что такое толстый журнал
«Толстые» журналы — их прошлое и настоящее
…они и по сей день живы
В СССР к «толстым» журналам относились «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Нева», «Москва», «Наш современник», «Дружба народов», «Иностранная литература», «Сибирские огни», «Урал», «Звезда», «Дон», «Волга» в какой-то степени «Юность», хотя она была тоньше остальных. Эти журналы выходили форматом А1. Были и малоформатные «толстые» журналы «Аврора», «Молодая гвардия», «Смена».
«Толстые» журналы не следует путать с остальными. Их в Советском Союзе тоже было не мало: «Работница», «Крестьянка», «Крокодил», «Огонек», «Советский Союз». Выходили они по-разному: раз в месяц или еженедельно.
Существовали журналы по интересам и для разных возрастов: «Вокруг света»,«Юный техник», «Юный натуралист», «Костёр», «Пионер», «Наука и религия», «Наука и жизнь», «Техника молодёжи», «Знание — сила», «Химия и жизнь», «Здоровье», «Спортивные игры», «За рулем», «Журналист».
«Толстые» журналы в Советском Союзе
Самыми авторитетными среди советских «толстых» журналов были, пожалуй,
В «Октябре» были напечатаны повесть «Печальный детектив» В. Астафьева и роман А. Рыбакова «Тяжёлый песок». Появлялись произведения А. Адамовича, Б. Ахмадулиной, Г. Бакланова, Б. Васильева, А. Вознесенского, Ф. Искандера, Ю. Мориц, Ю. Нагибина, В. Маяковского, А. Платонова, С. Есенина, Ю. Олеши, М. Зощенко, М. Пришвина, А. Гайдара, К. Паустовского. Л. Фейхтвангера, В. Бределя, Р. Роллана, А. Барбюса, Т. Драйзера, М. Андерсена-Нексё, Г. Манна.
В «Знамени» были опубликованы «Падение Парижа» И. Эренбурга, «Зоя» М. Алигер, «Сын» П. Антокольского, «Молодая гвардия» А. Фадеева, «В окопах Сталинграда» В. Некрасова, военная проза Гроссмана, Казакевича. В поэтические произведения Б. Пастернака, А. Ахматовой, А. Вознесенского. В первые перестроечные годы «Знамя» вернуло читателю забытые и запрещённые произведения М. Булгакова, Е. Замятина, А. Платонова, напечатало «Воспоминания» А. Сахарова.
В журнале «Москва» был опубликован роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» (декабрь 1966 — январь 1967). В 1989–1990 годы впервые после революции опубликована «История государства Российского» Н.М. Карамзина.
В «Юности» печатались В. Аксенов, Д. Рубина, А. Алексин, А. Гладилин, В. Розов, А. Яшин, Н. Тихонов, А. Вознесенский, Б. Окуджава, Б. Ахмадулина.
А. Кузнецов опубликовал свой роман «Бабий яр».
Современные тиражи «Толстых» журналов
«Толстые» журналы в Советском Союзе достать было очень сложно. Подписка на них осуществлялась только по блату (хотя тираж «Юности» превышал три миллиона штук), в киоски «Союзпечати» они если и поступали то в минимальном количестве. В библиотеках имелись лишь в читальных залах. Нынче в России читай — не хочу, подписаться можно на любой, однако тиражи у всех мизерные: в «Новом мире» 7200 экземпляров, у «Октября» и «Знамени» меньше 5000, у «Дружбы народов» – 3000.
Что значит
Что означает слово
«Толстые» журналы — их настоящее и прошлое
Так называемые «Толстые журналы» по сути являются литературными ежемесячниками,в которых регулярно печатались новинки литературы,перед тем,как опубликовать отдельным томом.Многие граждане собирали целые подписки подобных журналов,создавая из них коллекции.
В СССР к подобным » толстым » журналам следует отнести:»Юность»,»Дон»,»Звезда»,»Урал»,»Сибирские огни»,»Иностранная литература»,»Дружба народов»,»Наш современник»,»Москва»,»Нева»,»Знамя»,»Октябрь»,»Новый мир». Так же в киосках «Союзпечати» можно было найти малоформатные » толстые » журналы,такие как:»Смена»,»Молодая Гвардия»,»Аврора«.
» Толстые » журналы,пожалуй не стоит путать с другими изданиями.Простых журналов в СССР тоже было достаточно:»Советский Союз»,»Огонек»,»Крокодил»,»Крестьянка»,»Работница«. Появлялись на прилавках они по разному либо еженедельно,либо раз в месяц.
Самыми маститыми и авторитетными журналами в СССР считались:»Юность»,»Иностранная литература»,»Октябрь»,»Москва»,»Знамя»,»Нева»,»Новый мир«.
В первые годы перестройки журнал «Знамя» стал издавать запрещенные до этого произведения,Платонова,Булгакова,Замятина.Стало печатать произведение Сахарова «Воспоминания».
В «Юности» же увидел впервые свет роман Кузнцова «Бабий Яр».
Тиражи «толстых» журналов
Так называемые » толстые » журналы в СССР можно было приобрести лишь только по большому блату.Несмотря на то,что например тираж такого журнала,как «Юность» превышал 3 млн штук.В киосках «Союзпечати»,их разбирали практически мгновенно.
Даже в библиотеках их нельзя было забрать домой,а выдавались лишь в читательских залах.
Журналы СССР видео
Москвич
Толстые литературные журналы, давно похороненные молвой, до сих пор живы
Редакторы журналов «Юность», «Знамя», «Дружба народов», «Урал» и «Новый мир» рассказали, почему сегодня важна литературная периодика, как иногда к ним приходят самородки, за счет чего им удается выживать, кто их читает и есть ли у них будущее.
Татьяна Соловьева, журнал «Юность», первый заместитель главного редактора
Времена меняются, как бы порой нам ни хотелось оставить что-то по-старому. Да, в советское время литературные журналы были традиционным признаком интеллигентной семьи, подшивки хранились и перечитывались. Многие ставшие классикой вещи читатели знали именно по журнальным, а не последующим книжным публикациям. Вообще журналы были единственным способом легитимации писателя — без определенного числа публикаций в них выход книги был попросту невозможен. Сейчас нужды в такой легитимации нет, и путей к издателю — и читателю — у автора значительно больше. Журналы при этом вроде бы должны остаться не у дел. Однако, несмотря на все трудности, с которыми они сегодня сталкиваются, они остаются значимой культурной институцией. Выживать трудно: зарплата сотрудников, недвижимость, коммунальные платежи и расходы на номер — все это делает себестоимость каждого экземпляра практически неподъемно дорогой, поэтому без грантов, без государственной поддержки, без меценатов, наконец, толстому журналу сегодня не выжить. Подписка покрывает лишь малую часть расходов, а розничная торговля, как правило, и вовсе убыточна.
Лично нам это нужно прежде всего для того, чтобы в России оставалось как можно больше площадок для профессионального разговора о литературе. Журнал — уникальное явление, которое представляет собой актуальный срез отечественной словесности. Здесь и проза, и поэзия, и драматургия, и критика. Это возможность схватить «здесь и сейчас», но при этом профессионально и авторитетно отобрать и структурировать материал. Каждый наш журнал — это готовый сборник: в «Юности» мы отказались от печати произведений с продолжением. В итоге читатель получает номер, который он может прочесть роман или повесть целиком, не думая о том, где достать их начало или окончание.
Кроме того, работа в литературном журнале позволяет всегда быть в контексте, не выпадать из актуальной литературной повестки, наблюдать, в каком направлении идет литература, ловить тренды и отслеживать закономерности.
Нам помогает город — хотя бы тем, что редакция журнала не платит аренду и находится при этом далеко не на обочине. Ну а кроме того, Москва — огромный культурный центр, многие писатели живут здесь, а те, кто не живет, периодически приезжают — это позволяет вывести литературный диалог за пределы журнальных страниц, участвовать в книжных выставках и фестивалях, организовывать свои события, распространять журнал через книжные магазины и киоски прессы — из другого города это было бы сделать очень трудно из-за расходов на логистику.
Хочется верить, что будущее у литературных журналов в России есть. Что это понимают не только десяток романтиков с ностальгией по толстожурнальному прошлому, но и многие другие люди. Потому что на сегодняшний день литературные журналы — одна из немногих площадок для вдумчивой, медленной и профессиональной писательской работы. И в наш век высоких скоростей для такой работы обязательно должно оставаться место.
Сергей Чупринин, журнал «Знамя», главный редактор
Интересно не то, что журналы, давно похороненные молвой, до сих пор живы, а то, что каждый год возникают десятки — это не преувеличение — новых литературных периодических изданий. И на бумаге, и теперь чаще всего в сети, но тоже, как правило, с надеждой обрести бумажный эквивалент. Зачем? Затем, чтобы в стране, в мире русского языка и культуры сохранялась литературная среда. Затем, чтобы объединять пишущих и читающих в диалогическом общении, или, как сказал поэт, в труде со всеми сообща. И затем, чтобы конфликтовали, соперничали, взаимодополняли друг друга не только разрозненные книги, но и различные картины, различные версии литературы, от классических версий «Нового мира» и «Юности» до версии, предположим, модного «Носорога» или «Лиterraтуры».
Когда полвека назад я только входил в литературу, она была одним из самых главных дел в стране, волновавшим если не миллионы, то сотни тысяч человек. Теперь с нами немногие, но наши обязательства перед ними те же, что и перед миллионами, и к заработку это как тогда не имело, так и сейчас не имеет никакого отношения. Символический капитал, ощущение своей, высокопарно выражаясь, миссии, безусловно, перевешивают меркантильные соображения.
Внимательный к театру, кинематографу, музеям и галереям, к шоу-бизнесу, наконец, город просто не обращает внимания на литературу и, соответственно, на литературные журналы. Живете? Ну и живите пока. Мы к этой безучастности уже привыкли. И огорчаемся лишь тогда, когда бюджеты библиотечных закупок в очередной раз сокращаются за наш счет.
Но все равно будущее у толстых литературных журналов есть — «доколь в подлунном мире жив будет хоть один… » не обязательно пиит, но люди, пусть немногие, кто именно в литературе видит смысл и оправдание своей жизни.
Сергей Надеев, «Дружба народов», главный редактор
Литературные журналы (да вообще-то и все на свете) выживают в силу своей востребованности. Раньше, в литературоцентричной стране, эта востребованность была существеннее в силу сформированного общественного запроса на чтение. Сейчас ситуация такова, какова есть. Но если разобраться, литературные журналы выбиты из общественного оборота вполне себе искусственно. Об этом говорили много и подробно. Министерство культуры аккурат в Год литературы решило, что незачем библиотекам выписывать журналы. А ранее, в Год культуры, произошло значительное сокращение самих библиотек. И прежде деньги на подписку срезались, а сейчас и вовсе возвращаются в бюджет — «за ненадобностью». И уже выросло поколение библиотекарей, не имеющих представления о журналах. Журналов нет — о них не знают/их не спрашивают — следовательно, они не нужны. Логично?
Для Москвы мы федеральный журнал, и все многолетние попытки получить помощь от правительства Москвы успеха не имели. Городская среда в литературе более жизнеспособна, на мой взгляд, чем сельская (хотя бы потому, что основной читатель — горожанин). Хотя мы стараемся расширять географию авторов и среду обитания их героев. По крайней мере приветствуем писателей из всех городов и весей.
Будущее у толстых литературных журналов в России однозначно есть. Литература штука непрерывная. И пока «Живъ будѣтъ хоть одинъ пiитъ… » — читай: прозаик… издатель… читатель, все возвращается на круги своя. И потребность в книжной, журнальной культуре — эстетическом феномене русской культуры — пребудет вечно. К сожалению, у нас сначала погубят, а затем… затем берутся возрождать. Самый яркий тому пример — издательство «Наука».
Надежда Колтышева, «Урал», заместитель главного редактора
Журнал «Урал» в отличие от многих толстых коллег — государственное бюджетное учреждение культуры. У нас есть собственное помещение в центре города, мы получаем пусть небольшую, но стабильную зарплату, а главное, платим гонорары авторам.
Так что мы думаем не о выживании, а о том, чтобы находить и публиковать по-настоящему талантливые произведения. И у нас это получается.
Сколько нужно сил, времени и желания, чтобы сегодня организовать интересную дискуссию на страницах журнала, как совсем недавно получилось с обсуждением книги Сергея Чупринина «Оттепель: События».
А бывает, приходит к нам совершенно (литературно) девственный автор, просто чистый лист. Приносит несколько измятых листочков — рассказ. Читаем и понимаем, что: а) рассказ никуда не годится; б) то, о чем написал этот человек, никто до него не говорил. Садимся и редактируем. Выходит годный текст, который потом вспоминают годами. Автор, кстати, больше после этого ничего не написал.
Или вот был у нас один редактор, который набирал романы одного именитого писателя только потому, что тот категорически не признавал компьютер и писал от руки. А нам эти романы были нужны, так как были талантливые и их ждали читатели.
Мы по большому счету единственный толстый литературный журнал на целый регион. Городские культурные организации очень помогают в продвижении: придумываем совместные литературные проекты (в феврале стартовал совместный с Объединенным музеем писателей Урала проект «Читаем Урал»: по три-четыре дня в месяц в разных музеях Литературного квартала читают и обсуждают наши публикации). Библиотеки нас любят и ценят: выписывают и приглашают на встречи с читателями. Это и неудивительно — журнал издается с 1958 года, у него давно сложившаяся репутация достойного издания.
Строго говоря, будущее у толстых литературных журналов в России, конечно же, есть. Другой вопрос, насколько далекое будущее. Ну а если серьезно, то знать об этом не может никто. Но — рассуждаю — если за 200 лет никуда этот феномен не исчез независимо от перемены строя, правителей, страны, наконец, может, и дальше будет жить? Будут, возможно, меняться формы бытования (и уже — с появлением интернета — сильно изменились), но люди не перестанут думать и писать, а значит, у журнала всегда будет работа.
Андрей Василевский, журнал «Новый мир», главный редактор
Основным источником дохода толстого литературного журнала — в норме — является подписка. Но увы — институт подписки как таковой сегодня почти сдулся. По крайней мере индивидуальной, на бумажные издания. А у библиотек нет денег или, может быть, именно на это нет денег. Розницы практически нет, это отдельная проблема. Как выживаем? Ну понятно как. Государство. Без грантовой помощи упраздненного ныне Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям мы бы уже закрылись. Будем надеяться, что Минцифра нас не бросит. Но такие гранты позволяют балансировать на границе жизни и смерти, но кардинально проблему не решают. У нас, конечно, есть свой сайт, там можно не только почитать, но и купить pdf номеров. Снова — увы, увы. Читатель в сети в принципе (или пока) не готов платить за тексты. Текстов и так много. Даже и не пиратских, много легального бесплатного литературного контента.
Я работаю в этой редакции с 1976 года, главредом — с 1998-го, сейчас мне 65. Вся жизнь вложена. Чего уж тут. Но лучше бы это был заработок.
Я родился и всю жизнь тут прожил, всю жизнь ездил на работу в одно и то же здание (Малый Путинковский переулок, 1/2), никогда не хотел переехать в другой город. Думаю, такой журнал, как «Новый мир», мог бы издаваться только в Москве. (Хотя и в других городах выходят интересные литературные издания, не спорю.) А вытесняет журналы нашего формата на обочину — если вытесняет — точно не город. Ход вещей, наверное.
Читатель, в основном сетевой, есть, культурные функции не исчерпаны, а вот коммерческого будущего нет. Аудитория, готовая платить за бумажный «Новый мир», неуклонно сужается, аудитория, готовая платить за электронную версию, еще не наросла, если вообще нарастет. Для рекламы наш формат не годится. Остается только государственная помощь в разных формах. Будет помощь — будут и толстые журналы. Выходящие небольшим тиражом на бумаге, читаемые в сети.
Глава II ТОЛСТЫЙ ЖУРНАЛ И ЕГО ПУБЛИКА
ТОЛСТЫЙ ЖУРНАЛ И ЕГО ПУБЛИКА
Основное место в чтении образованной части русского общества во второй половине XIX в. принадлежало толстому журналу. Преобладание журнала над книгой стало определяться с середины 1830-х гг., после появления имевшей громадный успех «Библиотеки для чтения». К середине 1840-х гг. ключевое положение журнала в литературе стало очевидным, о чем свидетельствуют высказывания литераторов различных литературных лагерей – от Ф.В. Булгарина («Теперь книгопродавцы утверждают повсеместно, что не из чего хлопотать, потому что ничто не идет с рук, кроме журналов, и потому, если состряпается где повесть или роман, они поступают в журналы, которые вместительностью своею равняются огромным ластовым судам »81) до П.А. Плетнева («В нашу эпоху журналы сделались исключительным чтением публики. Ими удовлетворяет она двум своим потребностям: знакомится с новостями в области наук и словесности, и в то же время наполняет досуги тем чтением, которое необходимо для самого полуобразованного человека»82).
Для сравнения отметим, что в западных литературах журнал никогда не имел такого преобладающего положения, как в России. Значение книги и газеты там было существенно выше, а толстый журнал не носил энциклопедического характера и не уделял такого внимания политике, сосредотачиваясь в основном на литературных вопросах.
«Журнализацию» русской литературы можно объяснить следующими причинами. С постепенным повышением уровня образования населения и заимствованием у столичного дворянства культурных образцов более низко стоящими социальными слоями чтение входило в образ жизни все более широких слоев, прежде всего – провинциальных помещиков и чиновников. Однако резкого роста численности образованных читателей тем не менее не наблюдалось, кроме того, они были разбросаны по помещичьим усадьбам и многочисленным губернским и уездным городам. Традиционные каналы распространения книги (книжная торговля и библиотеки) в условиях рассредоточенности читателей по громадным пространствам страны оказывались неэффективными. Гораздо лучше, как выяснилось, с доставкой печатных изданий в отдаленные места справлялась почта – достаточно четко работающее учреждение не частного, а государственного характера. Таким образом, одна задача, которую решал журнал, – осуществление связи литераторов и читателей.
Кроме того, журнал объединял своих читателей. Вначале это была просто общность «культурных», «образованных», «просвещенных» людей, а с начала 1860-х гг. журнал стал консолидировать ту или иную группу (радикалов, либералов, консерваторов и т.п.) в рамках этой общности. В условиях неразвитости политической жизни журнал способствовал формированию общественного мнения по тем или иным актуальным вопросам. Почти всегда он отстаивал или, как любили тогда выражаться, «проводил» тот или иной комплекс идей, мнений и представлений. Направление журнала прежде всего касалось его социально-политической программы и лишь во вторую очередь литературно-эстетических взглядов. Поэтому писатели, не примыкающие к определенному направлению, оказывались в трудном положении и были вынуждены печататься в случайных изданиях, иллюстрированных журналах, газетах и т.п. Н.С. Лесков считал, например, что для того, «чтобы быть порядочным писателем в России, надо быть вне зависимости от редакторского произвола»85. Я.П. Полонский объяснял появление своих произведений то в одном, то в другом журнале следующим образом: «Никак не мог я к чему-нибудь или к кому-нибудь примениться – писать в одном тоне, связать мысль мою. – Никому я вполне угодить не в силах, – никакая редакция не станет печатать всего того, что мне вздумается написать – каждая непременно хочет, так сказать, процедить меня»86.
Объединение единомышленников осуществлялось журналом на основе неформальных связей, он воспроизводил традиционную для русской культуры структуру кружка. В начале XIX в. основными формами существования культуры (и в том числе литературы) были кружки и салоны. С расширением круга лиц, втянутых в культурную жизнь страны, в 1820—1830-е гг. распространился альманах, запечатлевавший в печатном виде структуру и жанровые образцы кружкового альбома, а в дальнейшем получил распространение журнал, рассчитанный на более широкую аудиторию. Он как бы расширил рамки кружка знакомых, заменив связь устную – печатной и письменной. Читатели часто писали письма в редакцию, и некоторые из них появлялись на страницах журнала. Кроме того, на местах журнал нередко служил основой для создания кружка единомышленников. Таким образом, регулярное чтение определенного журнала означало обычно для читателя нахождение социальной или культурной группы, с которой он себя отождествлял.
Для понимания успеха журнала нужно учесть и тот факт, что книги в России были сравнительно дороги и рисковать деньгами, приобретая неизвестную ему книгу, читатель, как правило, не хотел. Гораздо удобнее было выбрать (на основе предшествующего читательского опыта) журнал, а в дальнейшем обращаться уже только к нему, доверив редакции отбирать произведения для чтения. Кроме того, обеспечив себе сравнительно высокий тираж и гарантированный сбыт, издатели журналов могли распространять их намного дешевле, чем книги. По подсчетам Н.К. Михайловского, толстый журнал давал в 1860-е гг. читателю за 12—15 рублей столько разнообразного материала для чтения, сколько в виде книги стоило бы ему 30—40 р., то есть примерно в три раза дороже87. Следует упомянуть, наконец, постоянно усиливающуюся тягу к отражению современности в литературе. Читатели стали стремиться прочесть не просто хорошее произведение, но произведение новое, актуальное, злободневное.
В условиях дифференциации культуры необходим был посредник между высокообразованными людьми, ориентированными на просвещение населения, и читателями-неофитами, стремящимися приобщиться к культуре, получить оперативную трактовку всех научных, литературных и политических событий. В свое время В.Б. Шкловский проницательно отметил, что роль журнала заключается в том, чтобы «служить связью между местом и центром»88. Шкловский имел в виду связь столиц и окраин, однако это наблюдение можно трактовать и более широко, как касающееся вообще центра и периферии культуры (подобные уровни былии в самих столицах).
Задачу посредничества взял на себя толстый журнал. Он должен был отобрать из всего богатства и многообразия культуры наиболее важные тексты, привести их в систему и в доступной форме предложить читателю. Д.И. Писарев писал в начале 1860-х гг. о том, что «периодические издания расходятся по всем концам России, и идеи, выработанные в тиши кабинета, за письменным столом, становятся достоянием целой обширной страны, становятся почти единственной пищею для нескольких десятков тысяч людей. Большинство публики читает одни журналы »89.
В 1840-х – первой половине 1850-х гг. журналы носили преимущественно литературный характер, но со второй половины 1850-х гг. они все более и более политизируются. По свидетельству А.Я. Панаевой, «после Крымской войны печатное слово получило вес в обществе; все сознавали, что необходим прогресс во всем, и с жадностью набросились на чтение журналов, которые, по возможности, обсуждали реформы, предпринимаемые в России»90.
В пореформенный период русский толстый журнал обычно представлял не культуру или литературу в целом, а какую-либо политическую и мировоззренческую группу. На своих страницах он выстраивал читателю свой образ общества, науки и литературы. Печатая иногда статьи и рецензии естественно-научного характера, основное внимание журнал уделял социальной проблематике. Он делился обычно на два раздела: в первый входила художественная литература и наиболее важные исторические и публицистические статьи, а во второй – обозрение текущих событий в России и за рубежом, литературная критика, рецензии, смесь и т.п. материалы. На страницах журналов появлялись статьи по истории, политической экономии, этнографии, фольклористике, истории литературы, проблемам международной жизни и т.д. Вот, например, содержание одного из номеров «Современника» периода его расцвета (№ 2 за 1859 г.). В первом разделе («Словесность, науки и художества») помещены статьи Н.Г. Чернышевского «Экономическая деятельность и законодательство» и В.П. Безобразова «Поземельный кредит и его современная организация в Европе», рассказ М.Е. Салтыкова-Щедрина «Развеселое житье», очерк А.А. Потехина «Река Керженец» и «Очерки народного быта» Н.В. Успенского, а также стихи А.А. Фета, Н.А. Некрасова, А.С. Пушкина (неопубликованное стихотворение) и Д. Байрона; во втором («Современное обозрение») – «Парижские письма» М.Л. Михайлова, «Петербургская жизнь» И.И. Панаева, «Политика» Н.Г. Чернышевского и 6 рецензий Н.А. Добролюбова. В приложении к журналу были помещены «Библиография журнальных статей по крестьянскому вопросу», а также переводы повести Э. Серре и статьи Г.Г. Меллина о природе и быте северной части Скандинавии.
Как видим, стремясь предложить разнообразный материал для чтения, журнал как бы «втягивает» под свою обложку целую библиотеку, очень продуманно и четко организованную. Следует, однако, отметить, что при всей универсальности содержания журнала основное внимание в нем уделялось политическим событиям либо событиям из других сфер социальной жизни, рассматриваемым под «политическим» углом зрения. Поэтому ведущее место в нем принадлежало социально ориентированной (касающейся актуальных проблем) художественной литературе и публицистике (обзор внешней и внутренней жизни, фельетон и т.п.).
Журнал был не местом публикации различных произведений (как это нередко было раньше), а трибуной единомышленников, и поэтому большое внимание уделялось в нем единству и цельности. В. Шкловский справедливо отмечал, что «журнал может существовать как своеобразная литературная форма. Он должен держаться не только интересом отдельных частей, а интересом их связи»91.
Н.К. Михайловский, активно участвовавший в русской пореформенной журналистике, признавал, что «журнал, а потом и газета определяли собою нередко и форму, и содержание произведений даже выдающихся талантов, в журналах и газетах группировались большие и малые силы для общего дела; журналы и газеты клали или старались класть свои штемпеля на произведения даже таких писателей, которые стояли, по-видимому, вне всяких отношений к “возникновению, падению и взаимным отношениям различных органов печати” (цитата из “Истории новейшей русской литературы” А.М. Скабичевского. – А. Р.), на журнальную или собственно редакторскую работу тратилась значительная часть сил выдающихся писателей»92.
По сути дела, собирая произведения различных авторов и компонуя их определенным образом, редакция создавала новый текст, определяемый конструкцией журнала. Для достижения этой цели у нее были две основные возможности – работа с людьми и работа с текстами.
Во-первых, редакция могла подобрать близких по убеждениям авторов, наладить с ними постоянные отношения, предусматривающие их работу в духе данного издания, и в ряде случаев даже заказ им необходимых произведений. Например, в некрасовском «Современнике», где обычно практиковались подобные формы работы, по воспоминаниям Г.З. Елисеева, «набирались подходящие к направлению журнала сотрудники, им представлялось писать в каждый данный момент, что им бог на душу положит. Никто не следил ни за мыслями, ни за фразами. Иногда казалось, что точно редакторы не читают никаких статей в своем журнале, а между тем само собой выходило все ладно. Почему? Да потому, что в журнале-то главным образом и нужно, чтобы все говорили в одно. Не только удачные фразы, но и неудачные, то есть слабые, целые статьи, если только они бьют в одну цель, в общем нисколько не вредят делу»93. Конечно, Г.З. Елисеев несколько идеализирует редакционную ситуацию в «Современнике», и, как известно из других мемуарных источников, там также допускалось редакционное вмешательство в текст, однако, и в этом Елисеев прав, явление это носило эпизодический характер.
Редакция могла, во-вторых, проводить отбор среди поступающих (в том числе и в «самотеке») произведений, в случае необходимости перерабатывать их (сокращать, исправлять, переписывать фрагменты и т.д.), сопровождать предисловиями и примечаниями и, что очень важно, соответствующим образом компоновать различные тексты в структуре номера, стремясь к его цельности и внутренней уравновешенности. Хорошим примером подобной практики можно считать редакторскую деятельность Г.Е. Благосветлова. Двадцать лет редактируя «Русское слово» («журнал начинающих писателей для начинающих читателей», по определению Н.В. Шелгунова) и продолживший его журнал «Дело», он часто изменял структуру статей и характер их изложения, делал в них вставки, не только переставляя акценты, но и меняя стиль изложения. Никак не выделяясь в качестве самостоятельного автора (время от времени он выступал с публицистическими статьями), он тем не менее накладывал на все материалы номера печать своей личности и своих убеждений и добивался в итоге живости и цельности журнала. Если учесть, что Благосветлов был наделен умением подбирать (и воспитывать в соответствующем духе) сотрудников журнала (привлек к работе Д.И. Писарева, В.А. Зайцева, П.Н. Ткачева, Н.В. Шелгунова и др.), то нельзя не согласиться с тем, что это был незаурядный редактор, умевший использовать все возможности для обеспечения однородности и целенаправленности журнала.
Каждый журнал обычно представлял более или менее определенное идеологическое направление. Любопытно, что, несмотря на увеличение числа читателей в стране и быстрый рост числа газет, иллюстрированных и специальных журналов, число толстых универсальных ежемесячников в пореформенный период оставалось стабильным – на уровне 8—10 названий в год. По-видимому, этого количества хватало для того, чтобы охватить все основные позиции в рамках социально-политического спектра. Журналы, пытавшиеся существовать «вне направлений», обычно оказывались недолговечными и исчезали из-за малочисленности подписчиков.
Характерной чертой существования журналов с начала 1860-х гг. являлась постоянная (и временами – ожесточенная) полемика их между собой. Хотя нередко предлогом для споров служили эстетические или бытовые вопросы, но чаще всего за этим скрывалась не столько литературная, сколько социально-политическая борьба.
Поскольку журналы различались по своим идеологическим платформам, то факт подписки на то или иное издание (рядовые читатели подписывались обычно лишь на одно) означал принятие того, а не иного «образа мира». Сразу на несколько изданий подписывались только литераторы или состоятельные и высококультурные люди. Так, например, семья придворного архитектора А.И. Штакеншнейдера, содержавшая литературный салон, выписывала в конце 1850-х гг. сразу пять толстых ежемесячников («Современник», «Отечественные записки», «Библиотека для чтения», «Русский вестник» и «Русская беседа»)96. Наиболее распространены были в читательской среде издания радикального направления: «Современник» (закрыт в 1866 г.) и наследовавшие ему «Отечественные записки» (под редакцией Н.А. Некрасова и М.Е. Салтыкова-Щедрина, 1866—1884), а также «Русское слово» (1859—1866) и «Дело» (1866—1888). Популярны были также (особенно после закрытия «Отечественных записок» и «удушения» «Дела») либеральные журналы «Вестник Европы» (1866—1918) и «Русская мысль» (1880—1918), народническое «Русское богатство» (1879—1918). В консервативных кругах высоким авторитетом пользовался «Русский вестник» (1856—1906)97. В 1880—1890-х гг., когда выдержанность направлений журналов несколько ослабла (одни и те же литераторы печатались, например, в либеральных и консервативных органах), довольно долго существовали также такие издания, как «Наблюдатель» (1882—1904), где либеральный налет сочетался с яростным антисемитизмом, и чисто коммерческие «Колосья» (1884—1893), печатавшие третьесортную беллетристику. Другие журналы (а их было довольно много) обычно закрывались через несколько лет (по финансовым причинам или из-за правительственного запрета).
Характеристика журнала как типа издания дает материал для суждений о его аудитории. Ведь согласие читателя предпочесть журнал книге означает, что он считает себя недостаточно компетентным, чтобы из потока многочисленных публикуемых отдельно произведений выбрать подходящие именно ему, отвечающие на его духовные запросы. Он не хочет (или не может) читать большое число разнообразных книг и нередко довольствуется обзорами, компиляциями, пересказами, рецензиями и т.д. Журнальный читатель вообще слабо доверяет конкретному индивиду (автор книги сам несет ответственность за нее), ему важно, чтобы публикация исходила от группы в целом (помещенный в журнале материал несет на себе его марку, кроме того, значительная часть статей и рецензий помещалась вообще без подписи, как текст, исходящий не от конкретного автора, а от редакции). Читая только «свой» журнал, подписчик готов безоговорочно доверять его сотрудникам, освещающим те или иные актуальные проблемы, и отказывается от критического сопоставления различных точек зрения по данному вопросу.
Журнальные публикации адресовались читателям довольно высокого образовательного уровня, знакомым с отечественной и зарубежной историей, географией, политическим устройством и т.п. (характерно, однако, что ученые больше читали научные книги и специальные журналы), придающим высокое значение печатному слову, обращающимся к нему в поисках самоопределения и, возможно, ограниченным в доступе к книгам.
Наблюдения О.В. Мильчевского в середине 1860-х гг. показали, что основные читатели журналов – это «высшее чиновничество, более богатое дворянство не служащее, да учащая и учащаяся молодежь; читают много и чиновничьи жены, больше, по крайней мере, чем мужья», причем подписываются на них либо очень богатые лица, либо библиотеки, либо высшие и средние учебные заведения98.
Аудитория толстых журналов была не очень велика. Современник признавал, что они «существуют не для массы нашей читающей публики. По содержанию своему, во всем его объеме, они доступны и, даже скажем, нужны незначительному кругу людей образованных и стоящих по своему общественному положению близко к тем интересам и вопросам, которым эти журналы посвящены»99. На каждый журнал подписывалось несколько тысяч человек. Для того чтобы журнал не «прогорел», нужно было хотя бы 2—3 тыс. подписчиков, а имевшие успех журналы собирали в разные периоды от 6 до 15 тыс. подписчиков (у «Современника» в 1860 г. было 6,6 тыс., у «Отечественных записок» в 1880 г. – 8,1 тыс., у «Русской мысли» в 1887 г. – 10 тыс. и т.д.). Всего же суммарный одноразовый тираж их составлял, по нашим приблизительным подсчетам, в 1860 г. – 30 тыс., в 1880 г. – 40 тыс., в 1900 г. – 90 тыс. экз. Для определения объема читательской аудитории журналов следует учесть следующие обстоятельства. Во-первых, обычно журнал читал не только сам подписчик, но и члены его семьи, а также друзья и знакомые. Во-вторых, нередки были случаи подписки в складчину, когда небогатые читатели выписывали один экземпляр на несколько человек. Так поступали, например, члены объединявшегося вокруг Н.А. Добролюбова студенческого кружка в Педагогическом институте, поэт-самоучка И.З. Суриков и его друзья и многие другие. Н.П. Баллин, служивший в конце 1850-х гг. в Костроме, вспоминал, как он и его жена «сами выписали себе журнал и уговорили более десятка знакомых выписать также по журналу. На получившихся журналах подписывались фамилии участвовавших в ассоциации совокупной выписки по порядку, который должен был соблюдаться при выдаче журналов для чтения так, что записанный первым для чтения одного журнала записывался вторым для чтения другого журнала, третьим для чтения третьего и т.д. Таким образом, записанный последним для чтения первого журнала записывался первым для чтения последнего. Все журналы по миновании надобности становились общею собственностью»100. Наконец, в-третьих, несколько сотен экземпляров тиража журнала поступали в библиотеки, где интенсивно использовались (в публичных библиотеках в конце 1880-х – начале 1890-х гг. они составляли 80—50% книговыдачи, об использовании их в библиотеках для чтения говорится дальше, в соответствующей главе). В 1877 г. Н.К. Михайловский полагал, что у «Отечественных записок» при 8 тыс. подписчиков примерно 100 тыс. читателей101. Обследование своей аудитории, проведенное более чем через тридцать лет редакцией журнала «Современный мир», установило, что один экземпляр журнала, получаемого частными лицами, читают в среднем 8 человек, а в библиотеках – не менее 30. Расчеты показали, что при тираже 15 тыс. экземпляров общее число читателей должно немного превышать 200 тыс. человек102 (то есть в среднем получается 13—14 читателей на экземпляр, примерно столько же, сколько было ранее по оценке Михайловского). Поскольку у менее популярных органов число читателей на экземпляр было существенно меньше и, кроме того, определенная часть аудитории обращалась к нескольким журналам, при подсчете суммарной численности журнальной аудитории приведенные выше цифры тиражей следует, по-видимому, утроить или учетверить.
Большинство читателей журналов проживали за пределами столиц. Например, у «Современника» в 1859 г. на долю провинции приходилось две трети подписки, а Н.В. Шелгунов, сотрудничавший в «Деле», писал в 1880 г., что «в Петербурге его никто не читает»103. Наиболее активную и увлеченную часть аудитории журналов составляли учащиеся высших и средних учебных заведений. Неудовлетворенность господствующими представлениями и стремление сформировать свое собственное, альтернативное, мировоззрение побуждали их обращаться к журналам. Самыми популярными в этой среде изданиями были «Современник» и «Русское слово». П.И. Добротворский, учившийся в Петербурге в артиллерийском училище, вспоминал позднее, что в конце 1850-х гг. «повеяло уже новым духом “Современник”, “Русское слово” мы читали запоем, выписывая в складчину. Эти журналы, “Русский вестник”, “Отечественные записки”, можно было получать и из нашей училищной библиотеки»104. Учащиеся Вятской семинарии также в конце 1850-х гг. «с величайшим интересом прочитывали от корки до корки книжки “Современника”. Статьи Добролюбова просто проглатывали»105.
Вторая основная категория журнальных читателей – молодые чиновники, преимущественно провинциальные, недавно закончившие учебные заведения. Человек, подписавшийся на журнал, обычно составлял исключение в провинциальной среде, на уездный провинциальный город обычно приходилось не более 10—20 подписчиков журналов, на губернский – 50—70. Современник свидетельствовал, что в Архангельске, например, «всякий скорее согласится проиграть 10, 15 рублей в вечер, чем выписать дельный современный журнал»112. Но для тех, кого не удовлетворяла рутинная обыденная жизнь, журнал был чрезвычайно значим, был зачастую единственной формой связи с иной, полной духовности и красоты, жизнью. Писатель И.И. Ясинский, проживавший в начале 1860-х гг. в одном из уездных городов и знакомый с несколькими молодыми чиновниками, наблюдал, как «толстые журналы, главным образом “Современник”, были светом для них»113. Более крупные чиновники, как правило, выписывали журналы, но читали их мало, лишь проглядывали и знакомились с той или иной заинтересовавшей публикацией (предметом их заинтересованного чтения были газеты, где основное внимание они уделяли иностранной политике и правительственным распоряжениям). Так, например, по сообщению Л.Ф. Пантелеева, один из крупных вологодских чиновников в конце 1850-х гг. «выписывал почти все тогдашние толстые журналы, но, кажется, мало читал», поскольку сын его вскоре по выходе приносил Пантелееву номера для прочтения114.
Третья категория читателей журналов – это средние и крупные помещики, проживающие в своих деревнях. Эта группа читателей приобщилась к журнальному чтению еще в 1830-е гг. и искала в журналах прежде всего разнообразный и интересный материал для чтения, чтобы заполнить свободное время. По наблюдениям С.Н. Терпигорева, «в Москве и в Петербурге газеты и журналы не читают, а “пробегают”; в деревне, особенно осенью и зимою, их чуть не учат наизусть»115. Несколько лет живший в деревне литератор Ф.Н. Берг в корреспонденции в газету писал: мало имеем возможности «мы, живущие в глухих лесных деревнях, читать что-нибудь, и вы, живущие в средоточии умственной и литературной деятельности, даже и представить едва ли вполне можете, что значит книжка русского журнала, полученная здесь, и с какою жадностию она разрезывается и читается нами»116.
Как в городах, так и в поместьях много читали журналы женщины, особенно представительницы молодого поколения, страстно стремившиеся получить знания, но не имевшие возможности поступить в высшие учебные заведения (женщинам это не позволялось). Софья Ковалевская вспоминала, что в середине 1860-х гг., когда они жили в поместье, отец, генерал в отставке, разрешал выписывать только «Русский вестник». Ее старшая сестра брала у знакомого студента «Современник» и «Русское слово», «каждая новая книжка которых считалась событием дня у тогдашней молодежи»117.
1880-е годы были последним периодом господства журнала в чтении интеллигентной аудитории. Позднее его позиции все больше и больше подрывают газеты, иллюстрированный журнал и книга. С ослаблением цензуры и усилением политической борьбы в стране политика «ушла» в ежедневную газету, а литература – в деполитизированный (хотя и «направленческий») сборник. В начале XX в. сборники «Знание», «Шиповник» и др. занимали доминирующие позиции на книжном рынке. Достаточно характерно и появление модернистских журналов («Весы», «Аполлон», «Новый путь»), резко порывавших с традицией толстого русского ежемесячника. Здесь печаталось мало беллетристики, основное внимание уделялось культуре и искусству, а общественные события рассматривались в религиозном или культурологическом аспектах.
Толстый журнал уходил в это время в иные социальные и культурные слои: народной интеллигенции, передовых рабочих и крестьян (показателен в этом плане успех «Журнала для всех», выходившего тиражом 90 тыс. экз.).
Разумеется, толстый журнал не исчез (выходили как «Вестник Европы», «Русская мысль», «Русское богатство», так и более «молодые» органы), однако он уже не определял движение литературы, отдав ведущие позиции газете и книге.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Читайте также
Судовой журнал «Димитрия»
Судовой журнал «Димитрия» Варна — Уитби18 июля. Происходят такие странные явления, что отныне я буду вести подробные записи до прибытия на место.6 июля. Закончили принимать груз — серебристый песок и ящики с землей. В полдень отплыли. Ветер восточный, свежо. Экипаж — пять
Дневник как письмо: «Журнал для отдохновения» Анны Керн
Дневник как письмо: «Журнал для отдохновения» Анны Керн «Дневник для отдохновения» Анны Керн представляет собой подневные записи с 23 июня по 30 августа 1820 года, которые она партиями, с очередной почтой отправляла из Пскова (где жила с мужем, генералом Е. Ф. Керном,
«Парижский журнал замедлился по причине распутицы»
«Парижский журнал замедлился по причине распутицы» На что ориентировались дамы, собираясь приобрести или заказать себе наряд? Конечно, они пристально изучали костюмы заезжих иностранок, таких как парижская портретистка Мария Луиза Элизабет Виже-Лебрен или
ПИСЬМА В ЖУРНАЛ «VOGUE»
ПИСЬМА В ЖУРНАЛ «VOGUE» Мои игрушки Всякий раз в преддверии Нового года многие из нас задаются вопросом: купить новые елочные украшения или достать из сундука старые игрушки?Сам я покупаю елки в горшках с землей. Это, однако, вовсе не означает, что с них не осыпаются иголки,
Публика и популярность150
Публика и популярность150 Плохое еще не плохо: всем зримо его уродство. Посредственность — вот что плохо: В ней видят с хорошим сходство.[85] IТак гласит мудрое индийское изречение.Но кто же эта «публика», которой плохое можно предложить под видом посредственного? Откуда у
Публика во времени и пространстве159
Публика во времени и пространстве159 Так можно было бы озаглавить общие размышления по поводу отношений и связей, в которых находится творящий искусство и поэзию индивидуум как представитель человеческого рода и та группа общества, к которой он адресуется и которая
Игорь Шелковский и журнал «А – Я» в воспоминаниях современников
Игорь Шелковский и журнал «А – Я» в воспоминаниях современников Когда первые номера «А-Я» дошли до Нью-Йорка, в нем фигурировали два «авторитета» – Комар и Меламид (КМ), единственные (помимо Бродского и Барышникова) представители «воображаемого Востока», наладившие
§ 2. Публика ГРМ в структуре населения города
§ 2. Публика ГРМ в структуре населения города По переписи 2010 года в Санкт-Петербурге проживало 4 849 тыс. человек[62]. Из них 621 тыс. – лица моложе 16 лет (моложе трудоспособного возраста), 2 990 тыс. – лица трудоспособного возраста (мужчины от 16 до 59 лет и женщины от 16 до 54 лет) и 1
§ 3. Публика ГРМ и крупнейших музеев России
§ 3. Публика ГРМ и крупнейших музеев России Кардинальные изменения социально демографической структуры посетителей Русского музея в перестроечные годы неизбежно ставят вопрос о том, что же происходило с публикой в это время в других крупнейших музеях страны. Логично