что такое символизм в литературе

Символизм в русской литературе

Вы будете перенаправлены на Автор24

Символизм в русской литературе

Символизм – это одно из крупнейших течений в литературе (а также искусстве, живописи, музыке), характеризующееся экспериментаторством, новаторством посредством использования приемов недосказанности, тайны, загадочности.

Символизм как явление возник во Франции в конце девятнадцатого века, однако наиболее широкое распространение получил в начале двадцатого века. Его представителями за рубежом были: Шарль Бодлер, Поль Верлен, Артюр Рембо, Стефан Малларме, Лотреамона.

В русской литературе символизм возник в начале двадцатого века. Его представителями в России являлись: Валерий Брюсов, Иннокентий Анненский, Александр Блок, Федор Сологуб, Константин Бальмонт, Андрей Белый, Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский и многие другие.

Символисты считали целью искусства интуитивное постижение мирового единства через символы. В России символисты разделились на два «лагеря»: старшие (З. Гиппиус, Д. Мережковский) – использовали символы религиозно-философского смысла. Они считали, что от всей мирской суеты, человек должен уйти в мир фантазий, иллюзий. Младшие символисты (А. Белый, А. Блок, Ф. Сологуб) ориентировались в своем творчестве на «особых» читателей, которые в процессе прочтения таковых произведений становились не просто читателями, а соавторами. Это объяснялось тем, что каждый читатель должен был по-своему понять и прочувствовать символистическое произведение. Читатель должен был после прочтения стихов разбудить в себе собственные мысли и восприятие данного произведения.

В России символизм приобрел свои особенности, выделившие его среди других стран. К таковым особенностям можно отнести:

Готовые работы на аналогичную тему

Все эти особенности сделали русский символизм выделяющимся среди других стран, а также дали толчок к развитию дальнейшей литературы.

Явление символизма каждый объяснял по-разному. Наиболее признанной считается позиция известного политического деятеля тех времен Льва Троцкого о том, что символизм в России являлся попыткой к бегству в мир фантазий и иллюзий от жестокой и холодной реальности.

Использование символов, конечно, имело свою определенную цель и задачу. Возможно, явление символизма в России того времени и правда являлось попыткой бегства от реальности. Однако, неоспорим тот факт, что символизм внес неоценимый вклад в дальнейшее развитие русской литературы.

Задачи и цели символизма в русской литературе

Как уже говорилось выше, символизм в русской литературе имел свои цели и задачи. К таковым можно отнести:

Таким образом, символизм в русской литературе представляет собой большую ценность, поскольку является одним из главных направлений и явлений в литературе. В его задачи входит представление реальной картины мира, обстановки в стране или же эмоциональное описание картины происходящего. Так, символизм имеет очень большую значимость. Что же появилось благодаря символизму и какой вклад он внес в развитие русской литературы?

Таким образом, символизм в русской литературе сыграл большую роль. Он включал в себя два направления, каждое из которых характеризовалась определенным набором свойств и задач, определяющих впоследствии значимость данного направления в русской литературе. Символизм был и остается одним из самых значимых направлений в лирике двадцатого века. Именно он положил начало развитию лирической русской литературы. Так, символизм сыграл большую роль в русской литературе и внес вклад в развитие мировой литературы в целом.

Источник

Что такое Символизм

Определение символизма

Символизм (от др. греч. symbolon — знак, символ) — это направление в искусстве (в литературе, живописи и др.), когда автор использует символы для обозначения идей, придаёт им символическое значение, которое абсолютно отличается от их буквального смысла.

Для выражения своих идей автор показывает не реальный мир, а использует силу слов и образов, создаваемых им.

Символизм в искусстве

Символизм возник в конце 19-го века во Франции и Бельгии.

Сначала символизм установился в литературе, философии и театре, потом он пришёл в музыку и изобразительное искусство.

Символизм переплетается с романтизмом (направление в искусстве, которому характерны свобода самовыражения, естественность и раскованность, изображение идеального мира, живописность природы и чувств).

В искусстве символизм появился как конфронтация реализму и импрессионизму, где акцент делался на реальности. Символизм изображал идеи через символы, подчёркивал смысл формы, линии и цвета. Это был протест против развития буржуазных идей, показывал тоску и человеческую жажду духовно раскрепоститься.

Символизм открыл новые, абстрактные средства выражения психологической правды, и показал, что за физическим миром существует другая реальность — духовная.

Символисты могут взять абстрактные понятия, такие как сны и видения, и придать этому форму.

Особенности символизма

Мастера этого стиля не пытаются построить свои работы на реализме, они отображают эмоции и чувства, идеи и субъективность. Их работы выражают их собственные идеологии, они верят, что способны раскрывать правду.

В своих работах символисты часто обсуждают такие темы:

Художники-символисты, также как и писатели и музыканты этого движения, стремились указать лишь нюансы и намёки в личных, наполовину заявленных, неясных упоминаниях.

Символизм дал возможность перехода мирового искусства от романтизма (начало 19-го в.) к модернизму (начало 20-го в.).

Русский символизм

В промежутке между 1886 и 1900 символизм преобладал в большинстве видов искусств Европы. Художник начала 20 века, который оказал сильнейшее влияние на русское изобразительное искусство этого направления — Михаил Александрович Врубель.

Символизм в русской литературе

В русской литературе, как течение, символизм продлился приблизительно до 1910 года.

В России символизм стал первым, и самым главным, модернистским течением в поэзии. У нас его принято делить на два этапа: по времени становления, и по манерам мировоззрения.

«Старшие символисты» — это те, которые сделали свои первые шаги в поэзии в 1890-е годы. Они начали развивать русскую поэзию. Например: В. Я. Брюсов, Ф. К. Сологуб (Тетерников), К. Д. Бальмонт.

«Младосимволисты» («младшие символисты») — поэты, которые появились в литературном обществе в 1900 – 1904 годах. Считается, что они превратили символизм в самостоятельное направление, придав ему законченный вид. Например: В. С. Соловьёв, А. А. Блок, А. Белый (Б. Н. Бугаев).

Представители символизма

Символисты в литературе

Примеры русских писателей и поэтов-символистов:

Примеры иностранных поэтов-символистов:

Символисты в изобразительном искусстве

Символисты серебряного века

Серебряный век русской культуры — это фаза русской культуры с 1890 года до начала 1920-х. Принято считать, что литература этого времени уступает «золотому веку» (пушкинская эпоха), т. к. название было придумано по аналогии. Например:

Старшие символисты (ещё их называют «декаденты») — старшее поколение символистов конца XIX века. Например:

Младшие символисты («младосимволисты») — младшее поколение символистов начала XX века.

Также к этой эпохе причисляют некоторых художников того времени. Например:

Символизм в живописи

После того, как символизм был принят литературным миром, он появился и в работах молодого поколения художников, которые тоже отвергали условности натурализма.

Художники-символисты считали, что искусство не обязано отображать объективность, оно может показывать человеческие идеи и эмоции.

Они вернулись к Романтизму XIX века, когда ценность произведения было в воспроизведении эмоционального опыта у зрителя через композицию, цвет, линии и т. д.

Символизм в музыке

Александр Скрябин (1871 — 1915) знаменит как гениальный русский пианист и композитор. Но не только. Его также помнят и по той магии, которая окутывала его в момент выступлений, представляя зрителю, казалось, весь мистицизм тайн Вселенной.

Он превращал аккорды в символы. Таким стал «прометеев» аккорд или «прометеевский» аккорд, который впоследствии использовался и другими композиторами.

Этот звуковой комплекс был абсолютно новаторским для того времени. Когда музыковеды говорят про его музыкальные творения, вспоминают такие слова, как: врата в авангардное мышление, мелодия-воздушность, хрустальность, стремление к звёздам и др.

Прометеев аккорд построен из звуков: фа-диез, си-диез, ми, ля-диез, ре-диез, соль-диез.

История символизма

Основоположником стал французский поэт Шарль Бодлер, когда в 1857 году опубликовал свой сборник стихотворений «Цветы зла» («Les Fleurs du mal»). Таким образом, направление началось с литературы.

Эта книга оказала огромное влияние и на других авторов. Притом суд посчитал книгу непристойной, оштрафовал Бодлера и заставил убрать из сборника несколько стихотворений.

Жан Мореас (французский поэт греческого происхождения, настоящее имя Иоаннес Пападиамантпулос) сыграл ведущую роль во французском символистском движении, опубликовав в сентябре 1886 года в литературном приложении французской газеты Le Figaro один из своих манифестов.

Жан Мореас не только впервые использовал название «символизм», но и описал его основные принципы (нового, на то время, направления).

Именно эта публикация помогла утвердить символизм как движение и заменить популярный в то время декаданс.

В том же 1886 году было основано периодическое издание Le Symboliste (Жаном Мореасом вместе с Густавом Каном и Полом Адамом), но долго оно не просуществовало.

В 1890-х годах символизм продолжил своё развитие с такими знаменитыми именами как: французские поэты Стефан Малларме, Артюр Рембо и Поль Верлен; бельгийский писатель Морис Метерлинк.

После символизм пленил и другие виды искусства, начиная с французского живописца Одилона Редона.

Акмеизм, футуризм и имажинизм

Акмеизм — модернистское течение русской поэзии, которое появилось в начале 20 века как ответ на максимализм символизма.

Ему характерны: ясность и чёткость образов, выразительность деталей, отрицание туманностей и др.

Футуризм — это авангардистское художественное направление начала 20 века, которое характеризуется почитанием будущего и отрицанием прошлого, отказом от реализма, для формирования собственного, нового стиля.

Имажинизм — авангардистское литературное направление 1920-х, существовало прежде всего в русской поэзии.

Источник

Особенности символизма в литературе

Символизм в литературе

Символизм — это художественное течение в литературе, живописи и остальных видах искусства, которое характеризуется идеалистическим созиданием мира, акцентированием на индивидуализме и личной свободе, тягой к экспериментальным формам творчества через использование символов, недосказанности и загадочности.

История появления течения

История возникновения символизма как литературного направления восходит к концу XIX — началу XX века и берет свое начало во Франции. В литературе появление символизма ассоциируется с изданием «Манифеста символизма» Жана Мореаса в 1886 году, где он выступил против прямого изображения реальности, уверяя, что только благодаря символам можно постичь тайны мира. Тем самым он отказывался от художественного образа и воплощал идею. Символизм помогал писателям отстраниться от жестокой реальности, отправившись в загадочный мир поэзии.

В России это течение обрело особенную популярность к началу XX столетия среди поэтов Серебряного века русской литературы. К его представителям относятся такие поэты как Александр Блок, Андрей Белый, Зинаида Гиппиус, Иннокентий Анненский и другие.

Осторожно! Если преподаватель обнаружит плагиат в работе, не избежать крупных проблем (вплоть до отчисления). Если нет возможности написать самому, закажите тут.

Главная цель символизма

Поэты и прозаики, принадлежавшие этому литературному движению в отличие от своих предшественников, определяли свою цель не как возвращение к вечным идеалистическим символам эпохи Возрождения, а как формирование более глубокого и вдумчивого взгляда на привычные слова и предметы.

Само слово «символ» в литературе было знаком иной, недосягаемой вселенной, которая невидимо присутствовала в привычной реальности, проявляясь в самых обыденных предметах и явлениях. Свою основную цель символисты видели в постоянном поиске неочевидных символов и знаков в простоте человеческой повседневности.
Например, если они писали о цветах, то подразумевали не просто растение, но в том числе и рождение новой жизни или увядание старой. Почти каждое слово в стихотворении хранило в себе множество образов, которые разгадывал читатель.

Основные признаки

К главным особенностям символизма можно отнести:

Взгляды символистов основывались на передаче идей, неподдающихся объективному и рациональному постижению. Они приписывали искусству главенствующую роль в процессе познания загадок вселенной, ее последующего преобразования и совершенствования.

Характерные черты произведений символистов

Творчество символистов основано на идее о двух мирах: реальном и нечеловеческом мире, который можно разглядеть, если внимательно присмотреться к обыденным вещам. Непознаваемый человеком мир находится за рамками понимания и обладает божественным началом. По мнению приверженцев литературного течения, лишь избранные могут увидеть скрытые знаки и передать их другим людям через произведения искусства.

Отображение символистами своих удивительных открытий придавало их творчеству следующие отличительные черты:

Жанры символизма в литературе

Философия символизма воплощалась писателями в различных жанрах литературы:

Однако само понятие жанра отличалось от его классического определения и зачастую использовалось в качестве прикладной характеристики, не имеющей особое значение. Специфика творческой деятельности символистов состояла в создании новых жанровых структур, которые, основываясь на классической системе, смешивали жанры и меняли их смысловое значение.

Исследователи русского символизма выделяют новый жанр «книги», придуманный символистами. Его появление обусловлено тем, что произведения писателей выходили всегда целыми сборниками и были объединены одной тематикой. При этом опубликованные стихотворные циклы могли читаться как роман, а стихотворения замещали главы, свойственные классическому произведению. Например, главный цикл любовной лирики Александра Блока «Письма к прекрасной даме», который состоит из 129 произведений. Он представляет собой поэтический дневник, посвященный становление и развитию чувств к своей жене Любови Менделеевой.

Примеры произведений символистов

Религиозные искания русского символизма осмысливаются одним из наиболее значимых поэтов течения Дмитрием Мережковским в его известном произведении «Бог»:

Везде я чувствую, везде,
Тебя Господь, — в ночной тиши,
И в отдаленнейшей звезде,
И в глубине моей души.

Эти строки отражают один из главных смыслов символизма — присутствие иного мира, божественного начала, которое мы не способны увидеть. Это знание открылось лирическому герою поэта, и он благодарит Бога за возможность прикоснуться к тому, что всегда чувствовал сердцем.

Двоемирие и таинственность вселенной описаны в стихотворении поэта-символиста Вячеслава Брюсова «Каждый миг»:

Этот мир — иного мира тень,
Эти думы внушены оттуда,
Эти строки — первая ступень.

В нем автор объявляет начало своего пути в загадочное пространство другого мира посредством своего творчества. Этот мир манит его, и даже строки стихотворения вдохновлены размышлениями о нем.

Источник

Символизм

Символи́зм (фр. Symbolisme ) — одно из крупнейших направлений в искусстве (в литературе, музыке и живописи), возникшее во Франции в 1870-80-х гг. и достигшее наибольшего развития на рубеже XIX и XX веков, прежде всего в самой Франции, Бельгии и России. Символисты радикально изменили не только различные виды искусства, но и само отношение к нему. Их экспериментаторский характер, стремление к новаторству, космополитизм и обширный диапазон влияний стали образцом для большинства современных направлений искусства. Символисты использовали символики, недосказанность, намеки, таинственность, загадочность. Основным настроением, улавливаемым символистами, являлся пессимизм, доходящий до отчаянья. Всё «природное» представало лишь «видимостью», не имеющей самостоятельного художественного значения.

Содержание

Терминология

Термин «символизм» в искусстве впервые был введён в обращение французским поэтом Жаном Мореасом в одноимённом манифесте — «Le Symbolisme», опубликованном 18 сентября 1886 года в газете «Le Figaro». В частности, манифест провозглашал:

Символическая поэзия — враг поучений, риторики, ложной чувствительности и объективных описаний; она стремится облечь Идею в чувственно постижимую форму, однако эта форма — не самоцель, она служит выражению Идеи, не выходя из-под её власти. С другой стороны, символическое искусство противится тому, чтобы Идея замыкалась в себе, отринув пышные одеяния, приготовленные для неё в мире явлений. Картины природы, человеческие деяния, все феномены нашей жизни значимы для искусства символов не сами по себе, а лишь как осязаемые отражения перво-Идей, указующие на своё тайное сродство с ними. Символистскому синтезу должен соответствовать особый, первозданно-широкоохватный стиль; отсюда непривычные словообразования, периоды то неуклюже-тяжеловесные, то пленительно-гибкие, многозначительные повторы, таинственные умолчания, неожиданная недоговорённость — всё дерзко и образно, а в результате — прекрасный французский язык — древний и новый одновременно — сочный, богатый и красочный. [1]

К тому времени существовал другой, уже устойчивый термин «декадентство», которым пренебрежительно нарекали новые формы в поэзии их критики. «Символизм» стал первой теоретической попыткой самих декадентов, поэтому никаких резких разграничений и тем более эстетической конфронтации между декадентством и символизмом не устанавливалось. Следует, однако, отметить, что в России в 1890-е гг., после первых русских декадентских сочинений, эти термины стали противопоставлять: в символизме видели идеалы и духовность и соответственно так его манифестировали, а в декадентстве — безволие, безнравственность и увлечение лишь внешней формой. Так, известна эпиграмма Владимира Соловьёва в отношении декадентов:

Мандрагоры имманентные
Зашуршали в камышах,
А шершаво-декадентные
Вирши — в вянущих ушах.

Возникновение

Основные принципы эстетики символизма впервые появились в творчестве французских поэтов Шарля Бодлера, Поля Верлена, Артюра Рембо, Стефана Малларме, Лотреамона.

Эстетика

В своих произведениях символисты старались отобразить жизнь каждой души — полную переживаний, неясных, смутных настроений, тонких чувств, мимолётных впечатлений. Поэты-символисты были новаторами поэтического стиха, наполнив его новыми, яркими и выразительными образами, и иногда, пытаясь добиться оригинальной формы, они уходили в считаемую критиками бессмысленной игру слов и звуков. Можно сказать, что символизм различает два мира: мир вещей и мир идей. Символ становится неким условным знаком, соединяющим эти миры в смысле, им порождаемом. В любом символе есть две стороны — означаемое и означающее. Вторая эта сторона повернута к ирреальному миру. Искусство — ключ к тайне.

Вячеслав Иванов в своей работе «Заветы символизма» ёмко и по-символистски образно выразил художественные признаки и эстетические принципы собственно «символического» направления в искусстве (сказанное здесь о поэзии вполне применимо и к остальным видам искусства):

Особенная интуиция и энергия слова, каковое непосредственно ощущается поэтом как надпись неизречённого, вбирает в свой звук многие неведомо откуда отозвавшиеся эхо и как бы отзвуки разных подземных ключей. [5]

Удивительной магией символистичной образности проникнуты такие строки Константина Бальмонта, проливающие свет и на эстетические принципы символизма:

В отличие от других направлений в искусстве, использующих элементы характерной для себя символики, символизм полагает выражение «недостижимых», иногда мистических, Идей, образов Вечности и Красоты целью и содержанием своего искусства, а символ, закреплённый в элементе художественной речи и в своём образе опирающийся на многозначное поэтическое слово, – основным, а иногда и единственно возможным художественным средством.

Самое яркое изменение, привнесённое символизмом, касается формы художественного воплощения его поэтики. В контексте символизма произведение любого вида искусства начинает играть именно поэтическими смыслами, поэзия становится формой мышления. Проза и драма начинают звучать поэзией, зрительные искусства рисуют её образы, с музыкой же связь поэзии становится просто всеобъемлющей. Поэтические образы-символы, как будто приподнимающиеся над реальностью, дающие поэтический ассоциативный ряд, воплощаются у поэтов-символистов в звукописной, музыкальной форме, причем звучание самого стихотворения имеет не меньшее, а то и большее значение для выражения смысла того или иного символа. Константин Бальмонт так описывает собственные ощущения от звуков, из которых затем складываются поэтические слова:

Однако, помимо музыкально-поэтических (в широком смысле) принципов воплощения символистских образов, меняется и сама направленность искусства, его цели. Художник, играющий символами, несущими в себе некие тайны и поэтическую многозначность, своим талантом обнажает в этих образах некие вечные соответствия и взаимосвязи мира, отражающегося в нашем сознании, и этим проливает свет на те самые тайны и «идеи», которые, в конечном счёте, и ведут нас к Истине, к постижению Красоты. Строка Бальмонта «мгновенье красоты бездонно по значенью» замечательным образом обобщает как взгляд символистов на искусство, так и их художественные методы: символы призваны своими смыслами выразить некую трансцендентную красоту мироздания, они же заключают её и в форме своего воплощения.

Обобщая, можно сказать, что метод символизма предполагает воплощение основных идей произведения в многозначной и многоликой ассоциативной эстетике символов, т.е. таких образов, значение которых постижимо через их непосредственное выражение единицей художественной (поэтической, музыкальной, живописной, драматической) речи, а также через её те или иные свойства (звукопись поэтического слова, цветовая гамма живописного образа, интервальные и ритмические особенности музыкального мотива, тембровые краски и т.д.). Основным содержанием символистичного произведения являются выраженные в образности символов вечные Идеи, т.е. обобщённые представления о человеке и его жизни, высший Смысл, постигаемый лишь в символе, а также Красота, в нём воплощённая.

Символизм в литературе

Из приверженцев символизма в литературе наиболее известны:

Источник

Символизм в поэзии, музыке и живописи

Как Белый, Блок, Врубель и Скрябин искали мистическую истину

«Однажды… — вспоминает поэт Анатолий Найман, — Ахматова — глуше, чем до сих пор, и потому значительней — произнесла: „А вы думаете, я не знаю, что символизм, может быть, вообще последнее великое направление в поэзии“. Возможно, она сказала даже „в искусстве“». Тем знаменательней эта реплика, что она прозвучала как бы от лица акмеизма, враждебной сим­воли­стам школы. Несмотря на все былые разногласия, поздняя Ахматова не могла не признать поворотной и судьбоносной роли символистского поко­ления в ис­то­рии русской культуры. Ведь именно символисты на рубеже XIX–XX веков под­няли «знамя борьбы» против диктата приземленного реализма и воинству­ю­щего матери­а­лизма, начав процесс грандиозного обновления отечественного искусства в 1900–1920-х годах.

Обновление это началось с литературы в 1890-х годах, затем оно захватило и другие ис­кусства — знаменем же его, по сути, стало слово, которое и дало движению название, — «символ» (от греч. σύμβολον — знак, опознавательная примета). В тра­диционной поэтике слово «символ» означало «многозначное иноска­зание», в отличие от «аллегории» — «однозначного иносказания». Опираясь на религи­озное понимание символа как земного знака небесных истин, сим­во­листы пыта­лись «передать на сокровенном языке намеков и вну­шения нечто невы­разимое». Каким образом? Размывая словарный контур слова, предельно рас­ши­ряя его значение. Так, смысл строк Андрея Белого: «И дымом фабрич­ные трубы / Плюют в огневой горизонт» — не сводится к простому олицетворе­нию, но намекает на некую тайну, связывающую земное и небесное, высокое и низ­кое, временное и вечное.

Символ в этой новой поэтике не просто указывает на тайное, но более того — знаменует небывалую прежде концентрацию таинственного в душе и в мире. Само слово «тайна» находится в центре символистской поэтики, властно притягивая к себе другие слова или притягиваясь к ним: «ключи тайн», «мгновенья тайн», «тайна жизни», «тайна гроба», «тайны заката» и «тайны рас­света». За существительным «тайна» тянется бесконечный шлейф эпитетов, эпитет «таинственный» блуждает в поиске все большего числа определяемых существительных. Так, выписав название стихотворения Аполлона Григорьева, «Тайна скуки», Александр Блок рядом торжественно замечает: «Ему зачтется это!» Он же, буднично описывая свою прогулку с женой по Равенне: «Все гово­рят про нее, что bella. Называют барышней», — вдруг как будто забывает об ок­ру­жающем: «Один я… Тайна».

Не удивительно, что постсимволистскому поко­лению такая насыщенность мира «знаньем несказанным» показалась несо­вме­стимой с нормальной жиз­нью: «Получилось крайне неудобно, — писал акмеист Осип Мандель­штам, — ни пройти, ни встать, ни сесть. На столе нельзя обедать, потому что это не просто стол. Нельзя зажечь огня, потому что это может значить такое, что сам потом не рад будешь».

Весь мир в понимании символистов оказывался тайным языком символов; они стремились искать в словах и вещах прежде всего знаки иного. Сим­вол в их теории и практике стремится к захвату всех вещей и явлений: в символистском сознании мир воспринимается как сплошной «лес соответ­ствий» (согласно поэтической формуле Шарля Бодлера); всюду угадывается намек, отовсюду стоит ждать чудесных вестей. Разумеется, многие модернисты следующего поколения, пытавшиеся преодолеть своих предшественников, восставали против всевластия символа: «Образы выпотрошены, как чучела, и набиты чужим содержанием, — возмущался Мандельштам. — Роза кивает на девушку, девушка на розу. Никто не хочет быть самим собой».

Отношение к символу как знаку тайны разделило две эпохи в развитии симво­лизма. В эпоху «старших символистов» (1890-е годы) тайны ищут прежде всего в мире сокровенного «я». Характерно, что первые символисты воспринимались современниками прежде всего как проповедники крайних форм субъективизма и эгоцентризма — и не без основания. Ведь и сам Валерий Брюсов, признанный глава и идеолог символизма в 1890-е годы, утверждал, что секрет современного искусства — в осознании «глубокой мысли, что весь мир во мне». В своих сти­хах символисты «первой волны» стараются довести эту мысль до предела. Мало того, например, что местоимение «я» является едва ли не любимой анафорой Константина Бальмонта, тот еще и нанизывает на нее заклинательные, гимни­ческие формулы: «Я вольный ветер, я вечно вею», «Я весь — весна, когда пою, / Я — светлый бог, когда целую!» Это значит, что «я» для символистов этого по­коления становится предметом культа. По Федору Сологубу, его мечты равны вселенной, себя же он уподобляет Творцу: «Я — бог таинственного мира, / Весь мир в одних моих мечтах…» В свою очередь, Дмитрий Мережков­ский превра­щает лозунг «возлюби себя» в религиозный принцип: «Ты сам — свой Бог…», «Будь бездной верхней, бездной нижней, / Своим началом и концом». А его жена, Зинаида Гиппиус, с готовностью следует этому призыву: «Люблю я себя, как Бога, — / Любовь мою душу спасет».

Наследуя «старшим» и все же споря с ними, «младшие символисты» (1900–1910-е годы) ведут свои поиски тайн в противоположном направлении: от себя к непостижимому миру — к загадкам сущего, «глуби заповедной» и «туманной Вечности». Мистическое томление 1890-х годов («тоска неясная о неземном») в 1900-е годы перешло в мистические порывы. Предтечей нового мироощущения был признан философ и поэт Владимир Соловьев. Андрей Белый в своей «Второй симфонии» даже изобразил его в виде пророка — трубящим в рог на крыше московского дома и возвещающим о грядущем «солнце любви». Соловьев видел во всем борьбу «тьмы житейских зол» и мистической «золотой лазури», мечтал о воплощении на земле небесной красоты (Софии), освобождении «мировой души» как женского начала из плена косной материи. «Знайте же, Вечная Женственность ныне / В теле нетленном на землю идет», — провозгласил Соловьев, и это было воспринято его последователями, «младшими символистами», Александром Блоком, Андреем Белым, Сергеем Соловьевым, как пророчество, которому надлежит сбыться если не завтра, то послезавтра.

У Блока в таинственном свете предстоящего воцарения Великой Жены тра­диционные поэтические образы превращаются в мистические знаки: ветер — уже не просто ветер, это весть «оттуда», закат — уже не просто закат, это весть о конце прошлого времени и начале новых времен. У Белого в каждой вещи, даже затерявшейся в толще быта, в каждом слове, даже жалком и смешном, угадывается знак — или мирового преображения, или мировой катастрофы: — „близится“, и надо готовиться к бою с Антихристом и к встрече с Христом». Третьим же «пророком» символистской «второй волны» стано­вится Вячеслав Иванов, чья ученая поэзия стремилась, по словам Блока, «пото­нуть в народной душе», слить культ древнегреческого бога Диониса с христи­ан­ством и русской идеей. В «Кормчих звездах», своем первом сборнике, Ива­нов, предвидя близкие сроки творческого претворения истории в хоровое религиозное действо, загадочно вещает: «Всё — жрец и жертва. Всё горит. Безмолвствуй», «И припевы соглашает / С вражьим станом вражий стан, / И раздолье оглашает / Очистительный пэан Пеан — в Древней Греции торжественный благодарственный гимн, исполнявшийся хором. ».

Мистическая настроенность, готовность к чуду выдержала все испытания, кото­рые выпали «младшим символистам», все перипетии их творческого пути. Они всегда оставались хранителями тайны. таинственное прячется, на­пример, в озорных строках Белого: «Голосил / низким басом. / В небеса запу­стил / ананасом»; мерцает в отчаянных блоковских признаниях: «А ты, душа… душа глухая… / Пьяным пьяна… пьяным пьяна…»; подсвечивает мизан­тропию, проявившуюся в дневниковой записи Блока после гибели «Титаника»: «Есть еще океан»; диктует мрачные исторические пророчества — будь то зву­чащие в романе Андрея Белого «Петербург» слова Медного всад­ника: «Да, да, да… Это — я… Я гублю без возврата» или строки о том же Медном всаднике в стихах Вячеслава Иванова: «То о трупы, трупы, трупы / Споты­каются копыта…»

На зов поэтической тайны в начале ХХ века откликнулись композиторы и худож­ники. Усиленные поиски заповедных путей в разных видах искусства привели их в движение навстречу друг другу. Углубление в «невыразимое» неразрывно связалось с упорным стремлением к единению всех муз, к маги­ческому синтезу искусств. Поэзия на рубеже XIX–XX веков мечтает стать музыкой и тоскует о красках, музыка и живопись тяготеют к священному, заклина­тельному слову.

Идея все связующей музыки — одна из важнейших в символизме. Три евро­пейских властителя дум питали ее — философ Фридрих Ницше с его мыслью о рождении искусства «из духа музыки», композитор Рихард Вагнер, видевший в музыке воплощение «универсальных потоков божественной мысли», и Поль Верлен с его призывом — «Музыка прежде всего». «Музыкой выражается един­ство, связующее… миры, — вслед за ними учил Андрей Белый. — В музыке мы бессознательно прислушиваемся к этой сущности». Блок выразил ту же мысль в стихах: «Все — музыка и свет: нет счастья, нет измен… / Мелодией одной звучат печаль и радость…»

В первый период символизма верленовское требование было воспринято и при­менено только внешне — в погоне за завораживающими аллитерациями и ассонансами, в нагнетании повторов и рефренов: «Ландыши, лютики. Ласки любовные. / Ласточки лепет. Лобзанье лучей» (Бальмонт). Но в творчестве младших символистов установка на музыкальность определяет уже весь строй символистского текста. Так, когда Андрей Белый называет свои прозаические произведения «симфониями», это уже не просто дразнящая игра в переимено­вания. Здесь действительно претворены принципы симфонической компо­зиции и перекличка лейтмотивов в духе вагнеровских опер.

Впечатляющим итогом этих исканий стала поэма Блока «Двенадцать». Завер­шив ее строками в ритме детской песенки — четырехстопным хореем с муж­скими рифмами: «В белом венчике из роз / Впереди Иисус Христос», — поэт записал в днев­нике: «Сегодня я гений». Это значило: Блоку наконец удалось воплотить в «Двенадцати» музыку вселенной и музыку истории, которая зву­чала в его сознании, вплоть до слуховых галлюцинаций. Об этом в дневнике: «Внутри дрожит», «Страшный шум, возрастающий во мне и вокруг». В поэме наплы­вают друг на друга и сталкиваются музыкальные стихии: звуки город­ского романса и заупокойной молитвы, ритм плясовой, частушки и боевого марша, хаос шумов — шепоты, крики, выстрелы, завывание метели. И все это связыва­ется космической стихией, музыкой сфер. Внешняя какофония ритмов и инто­наций скрыто соединена в гармоническую компози­цию, с идеальной симмет­рией всех двенадцати частей (первая часть перекли­кается с двенад­цатой, вторая — с одиннадцатой и так далее).

Столь же радикален в своем стремлении к синтезу искусств главный музыкант символистской эпохи Александр Скрябин. Он не мог удовлетво­риться тезисом Вагнера: «Музыка не может мыслить, но она может воплощать мысль», — русский композитор хотел мыслить музыкой и музыкой преобра­жать мир. Скрябин привлекал к знаменованию тайны все возможные музы­каль­ные и не только музыкальные средства.

На микроуровне он колдовал над превра­ще­нием аккорда в символ. Таков его «мистический», или «проме­те­ев», аккорд — диссонирующее созвучие, не раз­решающееся устойчивым аккор­довым равно­весием, ставящее вспомогательную гармонию на место ос­нов­ной. Так Скрябин добивался особой разреженности, как бы воздушности музыкаль­ной ткани, образующей, по словам композитора и музыковеда Бориса Асафь­ева, «хрус­таль­ную музыку-мечту», «музыку влече­ния к звездам».

На уровне всего творчества Скрябина «огненное рвение» к мистической мысли проявилось в стремлении к предельному жанровому расширению. Если Белый называл свои прозаические тексты «симфониями», то Скрябин свои ключевые музыкальные сочинения именовал «поэмами» («Божественная поэма», 1904; «Поэма экстаза», 1907; «Прометей (Поэма огня)», 1910). Причем это были не просто симфонические поэмы в духе Листа или Берлиоза, а синтез симфо­нии и кантаты, органного концерта и концерта для фортепьяно с оркестром, да еще с добавлением партии света. Автор «Прометея» мыслил параллельными музыкальными и цветовыми аккордами, более того — в саму партитуру поэмы он ввел отдельную нотную строку для «светового клавира». Осталось загадкой, какие цвета были зашифрованы нотными знаками — общий эффект, видимо, должен был напоминать северное сияние; так или иначе, вот уже сто лет как предпринимаются все новые и новые попытки реализовать скрябинскую идею светомузыки.

Скрябину, пытавшемуся в сочинениях 1900-х годов мобилизовать все музы­кальные средства, всегда и их было мало. Композитор сопровождал сочинение музыки мистико-философскими медитациями: «Я существо абсолютное… Я Бог»; «Здесь звезды поют»; «Новая волна творчества, другая жизнь, другие миры»; «Возвращение к Единому, успокоение в Нем». Трубным гласом, завер­шающим первые четыре такта «Божественной поэмы», он хочет сказать: «Я есмь»; партией фортепьяно в «Поэме огня» передает «голос из космоса».

Наконец, Скрябин всерьез мечтал об исполнении своей «Мистерии» тысячами инструментов и голосов в специально построенном храме у подножия Гима­лаев, где бы вместе с музыкой разрастались симфонии цветов и ароматов, и все это должно было привести к полному преображению человечества и вселенной. Таков предел скрябинского символизма: в то время как поэты-символисты пытались претворить слово в музыку, он бился за претворение музыки в космогонический миф.

Другим, столь же масштабным, мифологическим событием символистской эпохи стала «легенда Врубеля» — и это знаменательно: в художниках тогда с тем же энтузиазмом искали черты магов и пророков, что и в композиторах, а в красках и цветах так же угадывали следы тайнописи, как и в звуках музыки. Так, в поэтике Белого полюсá мира явлены в красках: серый цвет символи­зи­рует зло как «воплощение небытия в бытие, придающее последнему призрач­ность», а ясно-лазурный сияет как «символ богочеловечества». Соответственно, в поэтике Блока разворачивается вселенский конфликт между страшным «пурпу­ром лиловых миров» и «лазурью лучезарного взора». И вот в эпицентре этой космической драмы цвета и света возникла грандиозная фигура художника Михаила Врубеля. Его метания и безумие, расписывание церквей и маниакальная сосредоточенность на образе Демона, «сны Врубеля, его бред», «его покаяние» — все это осознается как знаки избранности, при­част­ности запредельной тайне. О нем пишут, следуя риторике исключитель­ности: «Нам недоступны, нам незримы…» — формула в зачине брюсовского стихотворения «М. А. Врубелю», «Лишь ты постигнул до конца…» — его фи­наль­ная формула. «Если бы я обладал средствами Врубеля…» — сетует Блок, а в статье «Памяти Врубеля» подводит гиперболи­ческий итог: «Падший ангел и художник-заклинатель: страшно быть с ними, увидать небывалые миры и залечь в горах».

Сам ставший мифом еще при жизни, Врубель обладал исключительным даром творить мифы на полотне, на стенах храмов, в мраморе и на терракотовых плитках. Его мифы воплощались не наяву, при ярком солнечном свете, а как бы сквозь призму снов и галлюцинаций. Но тем неотступнее, тем глубже воздей­ствуют эти мифы, очаровывая и пугая. «Верится, что Князь Мира [то есть сам дьявол] позировал ему…» — признавался художник Александр Бенуа.

В пульсирующем и становящемся мире Врубеля все телесное становится глу­боко загадочным. Тот же Демон, с его узлами мускулов, двоится в восприятии зрителя: сверхчеловеческая мощь торса, грандиозный потенциал пружинистой позы — не оборачивается ли эта космическая энергия саморазрушением плоти, не чревата ли роковым бессилием? Во всяком случае, в еще одном из много­числен­ных вариантов демонической темы — картине «Демон поверженный» истон­чившаяся плоть падшего ангела изображена в последней конвульсии, перед тем как превратиться в горный ледник и слиться с фоном.

Изменчивость врубелевской вселенной усугубилась в 1902 году, когда на вы­ставке «Мира искусства» демонстрировался «Демон поверженный»: к ужасу свидетелей, автор тогда каждое утро то переписывал, то подправлял картину; каждый раз на картине менялось — то поза, то выражение лица, то объем тела.

Врубелевский мир одержим синестезией — слитностью и переходностью ощущ­ений: зримое в нем стремится стать музыкальным, музыка — вопло­щается в зримой форме. Это особенно ощутимо в картине «Царевна-Лебедь», вдохновленной оперой Николая Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане» и чарующим пением супруги художника, Надежды Забелы. Сказочный образ царевны застигнут здесь в последнем замирании и таинственно-тревожной оглядке, в то время как ее снежные крылья и темно-лиловые облака, под­хва­ченные мощными цветовыми и световыми аккордами, уже уносятся к гори­зонту. При взгляде на картину возникает гипнотическое ощущение слышимого звука — и это как раз тот вид магии, который особенно ценился в эпоху сим­во­лизма.

Пределом стало творчество литовского художника и композитора Микалоюса Чюрлениса, который называл некоторые свои картины сонатами («Соната солнца», «Соната звезд», «Соната весны»), а в симфонических поэмах рисовал звуковые картины («Море», «В лесу»). «Он заставляет нас ощутить себя в ином пространстве, поглотившем время и движение», — этими словами Вяче­слав Иванов, по сути, выписал Чюрленису пропуск в символизм. Посмертное признание одним из мэтров русского символизма своего литовского собрата не случайно: так сказалась решающая тенденция всего движения — воля к абсолютному синтезу.

Символизм достиг своего пика к 1910-му, году смерти Врубеля, но расцвет почти тут же сменился кризисом. Слишком велики были надежды на пре­ображение мира, а следовательно, и неизбежные разочарования — все это провоцировало брожение и раздоры, размывало общую для символистов почву. Мистические упования Блока и Белого все никак не сбывались, зато сбылись катастрофические предчувствия. Революция (незадолго до которой, в 1915 го­ду, умер Скрябин) смела тех, кто ее предсказывал. После 1917 года о симво­лиз­ме уже вспоминали как об истории, с каждым годом — особенно после смерти Блока в 1921 году — все более далекой. Но конец символизма как школы и дви­жения не отменил его огромного влияния на всю последую­щую культуру. Даже противники символистов, акмеисты, не могли укло­ниться от этого влия­ния, причем именно в своих итоговых произведениях: Николай Гумилев в своем последнем сборнике «Огненный столп», Осип Ман­дель­штам — в «Сти­хах о неизвестном солдате», Анна Ахматова — в «Поэме без героя». Фор­маль­ные поиски Брюсова и Блока дали импульс к преобразованию русской поэзии, опыты Белого до неузнаваемости изменили русскую прозу. След сим­во­лист­ских идей более всего ощутим именно в явле­ни­ях мирового уровня — музыке Игоря Стравинского, дяги­левских балетах, филь­мах Сергея Эйзен­штейна, живо­писи лидеров русского авангарда, таких как Васи­лий Кандинский и Кази­мир Малевич, прозе Андрея Платонова и Бо­риса Пастернака. Великие дости­жения русской культуры в ХХ веке во многом стали возможны потому, что символизм открыл ему «магические горизонты».

Источник