Что то отвлекло мое внимание
Что то отвлекло мое внимание
Снегири! Как же я не замечал их раньше! И вообще, когда я видел снегирей последний раз? Давным-давно, в детстве, когда мы с братом мастерили зимой кормушки для птичек, и к нам прилетали ярко-желтые овсяночки и красногрудые снегири, и надо было следить, чтобы не налетела сорока и не сожрала, а более того, не разбрыляла ногами весь корм.
Воспоминания окружили меня, и, предавшись воспоминаниям, я медленно поехал по лесу.
Вскоре лыжню пересек рыхлый глубокий след лося. И я некоторое время шел, раздумывая о том, какое лось редкое и красивое животное и что, с одной стороны, хорошо, что их стало много попадаться в Подмосковье, но что, с другой стороны, животные эти абсолютно бесполезные и даже вредные, ибо объедают верхние мутовки молодых деревьев, губят посадки, а лес драгоценней, чем лось, живущий в лесу, и поэтому вроде бы и хорошо, что развели лосей, но вроде бы и нет в этом ничего хорошего. И вообще в природе существует железная цепочка целесообразности, так что, раэоймя одно звено, можно получить отдачу где-нибудь в другом месте цепочки, десятью звеньями ниже.
Наверное, далеко бы увели меня мысли в этом направлении, но тут я вышел на поляну и что-то отвлекло мое внимание, что-то удивило меня прежде, чем я мог понять, что же меня отвлекло и удивило. Ну, конечно! Взгляд остановился на кустах ольхи, растущих посреди поляны. Не удивиться им было нельзя: среди всего синего (особенно синим было небо, а потом уж и снег и стволы берез) ольшаник был глубокого шоколадного цвета. Он так и бросался в глаза, и удивительно, что я не замечал раньше, какой шоколадный бывает ольшаник е лесу, освещенный мартовским солнцем.
Тишина запела во мне. От тишины отделился звук. Я закрыл глаза, и музыка зазвучала сильнее. Это было не бог весть что, но все же это была свежая, сильная тема, которая пришла ко мне в лесу. Я мог бы ее запомнить или записать на клочке бумаги, но, дурачась, я веткой стал рисовать на снегу нотные линейки и записывать фразу, только что родившуюся во мне.
Видимо, я увлекся, потому что как же я не услышал ни скрипа лыж, ни дыхания! Чистый женский голос без фальши спел записанное мной на снегу, и это было удивительнее шоколадной ольхи, удивительнее синего неба, удивительнее воздуха, наполняющего лес. Это было удивительнее всего на свете!
Женщина с меня ростом, то есть роста для женщины необыкновенного, в тонком черном свитере с желтой полосой поперек груди стояла, опираясь на палки, и смотрела на мою запись. Потом она посмотрела на меня.
Сначала я почему-то отметил лишь ее рост и желтую полосу на свитере. Наверное, это было еще тогда, когда она не подняла на меня своих глаз. А потом она посмотрела на меня, и я больше не видел желтой полосы и не думал о том, что такой рост должны иметь одни только королевы, то есть они должны были его иметь, когда были в цене и участвовали в романах и драмах.
— Что вы здесь делаете? — просто спросила женщина, как будто мы век были знакомы и вот случайно съехались на прогулке.
Мы поехали вместе — она впереди, я сзади, и это не мешало нам время от времени перебрасываться пустяковыми фразами. Но мелодия, случайно прилетевшая ко мне там, на поляне, может быть, звучала уже одновременно в нас обоих.
— Кто это напетлял такими маленькими следочками? — спросила женщина.
— Здесь ночью охотился горностай. Смотрите-ка, что здесь, оказывается, случилось. — В снегу виднелись две ямки, как если бы кто-нибудь дважды глубоко ударил лыжной палкой с широким концом. — Здесь под снегом сидели тетерева. Горностай учуял их и нырнул к ним под снег. Вот его норка. Тогда тетерева взмыли вверх, подняв снежные фонтаны. Только вот почему один взмыл свечой, а другой прочертил по снегу глубокую борозду? Уж не унес ли он маленького хищника на себе? Так ведь иногда бывает.
— Фантазия! — рассмеялась женщина, и мартовская синева успела полыхнуть на ее зубах. — Фантазия из охотничьих рассказов.
— Подойдите и загляните в ямку.
— Ой, и правда! — В ямке на дне лежали продолговатые, ярко-желтые орехи тетеревиного помета. — С вами интересно ехать по лесу.
— Со мной интересно не только в лесу.
Я нарочно сказал так, чтобы услышать дежурное: «Какая самонадеянность!» Но женщина сделалась серьезной.
Некоторое время мы шли молча. Начался заметный спуск; сначала по чистому полю, а лотом по густому кустарнику, так что нам пришлось лавировать, местами спускаться лесенкой, ибо не было простора пустить лыжи прямо с горы.
Наконец меж кустами открылась прогалина. Спутница первая пустила лыжи по ней. В самом конце спуска (снег был там рыхлый и затормозил лыжи) она зарылась в сугроб. Через несколько секунд я барахтался рядом. Снег набивался в уши, за воротник, в волосы. Он оказался совсем не холодным. Он радостно освежал. Он опьянил нас, и мы вели себя, как меленькие ребятишки. Я стал подымать ее на руки, но, поднявшись, она перевесилась на мою сторону, и мы опять оказались в сугробе. Мы засыпали друг друга снегом, помогали друг другу вставать, снова падали, хохотали и смотрели друг другу в глаза.
Что то отвлекло мое внимание
Владимир Алексеевич Солоухин
Она удивилась, что я приехал в Москву в неурочное время – в самый разгар лета, в середине моих студенческих каникул. Я сказал ей, что убежал из деревни из-за слишком хорошей, прямо-таки отличной погоды.
– Как же так? – еще больше удивилась она. – Обыкновенно убегают от дождя, от ненастья.
Мне хотелось рассказать ей все по порядку. Но никакого порядка в моей растревоженной любовью душе не было. Видел ли я косогорчик, украшенный лиловыми звездочками диких гвоздичек, – мне казалось, что если бы она очутилась сейчас здесь, рядом со мной, то не было бы в моей жизни мгновения счастливей и лучше. Сидел ли я над тихим предвечерним омутком с яркими желтыми кувшинками, – представлялось, что если бы и она тоже сидела здесь и молчала вместе со мной… Да нет, не может быть на земле такого счастья, такой огромной, такой великой радости, только разве в мечте или сказке.
К тому же установились теплые тихие, осиянно-лунные ночи. В общем-то, когда видишь какую-нибудь великую красоту, хочется, чтобы рядом были другие люди, чтобы они тоже видели и насладились. Мне хотелось разделять мою радость, мои тихие одинокие ликования не просто с людьми, а с любимой девушкой. Я не мог больше один жить среди летней цветочной, лунной, ландышевой, прозрачно-речной, рассветно-росистой красоты. Я нисколько не преувеличивал и ничего не выдумал, говоря ей, что сбежал в Москву от слишком хорошей погоды. В ненастье мне, наверное, было бы легче.
Я пытался нарисовать ей картину.
– Представляешь, кругом холмы. Они загораживают горизонт и даже половину неба. Я – в чаше. По краям на чистом небе вырисовываются травинки. Самой луны не видно за краем холма, но вся моя чаша полна лунным светом, волшебно-зеленоватой влагой. Представляешь?
Она кивала головой и говорила, что представляет.
– Или будешь купаться в омуте, поплывешь вдоль него, видишь – зеркало, чистейшее неподвижное зеркало. В нем, конечно, и синее небо, и белые как лебеди облака, и сосновый лесок… Но когда плывешь и смотришь вскользь – ничего этого не видно. Просто зеркало. Вместо рамки у него яркие листья и цветы кувшинок. Представляешь? И вот, когда плывешь, особенно сладко разрезать плечом именно такую неподвижную зеркальную гладь. Если бы рябь и волны – уже не то. На листьях и цветах кувшинок – синие стрекозы. А сначала, когда тихо подойдешь к омуту и заглянешь, раздвинув ветки ольхи, увидишь, как между водяными стеблями плавают красноперые рыбки. Представляешь? Если ж во время купанья пошарить под берегом, то обязательно вытащишь рака…
– И ты мог бы поймать мне живого рака?
– Неужели не мог бы! Сколько хочешь.
Когда я рассказывал, передо мной явственно возникали то безмолвные холмы, то зеркальный омут, то кипящая цветами и пчелами лесная поляна. Но больше всего в моих рассказах участвовала река. Может быть, потому, что стояли летние жаркие дни, может быть, просто потому, что я больше всего люблю реки. Тихое зеркало омута, которое разбиваешь вдребезги, прыгнув вниз головой с травянистого ласкового бережка; хрустальная влага, которая струится вдоль тела, омывая и охлаждая каждую клеточку кожи; рыбий всплеск на вечерней заре; туманы, расползающиеся от реки на прибрежные луга; пряные запахи в зарослях крапивы, таволги и мяты, когда устроишься в укромном уголке, – и уж дрогнул и пошел вкось под широкий глянцевый лист красный с беленьким поплавок.
Река – особенный мир, с таинственной тенью под кустами, нависшими над водой, с веселым журчанием воды по камушкам, с луговыми цветами, смотрящимися в нее.
Все: и подлунные холмы, и темно-красные клеверные поля, и влажные лесные тропинки, и закатное пышное небо, – весь окружающий меня мир казался мне прекрасным, и не было никакого изъяна в нем. Теперь, когда вдали от него я вдохновенно рассказывал и восторженно живоописал, он казался мне еще прекраснее, еще сказочнее. Он виделся мне прекрасным до сладкого замирания в груди. Рассветные туманы представлялись – обязательно розовыми, плавающие среди водорослей рыбки – золотыми, с красными перьями, роса на травах – то крупный жемчуг, то бриллианты, вода – чистейший хрусталь, любая дорожка – в заповедную сказку.
Валерия – так звали девушку, от тоски по которой я сбежал из деревни в Москву, – слушала меня мечтательно, глядя перед собой, как будто нет в пяти шагах от глаз оклеенной обоями стены, а вот именно темно-розовые клевера да еще васильки в едва-едва зазолотевшей ржи. Неожиданно Валерия предложила:
– А почему бы мне не поехать и не посмотреть на все эти прелести природы? Я смогу найти в вашей деревне угол, чтобы жить? Сдают же, вероятно, дачникам?
– Дачников не бывает в нашей местности, – слишком далеко от Москвы. Но… у тети Дуни или у тети Поли…
Из широкого шкафа друг за дружкой, как у фокусника, полетели на середину комнаты всевозможные платьишки, купальники, тапочки, косынки, сарафанишки. Пышная груда разноцветных тряпок каким-то чудом поместилась в небольшой чемоданчик. Валерия огляделась по сторонам, взяла чемоданчик в руки: «Я готова».
Я не мог опомниться от столь скоропостижного претворения сказки в жизнь. Валерия едет в наши места! Валерия будет купаться в Барском омуте! Валерию я увижу на фоне черных зубцов заречного леса либо на фоне седого от тяжелой росы, но и сиреневого от цветения трав предпокосного луга.
Я не мог, не успел еще опомниться от нахлынувшего счастья, а уж дальний рейсовый автобус увозил нас все дальше от Москвы. Я больше всего рассказывал Валерии о реке, – значит, и ее мысли теперь, естественно, все время возвращались к реке.
– Ты знаешь, – говорила она, усаживаясь поудобнее, поглубже в приоткинутое автобусное кресло, – я ведь пловчиха. Я очень люблю плавать. В этом году мне еще не приходилось. Теперь я надеюсь отвести душу.
– Ну… Я тоже люблю. Поплаваем.
– А ты сколько часов обычно держишься на воде? Я, например, уплываю в море на три-четыре часа. Однажды меня забрали пограничники, думали, что я собираюсь уплыть в Турцию. Вот чудаки, не правда ли? А однажды я заплыла на камни, едва выступающие из воды. Берега почти не было видно в дымке. Через камни во время шторма перекатывается вода. Теперь она стояла в камнях, как в тарелке. Ты представляешь, как ее прогрело южное солнце. Несколько крупных рыбин едва шевелились в перегретой воде. Я брала их в руки и выпускала в прохладное море. Оно, конечно, тоже было теплое, но по сравнению с этой водой… А берег едва виднелся. И это было очень здорово. А ты сколько часов обычно держишься на воде?
– Часов? Я не знаю, не пробовал. Прыгнешь в омут вниз головой, доплывешь до того берега, поплаваешь вдоль, сорвешь кувшинку…
– Но все же, пока доплывешь до того берега и обратно, проходит какое-то время? Полчаса, или сорок минут.
– Видишь ли, Валерия, ты, наверное, неправильно представляешь. У нас в деревне маленькая река, а не такая, чтобы плыть полчаса поперек или хотя бы туда-обратно.
– Но все же какая? Примерно с эту?
Мы проезжали по мосту через реку, которая могла бы считаться гигантской по сравнению с нашей. Правда, не было у этой реки ни таволги, ни кувшинок, ни ласковости. Черная, с масляными разводами, ядовитая, видимо, вода, в черных же, пропитавшихся маслом или, может быть, иными ядами берегах. Но ширина… Валерия спрашивала про ширину. Я промолчал в ответ, тем более что грязная черная река промелькнула и тотчас осталась далеко позади. Но Валерия правильно поняла мое молчание. Когда показалась на пути другая река, в пять или шесть раз полноводнее нашей, если взять нашу в самом широком месте, девушка воскликнула удивленно и вопросительно:
Расставьте знаки препинание, подчеркните грамматическую основу?
Расставьте знаки препинание, подчеркните грамматическую основу.
1. Широкая река манила нас прохладой.
2. У пристани стояла большая баржа с углём.
3. У неё сердце очень доброе.
5. Утром Ольга уходила в поле.
1)широкая река, манила нас прохладой (река подлежащие, Манила сказуемое)
2)у пристани, стояла большая баржа с углем(баржа подлежащие, стояла сказуемое)
3)у нее сердце, очень доброе(сердце подлежащие, очень доброе сказуемое)
Расставьте знаки препинания, грамматическую основу.
Перепишите предложения, расставьте знаки препинания, подчеркните грамматические основы, начертите схемы?
Перепишите предложения, расставьте знаки препинания, подчеркните грамматические основы, начертите схемы.
1. Пустили новую линию метро и жителям района стало удобно добираться до центра.
Перестройте предложения так, чтобы причастный оборот стоял после определяемого слова?
Перестройте предложения так, чтобы причастный оборот стоял после определяемого слова.
Подчеркните определяемое слово.
Расставьте знаки препинания.
Спишь предложение подчеркните грамматическую основу Графически обозначь союзы?
Спишь предложение подчеркните грамматическую основу Графически обозначь союзы.
Расставьте знаки препинания.
Расставьте знаки препинания За ваше мужество и храбрость За то, что Родину спасли За счастье наше и за радость Поклон примите до Земли?
Расставьте знаки препинания За ваше мужество и храбрость За то, что Родину спасли За счастье наше и за радость Поклон примите до Земли.
Расставьте знаки препинания, грамматические основы?
Расставьте знаки препинания, грамматические основы.
Спиши предложения подчеркни грамматические основы предложения поставь пропущенные знаки препинания?
Спиши предложения подчеркни грамматические основы предложения поставь пропущенные знаки препинания.
Вокруг простиралось поле и только справа тянулся молодой лесок.
Расставьте, пожалуйста, знаки препинания?
Расставьте, пожалуйста, знаки препинания.
Река роща оба берега реки деревья и поле озарились утренним солнцем.
Упражнение 14 расставьте знаки препинания?
Упражнение 14 расставьте знаки препинания.
Озоглавить текст подчеркнуть грамматическую основу в каждом предложение.
Помогите пожалуйста?
Раставьте недостающие знаки препинания.
Подчеркните грамматические основы.
1. И. П. международные отношения 2. Р. П. Международных отношений 3. Д. П. Международным отношениям 4. В. П. Международные отношения 5. Т. П. Международными отношениями 6. П. П. О международных отношениях так же второе словосочетание, толь..
Ого какой приятный аромат, скажи название пожалуйста).
Не оставляйте книгу на виду у маленьких детей. Не перегинайте её обложкой к обложке. Оборачивайте в обложку. Не лейте воду на книгу и не оставляйте открытой на долго.
Расставьте знаки препинания, грамматическую основу.
Запятые между частями сложного предложения.
Какой корень в словах : Поляну, отвлекло, удивило, конечно, посреди, поляны(ед?
Какой корень в словах : Поляну, отвлекло, удивило, конечно, посреди, поляны(ед.
Ч), среди, бросался, глаза, удивительно, не замечал, раньше.
Получите 35 пунктов!
Как объяснить постановку знаков препинания в предложении с двумя грамматическими основами?
Как объяснить постановку знаков препинания в предложении с двумя грамматическими основами?
Раставить знаки препинания и подчеркнуть грамматическую основу?
Раставить знаки препинания и подчеркнуть грамматическую основу.
Ученье свет а неученье тьма.
Спишь предложение подчеркните грамматическую основу Графически обозначь союзы?
Спишь предложение подчеркните грамматическую основу Графически обозначь союзы.
Расставьте знаки препинания.
Расставьте знаки препинания, грамматические основы?
Расставьте знаки препинания, грамматические основы.
Расставьте знаки препинания и найдите однородные члены?
Расставьте знаки препинания и найдите однородные члены.
: Мысли мои моё имя труды будут принадлежать России.
ДАЮ 80 БАЛЛОВ?
Пожалуйста, расставьте знаки препинания в этом предложении и скажите где обращение : Спи дитя моё, усни!
Пожалуйста прошу расставьте запятые и грамматические основы выделите Я обратил внимание на странные знаки на стенах домов объяснить значение которых не мог?
Пожалуйста прошу расставьте запятые и грамматические основы выделите Я обратил внимание на странные знаки на стенах домов объяснить значение которых не мог.
Упражнение 14 расставьте знаки препинания?
Упражнение 14 расставьте знаки препинания.
Озоглавить текст подчеркнуть грамматическую основу в каждом предложение.
1. И. П. международные отношения 2. Р. П. Международных отношений 3. Д. П. Международным отношениям 4. В. П. Международные отношения 5. Т. П. Международными отношениями 6. П. П. О международных отношениях так же второе словосочетание, толь..
Ого какой приятный аромат, скажи название пожалуйста).
Не оставляйте книгу на виду у маленьких детей. Не перегинайте её обложкой к обложке. Оборачивайте в обложку. Не лейте воду на книгу и не оставляйте открытой на долго.
Что то отвлекло мое внимание
Чёрный внедорожник, подаренный отцом, вылетел на освещённый проспект. Обожаю гонять по пустым улицам. Хотя отец, узнай, что я сейчас вытворяю, пришёл бы в ужас и навсегда отобрал у меня свой подарок.
Но его нет, в машине только я и Катя Кречетова, девчонка, за которой я так долго ухаживал и, наконец, добился своего.
Эмоции переполняли меня, лились через край. Хотелось разогнаться как можно быстрее, чтобы адреналиновая волна захлестнула меня ещё сильнее, а потом… потом будет море любви и ванны шампанского.
Я мечтал, я жаждал этого момента и потому гнал как сумасшедший, втопив до упора педаль газа.
— Ланской, сукин ты сын!
Что-то тупое врезалось мне в плечо, причинив боль. Я ошалело посмотрел на Катю — неужели это она?
— Катя? Но почему, Катя? Что я тебе сделал?
Голова была чугунной и ничего не соображала, в глазах всё расплывалось. Сквозь мутную пелену проступали контуры нескольких человек, однако я не мог разглядеть, кто это.
— Встать, сволочь! — заорал кто-то над моим ухом.
Тело взвилось вверх как ракета.
Мой непосредственный начальник, поручик фон Тизенгаузен… Какого хрена он тут делает? И какого хрена тут делаю я?
Пелена ушла. Темень, платформа, на которой я находился, не едет, а стоит. Я не столько вижу, сколько ощущаю по другую сторону железнодорожной насыпи плотный ряд деревьев.
И тут в голове яркой вспышкой взорвалось осознание. Ипать-колотить, я совершил одно из самых тяжких нарушений, что только могут быть в армии — заснул на посту.
И в подтверждение этой догадки взволнованный голос Кострикина:
Он не спрашивает, он утвердительно кричит, находясь где-то на грани истерики.
От открытия мне не по себе, я ощущаю желание провалиться сквозь землю. Жесть, это просто жесть. Не верится, что такое со мной приключилось. Тем более впервые за эти две недели, что мы по железной дороге добирались до пункта назначения — «Объекта-13». И, тем не менее, это явь, а не сон.
— Ты знаешь, что с тобой произойдёт? — шипит фон Тизенгаузен.
За эти долбанные полмесяца я понял, что он и за пустяк готов сжить провинившегося со света, а тут такой залёт…
— Так точно! — сами по себе бормочут губы, пока мозг лихорадочно ищет способ выкрутиться.
В душе всё ещё зреет надежда, что меня простят ив сё обойдётся. Попробую поговорить с фон Тизенгаузеном, достучаться до его чёрствой тевтонской души.
— Здесь! — машинально говорю я, хватаю рукой за ремень винтовки и с ужасом осознаю, что её нет.
Нет, это уже совсем капец! За такое с меня шкуру живьём спустят. Ну не может такого быть, чтобы всё было настолько хреново.
— Разрешите посмотреть? — умоляюще гляжу на фон Тизенгаузена.
Я начинаю ползать по платформе, ощупываю каждый её сантиметр. Рядом, на коленках, занимаются тем же самым Кострикин и второй часовой, которого разводящий вёл мне на смену. Я мысленно благодарю их за помощь. Спасибо, мужики! Даже не знаю, как вас отблагодарить, когда винтовка найдётся…
Проходит минута, две, три. Я заглянул везде, в каждый в душу его мать уголок! Штурмовая винтовка исчезла… Словно в воздухе испарилась.
Я с надеждой смотрю на поручика, Кострикина, сменщика… А они с недоумением глядят на меня.
Чуда не происходит, винтовка не находится.
— Ступайте за мной, солдат! — приказывает фон Тизенгаузен. — Я отправлю радиограмму в батальон. Пусть командир батальона и военная прокуратура решают, что мне с вами делать.
Я замираю. Возникшая идея кажется сумасшедшей и даже бредовой, но… ничего лучше у меня нет.
— Ваше высокоблагородие! — К поручику полагается обращаться как к просто благородию, но я готов титуловать фон Тизенгаузена хоть сиятельством, лишь бы выслушал.
А вот уверенности в том, что этот педант и уставник до мозга костей нет от слова «совсем».
— Разрешите мне отправиться на поиски винтовки? — умоляюще гляжу я на него. — Честное слово, я обязательно найду и вернусь!
— У вас три дня, — изрекает наконец внешне такой непрошибаемый тевтонец. — Не уложитесь, объявлю вас дезертировавшим со всеми вытекающими.
— Есть три дня! — ору я.
— Кострикин, — обращается поручик к Арнольду.
— Слушаюсь. Ваше благородие.
Кострикин, в отличие от меня, не залётчик. Ему заискивать не нужно.
— Выдать рядовому Ланскому сухой паёк на три дня и… — Фон Тизенгаузен задумался, — ракетницу с тремя зарядами.
Почему-то сегодня его любимая цифра — три, но ведь это куда лучше, чем ничего.
Арнольд выдаёт мне всё, что разрешил взять с собой поручик. На прощание жмёт руку и говорит:
— Буду беречь! — киваю я и прыгаю с платформы в темноту[1].
[1] Эта часть приключений Анатолия Ланского навеяна замечательной книгой Виктора Конецкого «В сугубо внутренних водах». Автор будет безмерно рад, если с его подачи, кто-то откроет для себя этого прекрасного советского писателя.
Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы… Бегу по ним, рискуя запнуться и переломать себе ноги. В голове вертятся строчки из песенки про беспризорника, услышанные в каком-то советском фильме: «Ах, зачем я на свет появился? Ах, зачем меня мать родила?».
Не родись я, столько бы проблем испарились сами собой…
Настроения не поднимает темень и суровый пейзаж по сторонам. Сплошная стена из деревьев. Откуда, как мне кажется, на меня погладывают десятки голодных глаз.
Бр! Аж мурашки по коже, а ведь я не такой уж пугливый и воли фантазии не даю.
Нет, с таким настроением каши не сваришь. Мысленно даю себе пинок и ускорение в нужную сторону. Туман в башке постепенно развеивается, голова начинает анализировать ситуацию.
Наш состав особой скоростью не отличался, регулярно простаивал на всех маленьких и больших станциях и перегонах. Дорога одноколейная, потому приходится пропускать встречный и только потом трогаться. Средняя скорость… ну, дай бог километров так сорок в час, а то и меньше. По сути еле тащимся.
Пересменка у часовых примерно каждые два часа — плюс-минус сколько-то минут: на ходу не производилась, всё зависело от того, когда была следующая станция.
По принципу подлости будем считать, что мы отмахали все положенные два часа — итого километров восемьдесят. Но ведь и я заснул не сразу: довольно долго боролся с каким-то притуплением сознания, осоловелостью и оцепенением. А потом сдался.
Но минут сорок-сорок пять бодрствования в запасе есть. Это позволяет вычеркнуть из этапа поисков солидное расстояние. Итого мне предстоит прочесать вдоль путей примерно полтинник километров. Согласен, что до хрена, но, учитывая опять же специфику этих глухих мест и то, что винтовка просто физически не могла свалиться на другую сторону железнодорожной насыпи, упрощает поиски.
Это их хорошего. Из плохого — а какого хрена я вообще вырубился? Нет, я не железный человек и не могу хреначить без сна и усталости неделями, но и задолбавшимся я себя не ощущал. Причём настолько задолбавшимся… Заснуть на посту, это не хухры-мухры, это просто песец, жирный и обильно пушистый. А я себе не враг, понимаю, что к чему.