ин вино веритас в каком произведении
The Unknown Lady (Girl)
In evening time above the restaurants
The hot air is wild, indistinct.
And heils of drunken men are governed by
The noxious spirit of the spring.
In distance and above the streets,
Above the boredom of manors,
The golden baker’s pretzel’s fixed,
And childish cry is heard aloud.
And every evening, behind the barriers,
Turning their bowlers aside,
Between the gutters as on spree
The jokers walk skilled wasting time.
Above the lake’s the oarlock’s squeeking,
And women’s squeal is there heard.
And in the sky, to all accustomed,
Without sense the disk distorts.
And nearby, at neibourgh tables,
The footmen stay as in the sleeping,
And drunken men with rabbit’s eyes there
«In vino veritas» are screaming.
And every evening, at the hour,
(Or may be that’s the only dream?)
The maiden figure in silk gown,
Are moving in the window’s square.
And slowly between the drunken men
She goes, not accompanied, alone,
Distributing parfum and mistery,
She sits at window-sill below.
And all her silks are spreading tales
Of ancient, of old times,
As well as hat with mourning feather,
As well as lean hand with rings tie.
And with a strange for me affinity
I’m looking through the dark such veil,
I see the shore there fascinated,
And see the magic distance there.
Obscure secrets were entrusted
For me, and one’s sun too.
The bends of soul mine entirely
The sharp wine penetrated through.
And ostrich feathers, bended over,
Are shaking in my sullen thought.
And dark-blue eyes bottomless
Are flourishing on other shore.
There is a treasure in my soul,
And key is also only mine!
You might be then a drunken monster!
I know: thruth is in the wine.
24 april 1906
Ozerki
======
НЕЗНАКОМКА
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирён и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!»* кричат.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
24 апреля 1906. Озерки
======
см. также Алек Вагапов
The heated air in the restaurants
Is wild and dull as anything,
The drunken hails are ruled by restless
And noxious spirit of the spring.
Far off, beyond the dusty alley
Over the boring country side
There is a bakeshop, and the valley
Resounds with crying of a child.
And every night, beyond the barriers,
Parading, cocking their hats,
Amidst the ditches the admirers
Perambulate with dear hearts.
Above the lake the creak of ore-lock
And womenТs screams impale the place,
And in the sky, the moon disk warlock,
Inanely smiling, makes a face.
And every night, my friend appears
As a reflection in my glass,
Like me, heТs stunned and set at ease
By magic liquid, drunk en mass.
The footmen, true to their habits,
Relax at tables next to us,
And drunkards, staring like rabbits,
Exclaim: In vino veritas!
And every evening at this hour
(or is it just a dreamy case?)
A waist in satin, like a flower,
Moves past the window in the haze.
Without drunken men to hinder,
Alone, she walks across the room
And settles down by the window
Exhaling fog and sweet perfume.
There is a kind of old times flavour
About her silky clothes and things:
Her hat, in mourning plumes as ever,
Her hand and fingers, all in rings.
I feel her close (a strange emotion),
And looking through the veil, I see
The vast of an amazing ocean,
The coast of an amazing sea.
I am informed of inmost secrets,
SomebodyТs sun is now all mine,
My body, heart and soul, in sequence,
Have all been pierced by the wine.
The ostrich plumes, desired and welcome,
Are gently swaying in my mind,
And dark blue eyes, as deep as welkin,
Are blooming on the distant side.
Deep in my soul I have some riches
And IТm the one who has the key!
YouТre right, you heady monstrous creature!
In vino veritas, I see.
Незнакомка Блока. Непредвзятый разбор текста
Я хочу разобрать и проанализировать стихотворение поэта, с моей точки зрения очень и сильно переоцененного. Речь идет о «Незнакомке» Александра Блока. Помнится, его проходили даже в советской школе. Видимо оттого, что Блок, благодаря «Двенадцать» был причислен к предтечам. Но не суть важно.
Пойдем по тексту.
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Сначала вопросики по мелочам. Почему именно над ресторанами «горячий воздух дик и глух»? Ну ладно, горячий, возможно оттого, что кухня работает и людей много. Но почему «дик и глух»? Представьте себе такое состояние воздуха. Знаете, что мне приходит в голову, какой момент мог бы соответствовать такому значению атмосферы? Пожалуй, так можно сказать о миге, перед началом летней грозы. Вспомните известную картину Маковского «Дети, бегущие от грозы» А еще лучше «Перед грозой» Шишкина» Вот где густая духота и момент тишины перед разгулом стихии.
Здесь же остается впечатление, что нужна была рифма на «тлетворный дух» И, кстати, почему тлетворный? Ну почему весенний дух, запах, то есть, тлетворный? Что значит это слово? Вот что оно значит – вредный, гибельный, мертвящий… И это про весенний воздух.
Для меня это говорит о том, что автор очень неряшливо работает со словом.
Но это все мелочи. Главное впереди.
Вдали над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный
Бессмысленно кривится диск.
Три описательные строфы. Ровненько написанные, ничего особенного, но и претензий почти нет. Тут, пожалуй, можно спросить почему, собственно говоря, «бессмысленно кривится диск»? Представьте это себе и улыбнитесь.
Но это все мелочи. Главное впереди.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной
Как я, смирен и оглушен.
Вот здесь уже конкретика. Автор сообщает нам о том, что ежедневно напивается до состояния оглушения. Те из нас, кто, подобно пишущему сии строки, знаком с воздействием алкоголя на организм, должны согласиться, что «оглушение» это уже очень и очень.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!»* кричат.
Обратите внимание, что ресторан заполнен. Это важно для понимания дальнейшего.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
Вот тут – апогей. Что происходит, если простыми словами? Каждый вечер в определенное, конкретное время, ну например, в 19.00. некая изрядно надушенная женщина в одиночестве приходит в кабак, заполненный, как мы догадываемся, в основном сильно выпившими мужчинами и садится на определенное, оставленное специально для нее место. Почему «специально для нее»? Потому что ресторан-то полон, а ее столик заказан, туда до нее никого не садят.
Ну а теперь простой вопрос – какова профессия этой дамы? Варианты ответов давать или и так все ясно? Хорошо, пошли дальше.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
Тут хочется обратить внимание на «шляпу с траурными перьями». Я вот сейчас не помню точно у кого, у Бунина, кажется, или у Набокова, есть рассказ о проститутке, которая приходила на кладбище, играя роль честной безутешной вдовы и там, как бы случайно, знакомилась с серьезными и солидными вдовцами.
Траурные перья наводят на мысль о том, что это подсказка пьяным, но нерешительным – смелее, я вдова!
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
Ну, тут начались невнятные красивости – очарованные берега и дали, порученные неизвестно кем и какие тайны и прочие… похитители бриллиантов. Правда автор честно признает, что «терпкое вино» проникло уже в глубину души… надо полагать и всего остального организма.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
Опьянение усиливается, перья раскачиваются в мозгу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
Ну, и финальный аккорд – видение сокровища (я недаром вспомнил Луи Буссенара с его бриллиантами) и истинно латинская, достойная Цицерона финальная фраза. Каковая, кстати, не принадлежа авторству автора (уж простите за эту маленькую разрядку) есть, пожалуй, сильнейшей строкой рассматриваемого произведения.
Незнакомка (По вечерам над ресторанами — Блок)
Незнакомка
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздаётся детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,
И раздаётся женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моём стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирён и оглушён.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!» [1] кричат.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Её упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за тёмную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чьё-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склонённые
В моём качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
Незнакомка
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!»* кричат.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
* In vino veritas! — Истина — в вине! (лат.)
Александр Блок Незнакомка English
At dusky time, above the restaurants,
The savage air is stiff and dim,
And drunken yells are ruled by pestilent
And vernal venom of the spring.
Out in the monotone surrounding
Of boring countryside routine,
A child’s loud cry is somewhere sounding,
The baker’s sign is vaguely seen.
And on the outskirts, mid the gravel rocks
Along the dusty streets unpaved,
Those seasoned wags in tilted billycocks
Take ladies on a promenade.
A woman’s shriek is vaguely entering,
A squeaky rowlock on the lake,
And in the sky, adapt to everything,
The disk grimaces for no sake.
And every night, the liquid density
Shows the one friend I care to see.
And by the murky wine’s perplexity
He’s tamed and deafened, just like me.
And every evening, on the minute set,
(Or is it just a reverie?)
Embraced in silk, a moving silhouette
Through misty window glass I see.
And, always faithful to her solitude,
She brings a hint of fragrant mists,
And passes through the drunken multitude,
And by the window wall she sits.
And ancient legends allegorical
Drift from her silks’ mysterious scent,
And from her feathers bending mournfully,
And from her slender jeweled hand.
In nameless intimacy mesmerized,
I gaze beyond the cloudy veil,
And see a far enchanted paradise,
And hear a deep enchanted tale.
Alone, I guard the deepest mysteries,
Bestowed upon me is a heart,
And like a thorn, the liquor’s mistiness
Has pierced my soul, its every part.
The image sways in my subconsciousness
Of ostrich feathers, sadly bent,
And cobalt eyes, absorbing, bottomless,
That blossom on a distant land.
My soul is but a precious treasury,
And I alone possess the key!
You drunken monster! I’m surrendering,
You win: In wine, the truth, I see.
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный
Бесмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной
Как я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!»1 кричат.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.