Что там с пересадкой головы
Операция по пересадке волос
Пересадка волос – это единственный метод восстановления при выраженных стадиях поредения. Если говорить о наиболее распространенной форме потери волос – андрогенетической алопеции у мужчин, то при степени поредения 4 и выше достичь терапевтическими методами лечения визуально заметных результатов практически невозможно. При начальных стадиях алопеции обычно выбор за медикаментозной терапией. Однако есть и особенности: например, лобно-височные углы на терапевтическом лечении не восстанавливаются, процесс поредения только останавливается – скорректировать отсутствие волос может только пересадка.
Пересадка волос для мужчин – надолго хватит эффекта? Потребуется ли процедура повторно?
Только пересадка волос не останавливает прогрессию процесса, поэтому оптимальным (за исключением 5 и выше стадии, когда терять уже практически нечего) является сочетание терапевтических и хирургических методов. Волосы, пересаженные с затылка в зону поредения, действительно, продолжают расти, как и росли на затылке. А лечение с помощью лосьонов и таблеток – предотвращение потери оставшихся волос. Если волосы не поддерживать, в среднем, через 5 лет может потребоваться коррекция повторно, однако все определяют индивидуальные особенности течения алопеции.
Будут ли заметны рубчики на затылке после пересадки бесшовным методом FUE?
С помощью существующих бесшовных методов пересадки волос (FUE –follicular unit extraction) можно добиться того, что места забора из донорской зоны будут практически незаметны. В настоящее время для забора графтов используются панчи размером 0,8 мм – это панчи для забора очень небольшого диаметра, которые не оставляют заметных рубчиков на затылке.
Какова приживаемость пересаженных графтов?
Пересаженные в зону алопеции волос приживаются практически в 90% случаев. Сейчас идет тенденция к использованию имплантеров для посадки, что уменьшает травматизацию графтов и увеличивает приживаемость. Имплантер – это специальное устройство по типу ручки, которое позволяет обеспечить перемещение фолликула в реципиентную зону без повреждения.
Восстановятся ли волосы после пересадки до прежнего уровня?
Пересадка волос никогда не воссоздаст природную, изначальную густоту волос. Это невозможно по 2 причинам – не хватит зоны донорских волос и при высокой плотности посадки ухудшается приживаемость волос. В среднем, пересадка волос проводится в объеме 35-40 графтов на см кв, что считается оптимальным для создания удовлетворительной густоты при сохранении хорошей приживаемости графтов.
Сколько раз можно делать пересадку?
Донорская зона не бесконечна, считается, что забор более 6000 графтов при средней густоте волос приведет к поредению затылка и сделает заметным потерю волос в этой донорской зоне. Поэтому пересадка волос, в среднем, делается до 2 раз при обширных зонах поредения.
При потере волос в молодом возрасте что лучше – подождать лечиться, потерять волосы и сделать пересадку или сделать ее сразу, на ранних стадиях, а потом повторно?
Действительно, если андрогенная алопеция дебютирует в раннем возрасте, то нередко встает вопрос – когда делать пересадку – сейчас или подождать
отсыпания волос и стабилизации процесса. Ведь известен тот факт, что до 30 лет процесс потери волос очень активен. По мнению врачей, оптимальным будет следующая последовательность – 1 год терапевтического лечения для стабилизации процесса, после чего – коррекция оставшихся зон отсутствия волос с помощью пересадки на фоне продолжение поддерживающей терапии. В этом случае мы добиваемся уменьшения количества трансплантируемых волос и предотвращаем необходимость повторных процедур.
Как долго нужно восстанавливаться после пересадки?
Поскольку волосы на затылке сбриваются, то необходимо, в среднем, 14 дней для того, чтобы волосы отросли и закрыли места забора. Корочки на голове отпадают также в течение этого периода. Через 1 месяц после операции окружающие даже не догадаются, что была проведена процедура пересадки – следов не будет заметно.
«Не отменён, а поставлен на паузу»: участник эксперимента по пересадке головы Валерий Спиридонов — о судьбе проекта
— Как вы оказались в США, как складывается ваша жизнь здесь, чем занимаетесь?
— Я инженер, приехал в США, чтобы получить степень магистра. Учился в университете города Бока-Ратон по специальности computer science. Это инженерная дисциплина, компьютерные науки. Кроме того, мы здесь ведём научную деятельность, направленную на то, чтобы лучше узнать, что чувствует человек, как он рассуждает. Для этого мною создано программное обеспечение, которое способно распознавать эмоции, прогнозировать течение диалога.
Я приехал сюда по программе, которая поддерживает молодых учёных, позволяет им получать высшее магистерское образование. Для этого в университетах есть специальные гранты. На сегодня я уже закончил образование и приступил к работе — применяю свои знания на практике. Эти знания находятся в области разработки искусственного интеллекта, программного обеспечения, отказоустойчивых кластеров, систем, серверов. Также мы делаем очень интересный стартап, связанный с дронами, квадрокоптерами. И я думаю, что он будет успешным. Это будет действительно мировой проект.
— Расскажите о ваших научных исследованиях.
— Мои исследования связаны с тем, чтобы узнать, насколько мы можем использовать искусственный интеллект для помощи людям, чтобы им жилось легче, комфортнее, безопаснее, спокойнее, чтобы люди лучше понимали друг друга. То есть это не просто машинный перевод слов, как есть сегодня, например, у Google. А это система, которая позволяет вести диалог, удерживать внимание.
— Приведите пример, как это может быть использовано на практике?
— Например, доктор и пациент. Такие системы позволят в будущем лучше проводить курсы лечения, лучше взаимодействовать со службами, помогающими людям в трудных ситуациях. Это может применяться для бизнеса, чтобы вести диалог с клиентом, лучше его понимать и знать, что он чувствует. Это поможет всем. Другая система, про которую я говорил и которая связана с дронами, позволит людям получить картинку и звук в реальном времени с любой точки мира и при этом управлять камерой удалённо из любой точки мира.
— Какие планы на будущее у вас и вашей семьи? Какой прогноз дают врачи здесь, в США?
— Мои планы не связаны с каким-то определённым местом. Моя специальность позволяет мне более 15 лет работать удалённо. Сегодня я нахожусь в США, потому что так удобнее для моей семьи и для моего сына: без перелётов, стрессов и в комфортном климате. Что касается докторов, я не думаю, что мне могут как-то радикально помочь. Традиционная медицина не имеет в своих руках арсенала для лечения подобных заболеваний.
Единственный препарат, который вышел в последние годы в США и был недавно одобрен для использования по всему миру — это Spinraza. Он останавливает деградацию мышечных волокон, позволяет улучшить качество жизни. Курс его достаточно дорогой, но тем не менее это огромный шаг вперёд. И мы надеемся, что в ближайшее время он будет доступен повсеместно.
— Планируете ли возвращение на родину? Есть ли в России работа, которая могла бы вас заинтересовать?
— Я совершенно точно не исключаю для себя возможности вернуться в Россию. И это не связано ни с какими рабочими проектами, а просто потому, что это моя родина и там все мои друзья, там мой брат. Но сегодня у меня нет таких планов и нет сотрудничества с кем-либо из России. Хотя я считаю, что мой опыт и знания доктора Канаверо — это то, что может вывести российскую медицину на несколько шагов вперёд. Эти знания уникальны. Но они могут быть применены только при поддержке государства. Я объясню, почему так.
Дело в том, что сегодня, если речь идёт о сотрудничестве с доктором Канаверо, многие учёные, в том числе и в России, понимают, что они идут по достаточно тонкому льду. Это связано с репутацией, с рисками, которые несёт сотрудничество с такой персоной, как доктор Канаверо.
Он уже успел заявить, что готов пересаживать голову, работает в Китае с крысами, с обезьянами, вот-вот приступит к опытам с людьми.
Но на самом деле вся эта технология — она о другом. Она направлена на помощь людям с другими заболеваниями: она нужна для того, чтобы лечить травмы позвоночника, чтобы людям, которые давно и долго обездвижены, возвращать способность чувствовать, двигаться, жить полноценной жизнью. И мы ведём речь именно об этой технологии. Мы готовы помочь правительству России, чтобы принести эту технологию в страну, готовы сотрудничать напрямую. И безусловно, если нам окажут в этом поддержку, дадут зелёный свет, я приеду в Россию и буду делать всё, что от меня зависит, чтобы это состоялось.
— Поступали ли вам какие-то предложения из России?
— Я постоянно получаю предложения, они достаточно интересные и касаются разработки программного обеспечения, моего опыта управления проектами, управления стартапами. Они касаются искусственного интеллекта, работы с облачными системами хранения данных. Компании в России, такие как Сбербанк, «Яндекс», они действительно ищут сотрудников, чтобы пополнить свои кадры опытными профессионалами. Но в данный момент я считаю, что для меня лучше находиться здесь. Потому что, как я говорил, мне бы хотелось, чтобы мой сын, которому сейчас один год, провёл время в спокойном климате, без необходимости адаптироваться к погоде, к новым условиям. Но это не мешает мне сотрудничать удалённо с любыми компаниями.
— Поступают ли вам предложения о проведении операции, аналогичной той, что планировал провести доктор Канаверо? Возможно, есть другие врачи, работающие в этом направлении?
— Различные предложения по внедрению инновационных технологий, в том числе в медицине, поступают постоянно. И особенно, конечно, их много было в период 2015—2017 годов, когда Канаверо только заявил о своих планах. Предложений много, но приходится их очень тщательно оценивать. Потому что многие из них несут в себе достаточно странные решения, другие нуждаются в значительной доработке. Есть очень интересные, и мы хотели бы дать им зелёный свет и применить их в том числе и для работ, связанных с технологией доктора Канаверо.
Но пока я не склонен делать никакие операции. И единственное, что возможно делать в моей ситуации, — это поддерживающая терапия либо установка импланта в позвоночник. Но это не срочная задача, так как моё состояние стабильно и я прекрасно себя чувствую: работаю восемь часов в офисе наравне с другими сотрудниками. В данный момент моему здоровью ничего не угрожает, и я хотел бы довести до совершенства одну из технологий, которыми я занимаюсь сегодня.
— Так вы изменили решение и отказались от операции или готовитесь к ней?
— Моё отношение к операции по пересадке головы не изменилось. Я считаю, что есть ситуации, когда такая операция — единственное возможное решение по спасению жизни. С этической точки зрения оно ничем не отличается от обычной трансплантации. Ведь нет каких-то серьёзных этических дискуссий в обществе по поводу пересадки органов: лёгких, печени, почек. Это плановые операции, которые сегодня проводятся и в России каждый день. Трансплантации такого рода давно стали привычными.
Что касается пересадки головы — мы к этому придём. Мы придём к тому, что появится большое количество и других решений, таких как, может быть, модификация генома, что уже сегодня стало реальностью, но нуждается в большей маркетинговой составляющей. Модифицировать геном сегодня возможно, и кое-где это уже делают. Насколько это необходимо делать, я думаю, человек решит для себя сам. И здесь не может быть ограничений, связанных с этикой, с религией и так далее.
Науку не остановить. Её можно задержать в развитии. Но для чего это делать? Всё равно появятся свои Джордано Бруно, которые так или иначе расскажут, как устроен мир, и сделают его лучше.
— Мы находимся в постоянном контакте с доктором Канаверо и общаемся несколько раз в месяц. Мне известно, что его эксперименты прошли удачно. Опыты с животными, такими как собаки, обезьяны (то есть с крупными млекопитающими, про которых я говорил раньше) прошли более чем успешно.
Сегодня есть документы, которые показывают реалистичность сращивания волокон спинного мозга, восстановления двигательной активности. Этому есть фото- и видеодоказательства.
Более того, есть активное желание сотрудничать с представителями медицинских учреждений, государственных структур, чтобы передать эту технологию людям. Но для того, чтобы это сделать, должен быть шаг со стороны государства, когда выделяется специализированный грант, выделяется специализированное помещение, лаборатория, чтобы изучить, провести все проверки и сказать, работает технология Канаверо или нет. Потому что Серджио Канаверо и доктор Жэнь Сяопин готовы приехать в Москву, готовы приехать в любое другое государство, чтобы рассказать все детали, поделиться материалами по этому поводу. Но это не может быть их инициатива, они не могут лично говорить: «Пригласите нас, пожалуйста, мы вам всё объясним и покажем». Нет, должна быть заинтересованность со стороны властей. Если она будет, мы, конечно, поможем сотням и тысячам людей.
— Как изменило вашу жизнь появление ребёнка?
— Рождение сына, безусловно, очень сильно изменило мою жизнь. Я стал внимательно относиться к своим поступкам, стал гораздо серьёзнее воспринимать свою деятельность, своё здоровье. Потому что мне нужно быть с ним рядом, нужно помогать ему расти. И мне это очень нравится, я провожу с ним много времени.
Отразилось ли это на моём решении не делать операцию? Нет. Это связано с тем, что мы хотим довести технологию до совершенства. Делать её публично, открыто, согласованно с обществом.
Но рождение сына дало мне силы заниматься исследованиями, искать пути применения моих знаний, талантов, чтобы у него всё было хорошо.
— Как ваша жена относится к вашим планам и к экспериментам Канаверо?
— Вы знаете, моя супруга познакомилась со мной, чтобы отговорить меня от этого. Но, когда она убедилась, что я очень адекватно отношусь к эксперименту и принимаю трезвые решения, она успокоилась и мы стали общаться на другие темы.
Это как отказаться от полёта на Марс: ты не можешь отказаться от того, что ещё не может случиться. Не было такого, что мне предложили лечь на операционный стол, а я сказал: «Нет-нет, у меня теперь другая ситуация».
У меня было по-другому. Было так, что я долгое время сотрудничал с доктором Канаверо. Я ждал, пока ситуация изменится, пока мы приобретём поддержку со стороны правительства, может быть, каких-то других структур. Но мы понимаем, что я не могу ждать этого вечно, и я должен заниматься своей собственной жизнью, своим собственным здоровьем, своими собственными проектами. Поэтому на какое-то время эта работа была поставлена на паузу — с моей стороны. Но она, конечно же, не поставлена на паузу со стороны Канаверо. И он уже достаточно далеко продвинулся в совершенно фантастических вещах. Я думаю, что об этом он расскажет сам при желании.
Но вы удивитесь очень сильно, когда узнаете, что сегодня есть технологии, которые позволяют не только трансплантировать тело целиком, но и гораздо более фантастические вещи.
Я даже приоткрою тайну — это пересадка только головного мозга. Это позволит решить большое количество проблем, связанных в том числе с иммунным отторжением, специалисты меня поймут. Но, безусловно, там будут и другие нюансы.
А в целом мы с женой, конечно, очень счастливы. Мы проводим каждый день вместе: ходим на пляж, работаем, вместе растим сына. Мы чувствуем себя счастливыми, и конечно, отсутствие необходимости заниматься подготовкой к операции очень позитивно сказывается на общем состоянии и бодрости духа.
— Как вы проводите свободное время?
— К сожалению, свободного времени у меня крайне мало. Потому что я пытаюсь заниматься большим количеством проектов, которые связаны с технологиями, с медициной, с наукой, с разработкой ПО и так далее. Я счастлив, что у меня есть время для моего сына. Но мы надеемся, что уже скоро мы сможем немного попутешествовать, хотим посмотреть другие штаты. Мы очень любим бывать в разных местах. И когда куда-то приглашают, мы с удовольствием приезжаем, рассказываем о том, чем мы занимаемся, о том, как мы способны помочь людям, что мы делаем для этого, какие технологии уже стали сегодняшним днём.
Пересадить голову человека Насколько реальна жизнь с новым телом
В конце февраля 2015 года итальянский нейрохирург Серджо Канаверо (Sergio Canavero) заявил о плане провести первую трансплантацию головы человека уже в 2017 году. Эта новость вызвала бурную реакцию — смех, возмущение, страх, энтузиазм. «Лента.ру» попыталась разобраться, насколько реалистичен (с точки зрения медицины) проект Канаверо и каковы этические и психологические последствия такой операции — в случае ее успешного завершения.
В 1954 году советский врач Владимир Демихов «присадил» 20 собакам по дополнительной голове. Подопытные после операции выжили, хотя и ненадолго — всего на несколько дней. Спустя 16 лет американский медик Роберт Уайт провел пересадку головы от одного туловища обезьяны другому. Животное прожило девять дней, но это вряд ли можно было назвать жизнью: из-за перерезанного спинного мозга оно не чувствовало тела и совершенно не могло им управлять. Канаверо надеется на более благоприятный исход. Хирург считает, что он сможет помочь всем, чьи тела пришли в негодность — и раковым больным, если метастазы не достигли головы, и пациентам с мышечной атрофией, как у Стивена Хокинга. Но насколько реален план Канаверо и чем он грозит человечеству?
Проблемы
Из всех разделов медицины трансплантология — один из самых сложных и «капризных» как в теории, так и на практике. Каждый орган, предназначенный для пересадки, состоит из нескольких типов тканей, окружен нервами, посылающими ему сигналы и принимающими ответные импульсы от самого органа, и кровеносными сосудами, питающими его. Все это практически невозможно не повредить во время изъятия органа, а значит, даже если операция пройдет успешно, понадобится немало времени, чтобы иннервация (а с ней чувствительность и способность сокращаться) и кровоснабжение органа на новом месте восстановились. К тому же — и это, пожалуй, основная проблема — иммунная система организма будет отвергать любую клетку, которая изначально этому организму не принадлежала. Таким образом, донорские органы могут не прижиться из-за иммунной реакции. Обезьяна с пересаженной головой умерла именно из-за того, что иммунная система тела отвергла искусственное приобретение организма. Чтобы эту реакцию подавить, пациентам назначают курсы иммуносупрессоров. Эффект иммуносупрессоров, впрочем, имеет обратную сторону медали: когда снижен иммунитет, защита организма от инфекций ослаблена.
Мозг и позвоночник
Меж тем голова — это в строгом смысле слова не орган, а целый органокомплекс, и риск осложнений, связанных с его пересадкой, во много раз выше, чем при трансплантации одного-единственного органа. В голове находится самый важный орган — головной мозг, и пересадить ее, не повредив последний и связанные с ним нервные окончания, практически невозможно. Ведь в основании шеи в месте соединения позвоночника с черепом головной мозг переходит в спинной. Спинной мозг управляет движениями всех мышц ниже шеи, и делает он это на основе команд, приходящих от головного мозга. При пересадке головы спинной мозг неизбежно отделится от головного, и никакие сигналы к туловищу и конечностям пройти не смогут — следовательно, все движения, кроме жевания и выражения эмоций мимическими мышцами, станут невозможными. В обратном направлении импульсы тоже не будут передаваться, и даже если человек выживет после операции, он не будет чувствовать ничего, кроме лица. Нервные пути, идущие через спинной мозг и соединяющие головной мозг и сердце, головной мозг и легкие, также нарушатся. А ведь спинной мозг — это не какой-нибудь тоненький нерв, способный восстановиться после повреждения за обозримое количество времени. Случаи полного восстановления связей в спинном мозге при его перерезке неизвестны. Те парализованные, которые учатся вновь двигать конечностями после серьезных травм позвоночника, посылают сигналы рукам и ногам «в обход» спинного мозга.
Возможные решения
В 2013 году итальянский нейрохирург Серджио Канаверо заявил на заседании Группы перспективной нейромодуляции в Турине, что разрабатывает методику, которая позволит успешно пересадить голову человека (по-научному — провести цефалосоматический анастомоз) через несколько лет. В феврале нынешнего года Канаверо назвал более точный срок — 2017 год. К этому времени, считает он, его метод будет доработан и опробован, однако Канаверо не станет проводить операцию, если ему никто не поможет. А поддержка ученому, безусловно, нужна: даже если все технические препятствия процедуры удастся обойти, впереди врача ждут поиски места, где можно осуществить задуманное. И дело тут не в отсутствии нужной аппаратуры, а в законодательствах различных стран. Далеко не каждое правительство одобрит столь рискованное мероприятие — пересадку головы на своей территории.
Схематическое изображение опыта Уайта с обезьянами
Трудности, связанные с осуществлением цефалосоматического анастомоза, по словам Серджио Канаверо, разрешимы. В частности, спинной мозг вполне возможно отделять от головного с меньшими повреждениями, используя нанонож из нитрида кремния или микротом с алмазным лезвием. Чем больше сила, прикладываемая к спинному мозгу во время перерезки, тем меньше повреждаются нервные пути, входящие в его состав. Помимо этого, два конца спинного мозга (от донора и от реципиента) необходимо соединить друг с другом с помощью полиэтиленгликоля (ПЭГ) или хитозана. Эти вещества работают подобно припою при пайке проводов, соединяя отдельные части отростков нейронов в единое целое. За счет постоянного соприкосновения отростки регенерируют.
Иллюстрация к статье Канаверо
(a): Срез на спинном мозге обезьяны. Наноразмерность среза показана на схеме справа (b): Визуализация разрезанного коркового-спинномозгового пути и его аксонов. Изображение: surgicalneurologyint.com
К тому же для ускорения восстановления Канаверо собирается вводить пациентов после операции на несколько недель в искусственную кому, чтобы исключить возможные движения. Во время этого периода имплантаты, вживленные в спинной мозг, будут стимулировать поврежденные части нейронов и помогать им расти. В то же время будут восстанавливаться и кровеносные сосуды, и мышцы. Утверждается, что после выхода из комы человек сможет практически сразу заговорить, а через год вновь будет ходить — конечно, не без помощи физиотерапевтов. В совокупности методика называется GEMINI (аббревиатура, читается как английское слово «близнецы»).
Надо понимать, что при операции будут использовать «свежий» донорский материал, подготовленный согласно GEMINI. Все остальные головы и тела, в том числе специально подвергшиеся криоконсервации, не подойдут, тем более что до сих пор неизвестны способы размораживать формально мертвые организмы, сохраняя им жизнь или даже возвращая ее (ведь клиенты компаний, предлагающих услуги крионики, попадают в крионические устройства уже после остановки сердца). Впрочем, большинство экспертов-трансплантологов считает, что методики, предложенные Канаверо, недостаточно эффективны для операции, которую задумал хирург.
Голова к телу или тело к голове?
Термин «пересадка головы» остался со времен экспериментов Уайта и Демихова. На самом деле, сложно однозначно сказать, что куда пересаживают — голову на туловище или туловище к голове. Конечно, в туловище находится основная часть органов, и оно как часть тела несомненно крупнее головы. С другой стороны, уже никто не сомневается, что личность и сознание человека запрятаны в голове, а точнее, в мозге. Если смотреть с этой точки зрения, то донорский материал — это туловище, а не голова.
Кадр: фильм «Франкенштейн»
Но одно дело — вопрос терминологии, и совсем другое — вопрос этики. Как отнесутся представители различных религий к пересадке головы? Если, по мнению верующих, в этом органе заключена душа, получается, отделять его от тела и уж тем более передавать кому-то другому не следует. Впрочем, для представителей тех религий, в которых вместилищем души считается некий другой орган, особенного запрета на трансплантацию головы/тела возникнуть не должно.
Интересно, что Роберт Уайт, который провел эксперимент по пересадке головы обезьяне, долгое время служил советником Папы Римского по этическим вопросам медицины. Именно под его руководством в 1981 году была создана Ватиканская комиссия по биомедицинской этике, пересмотревшая отношение католической церкви к смерти мозга и использованию стволовых клеток в медицине.
Психология
Отбросим возможные неудачи и представим, что цефалосоматический анастомоз все же удалось осуществить, пациент выжил и идет на поправку. Что дальше? Пересадка части мозга (гипофиза) преступника сделала из профессорской собаки Шарикова-человека, но человека не самых высоких моральных принципов. Это, конечно, булгаковская фантастика. Впрочем, все равно стоит задуматься: что будет чувствовать человек, получив при старой голове новое тело? Изменится ли его личность?
Прежде всего, возможно, что пациент не будет в полной мере ощущать себя самим собой. Другое туловище, другие конечности — это не только необычно видеть, но и ощущать мышцами и кожей. Информация от рецепторов напряжения в мышцах (проприорецепторов) и тактильных рецепторов (ощущающих прикосновения) в норме поступает в кору больших полушарий, где вместе с информацией от органов зрения формирует у человека образ тела. При любом изменении данных от рецепторов-«информаторов» этот образ несколько изменяется. Правда, обычно это происходит постепенно и практически незаметно — например, когда человек растет.
Радикальная же перемена в составе тела может повлечь за собой неожиданные последствия. Вполне вероятно, что пациент, перенесший пересадку головы / тела, может не опознать руку или ногу как свою. В таком случае она будет мешать человеку, так как он постоянно станет акцентировать на ней внимание (вспомните, как хотелось в детстве потрогать языком только что вылеченный зуб с новой пломбой или расчесать ссадину). Возможен и другой вариант: кора головного мозга запомнит расположение, форму и силу конечностей предыдущего тела, а раз их ощущение никуда не ушло, эти уже не существующие конечности будут восприниматься как фантомные.
Разумеется, это не все возможные проблемы. Сама личность человека, перенесшего пересадку головы, вполне может необратимо измениться — правда, никто пока не может точно сказать, как именно.