что такое сдп и пкт в тюрьме
Политколлектор
воскресенье, 22 января 2012 г.
Русский концлагерь. Что такое СДП.
Крошка сын к отцу пришёл,
и спросила кроха:
— Что такое СДП, это очень плохо?-
У меня секретов нет,-
слушайте, детишки,-
Папы этого ответ
помещаю в книжке:
Сама система «Секций дисциплины и порядка», сокращенно СДиП, СДП, получила в Российских лагерях необычайное развитие, хотя не только правозащитники, но и многие юридические авторитеты считают недопустимым даже это название. Сейчас СДиП просто переименовали в Службу Противопожарной Безопасности, но оставили за ней те же функции. Теперь она именуется СПБ
Эти секции по типу организации и многим функциям напоминают заключенных-надсмотрщиков «капо» в гитлеровских лагерях. Согласно ведомственным положениям, они имеют право не только контролировать остальных заключенных, но и проводить среди них воспитательную работу, т.е. имеют полномочия, которые даны даже не всем тюремщикам. В эти современные «капо» часто идут отпетые уголовники, насильники. Поэтому «актив» колоний так часто угрожает заключенным гомосексуальным изнасилованием.
28 апреля 2011 года был зверски избит в колонии бывший главный редактор газеты «Русь Православная» Константин Душенов, где он отбывал наказание осужденный на три года по так называемой «русской» 282 статье.
Российские суды выносят сегодня примерно 0,7% оправдательных приговоров, и этот процент непрерывно падает. Суды присяжных — около 18% оправданий, т.е. столько же, сколько выносят в среднем европейские суды. Это значит, что если бы всех в России судили присяжные, то оправданных было бы в 20 раз больше, а в тюрьмах и колониях сидело бы, по меньшей мере, на 200 тысяч человек меньше.
Итак, вот после суда скорого и, возможно, неправого наш герой едет в вагон-заке.
Начнем с прибытия в колонию, типичную пресс-зону. По прибытии в пыточный лагерь заключенных, как правило, избивают. А теперь дадим слово самим современным Иванам Денисовичам.
1. Прибытие в колонию
1) Из письма Ш*, отбывающего наказание в колонии ИК-55 Свердловской области. 2007 г.:
«По прибытию в колонию был произведен обыск моих личных вещей. Обыск производился не сотрудниками учреждения, а осужденными, членами СДП. Далее происходят избиения, ставят на «растяжку». Члены СДП наделены огромными полномочиями. Они принимают решения о наложении на осужденных различных взысканий, не предусмотренных законом. Например, бег вокруг футбольного поля до 200 кругов, штрафные работы, без оплаты труда, коллективные наказания, т.е. применяемые ко всем, и другие. В день по 3 раза объявляют пожарную тревогу с целью, чтобы осужденные выносили из общежитий личные вещи, тумбочку, спальные принадлежности на улицу, а затем обратно».
2) Из заявления в Фонд «В защиту прав заключённых» Г*, находившегося в колонии № 1 г. Копейска Челябинской области с 24 января по 7 февраля 2008 года:
«24 января 2008 г. в транзитно-пересыльный пункт (ТПП) исправительной колонии № 1 Копейска (пос. Калачёвка) одновременно со мной прибыло 15-17 человек.
В коридоре на первом этаже всех прибывших заставили раздеться догола, вещи бросить на пол, никаких лавочек или стульев не было, по коридору передвигались сотрудники ИК, в том числе женщины. Начальник смены прапорщик Ш* выкрикивал: «Вы приехали в Калачёвку! Здесь нет ни закона, ни власти! Вы запомните Калачёвку на всю жизнь!» С применением физической силы, с угрозами сексуального изнасилования, с криками и нецензурной бранью нас заставили бегом подняться на второй этаж, где в коридоре всех посадили на корточки лицом к стене в позе «руки за затылок». Затем по одному вызывали в кабинет, где снимали на цифровой фотоаппарат и заносили данные в компьютер ТПП ИК-1. Пока одни проходили в кабинет, других активисты заставляли в течение получаса заучивать «доклад» (не успеешь выучить – бьют) и надевать повязку дежурного по камере, а в случае отказа беспощадно избивали сидящих на корточках заключённых. Тут же нас заставляли здороваться с каждым сотрудником ТПП, причём с одними и теми же по нескольку раз — приветствие должно произноситься по строгой военизированной форме: навытяжку, руки по швам, заключённый перечисляет свои статьи, и т.д. Стоит немного замешкаться и не успеть поздороваться, и тебя нещадно избивают, нанося удары по голове, по рукам и ногам палками, кулаками и ногами. Шекера Н.В. бил заключённых широким кожаным ремнём.
Тут же всех стригли под ноль, независимо от длины волос. Потом с побоями и руганью нас полностью обыскивали. Все наши личные вещи выбрасывались из сумок на пол, сваливались в кучу. Если человек не успевал их собрать и уложить в сумку, то их выкидывали. Активисты присваивали себе наиболее ценные и новые вещи, предметы одежды и обуви. После обыска снова под ударами палок и кулаков нас бегом погнали в душ. После душа с руганью и побоями выдавали постельные принадлежности, но выдали не полностью. После чего разместили по камерам».
3) Из письма М*, находящегося в следственном изоляторе (СИЗО) № 1 г. Челябинска.
«Меня били трое сотрудников СИЗО, били резиновой дубинкой, руками, ногами, не менее 15 минут, пока я не потерял сознание. После избиения предложили написать заявление о вступлении в СДП, а также о переводе в хозобслугу СИЗО, я отказался. Тогда сотрудники вновь продолжили избиения. После этого меня отправили в карцер, где наручниками пристегнули к ножке стола. В таком положении я провел 5 суток. Затем привели в кабинет, где находились сотрудники СИЗО. Меня избивали более часа, били резиновыми дубинками, руками, ногами. Затем на голову надели солдатскую каску и стали бить по каске деревянным молотком, а по ягодицам резиновой дубинкой. Я несколько раз терял сознание. Затем отвели обратно в карцер. Я не выдержал избиений и забил гвоздь себе в грудь. 16.08.2005 г. меня перевели в ИК-8. За отказ вступить в СДП меня избили. После отправили в ШИЗО. Подвесили за крюк на стене (руки были в наручниках), так я провисел 3 часа. Все это время били дубинками по ягодицам, кулаками по груди, где был гвоздь».
2. Карантин (куда после приезда на несколько дней помещают всех заключенных)
1) Из письма С*, ИК-11, г. Железнодорожный, Челябинская область:
«…в карантине меня стали избивать оперативники, начальник отдела безопасности, офицеры отдела, аргументируя применение спецсредств тем, что я отказался надеть на рукав повязку. Избиение происходило в присутствии доктора, который дважды приводил в сознание меня. Потом меня увели в оперчасть, где избивали двое, угрожали изнасилованием, пытались засунуть головой в унитаз».
(«Красная повязка» — признак членства в активе колонии или в секции дисциплины и порядка.)
2) Из письма М*, 1977 г.р., отбывающего наказание в ИК-4 Мордовия, п. Ударный от 28.03.2007 г.
«… в случае если осужденный отказывается мыть полы в карантинном отделении, что входит в обязанности дневального отделения, он подвергается жестокому избиению группой осужденных в присутствии и по указанию представителей администрации. Битье сопровождается угрозой изнасилования и другими оскорбляющими человеческое достоинство действиями. Всеми этими действиями руководит начальник оперчасти колонии. По окончании избиений и унижений осужденных отправляют в штрафной изолятор. Осужденные, занимающиеся избиениями, чувствуют свою безнаказанность, ведут себя очень вольготно».
3. Коллективные избиения
Из обращения (всего 465 жалоб, полученных Фондом «В защиту прав заключенных) осуждённого Ч*, отбывающего наказание в п. Тахтамыгда ИК-5 Амурская область, о событиях 16 и 17 января 2008 г.: «…они зверски избивали осужденных руками, ногами, резиновыми дубинками и пускали в ход электрошоки. Чтобы избежать издевательств осужденные начали резать себе вены на руках, шейные артерии и животы, но это не остановило сотрудников ОМОНа и они продолжили избивать осужденных, истекающих кровью. При этом присутствовали Л* и Ш* и никаких мер ни принимали, тогда мы обратились к начальнику учреждения полковнику в/с Ж* с просьбой прекратить необоснованные неправомерные действия сотрудников ОМОНа, но все продолжилось. Также ОМОН чинил расовый беспредел, жестоко избивая лиц нерусской национальности, именно поэтому я и еще 694 человека были вынуждены пойти на крайние меры и совершили попытку суицида».
(Подчеркнем: издевательства привели к тому, что в прошлом январе около 700 заключенных нанесли себе раны на лагерном плацу в этой колонии.)
4. Быт, условия содержания
Из коллективных заявлений осуждённых ИК-6 Самарской области, май 2008 г.:
«…мы, осуждённые, находящиеся в отряде № 9 СУС ИК-6, живём в помещении, непригодном для жилья. Вопреки законам РФ нас содержат в камере, т.е. в камерных условиях содержания. В данной камере отсутствуют самые элементарные бытовые условия проживания человека. Так, камера не оборудована вентиляционной системой, потолок камерного помещения обшит листовым железом, на окнах — решетки. На полу под деревянным настилом нет утеплителей, прямо под настилом находится бетон, в камере сильный холод, сырость. Из-за сырости и холода мы спим одетыми, в телогрейках. Данное помещение отряда № 9 СУС не было принято комиссией в качестве жилого помещения, оно было рассчитано только как подсобное помещение, предназначенное для хозяйственных нужд, и не соответствует минимальным нормам безопасности. Так, оно не оборудовано пожарным выходом, стены помещения не покрыты противопожарной пропиткой; установленные на окнах решетки открываются не изнутри помещения, а только снаружи, что представляет серьёзную опасность для жизни находящихся в помещении людей в случае возгорания помещения. Огнетушители отсутствуют. Размеры помещения не соответствуют жилым стандартам. Жилая секция в камере составляет 24 кв. м на 16 человек. Комната приема пищи 9 кв. м, и она же является комнатой ПВР. Сушильное помещение отсутствует, не хватает камерного инвентаря (например, тумбочек), комната эмоциональной разгрузки также отсутствует. Освещение камеры — 36 В. Умывальник оборудован одним сливным краном, горячая вода отсутствует. В туалете нет вентиляции, из-за неправильной конструкции возле писсуара на полу постоянно стоит вода. Туалет не оборудован в соответствии с УПК РФ, отсутствуют унитазы, осуждённым приходится оправляться в лунку, туалет всего 5 кв.м, умывальник составляет 4 кв.м. В прогулочном дворике условия также тюремного режима».
Из письма осуждённого А*, ИК-18 Республики Мордовия:
«Нам каждый день выдают на завтрак, на обед и ужин одно и то же месиво, густо заправленное томатной пастой. Что там намешано, непонятно. Нет ни кусочка положенного по нормам мяса, сплошная соя. От такого питания постоянная изжога. Овощей не дают вовсе. Сахара тоже не видим».
6. Работа
Из письма Д*, ЛИУ-23 [ЛИУ — это лечебное исправительное учреждение], Волгоградская область, от 03.04.2007 г.:
«Большинство осуждённых работает без оплаты труда. Большая часть осуждённых работает на очистке лука. Чистят этот лук регулярно, без выходных и праздничных дней. Работают на очистке больные туберкулёзом. При появлении проверок заключённых на очистку лука не выводят. Осуждённые работают в закрытом помещении, где грязь, пыль, луковые пары. Многие жалуются на бронхи и общее недомогание. Администрация продаёт очищенный лук супермаркетам, никто из осуждённых при этом не получает никакой заработной платы. Осуждённые чистят лук круглые сутки, и ночами, без ограничения времени, меняясь большими бригадами».
1) Из письма осуждённого Л*, Владимирская область, Т-2 [Т-2 — это печально знаменитая Владимирская крытка, закрытая тюрьма для особо опасных], апрель 2008 г.:
«…болею открытой формой туберкулеза, идет необратимый процесс распада легкого и бронха. Состояние здоровья критическое, постоянная повышенная температура тела, слабость и прочие недомогания. Лечения мне никакого не проводят уже третий месяц. Я, находясь в холодных сырых камерах постоянно один, в виду заразности, не принимаю никаких противотуберкулезных препаратов, вообще чувствую себя приговоренным к смерти».
2) Из письма осуждённого Е*, Республика Башкортостан, ЛПУ ИК-17 (больница), ноябрь 2007 г.:
«…я ВИЧ-инфицированный. Ремонт в палате не делался много лет. В палате находятся люди с разными заболеваниями, в том числе с инфекционными, а в палате нет кварцевания, в палате постоянно стоит духота и повышенная влажность. Сейчас у меня плеврит и подозрение на туберкулез легких. Моя болезнь прогрессирует, а мне по-прежнему дают две таблетки от кашля и полтаблетки аспирина, моя постоянная температура теля 39-40 градусов».
1) Из письма Х*, ИК-24 г. Озерск, Челябинской области:
«Нас держат в изоляторах, в сырых холодных камерах, отнимают теплую одежду в зимнее время, раздевают догола, заставляют голыми приседать, затем ставят на растяжки к стене и бьют. Если бы я согласился вступить в «Секцию дисциплины и порядка», стать активистом, репрессии ко мне прекратились бы, но тогда я должен буду маршировать, кричать лозунги в адрес администрации, унижать и избивать других осужденных».
2) Из письма З*, отбывающего наказание в ИК-3 г. Товарково Калужской области от 10.09.2007 г.:
«Нас заставляли просидеть на согнутых ногах 2 часа, затем подписать заявления о вступлении в «Секцию дисциплины и порядка». В случае отказа осужденные были жестоко избиты резиновыми палками и скамейками. После этого человека увозили в санчасть, либо водворяли в ШИЗО. В ШИЗО также продолжались избиения и ежедневные досмотры с раздеванием догола».
3) Из письма Р*, 1970 г.р., ИК-6 Владимирская область, от 26.06.2007 г.:
«Меня сотрудники ФГУ ИК-6 дежурной смены, осужденные и ряд инспекторов избили и пытались изнасиловать. Отказали в предоставлении медицинской помощи. Заставили подписать заявление о вступлении в секцию дисциплины и порядка. Заставляли ходить по 4 часа по аллее с красной повязкой на рукаве маршировать и выкрикивать разные команды».
4) Из акта опроса М*, 1975 г.р., ИК-8 п. Ягул Удмуртской Республики, от 19.10.2007 г.:
«Ко мне подсадили осужденных-активистов секции дисциплины и порядка Антонова и Савко, которые мне пояснили, что будут заставлять меня отказаться от своих показаний о нарушениях прав в колонии, данных мною журналистам. Они мне сказали, что они выполняют прямое указание начальника колонии. Меня долго били. Я стоял на своем. Затем меня увели в кабинет к начальнику колонии А*, мне пригрозили, если я не скажу, что оклеветал администрацию колонии, то на моих глазах сначала «опустят» [этим словом обозначают ритуальное гомосексуальное изнасилование] Ж*, а затем З*. Я, опасаясь за жизнь своих товарищей, согласился опровергнуть свои показания».
5) Из письма С*, 1980 г.р., ИК-2 Свердловской области, от 21.08.2007 г.:
«Будучи осужденным, я занимал должность старшего дневального в секции дисциплины и порядка. Мне давали поручения, которые я должен был выполнять. На тот период в ПФРСИ находились Х*, Г*, Л*, М*, все являются подельниками по одному уголовному делу. Мне была поставлена задача надавить на М*, чтобы он дал нужные показания следствию против Х*. Мы избивали М*, угрожали «опустить» его человеческое достоинство. Чтобы не было синяков, мы наматывали на кулаки полотенце. Во время работы адвокатов со следствием были специальные комнаты, где были якобы электрические розетки, на самом деле подслушивающее устройство. Все записывалось, а затем относилось к оперативному работнику.
Так же подобные действия были применены к Л*, который должен был взять на себя несколько эпизодов и оговорить своих подельников. Мы, в количестве 6 человек, избивали Л*, но он оказался крепким орешком. Тогда мы распределили, кто его держит, и, достав мужское достоинство, «опустили» его. Только тогда мы получили то, что нам было нужно. Вот таким образом мы отрабатывали свое УДО [условно-досрочное освобождение]».
1) Из письма осужденного С*, ИК-8, Омская область:
«…в камерах применяются методы психического воздействия (пытки) посредством акустических шумов: громкоговорители в камерах воспроизводят радиопередачи с жуткими помехами, шипением и треском. Вследствие этого меня терзает головная боль, которая утихает лишь тогда, когда отключают громкоговорители (перед отбоем).
При выходе из камеры я должен сотрудникам обязательно кланяться, они требуют, чтоб я нагибал голову и туловище под углом к полу. Выполнения указанных незаконных требований сотрудники ИК-8 добиваются с применением грубой физической силы: заламывают мне руки за спину и, выкручивая их вверх, добиваются того, чтобы я им поклонился при выходе и стоял, согнувшись в коридоре.
В течение дня, минимум дважды, сотрудники ИК-8 без законных оснований заставляют меня подвергаться полному личному обыску: вынуждают в присутствии около десятка сотрудников раздеваться догола, раздвигать ягодицы, поднимать мошонку».
2) Из заявления К*, Кировская область, КП-26, март 2008 г.:
«… капитан и ст. лейтенант поставили меня лицом к стене, подошли сзади и начали распылять мне в лицо газ из баллончиков. Я упал от удушья, тогда они втроем стали избивать меня резиновыми дубинками. В бессознательном состоянии меня забросили в камеру и ознакомили с постановлением о водворении меня в ШИЗО на том основании, что я был пьян, хотя я был абсолютно трезв. Начальник медицинской части отказался делать мне освидетельствование от нанесенных побоев. За время нахождения в ШИЗО у меня было три гипертонических приступа, давление составило 190 на 110, помощь мне не оказывалась».
Это все происходит сегодня. Руководят этим люди, которые хвастаются перед европейцами тем, как старательно они приближают российскую пенитенциарную систему к «современным европейским стандартам», которые упорно судятся с журналистами и правозащитниками за свою деловую репутацию и которые имеют отличную защиту среди правящих Россией силовиков.
Некоторая надежда на возможность изменения ситуации возникла после принятия закона «Об общественном контроле мест содержания под стражей…». В соответствии с этим законом Общественная палата РФ в регионах России создала наблюдательные комиссии, назначив в некоторые из них правозащитников, имеющих большой опыт борьбы с пыточными условиями в колониях. Однако «система» не могла этого допустить и начала борьбу с наиболее успешно работающими правозащитниками. Взят под арест по сфабрикованному делу екатеринбургский правозащитник Алексей Соколов, член наблюдательной региональной комиссии. Не попал в окончательный список волгоградской наблюдательной комиссии правозащитник Игорь Нагавкин, после получения Общественной палатой клеветнического письма от волгоградских правоохранителей.
Правозащитное сообщество борется за освобождение Алексея Соколова и восстановление Игоря Нагавкина в наблюдательной комиссии. Многое будет зависеть от позиции руководства Общественной палаты — позволит ли оно превратить наблюдательные комиссии в очередную синекуру власти.
Повторю ещё раз — пока вся наша общественность не осознает весь ужас сложившейся ситуации, пока будут существовать концлагеря, ни о какой свободе и демократии в стране не может идти речи. Если человеческая жизнь и достоинство ничего не стоят в одной сфере, значит, они не ценятся нигде. Это — тот зародыш, из которого снова и снова будут прорастать ростки тоталитаризма, несмотря на любой внешний лоск.
Прошлая история ГУЛАГов может напомнить том, что в России накоплен огромный опыт по использованию концлагерей. И уже нет сомнений, что нынешний режим будет использовать этот богатый опыт в скором будущем с особым цинизмом и жестокостью. Может уже сразу приступить к сооружению газовых печей, чтобы не тратиться на содержание и дрессировку обслуги зон, колоний, тюрем? Тогда и обслуживающий персонал за ненадобностью можно будет отправить в топки, вслед за всем прочим простым народом. Так над кем издеваетесь, представители власти? Скоро ведь все там будем.
Как ломают зэков в «красных» лагерях: пошаговая стратегия
Первую половину девятилетнего срока я провёл там, где секцией дисциплины и порядка (СДП) пугали «первоходов». О ней травили небывалые байки и ссылались на неё при необходимости утихомирить мужиков из лагерной массы: дескать, не расшатывайте «чёрный ход» и не провоцируйте «мусоров», а то в столовую будете ходить строем и с песнями.
Последние несколько лет своего путешествия я провёл в плотном окружении активистов из СДП. Это было не лучшее время, но зато самое насыщенное.
Секция дисциплины и порядка в «красном» лагере — это не просто десяток-другой запуганных зэков, что в открытую следят за другими осуждёнными и обо всём докладывают в кабинеты оперативников.
СДП — это нервная система «красного» лагеря. Официально она может называться как угодно, кроме своего собственного названия.
Ещё в 2010 году глава ФСИН запретил в тюрьмах и лагерях секции дисциплины и порядка: уж слишком много было беспредела. Но СДП, конечно же, не исчезли, просто поменяли официальное название. Например, ДПД — добровольная пожарная дружина.
Зэки-пожарные тоже бывают. Они реагируют на учебные тревоги и бегают на потеху лагерю в форме пожарного, в каске и с огнетушителем. Таких активистов в лагере максимум с десяток, но по документам их может быть и сто. Всё зависит от потребностей оперов или отдела безопасности лагеря, а то и самого «хозяина» — начальника колонии. Фальшивые пожарные и есть СДП.
К каждому объекту и субъекту лагеря тянутся нити кураторов СДП, у них всё под контролем. О любом значимом событии и тем более ЧП в лагере первыми должны узнавать «эсдэпурики» — это их основная обязанность. Узнать и довести информацию до вышестоящего активиста. Словно по нервной системе, сигнал за мгновение долетает до главных нервных узлов СДП — «ментов отряда», дневальных ночной/дневной смены СДП, а потом и до главы «эсдэпуриков».
Главный в СДП — «мент колонии». Он ежеутренне на докладе у своего куратора в штабе, будь то начальник колонии или его заместитель. Он на обходе зоны вместе с администрацией, записывает распоряжения «больших звёзд» и выполняет их. Он решает судьбы большинства зэков лагеря, по крайней мере, способен значительно повлиять на решение администрации по кому-либо из зэков. Он же настраивает в лагере всю систему слежения и доносов, вплоть до мелочей.
Ад администрации
Основная масса зэков «красного» лагеря, несомненно, страдает. Осуждённые в режимных отрядах ничем не заняты и постепенно тупеют перед телевизором или радиоприёмником с ежедневной передачей о правилах внутреннего распорядка (ПВР). В производственных — рабочих — отрядах зэки, наоборот, с утра до вечера пашут на предприимчивого начальника колонии в промзоне. Однако по сравнению с простым активистом из отряда СДП любой другой зэк живёт шикарно.
Когда в «красном» лагере обычный заключённый без связей и денег попадает в систему СДП, то выбор у него небольшой: смириться и делать всё, что скажут, или страдать от издевательств, а потом всё равно смириться и делать всё, что скажут.
После двухнедельного карантинного ада зэки распределяются администрацией по отрядам и должностям. Не повезло тем, кто по той или иной причине попадает в СДП. Как минимум спать им придётся куда меньше положенного, а получать по печени, наоборот, гораздо больше.
Первые три дня неофит учит администрацию лагеря. Это значит, что в свободное между подъёмом и отбоем время зэк сидит и, словно стихотворение в школе, учит ФИО, звания и должности всех тех представителей администрации, что работают в лагере. Десятки фамилий и званий перепутать легко, далеко не все зэки хорошо знают русский язык, но в тугой атмосфере страха, так умело создаваемой садистами-активистами, экзамен по администрации не сдают единицы. Кто в школе так и не научился рассказывать стихи, был позже жестоко бит в лагерном СДП.
Теоретическая зубрёжка сменяется практикой в лагере. Если посмотреть на лагерь с высоты птичьего полёта, то на всех перекрёстках и узловых объектах можно заметить «эсдэпуриков». У каждого из них в руках блокнот, за ухом — карандаш. В лагере активисты СДП следят за всем и всеми: записывают передвижение сотрудников администрации, ведут хронометраж и пишут о маршрутах тех зэков, что интересуют оперов или верхушку СДП, подслушивают разговоры и даже пытаются вербовать в свои агенты обычных зэков.
«Мент колонии». 2018 год, колония ИК-40 г. Кемерово.
«Эсдэпушник» обязан знать в лицо всех сотрудников администрации, издалека узнавать по походке любого работника колонии. Поэтому новички стоят, например, на углу штаба и часами смотрят на «шлюза» — входные двери в лагерь. Как только они заметят появившегося сотрудника, то тут же подают жестами сигнал на следующую точку «эсдэрупиков» где-нибудь метров за тридцать и записывают на листок время и код сотрудника. Чтобы записи были точными, а связь — мгновенной и в тоже время не считывалась случайным наблюдателем, все сигналы и записки кодированы. Каждому сотруднику администрации верхушкой СДП присвоен код в виде цифры и жеста. Стоит какому-нибудь заместителю начальника выйти с обходом в лагерь, как впереди него летит весть: такой-то и во столько-то вышел из штаба и идёт в зону. Центровые узлы нервной системы лагеря приходят в боевую готовность: прячут запрещенные предметы, наводят в отрядах и на объектах лоск и готовят отчёты.
С помощью зэков администрация следит в том числе и за своими же сотрудниками. На любом обходе и при отрядных плановых обысках всегда присутствует «эсдэпурик» и пишет, что и у кого изъято, во сколько был закончен обыск и сколько пакетов с изъятыми вещами были доставлены в дежурку. Таким образом «хозяин» лагеря исключает возможность появления коррупционных связей между осуждёнными и сотрудниками.
Так же тщательно СДП следит и за зэками, правда, не за всей массой, а только за теми, кто на карандаше. Профучётники и юридически грамотные заключённые, наглецы и потенциальные бунтари — все те зэки, кто представляет какой-то интерес для оперативников, берутся на особый контроль, «на карандаш». «Эсдэпурики» их так и называют — «карандаши». Их разговоры пишутся, передвижение по лагерю — пишется, время посещения туалета — пишется. Не нужно никаких видеокамер и умных систем наблюдения: зэки следят и докладывают не хуже, но гораздо дешевле.
«Карандаши» на карандаше
«Карандашами» могут стать даже за принадлежность к определённой народности: тувинцы или буряты в большинстве своём склонны к неподчинению лагерной администрации, и потому они уже за то, что родились не такими, как все, взяты на особый контроль оперативников. Именно поэтому после изучения сотрудников администрации «эсдэпурики» обязаны выучить наизусть всех «карандашей», чтобы даже со спины узнать того или иного профучётника и сделать о нём соответствующую запись в блокноте.
В СДП лагеря может быть до сотни активистов, и каждый из них имеет десятки дополнительных к ПВР обязанностей, каждый из них чем-то загружен. Одни следят за администрацией, другие специализируются на «карандашах», третьи обязаны следить за «кучками», то есть за собранием каких-либо зэков более трёх человек. Отдельные бригады «эсдэпуриков» заняты промзоной, столовой, штабом, магазином, баней — у каждого свои объекты наблюдения и свои обязанности. Пошёл зэк на перекур — запись, кинул мимо урны бумажку — запись, разговаривал во время приёма пищи — запись.
После отбоя, когда весь лагерь замирает в тревожном сне, к делу в отряде СДП приступает ночная смена. Десятки писарей часами дешифруют записи дневных событий и передвижений, составляют отчёты для «мента» колонии, кураторов отряда, оперативников лагеря.
Днём СДП следит, ночью пишет. И каждое утро глава СДП идёт на доклад в штаб, где рассказывает своему куратору — как правило, заместителю начальника колонии — о событиях и происшествиях в колонии за прошедшие сутки.
По каким критериям зэков отбирают в СДП?
По распоряжению оперативников в СДП могут автоматически по прибытии попадать «малолетки» — юные заключённые, что по достижении совершеннолетия переводятся из учреждений для малолетних преступников в лагеря общего режима. Как правило, на «малолетках» взрастают юные бунтари, мечтающие расшатать «красный» режим, поэтому ещё на приёмке в «красных» лагерях с малолеток активно сбивают дубинками «блатную пыль» и на перевоспитание определяют в СДП.
Если в лагерь прибывает блатной зек, в личном деле которого указана связь с преступным миром, его тоже могут прожать в карцере — «под крышей», а после получения необходимых заявлений на камеру — отправить жить в отряд СДП. Даже если блатной не работает, а лишь находится среди «эсдэпуриков», его биография, несомненно, замарывается.
Но в целом население СДП — это обычные запуганные зэки. Они боятся всего. Неизвестный штаб, где злобные сотрудники отправляют зэков пачками «в гарем». Мрачный куратор из оперативного отдела, от предложений которого невозможно отказаться. Начальник отряда, постоянно чего-то требующий. Десяток активистов СДП, круглосуточно унижающих обычных «эсдэпушников». Зашуганные зэки не то что не готовы к отстаиванию своих законных прав содержания, они боятся даже смотреть в глаза сотрудникам и главным активистам.
Их страх объясним. Некоторых из зэков держат на крючке ещё со времён карантина, где они писали «чистосердечные» признания о любви к анальному и оральному сексу и своём добровольном желании «уехать в гарем». «Сознавшимся» присваивали женские имена, и отрядный актив СДП обращался к ним исключительно в женском роде.
Но немало и тех, кто идёт работать в СДП сознательно. Они с предвкушением учатся закладывать других зэков и получать за это хоть маленькие, но привилегии. Со временем и другие «эсдэпурики» входят во вкус и уже с маниакальным удовольствием «отстреливают» зэков, докладывая в «точковках» об их нарушениях.
Кто-то не застегнул пуговицу, кто-то вышел на плац с руками в карманах, кто-то стрельнул у соседа сигарету — «эсдэпушники» знают, что в дальнейшем этому зэку достанется в каптёрке отряда или штабном кабинете без права на оправдание. Элемент власти их прельщает. Так они вырастают сначала в собственных глазах, а потом и в карьере активиста СДП.
Конечно же, основная масса заключённых презирает «эсдэпушников», а особо дерзкие не упускают возможности даже им как-то насолить. Где-то отпустят в спину унизительное словцо, а где-то могут и «проштырить» бок заточенным электродом. Поэтому администрация тщательно оберегает свои «глаза и уши», и смелые зэки то и дело подлетают в кабинетах от дубинок и шокеров.
Не попасть
Избежать работы в СДП трудно, но возможно. Редкие единицы, кто не готов мириться с необходимостью доносов, бьют в отряде стёкла и режут себе вены или выпрыгивают в окно на асфальт. Некоторые даже решаются вспороть себе горло на коротком свидании с матерью, лишь бы его вернули после медсанчасти хоть в штрафной изолятор, но уже не в СДП.
Большинство духовитых зэков после медсанчасти, конечно же, сменяют место пребывания, бывает, и на карцер до конца срока. Но у администрации бывают и циничные решения: ещё ночью зэк бегал по лагерю с криками «помогите, убивают!», а уже утром его, зашитого и подлеченного, возвращают из медсанчасти в тот же отряд СДП, от пыток которого он и сбежал. Так, многие перестают даже думать о возможности сорваться из отряда.
Конвейер «красных» лагерей выпускает из своих «шлюзов» на волю два вида штампованной продукции: со всем согласные граждане и профессиональные осведомители. Одни будут послушно делать всё, что им скажут люди в погонах, другие так же профессионально им доносить. Работы для СДП хватит по обе стороны забора «красных» лагерей.