Что тебе рассказать о любви в коротких снах

16.12.202310.07.2022 admin 0 Comments

Одинаковые сны

Мы снова друг от друга далеко,
Косым дождём стучит в твоё окно рассвет,
Здесь к веткам кедров прицепилась тьма,
Но мы с тобою вместе до утра во сне.
И гладит огрубевшая ладонь
Твоих волос волшебный и родной огонь,
И там мы рядом или рядом здесь,
Но чувствуем, уходит из сердец боль.

Что тебе рассказать о любви
В коротких снах, в которых ты
Грустишь и знаешь всё сама,
Нам одинаковые ночью снятся сны,
Где вместе мы.

Над кедрами заря, полоской свет,
Он гонит меня вот уж много лет прочь,
Но день всего лишь несколько часов,
И знаю, как и я, ты нашу ждёшь ночь.
Где друг о друге снова будут сны,
Как им не быть, ведь каждый миг их мы ждём,
А если так, то, значит, выйдет срок,
И я вернусь к огню твоих волос днём.

ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ ПРАВООБЛАДАТЕЛЕЙ

Мы не претендуем на упомянутые выше музыкальные произведения. Все права на них принадлежат их многоуважаемым владельцам.

Сервис «Karaokee» это всего лишь поисковик-агрегатор, который по определенным запросам пользователя демонстрирует песни и видеозаписи из открытых интернет источников посредством встроенных в эти интернет источники инструментов и не нарушает правила их пользования.

Источник

Что тебе рассказать о любви в коротких снах

Звучание пластинки стилизовано под ни с чем несравнимые семидесятые, однако посвящено настоящему времени и ближайшему будущему — Великому Переходу Человечества в Эпоху Водолея! Это концептуальная «околобиблейская» история о Новом Сознательном Человеке и его последовательном духовном пути.

По словам самих исполнителей «AballadA» — это концептуальный альбом, слушать который нужно по порядку от начала и до конца, не прерываясь на посторонние дела и ни на что не отвлекаясь, «иначе без толку все».

«Changes come in — грядут перемены».

Частью пластинки стали десять композиций, равные десяти ступеням образования индивида и его души в преддверии Эпохи Володея.

Джаз-рок-группа «Alex Base» исполняет авторскую музыку в духе времен живых команд семидесятых: с теплым «ламповым» звуком и хорошим представлением. Тексты песен российский проект пишет на английском языке — понятные для всех народов мира, с очень глубоким смыслом, освящающие животрепещущие темы любви, поиска Человека в себе, Души и Бога…

Обложка: «Alex Base» / фото предоставлено правообладателем

125315, г. Москва, ул. Лизы Чайкиной 6
+7 (985) 211-85-11 По общим вопросам:
admin@zaycev.net По вопросам взаимодействия с Правообладателями
e-mail: legal@zaycev.net подписаться на нас:

Источник

Что тебе рассказать о любви в коротких снах

В синеглазые озёра,
Упаду твои я скоро.

Мы с тобою вместе пойдем,
Сдерживая силу желаний,
Чувствуя на спинах глаза –
Тех, кто задвигают запор.
Больше нет дороги туда,
Как суровей, нет наказанья
Чем не падать грешной душой
В счастье синеглазых озёр.

В синеглазые озёра,
Упаду твои я скоро.

Мы снова друг от друга далеко,
Косым дождём стучит в твоё окно рассвет.
Здесь к веткам кедров прицепилась тьма,
Но мы с тобою вместе до утра во сне.
И гладит огрубевшая ладонь
Твоих волос волшебный и родной огонь.
И там мы рядом, или рядом здесь,
Но чувствуем, уходит из сердец боль.

Что тебе рассказать о любви
В коротких снах, в которых ты
Грустишь и знаешь всё сама,
Нам одинаковые ночью снятся сны
Где вместе мы.

Над кедрами заря, полоской свет,
Он гонит меня вот уж много лет прочь.
Но день всего лишь несколько часов
И знаю, как и я, ты нашу ждёшь ночь.
Где друг о друге снова будут сны,
Как им не быть, ведь каждый миг их мы ждём.
А если так, то, значит, выйдет срок,
И я вернусь к огню твоих волос днём.

Через край душа могла – пить,
А судьба наперекор – знать права.
Наливала да не поровну –
Уводила радость в сторону,
Там где горькая всходила трын-трава.

Дни под горку, а вокруг лес,
А в нём птица та, что гнёзда не вьёт.
Растолкуй мне, пестрокрылая,
Ждёт ли там за лесом милая.
Или может быть, на небе кто-то ждёт.

Ты кукуй кукушка в синей тишине
Сколько мне ещё осталось на земле,
Не жалей, а просто ты кукуй кукушка мне.
И когда я буду где-то, где-то там
Я тебе за каждый день втройне отдам
Песнями, что дождь слезой оставит на стекле.

Затаился и затих весь,
А кукушка, не начавши отчёт
С ветки в чащу оборвалася,
А судьба моя осталася
Не сосчитана никем, да наперёд.

Снова тихо сидишь, снова плачешь, тебя покидаю,
Струйки слёз, словно спицы, мне сердце опять протыкают.
Ухожу, не хочу, но иду по колючей метели
Где захлопнет за мною тайга до звонка свои двери.
Я такой тишины как твоя больше вряд ли услышу,
Я такой глубины серых глаз никогда не увижу.
Ухожу, не хочу, но иду, их любовь обижаю,
Как над бездной вишу, словно с этой земли пропадаю.

Любить на небе, обижая на земле,
Мне выпал этот жребий в предрассветной мгле,
Из невозвратного далёка долгий путь
Я помню всё, а ты скорее всё забудь.

Я боюсь, что ты всё ещё ждёшь, взгляд не сводишь с обоев,
Где линялый узор нас двоих вдруг напомнит обоих.
И не выключив в комнате свет, ты за стол сядешь рядом,
И постель простоит эту длинную ночь не примята.

Тёмным ликам святых молится
Мать седая одна в горнице –
Возвращайся ты скорее, сынок,
Пока день за днём Господь мне даёт,
Пока ссадинами ночь лезет в сны,
Дотянуть бы мне, родной, до весны.

Поросло быльём лето за окном
Ночью синей, ночью синей
Закружил тайком в небе над крестом
Снег да иней, снег да иней.

И рубаху ему штопает,
А рябина в окно хлопает,
Птица ночью закричит у реки,
Вдруг идёт домой её родненький?
Сколько зим уже прошло, сколько лет,
Мать ждёт сына, ну а сына всё нет.

А он корни пустил в городе,
Вроде жив, а душа в холоде,
Собирался к ней, да всё некогда,
Вспоминает, да и то иногда,
Сколько зим прошло уже, сколько лет,
Мать ждёт сына, ну а сына уж нет.

Нам за разговором километры нипочём,
Сигаретками дымим.
Вроде обо всём, и в тоже время ни о чём,
Без умолку говорим.
Мол, ушла от мужа, потому что слишком пил,
Мне рассказ ей знаком.
Сам себя когда-то водкой чуть не загубил –
Потерял семью и дом.

Ночь вокруг качалась, до неё нам дела нет,
И довёз её потом.
А когда прощалась, то на пачке сигарет
Написала телефон.
Только вот попутчице навряд ли позвоню,
Хоть и круглая земля.
Она здесь, а я, я где-то там рулю,
И у каждого судьба своя.

Черкани мне с почтою письмо,
Перед сном его я почитаю,
Лагерь наш снегами занесло,
А глаза мои плывут и тают,
Как весны по строчкам ручеёк,
На бумаге у замёрзших окон.
Это наш с тобою общий срок,
Если твой лежит в конверте локон.

Рыжий твой локон
Мятый конверт в дороге сберёг,
Рыжий твой локон
В нём серебристый уже волосок,
Рыжий, рыжий твой локон.

Черкани мне с почтою письмо,
Пусть прейдёт с недельным опозданьем,
Рыжий локон в уголке, его
Пропитает запахом миндальным.
И в глазах печально поплывёт
Дней тепло, а не метелей комья,
Это наш с тобою общий счёт,
Если мы цвет глаз друг друга помним.

Черкани мне с почтою письмо,
Пусть в снегах конверт найдёт скитальца,
Рыжий локон в уголке его,
Оберну три раза вокруг пальца.
Сколько оборотов – столько лет
По утру меня ты не разбудишь,
Нами дан назло снегам обет,
Только если, про свой локон не забудешь.

В табуне кудлатых туч
Пробежал по небу гром,
Сверху листьев хоровод пляшет.
Стебельки сухой травы,
Отряхая на ходу,
Как не вместе мы идём даже.

Мне в ладонь закатом лёг
Вновь дурман твоих волос,
И никак не смыть его ливнем.
В дни ушедшие в разнос,
В мир, где дальше ничего
Тропкой путанной поврозь выйдем.

А любовь – лебеда,
Горечь, пьяная вода,
Встреч ворованных беда,
И прощанья может навсегда.

Небо сквасит душу вновь,
А бездомная любовь
Сорной горечью травы вяжет.
Как свидание в тюрьме
Разрешит тебе и мне
Встречу, за любви чужой кражу.

А любовь – лебеда,
Горечь, пьяная вода,
Встреч ворованных беда,
И прощанья может навсегда.

Теплятся взоры случайным весельем,
Эй, угощаю, сюда, пацаны.
Нынче отмечу я, чайным похмельем,
Завтрашний путь по этапам страны.
Горьким глотком, вдруг распарит кручину
Тутошних дней, что идут не спеша.
Вот молодца, чай-чай молодчина,
Чем горше ты, тем свободней душа!

Тишина Матросская – жизнь моя не броская,
О тебе родимая буду вспоминать.
Тишина Матросская, чай с ладони горсткою
Словно дни посыпется в кипяток опять.

Словом да лихом не поминайте,
Может порою был замкнут и сух.
Если не свидимся больше то знайте,
Я здесь свободы выковывал дух.
И за воротами, если не сгину,
Каясь пред Богом и снова греша,
Выпью за вас чаю – он молодчина,
Чем крепче чай – тем свободней душа.

Тишина Матросская – жизнь моя не броская,
О тебе родимая буду вспоминать.
Тишина Матросская, чай с ладони горсткою
Словно дни посыпется…

Тишина Матросская – жизнь моя не броская,
О тебе родимая буду горевать.
Тишина Матросская, чай с ладони горсткою
Словно дни посыпется в кипяток опять.

В буфете привокзальном бразильский карнавал,
Испанская коррида, осенний школьный бал.
Мой поезд послезавтра, я сам себе налью,
В кадушку с южной пальмой окурочки сую.

Скоро, скоро дома буду я,
Встретит мама и мои друзья,
Скоро ждут любимые края,
Вы прощайте злые лагеря.

Чудесный городишко стоит в начале шпал,
Билет уже в кармане и за окном вокзал.
Я не бегу, не прячусь, и их вокзальный мент
Меня, окинув взглядом, не спросит документ.

Скоро, скоро дома буду я,
Встретит мама и мои друзья,
Скоро ждут любимые края,
Вы прощайте злые лагеря.

Толпятся на перроне солдаты – дембеля,
А я оставил в зоне три года, не тая.
Мой поезд через сутки, теперь я не спешу,
На стульчике в буфете за рюмочкой сижу.

Скоро, скоро дома буду я,
Встретит мама и мои друзья,
Скоро ждут любимые края,
Вы прощайте злые лагеря.

Займётся синий вечер под сигаретный дым,
Я знаю, время лечит, но всё уходит с ним.
И чтоб не убегали заветные года
В буфете привокзальном встречаю поезда.

Скоро, скоро дома буду я,
Встретит мама и мои друзья,
Скоро ждут любимые края,
Вы прощайте злые лагеря.

Нам с «КАМАЗом» кормильцем моим пополам
Грязь дорог, километры и дни,
Если вымокнем здесь, завтра высохнем там
На просторах Российской земли.

Взвалив на плечи груз дорог и указателей столбы
Я знаю, сколько бы я смог, и знаю, сколько можешь ты.
Дождь перестал стекло хлестать, взревел движок, какой тут понт,
В разводах радужный асфальт несёт меня за горизонт.

Жека Растревоженная птица.

Мне приснился мамин старенький платок,
Крыльев шёлк ему вдруг ветер развязал,
И птицей за собой под облако увлёк,
И в дальнюю дорогу провожал,
В ту осень провожал.
Снился мне ночей прокуренных туман,
Осень пыль несла сухую по земле.
Там закружившись в ней, охрипнув струны рвал
И задыхался в этом своём сне
Мечтая о весне.

Одиноко память пляшет
В небе стареньким платком,
Растревоженною птицей
Не проходит этот сон.
Каждой ночью он мне снится
Рвётся в душу всё сильней
Растревоженная птица
Взгляда матери моей.

А метель волчицей воет и скулит,
Горькой доле в чистом поле много лет.
И снится где-то там мать всё ещё стоит,
И в небе от платка не тает след,
Не тает в небе след.

На ля минор привычно лягут пальцы
И тихо зазвенит упругая струна.
Кому-то может с дуру показаться,
Что без меня сама, одна поёт она.
Задышит треснувшей в дороге грудью
Повиснув звуками в чужой для ней тиши,
Гитара петь без рук моих не будет,
И без моей измотанной души.

Пой, родная, пой, родная, а дорожка та, эх у нас одна…
Дни на чёрте что, меняя, мы с тобой живём играя
Звонкая струна, тонкая струна.

Ей рвали струны, мне ломали крылья,
Ведь мы с ней встретились уже давным-давно.
Мы вместе с ней немели от бессилья,
Другого выбора нам было не дано.
По звону струн как по следам нас гнали,
Я пропадал и возвращался снова к ней.
Под перебор её всю ночь гуляли
С девчонкой, чьи глаза всего родней.

Я разболтал ей все свои секреты
В фальшивых нотах, ну и в песенных словах.
Она, терпя, горланила куплеты
В моих по пьянке часто сбитых в кровь руках.
Её чужие обнимали люди,
И с их аккордами невольно согрешив,
Я знал, что так звенеть она не будет,
Как окунувшись в ля минор моей души.

Мне стыки рельсов времечко считают,
Но что поделать, дальше повезли.
Страна у нас огромная такая,
А нас везут сидеть на край земли.
Не скоро я, не скоро буду дома,
Хоть так места родные навестил.
В решетку, вжавшись – воздухом знакомым
Дышал, прощаясь, изо всех я сил.

Ворожил февраль из последних сил,
Пудрил щёки впалые сугробов под окном.
Белою крупой всё не в масть покрыл,
А потом замёл вдогон колючим холодком.
И слегла душа, кутаясь в бушлат,
То горит, а то забьётся – тянет на рывок.
Прочь из тела вон, ну а мне то как
За железные ворота выйти без неё?

Мне до осени с её дождями как-нибудь дотянуть.
Шёпот губ твоих, что столько ждали, мне бы там не спугнуть.
Ты не рвись душа моя из тела, не спеши, погоди,
Ты ещё своё не отсидела, от меня не беги.

От меня ушли тридцать восемь зим,
Дни, как журавли в небе строят клин.
Хмель любви шальной, пьянки да друзья.
Золотко, поверь, ты одна моя.
Потеряв – жалел, а, найдя – терял,
Уходить хотел в ночь к чужим дверям.
И не глядя вверх, видел бездну дна,
Золотко, лишь ты, у меня одна.

Сколько раз от тебя прятал стужу глаз,
Седину вместо роз я дарил не раз.
Все мои глупости, золотко, прости,
Ты одна вновь меня, можешь лишь спасти.

Мы по Байкалу озеру идём на пароходе,
С утра не пьяны вроде бы, а кругом голова.
От матушки природы все ноздри в кислороде,
И пенится за дизелем шипучая волна.
И Дёма улыбается – всё по разряду высшему,
В пластмассовый стаканчик – плескаем коньяку.
Без просу лезут в душу красоты от Всевышнего,
И хлебный мякиш чайки хватают на лету.

А на горах Саянах – белый, белый, белый снег
И глубина две тысячи под волнами.
А в небе над Байкалом расстояний нет,
Сплошной озон висит над головами.
А в небе – там и вовсе – расстояний нет,
Сплошной озон висит над головами.

А вечером в «Макао» для пацанов мы жахнем,
Споём, конечно, «Времечко», «Друзей» «Гололёд».
И будет этой ночью всему Иркутску жарко,
Когда его босота по кругу в пляс пойдёт,
Иркутская босота – по кругу в пляс пойдёт.

А по утру умчимся в столицу самолётом,
Где грудь в районе сердца от суеты щемит.
Где прочь от шумных улиц и слякотной погоды
Байкал к себе поманит – сильнее, чем магнит,
Байкал к себе поманит – сильнее, чем магнит.

Жека Белый свитерок.

Братва встречала, и я чудно поменял
Хозяйский клифт на тройку от Кристиан Диора.
За корешей, что там остались – тост поднял,
И на мусарню сразу положил с прибором.
Гуляли шумно в дорогущем кабаке,
Икрой, закусывая градусы хмельные.
И вдруг мой взгляд упал на столик в уголке,
Там две девчоночки сидели козырные.

Штучка дрючка – златокудрая,
А вторая горихвостка – рыжая.
Первая – та вся в бикини, перстни, декольте,
А вторая просто в белом, белом свитерке.

Напрягшись в памяти, туманы разогнал,
И вспомнил где, хвост рыжий этот видел.
Он мне не раз кометой в зону залетал
Во снах конечно, и в раздетом виде.
Пусть в первой девочке изъянов не найти,
Нога на ногу там и в сеточку чулочки.
Но если б выбирать пришлось, с какой уйти,
Я б, не задумавшись, пошёл с той – в свитерочке.

Братва притихла, когда встав из-за стола
Я в направлении на белый свитер двинул.
Ну а она всё сразу будто поняла
Пошла на встречу, а подружка рот разинув
Сидела вся на нервах жутких в уголке,
Пока с моей мы горихвосткой танцевали.
Она браслетик теребила на руке,
А мы, обнявшись, словно на ветру дрожали.
Ну а потом вдвоём гуляли до утра,
От поцелуев и весны пьянея.
Забыв, где был ещё позавчера
Смотрел, как рядом свитерок её белеет.
От снов моих безумные огни
Нашли реально в жизни отраженье.
Не потерлись просто так они
Той первой ночью моего освобожденья.

Как жаль – не выпало нам случая, тебя мне раньше повстречать.
Смахнуть всё, что сейчас нас мучает, как лист осенний с мокрого плеча.
И мы как дети, прогулявшие с весною вместе свой урок,
Должны придумать оправдание, для тех, кто нас давно читает между строк.

Пряча крылья за спиной,
Тем, что было не дыша,
Каждый по своим домам
Едем – заспеша.
Что б не подымая глаз,
А ты давно остывший чай,
И опять про нас, про нас
Думать невзначай.

Про нас, что друг у друга спрятаны пьянящим небом в тайниках,
Его, воруя тихой сапою, летаем тайно в наших облаках.
И так из облаков домой не хочется вновь приземляться в будни пустоты,
Где лист осенний кружит в одиночестве и чай на кухне, что давно остыл.

Курган могильный срыли экскаватором, ещё давным-давно его разворовав,
Все почести, отвесив основателям, ну и потомкам, кое-что приврав.
А городок, что в честь могилы названый, уж триста лет, но как-то жизнь влачит,
С флажком и шариком в руках по праздником, и с Красиным, поднятым на гранит.

Курган, Курган, ты как любовь не многословен,
Ну а в домах твоих по-прежнему живёт
Нем как Герасим, глух как Бетховен,
Ну, в общем, добрый и талантливый народ.

Тобол несёт крючки теченьем медленным, мелея возле дамбы с каждым днём.
И, кажется, вот-вот уже последнюю рыбёшку из воды мы достаём.
Но рыба, как и люди, здесь отчаянна, и как ни странно выживает тут,
Хоть по пятёрке бесконечно, в виде вяленном её у пивзавода бабки продают.

Курган, Курган, ты как любовь не многословен,
Ну а в домах твоих по-прежнему живёт
Нем как Герасим, глух как Бетховен,
Ну, в общем добрый и талантливый народ.

Птенцы твои в гостях лишь временами, опровергая тезис, что Курган – дыра,
Царят, уехав, в «Смехопанораме», и к струнам преклоняют севера.
Простившись с тишиной дворов курганских, гуляют всюду, выпорхнув из гнёзд.
Мой голос из ларьков с кассет пиратских, и песни наших «Фабрикантских» звёзд.

Опера, блин, с родни писателям,
Мы герои их сказочных книг.
Строгим судьям и их заседателям
Как пешком до Шанхая до них.
И ведь пишут паршиво, корявенько,
Больше всё нумеруют листы.
А кто читает – считает всё правильно
На бумаге выходит, что мы…

Кура-кура-куралесили, пили водку, в Сочи ездили,
Балабас копчёный кушали, участкового не слушали.
Буро-буро-бурогозили, порошки вдыхали ноздрями,
И тащили всё, что тащится, всех лупили, кто не спрячется.

А ещё опера с родни скаутам,
Им бы всё по засадам сидеть.
Всё следить и тихонько подглядывать,
И морозить всё, ёшь ихню меть.
И как филофонисты заядлые
Тайно плёночкой пишут слова.
А кто слушает сразу понятно им,
Что мы делаем с вами, братва!

И конечно они с родни батюшкам,
Все конфессии разом – объяв.
Отпускают грехи – с сердца камушки
В виде явок с повинной приняв.
И уже возвращаясь с мамашами,
Сберегая от кутерьмы,
Нас надёжно и бережно прятают
Всех по тюрьмам, что б, не дай Бог, мы…

Ты подсыпала мне яду в мой стакан гранённый,
И заставила испить весь его до дна.
Я сижу под лампочкой, до смерти влюблённый,
И уверенный, что в мире – ты теперь одна.
Если в гости кто зайдёт – в тот же миг расстроится
Жутким видом бледного моего лица.
Нервы мои бесятся, им не успокоиться,
Ну а я под лампочкой тихо жду конца.

Хоть мутит, всё мутит, и мутит меня – похоже
Вместе мы по колено в цветах
Побежим…Я с морозом по коже,
Ты с улыбкой на жарких устах.

Ненаглядно жмуришься всякому ты встречному,
Я же под воздействием яда твоего
Улыбаюсь фиксами, делать больше нечего,
Я тобой отравленный, больше ничего.
Захотел найти вчера я противоядие,
Убежать от вялости скомканной души.
Только понял вовремя, что другие яды
Кроме твоего уже, мне так не хороши.

Жека Кепка восьмиклинка.

Мелькает жизнь моя почти как в киноленте,
Ещё вчера шпаною по чужим садам…
А тут почти уж сорок, а я не заметил,
Вот только мне нельзя туда, где можно вам.
Судьба, верёвочкой ты начинала виться,
Мне восьмиклинку свою батя подарил,
Что б в иерархии дворовой мне пробиться,
Я, сдвинув кепку на глаза, бычок смолил.

Кепка, кепка, кепка, кепка восьмиклинка,
Пусть давно не ношу, а забыть не могу
Восемь лет, как тяжёлые клинья
В непутёвую, битый судьбу.

Грусть платок снегов набросила на горящие виски,
А ледовый саван озера режут чьи-то острые коньки.

Пой, пой, бедная душа,
Пой, сердце успокой.

Боль слепой ладонью гладила искажённых лиц покой,
Тех, с кем навсегда прощаемся, и тех, кто попрощается со мной.

Пой, пой, бедная душа,
Пой, сердце успокой.

Блеск воды, закован льдами круг, обломавшись в вечной суете,
И когда душа моя запела, вдруг, мы плакали, обнявшись в темноте.

Пой, пой, бедная душа,
Пой, сердце успокой.

Водосточные трубы плакали
Лили вёдрами слёзы ржавые,
За дорожными прячась знаками,
Целовались мосты с каналами.
Ну и я, забыв о приличии,
Телефона, пиликая нотами,
Снова в городе этом призрачном,
Набираю твой номер сотовый.

В клочья рвут паруса,
Ветром солёным жгут,
Алые анти – твои – тормоза,
Полураскрытых губ.
Напрочь потерян курс,
Пьяно иду ко дну.
Если от губ соберусь – увернусь
Может быть, тормозну.

В ситуации неразруленной
Там где светит окно твоё маяком,
Травишь вновь меня поцелуями,
Словно питерским алым воздухом.
В воротник пальто, зябко кутаясь,
Как краплёною картой всё сыграно,
Я тону в метро, в мыслях путаясь,
Из Девяткино на Спортивную.

В клочья рвут паруса,
Ветром солёным жгут,
Алые анти – твои – тормоза,
Полураскрытых губ.
Напрочь потерян курс,
Пьяно, иду ко дну,
Если от губ соберусь – увернусь
Может быть, тормозну.

Придорожный куст по ветру мечется,
Сколько их, тех по жизни дорог?
А судьба – она даже не лечится
Если ей нарисован был срок.

Замкнула осень семьдесят какого-то…
Меня на дядю при усах, на участкового.
И хулиганили, да так, без дела, к случаю,
С тех пор всё наперекосяк, хожу под тучею.
Сверди ты, взор, бесцветных глаз людей с погонами,
Везут уже в который раз меня вагонами,
А осень детства моего, как наваждение,
Тогда не ел – теперь хочу варения.

Едва приметная судьба тобою замкнута,
Как осень та ушла когда-то навсегда,
Ползёт печаль угрюмых мест, стучит колёсами
Между судами, лагерями и допросами.
И на свободу много жадных взоров кинуто,
Вот только нами тут она давно покинута.
Идут «столыпины», скрипят привычной линией,
А не приметную судьбу мою заклинило.

Придорожный куст по ветру мечется,
Сколько их тех по жизни дорог?
А судьба – она даже не лечится
Если ей нарисован был срок.

Жека Шухер! Фу, блин, Мурка!

Шухер?! Фу, блин…
— «Мурка, ты мой мурёночек,
Мурка, ты мой котёночек,
Мурка, Маруся Климова
Прости любимого!».

— «Ну, куда вы лезете, я же репетирую,
Просто кекс какой-то в тачке проезжал.
Не забудьте водочку, я всё там контролирую…»
И опять стою как кролик в дальнем свете фар.
— «Мурка, ты мой мурёночек,
Мурка, ты мой котёночек,
Мурка, Маруся Климова
Прости любимого!».

— «Хватит прыгать в окна, блин, антилопы горные,
В тачке биксы пьяные ехали домой.
Ну что вы кипишуете, уж шибком все проворные,
Ну а если что не так – то сам иди постой!»
Ну стою, молчу, стою, а они копаются,
Дождик мерзко капает мне за воротник,
Без вина и курева коченеют пальцы
Те ещё условия, я так не привык!
А когда всё вынесли и пошли по улице
С полосою синею – ментовской «УАЗ»
Нас накрыл с украденным, словно яйца курица,
Вот и вышло, что за зря я глотку драл для вас…
— «Мурка, ты мой мурёночек,
Мурка, ты мой котёночек,
Мурка, Маруся Климова
Прости любимого!».

Замок тюремный заскрипел и смолк,
И в камере братва угомонилась,
Здесь – мне корячиться вполне приличный срок,
Вполне на столько – сколько вам не снилось.
И моё сердце бьётся, словно в западне,
И трепыхается как пойманная птица.
Ты вспоминай на воле Дуня, обо мне,
Не забывай о том, что мне в тюрьме не спится.
На долго я заброшен тут судьбой,
Но про тебя Дуняша, я ментам – не слова,
Вокруг замки, решётки да конвой,
Не поменяй меня родная, на другого.

Дуня, Дунечка, Дуняша,
Не вернуть денёчки наши,
Вот мы заварили кашу –
Дуня, Дунечка, Дуняша.

Я лишь потом узнал, что выше этажом
Сигнал на пульт охраны ложный вдруг сработал,
Я из подъезда тихо вышел и пошёл,
А тут менты, а дальше как по нотам.
Щекой уткнувшись в мокрый серый снег,
Спиною чуя дуло автомата
Твой взгляд поймав, запомнил я на век
Как на меня смотрел он виновато.
И ты осталась тихо плача в стороне
Себя коря, что мусора меня вязали…
Ты вспоминай на воле, Дуня, обо мне
И нашу встречу там, на Питерском вокзале.

Дуня, Дунечка, Дуняша,
Не вернуть денёчки наши,
Вот мы заварили кашу –
Дуня, Дунечка, Дуняша.

Жека Таксист (За баранкой «Волги»…).

Мелькают улицы, народ тусуется, а у меня с утра – всё намази,
Движок работает, колёса крутятся, и мчит по городу моё такси.

Тебе, сержант, скажу без протокола –
Я в жизни не видал ещё такого,
Она меня мочалила как тряпку,
Ну ладно, расскажу, всё по порядку.
Мене в колхозе выдали путёвку
По ленинским местам, с одной ночёвкой.
Такую ж дали зоотехнику Петрову
И дояру Валерке Комзякову.
Шуршу, шуршу, шуршу, шуршу ля фам,
Что было дальше, исполняю вам.

Всё началось у нас вполне прилично,
Ещё в автобусе мы начали с «Столичной»,
Ну а когда к столице нашей подъезжали,
Мы это дело «Портвишком» лакировали.
Потом на Щёлковском автобусном вокзале
Мы «Жигулёвского» по литру на нос взяли…
Сержант, поверишь, мы нисколько не устали,
У нас в колхозе всё в порядке с тормозами.
Шуршу, шуршу, шуршу, шуршу ля фам,
Что было дальше, расскажи ты нам.

Мы обсмотрели, я не вру, в натуре,
Какой-то памятник архитектуре,
Вот революции, когда места казали
Тогда в автобусе мы в аккурат поспали.
Со сна, кажись, попутал я музеи,
Проспавшись, я зашёл в другие двери,
Иду, гляжу, и возникает чуйство –
Вокруг другой экскурсии искусство.
Шуршу, шуршу, шуршу, шуршу ля фам,
Что было дальше, исполняю вам.

А я всю ночь как партизан терпел их нравы,
Сержант, поверь, не уронил я честь державы,
К утру как Бобик выбился из силы,
Ну а мадама денег попросила.
Меня обидела до слёз её конкретность,
Я понимаю, там Париж, интеллигентность,
Терпел всю ночь прыщи, я ж не на службе,
Всё ради интернациональной дружбы.
Шуршу, шуршу, шуршу, шуршу ля фам,
Что было дальше, исполняю вам.

Ну а она – лямур, тужур, гони валюту,
А я между прыщей ей как влеплю тут,
Я что ей, кобелина беспородный?
Ну и возник скандал международный.
Ты мне ответь сержант, без протокола,
Нас Родину любить учила школа?
Я от мадам всю ночь терпел мученья,
Ну а меня за это в заключенье.
Шуршу, шуршу, шуршу, шуршу ля фам,
Как это было, я исполнил вам.
Шуршу, шуршу, шуршу, шуршу ля фам,
Как это было, рассказал ты нам.

Источник

Сайт для любознательных читателей

Что тебе рассказать о любви в коротких снах

Одинаковые сны

ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ ПРАВООБЛАДАТЕЛЕЙ

Что тебе рассказать о любви в коротких снах

Что тебе рассказать о любви в коротких снах

Добавить комментарий Отменить ответ

Одинаковые сны

ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ ПРАВООБЛАДАТЕЛЕЙ

Что тебе рассказать о любви в коротких снах

Что тебе рассказать о любви в коротких снах

Вам также понравится

иис лучшие условия в каком банке

что такое трейнер для игры

что делать если твоя лучшая подруга променяла тебя на другую подругу

Добавить комментарий Отменить ответ