… Лечат меня тщательно и преимущественно специально подобранной и комбинированной диетой. Преимущественно овощи во всех видах и фрукты…»
К сожалению, возлагавшиеся надежды (если таковые вообще возлагались) на «санаторную услугу» писателю Булгакову не оправдались. Возвратившись из санатория «Барвиха» в угнетенном состоянии, не ощутив практически никакого улучшения и осознав свое трагическое положение, Булгаков пишет в декабре 1939 года своему давнему другу-медику Александру Гдешинскому в Киев:
«…ну вот я и вернулся из санатория. Что же со мною.
Поточнее говоря о болезни: во мне происходит ясно мной ощущаемая борьба признаков жизни и смерти. В частности, на стороне жизни — улучшение зрения. Но довольно о болезни! Могу лишь добавить одно: к концу жизни пришлось пережить еще одно разочарование — во врачах-терапевтах. Не назову их убийцами, это было бы слишком жестоко, но гастролерами, халтурщиками и бездарностями охотно назову. Есть исключения, конечно, но как они редки! Да и что могут помочь эти исключения, если, скажем, от таких недугов, как мой, у аллопатов не только нет никаких средств, но и самого недуга они порою не могут распознать.
Пройдет время, и над нашими терапевтами будут смеяться, как над мольеровскими врачами. Сказанное к хирургам, окулистам, дантистам не относится. К лучшему из врачей, Елене Сергеевне, также. Но она одна справиться не может, поэтому принял новую веру и перешел к гомеопату. А больше всего да поможет нам всем больным — Бог!»
Увы, как мы понимаем сейчас, переход от санаторных врачей к гомеопату был переходом от бесполезного к бессмысленному.
03.02.1940. Булгакова консультирует профессор Владимир Никитич Виноградов, личный врач И. В. Сталина, впоследствии чуть было не погибший по «делу врачей». Приведем рекомендации проф. В. Н. Виноградова:
«1. Режим — отход ко сну в 12 часов ночи.
2. Диета — молочно-растительная.
3. Питье не более 5 стаканов в сутки.
4. Порошки папаверина и др. 3 р/день.
5. (сестре) Инъекции Myol/+Spasmol gj 1,0 каждого.
6. Ежедневно ножные ванны с горчицей 1 ст. л., 10 часов вечера.
7. На ночь микстура с хлоралгидратом, 11 часов вечера.
8. Глазные капли утром и вечером».
Вот так велись больные терминальной хронической почечной недостаточностью всего лишь три четверти века назад!
Друг Булгакова, режиссер и сценарист Сергей Ермолинский, так вспоминал о последних днях умирающего писателя:
«Это были дни молчаливого нравственного страдания. Слова медленно умирали в нем… Обычные дозы снотворного перестали действовать. Ничего уже не могло помочь. Весь организм его был отравлен… …он ослеп. Когда я наклонялся к нему, он ощупывал мое лицо руками и узнавал меня. Лену (Елену Сергеевну) он узнавал по шагам, едва только она появлялась в комнате.
Булгаков лежал на постели голый, в одной набедренной повязке (даже простыни причиняли ему боль), и вдруг спросил меня: „Похож я на Христа. “
Тело его было сухо. Он очень похудел…»
Незадолго до смерти писатель говорил Валентину Катаеву: «Я скоро умру. Я даже могу вам сказать, как это будет. Я буду лежать в гробу, и, когда меня начнут выносить, произойдет вот что: так как лестница узкая, то мой гроб начнут поворачивать и правым углом он ударится в дверь Ромашова, который живет этажом ниже».
Так оно и произошло.
Anamnesis morbis
Итак, все кончено. Несмотря на позднейшие якобы воспоминания о результатах вскрытия, его, скорее всего, просто не было.
Когда говорят о вскрытии, часто вспоминают слова литературоведа Мариэтты Чудаковой («…сосуды у него были, как у семидесятилетнего старика…») и режиссера Романа Виктюка: «…я вспомнил ее (Елены Сергеевны) рассказ о том, как Булгакова лечили, кажется, от почек, а когда вскрыли, оказалось, что сердце изрешечено мельчайшими дырочками…»
Но никаких сведений о вскрытии найти не удается, и, вероятнее всего причины смерти, указанные в свидетельстве: нефросклероз (замещение почечной ткани — паренхимы — соединительной тканью) и уремия (интоксикация, вызванная накоплением в крови метаболитов, которые должны были выводиться с мочой, следствие почечной недостаточности), — были вписаны по справке из поликлиники.
Автор статьи, которой мы пользуемся, предлагает свой вариант диагноза: хронический интерстициальный нефрит (межтканевое воспаление почек) лекарственного происхождения. Вот как он его обосновывает.
В письме к брату писателя, Николаю Афанасьевичу, от 17.10.1960, то есть 20 лет спустя после смерти Михаила Афанасьевича, Е. С. Булгакова сообщает:
«…раз в год (обычно весной) я заставляла его проделывать всякие анализы и просвечивания. Все давало хороший результат, и единственное, что его мучило часто, — это были головные боли, но он спасался от них тройчаткой — кофеин, фенацетин, пирамидон. Но осенью 1939 г. болезнь внезапно свалила его, он ощутил резкую потерю зрения (это было в Ленинграде, куда мы поехали отдыхать)…»
В своих дневниках Елена Сергеевна часто упоминает о головных болях Булгакова, еще задолго до первых манифестаций поражения почек.
01.05.1934: «…вчера у нас ужинали Горчаков, Никитин… Встретил их М. А., лежа в постели, у него была дикая головная боль. Но потом он ожил и встал к ужину».
29.08.1934: «М. А. вернулся с дикой мигренью (очевидно, как всегда, Аннушка зажала еду), лег с грелкой на голове и изредка вставлял свое слово».
Эти рецепты выписывались с завидной регулярностью лечащим врачом Захаровым, прибегавшим к тому же ко всяческим ухищрениям для постоянного обеспечения несчастного пациента этими препаратами. Подтверждением может служить одна из его записок к жене М. Булгакова:
Длительное употребление анальгетических препаратов еще задолго до появления симптомов заболевания почек дает основание предполагать возможную их роль в развитии почечной патологии у писателя.
Вполне достойная версия. Увы, подтвердить или опровергнуть ее могли только вскрытие и качественная гистология почек. Но вскрытия не было (или его данные не попали в архивы), Мастер был кремирован и похоронен под камнем с могилы Николая Гоголя…
Тем не менее доказательство гипотезы российского врача пришло с появлением новых методов химического анализа. Израильские и итальянские ученые опубликовали на страницах солидного Journal of Proteomics исследование страниц рукописи «Мастера и Маргариты», вчерне законченной Михаилом Булгаковым за месяц до своей смерти, и смогли подтвердить как диагноз писателя, так и лечение, которое ему было назначено.
Страницы обрабатывались бусинами-сорбентами, которые потом проходили анализ в газовом хроматографе и масс-спектрометре.
Так что писателя унес в могилу или лекарственный, или гипертонический нефроcклероз (поражение почек, вызванное хронически повышенным артериальным давлением и атеросклерозом сосудов почек). Оба варианта заболевания сопровождаются сильнейшими головными болями и часто заканчивается смертью от почечной недостаточности (как это и случилось 10 марта 1940 года).
Увы, судьба Мастера показала, что представляют собой две очень распространенные причины смерти или тяжелых болезней: злоупотребление лекарственными препаратами (в том числе и по согласию с лечащим врачом) и «тихая смерть» — артериальная гипертензия.
Сейчас же мы попробуем изложить диагноз Михаила Афанасьевича, который ставит ему автор статьи. Вообще, надо сказать, диагностика давно ушедших знаменитостей – это особая медицинская игра ума, в США по этому поводу даже проводят конференции, на которых каждый год диагностируют кого-то нового. В этом году, как вы, наверное, читали в нашем блоге, поставили диагноз героине знаменитой картины «Мир Кристины».
Свои дневники, ведшиеся на протяжении 7 лет, Елена Булгакова заканчивает с последним вздохом Михаила Афанасьевича: “10.03.1940. 16 часов. Миша умер”.
Итак, всё кончено. Несмотря на позднейшие якобы воспомнинания о результатах вскрытия, его, скорее всего – не было.
Здесь уместно привести слова М.О. Чудаковой (“…сосуды у него были, как у семидесятилетнего старика…”) и режиссера Романа Виктюка “…я вспомнил ее (Елены Сергеевны) рассказ о том, как Булгакова лечили, кажется, от почек, а когда вскрыли, оказалось, что сердце изрешечено мельчайшими дырочками. ”.
Но никаких сведений о вскрытии найти не удаётся, и вероятнее всего, причины смерти, указанные в свидетельстве – нефросклероз (замещение почечной ткани – паренхимы – соединительной тканью) и уремия – интоксикация, вызванная накоплением в крови метаболитов, которые должны были выводиться с мочой, следствие почечной недостаточности, были вписаны по справке из поликлиники.
Автор статьи, которой мы пользуемся, предлагает свой вариант диагноза: хронический интерстициальный нефрит (межтканевое воспаление почек) лекарственного происхождения. Вот как он ее обосновывает.
В письме к брату писателя, Николаю Афанасьевичу, от 17.10.1960, т. е. 20 лет спустя после смерти Михаила Афанасьевича, Е.С. Булгакова сообщает: “…раз в год (обычно весной) я заставляла его проделывать всякие анализы и просвечивания. Все давало хороший результат, и единственное, что его мучило часто, – это были головные боли, но он спасался от них тройчаткой – кофеин, фенацетин, пирамидон. Но осенью 1939 г. болезнь внезапно свалила его, он ощутил резкую потерю зрения (это было в Ленинграде, куда мы поехали отдыхать)…”.
В своих дневниках Елена Сергеевна часто упоминает о головных болях Булгакова еще задолго до первых манифестаций поражения почек. 01.05.1934: “…вчера у нас ужинали Горчаков, Никитин… Встретил их М.А., лежа в постели, у него была дикая головная боль. Но потом он ожил и встал к ужину”.
29.08.1934 :“М.А. вернулся с дикой мигренью (очевидно, как всегда, Аннушка зажала еду), лег с грелкой на голове и изредка вставлял свое слово”.
Видимо, в один из таких (мигренозных?) приступов головных болей у Булгакова его застал дома главный администратор Художественного театра Ф.Н. Михальский (знаменитый Филипп Филиппович Тулумбасов из “Театрального романа”), который вспоминал: “…На диване полулежит Михаил Афанасьевич. Ноги в горячей воде, на голове и на сердце холодные компрессы. «Ну рассказывайте!». Я несколько раз повторяю рассказ и о звонке А.С. Енукидзе, и о праздничном настроении в театре. Пересилив себя, Михаил Афанасьевич поднимается. Ведь что-то надо делать. «Едем! Едем!»”.
Булгаков с супругой незадолго до смерти
Длительное употребление анальгетических препаратов еще задолго до появления симптомов заболевания почек дает основание предполагать возможную их роль в развитии почечной патологии у М.А. Булгакова.
Вполне достойная версия. Увы, подтвердить или опровергнуть ее могло только вскрытие и качественная гистология почек. Но вскрытия не было (или данные его не попали в архивы), Мастер был кремирован и похоронен под камнем с могилы Николая Гоголя.
Следить за обновлениями нашего блога можно и через его страничку в фейсбуке и паблик вконтакте
Морфий ни при чем. От чего умер Михаил Булгаков и спасли бы его сегодня?
Что это — предчувствие хорошего писателя или опыт хорошего врача?
«Имей в виду, я буду очень тяжело умирать»
Медики говорят, остаться здоровым в той жизни, которую прожил Булгаков, в принципе сложно. Две войны, голод, эпидемии тифа и холеры. Да и наследственность тяжелая — отец Булгакова умер от той же болезни и в том же возрасте, что и Михаил Афанасьевич. Однако братья и сестры писателя прожили долгие жизни.
Эксперты документального сериала «Клинический случай» на канале «Доктор» попробовали ответить на вопрос, почему Михаилу Булгакову не помогли лучшие врачи того времени и смогли бы современные врачи вылечить писателя.
«Имей в виду, я буду очень тяжело умирать, дай мне клятву, что ты не отдашь меня в больницу, а я умру у тебя на руках», — сказал Булгаков жене в 1939 году. Елена Сергеевна просьбу выполнила. Писатель скончался дома, переживая страшные боли — даже прикосновения одежды и одеяла были мучительны. Диагноз — нефросклероз, прогрессирующее заболевание почек, осложненное артериальной гипертонией, то есть повышенным давлением.
Сывороточная болезнь
Почечная недостаточность была у писателя с детства и, скорее всего, досталась ему в наследство от отца. В 1916 году Булгаков получил в Киеве диплом лекаря с отличием. Сначала работал военным врачом на фронте Первой мировой, «пилил ноги», так как самым распространенным солдатским диагнозом тогда была гангрена.
После его послали в село Никольское земским доктором, то есть человеком, который лечит почти все — роды, сифилис, простуды.
Булгаков лечил от крупа ребенка и понял, что, возможно, заразился. Он решил ввести себе противодифтерийную сыворотку. Она сильно отличалась от современной прививки — да, более или менее защищала от инфекции, но давала тяжелые побочные эффекты и могла вызвать сывороточную болезнь. Именно это и случилось с Булгаковым. У него начался кожный зуд, распухло лицо, он не мог ходить, постоянно находился в постели. И без того не очень крепкое здоровье пошатнулось. Чтобы облегчить боль, Булгаков выписал себе рецепт на морфий. Первая жена писателя покупала его в разных аптеках, чтобы не вызывать подозрений, а Булгаков колол себе его дважды в день. Зависимость от морфия он впоследствии смог побороть, а вот привычку к обезболиванию — нет. Она-то, возможно, и привела его к гибели.
Мучительные головные боли
Во время Гражданской войны писатель снова работал на фронте и там перенес тиф. Выжил. Переехал в Москву. Там много и продуктивно работал. Все чаще писателя стали мучить невыносимые головные боли, которыми он впоследствии наградил героя «Мастера и Маргариты» Понтия Пилата: «Прокуратор был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой.
Чтобы хоть как-то облегчить свое состояние, Булгаков пил много обезболивающих, по 4 порошка за раз. «Одна из причин, по которой у Булгакова прогрессировала болезнь почек, — нефротоксическое действие этих препаратов», — считает профессор Сеченовского университета Леонид Дворецкий.
«Хроническая болезнь почек — это немой убийца», — говорит нефролог Михаил Швецов про болезнь Булгакова. — Очень долго пациент не испытывает никаких симптомов, ухудшения самочувствия».
Но почечная недостаточность часто дает предрасположенность к гипертонии и инсультам. У писателя развилась самая тяжелая форма — злокачественная артериальная гипертензия, которая быстро дает осложнения на глаза, сердце и, опять же, почки.
В 1939 году Булгаков постоянно шутил о своей смерти, говорил, что пишет последнюю пьесу, живет последний год и в квартире уже «покойником пахнет». При этом анализы у него были вполне хорошие. Дело в том, что подтвердить нефросклероз могло бы УЗИ, которое тогда еще не изобрели — оно появится только через 2 года, а в широкую практику войдет еще позже.
А вскоре писатель ослеп (его отец тоже ослеп перед смертью). Булгакова, к которому Иосиф Сталин имеет особое, хоть и непростое отношение, лечат лучшие в СССР врачи, в том числе личный врач генсека профессор Виноградов. Писателя отправляют в санаторий в Барвиху — есть овощи и дышать воздухом. Зрение возвращается, но болезнь продолжает прогрессировать. Из санатория Булгаков вернулся разочарованный в терапевтах. Как врач он понимал, что лечение не сработало.
Помогла бы пересадка
«Вполне адекватные времени рекомендации докторов, — комментирует назначения врачей профессор Сеченовского университета Болеслав Лихтерман. — Какие-то препараты мы применяем и сейчас. Просто тогда это было все, что могла предложить современная медицина».
С диагнозом, как у Булгакова, в те годы многие пациенты погибали в среднем за месяц. Он проживет полгода.
«Даже при высоком уровне образования врачей тогда они были бессильны, — считает главный трансплантолог Минздрава Сергей Готье. — Тогда его болезнь была приговором. Более того, я думаю, Булгаков просто не дожил до рака».
Так что же могло спасти Булгакова? Готье считает, что как минимум заместительная почечная терапия, например гемодиализ. Его изобретут через несколько лет после смерти Михаила Афанасьевича. «Помогла бы и трансплантация почки, — продолжил Готье. — Он бы встал в лист ожидания, дождался подходящего донора и мог бы 10 лет спокойно жить с новой почкой. Потом можно сделать новую пересадку. У нас есть пациенты, которые пережили 3 пересадки!»
Кстати, тема трансплантации тоже отразилась в творчестве Булгакова — ей занимался профессор Преображенский из «Собачьего сердца». В те годы это было скорее фантастикой, хотя первую попытку трансплантации в СССР провели при жизни писателя, в 1931 году, и он, скорее всего, об этом опыте знал.
Но если бы не мучительные головные боли Булгакова, не было бы и беспорядочного приема обезболивающих. «Все нестероидные анальгетики, если их принимать горстями от любой боли, приводят к почечной недостаточности, — отметил Сергей Готье. — Поэтому то, что они, например, сейчас есть в свободной продаже, — настоящая диверсия».
Медицинская карта больного
Пациент: Михаил Булгаков
Диагноз: гипертонический нефросклероз
Дата рождения: 15 мая 1901
Дата смерти: 10 марта 1940