что такое репрессированные люди
Репрессии
Содержание
История
Теме различного рода религиозных и политических репрессий в мировой истории посвящены статьи:
Репрессии в СССР
Относительно политических репрессий в РСФСР и СССР существует заявление Президента Российской Федерации В. В. Путина:
 | Все мы хорошо знаем, что хоть 1937 год и считается пиком репрессий, этот год был хорошо подготовлен предыдущими годами жестокости — достаточно вспомнить расстрелы заложников в годы гражданской войны, уничтожение целых сословий, духовенства, раскулачивание крестьян, уничтожение казачества. Такие трагедии повторялись в истории человечества не однажды. Это случалось тогда, когда привлекательные на первый взгляд, но пустые идеалы ставились выше основной ценности, ценности человеческой жизни, прав и свобод человека… Уничтожены были и сосланы в лагеря, расстреляны, замучены сотни тысяч, миллионы человек. Причем это были люди со своим собственным мнением, люди, которые не боялись его высказывать. Это цвет нации… И мы, конечно, долгие годы, до сих пор ощущали эту трагедию на себе. [3] |  |
Историк В. Н. Земсков, в своей статье «ГУЛАГ (историко-социологический аспект)», приводит данные: «…в действительности число осужденных по политическим мотивам (за „контрреволюционные преступления“) в СССР за период с 1921 г. по 1953 г., то есть за 33 года, составило около 3,8 мил. человек». [4]
«В феврале 1954 г., — значится далее в тексте, — на имя Н. С. Хрущёва была подготовлена справка, подписанная Генеральным прокурором СССР Р. Руденко, министром внутренних дел СССР С. Кругловым и министром юстиции СССР К. Горшениным, в которой называлось число осужденных за контрреволюционные преступления за период с 1921 г. по 1 февраля 1954 г. Всего за этот период было осуждено Колегией ОГПУ, „тройками“ НКВД, Особым совещанием, Военной коллегией, судами и военными трибуналами 3 777 380 человек, в том числе к высшей мере наказания — 642 980, к содержанию в лагерях и тюрьмах на срок до 25 лет и ниже — 2 369 220, в ссылку и высылку — 765 180 человек». [4]
9 самых частых вопросов о политических репрессиях
Приблизительное время чтения: 16 мин.
В 1991 году в России 30 октября было официально объявлено днем памяти жертв политических репрессий в СССР. Я постарался ответить на девять наиболее распространенных вопросов о политических репрессиях.
1. Что такое политические репрессии?
В истории разных стран случались периоды, когда государственная власть по каким-то соображениям — прагматическим или идеологическим — начинала воспринимать часть своего населения либо как прямых врагов, либо как лишних, «ненужных» людей. Принцип отбора мог быть разным — по этническому происхождению, по религиозным взглядам, по материальному состоянию, по политическим воззрениям, по уровню образования — но итог был один: эти «ненужные» люди либо уничтожались физически без суда и следствия, либо подвергались уголовным преследованиям, либо становились жертвами административных ограничений (высылались из страны, отправлялись в ссылку внутри страны, лишались гражданских прав, и так далее). То есть люди страдали не за какую-то свою личную вину, а просто потому, что им не повезло, просто потому что оказались в некое время в неком месте.
Политические репрессии были не только в России, а в России — не только при советской власти. Однако, вспоминая жертв политических репрессий, мы в первую очередь думаем о тех, кто пострадал в 1917–1953 годах, потому что среди общего числа российских репрессированных они составляют большинство.
2. Почему, говоря о политических репрессиях, ограничиваются периодом 1917–1953 годов? После 1953 года репрессий не было?
Этот период, 1917–1953 годы, выделяют потому, что на него пришлось подавляющее большинство репрессий. После 1953 года репрессии тоже происходили, но в гораздо меньших масштабах, а главное, они в основном касались людей, которые в той или иной степени выступали против советской политической системы. Речь о диссидентах, получивших тюремные сроки или пострадавших от карательной психиатрии. Они знали, на что идут, они были не случайными жертвами — что, конечно же, никак не оправдывает того, что власть с ними делала.
3. Жертвы советских политических репрессий — кто они?
Это были очень разные люди, разные по социальному происхождению, убеждениям, мировоззрению.
Часть из них — так называемые «бывшие», то есть дворяне, армейские или полицейские офицеры, университетские профессора, судьи, купцы и промышленники, духовенство. То есть те, кого пришедшие в 1917 году к власти коммунисты считали заинтересованными в реставрации прежнего порядка и потому подозревали их в подрывной деятельности.
Также огромную долю среди жертв политических репрессий составляли «раскулаченные» крестьяне, в большинстве своем крепкие хозяева, не пожелавшие идти в колхозы (некоторых, впрочем, не спасало и вступление в колхоз).
Многие жертвы репрессий проходили по разряду «вредителей». Так называли специалистов на производстве — инженеров, техников, рабочих, которым приписывался умысел нанести стране материально-технический или экономический ущерб. Иногда такое происходило после каких-то реальных производственных сбоев, аварий (в которых требовалось найти виновных), а порой речь шла лишь о гипотетических неприятностях, которые, по мнению обвинителей, могли бы случиться, не будь враги вовремя разоблачены.
В конце 30-х годов репрессированы были многие военные, начиная с высшего командного состава и кончая младшими офицерами. В них подозревали потенциальных участников заговоров против Сталина.
Отдельно стоит вспомнить о работниках ГПУ-НКВД-НКГБ, часть которых тоже была репрессирована в 30-е годы в ходе «борьбы с перегибами». «Перегибы на местах» — понятие, которое ввел в оборот Сталин, подразумевая излишний энтузиазм сотрудников карательных органов. Понятно, что эти «перегибы» закономерно вытекали из общей государственной политики, и потому в устах Сталина слова о перегибах звучат весьма цинично. Кстати, практически вся верхушка НКВД, проводившая репрессии в 1937–1938 годах, была вскоре репрессирована и расстреляна.
Естественно, очень много было репрессированных за веру (и не только православных). Это и духовенство, и монашество, и активные миряне на приходах, и просто люди, не скрывающие своей веры. Хотя формально советская власть не запрещала религию и советская конституция 1936 года гарантировала гражданам свободу совести, по факту открытое исповедание веры могло окончиться для человека печально.
Репрессиям подвергались не только отдельные люди и отдельные сословия, но и отдельные народы — крымские татары, калмыки, чеченцы и ингуши, немцы. Происходило это во время Великой Отечественной войны. Причин было две. Во-первых, в них видели потенциальных предателей, которые могут перейти на сторону немцев при отступлении наших войск. Во-вторых, когда немецкие войска оккупировали Крым, Кавказ и ряд других территорий, с ними действительно сотрудничала часть проживавших там народов. Естественно, далеко не все представители этих народов сотрудничали с немцами, не говоря уже о тех из них, кто сражался в рядах Красной армии — однако впоследствии все они, включая женщин, детей и стариков, были объявлены предателями и отправлены в ссылку (где в силу бесчеловечных условий многие погибли либо в пути, либо на месте).
А еще среди репрессированных было множество обывателей, имевших вроде бы вполне безопасное социальное происхождение, но арестованных либо из-за доноса, либо просто в силу разнарядки (на выявление «врагов народа» тоже были спускаемые сверху планы). Если арестовывали какого-то крупного партийного функционера, то довольно часто брали и его подчиненных, вплоть до самых низовых должностей вроде личного шофера или домработницы.
4. Кого нельзя считать жертвой политических репрессий?
Не все те, кто пострадал в 1917–1953 годах (и позже, вплоть до конца советской власти), могут быть названы жертвами политических репрессий.
Помимо «политических», в тюрьмах и лагерях люди сидели и по обычным уголовным статьям (воровство, мошенничество, грабеж, убийство и так далее).
Также нельзя считать жертвами политических репрессий тех, кто совершил явную государственную измену — к примеру, «власовцев» и «полицаев», то есть тех, кто в годы Великой Отечественной войны пошел на службу к немецким оккупантам. Даже безотносительно моральной стороны дела это был их сознательный выбор, они вступили в борьбу с государством, и государство, соответственно, боролось с ними.
То же касается разного рода повстанческих движений — басмачей, бандеровцев, «лесных братьев», кавказских абреков и так далее. Можно обсуждать их правоту и неправоту, но жертвы политических репрессий — это лишь те, кто не вставал на тропу войны с СССР, кто просто жил обычной жизнью и пострадал независимо от своих действий.
5. Как юридически оформлялись репрессии?
Во-вторых, начиная с 1937 года, наряду с обычным судебным производством, начал действовать упрощенный порядок, когда никаких судебных прений вообще не было, присутствия обвиняемого не требовалось, а приговоры выносились так называемым Особым совещанием, иначе говоря, «тройкой», буквально за 10-15 минут.
В-третьих, часть пострадавших была репрессирована в административном порядке, вообще без следствия и суда — те же «раскулаченные», те же сосланные народы. То же нередко касалось членов семьи осужденных по 58-й статье. Была в ходу официальная аббревиатура ЧСИР (член семьи изменника родины). При этом личные обвинения конкретным людям не предъявлялись, а их ссылка мотивировалась политической целесообразностью.
Но кроме того, иногда репрессии вообще не имели никакого юридического оформления, по сути это были самосудные расправы — начиная от расстрела в 1917 году демонстрации в защиту Учредительного собрания и заканчивая событиями 1962 года в Новочеркасске, где была расстреляна рабочая демонстрация, протестовавшая против повышения цен на продовольствие.
6. Сколько людей было репрессировано?
Это сложный вопрос, на который у историков до сих пор нет точного ответа. Цифры называют самые разные — от 1 до 60 миллионов. Проблем здесь две — во-первых, недоступность многих архивов, а во-вторых, расхождение в методах расчета. Ведь даже основываясь на открытых архивных данных, можно делать разные выводы. Архивные данные — это не только папки с уголовными делами на конкретных людей, но и, например, ведомственная отчетность о поставках продовольствия для лагерей и тюрем, статистика рождений и смертей, записи в кладбищенских конторах о захоронениях, и так далее, и тому подобное. Специалисты-историки стараются учесть как можно больше разных источников, но данные подчас расходятся друг с другом. Причины разные — и ошибки учета, и намеренные подтасовки, и утрата многих важных документов.
Кроме того, хотя любой историк и должен быть беспристрастен, как это положено ученому, но в реальности у каждого исследователя есть свои мировоззренческие и политические предпочтения, и поэтому какие-то данные историк может посчитать более достоверными, а какие-то менее. Полная объективность — это идеал, к которому следует стремиться, но который пока никем из историков не достигнут. Поэтому, сталкиваясь с любыми конкретными оценками, следует быть осторожным. А вдруг автор вольно или невольно завышает или занижает цифры?
Но чтобы понять масштабы репрессий, достаточно привести такой пример расхождения цифр. По оценкам церковных историков, в 1937-38 годах было арестовано более 130 тысяч священнослужителей. По оценкам же историков, приверженных коммунистической идеологии, в 1937-38 годах количество арестованных священнослужителей гораздо меньше — всего примерно 47 тысяч. Не будем спорить о том, кто более прав. Давайте сделаем мысленный эксперимент: представим, что сейчас, в наше время, в течение года в России арестовываются 47 тысяч железнодорожников. Что будет с нашей транспортной системой? А если арестовать за год 47 тысяч врачей — сохранится ли вообще отечественная медицина? А если арестовать 47 тысяч священников? Впрочем, у нас их сейчас столько даже и не наберется. В общем, даже если ориентироваться на минимальные оценки, легко увидеть, что репрессии стали общественной катастрофой.
А для их нравственной оценки совершенно неважны конкретные цифры пострадавших. Будь это миллион или сто миллионов или сто тысяч — это все равно трагедия, это все равно преступление.
7. Что такое реабилитация?
Подавляющее большинство жертв политических репрессий было впоследствии реабилитировано.
Реабилитация — это официальное признание государства, что данный человек был осужден несправедливо, что он невиновен в предъявленных ему обвинениях и поэтому не считается судимым и избавляется от тех ограничений, которым могут подвергаться вышедшие из заключения люди (например, право избираться депутатом, право работать в правоохранительных органах и тому подобное).
Многие считают, что реабилитация жертв политических репрессий началась только в 1956 году, после того, как первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев на XX съезде партии разоблачил культ личности Сталина. На самом деле это не так — первая волна реабилитации прошла в 1939 году, после того, как руководство страны осудило разгул репрессий 1937-38 годов (которые и были названы «перегибами на местах»). Это, кстати, важный момент, потому что тем самым было признано вообще наличие политических репрессий в стране. Признано даже теми, кто эти репрессии и запустил. Поэтому утверждение современных сталинистов, что репрессии это миф, выглядит просто смешным. Как же миф, если даже ваш кумир Сталин и то их признал?
Впрочем, в 1939-41 годах реабилитировано было немного людей. А массовая реабилитация началась с 1953 года после смерти Сталина, ее пик пришелся на 1955–1962 годы. Затем, до второй половины 1980-х годов, реабилитаций было мало, но после объявленной в 1985 году перестройки их количество резко выросло. Отдельные акты реабилитации произошли уже в постсоветскую эпоху, в 1990-е годы (поскольку РФ юридически является правопреемником СССР, то и обладает правом реабилитировать тех, кто был несправедливо осужден до 1991 года).
А вот царская семья, расстрелянная в Екатеринбурге в 1918 году, была официально реабилитирована только в 2008 году. До того Генпрокуратура сопротивлялась реабилитации на том основании, что убийство царской семьи не имело никакого юридического оформления и стало произволом местных властей. Но Верховный Суд РФ в 2008 году счел, что хоть никакого судебного решения и не было, расстреляли царскую семью по решению местной власти, обладающей административными полномочиями и потому являющейся часть государственной машины — а репрессии и есть мера принуждения со стороны государства.
Кстати сказать, есть люди, которые несомненно стали жертвами политических репрессий, которые не совершали того, в чем их формально обвинили — но решения о реабилитации которых нет и, видимо, никогда не будет. Речь о тех, кто до того, как попасть под каток репрессий, сами были водителями этого катка. Например, «железный нарком» Николай Ежов. Ну вот какая из него невинная жертва? Или тот же Лаврентий Берия. Разумеется, его расстрел был неправосуден, разумеется, он не был никаким английским и французским шпионом, как ему впопыхах приписали — но его реабилитация стала бы демонстративным оправданием политического террора.
Не всегда реабилитация жертв политических репрессий происходила «автоматически», иногда этим людям или их родственникам приходилось проявлять настойчивость, годами писать письма в государственные органы.
8. Что сейчас говорят о политических репрессиях?
В современной России нет единого мнения по этой теме. Более того, в отношении к ней проявляется поляризация общества. Память о репрессиях разные политические и идеологические силы используют в своих политических интересах, но и обычные люди, не политики, очень по-разному могут ее воспринимать.
Одни люди убеждены, что политические репрессии — это позорная страница отечественной истории, что это чудовищное преступление против человечности, и поэтому надо всегда помнить о репрессированных. Иногда эта позиция примитивизируется, все жертвы репрессий объявляются в равной мере безгрешными праведниками, а вина перед ними возлагается не только на советскую власть, но и на современную российскую как правопреемницу советской. Любые попытки разобраться, сколько же реально было репрессированных, априори объявляются оправданием сталинизма и осуждаются с моральных позиций.
Другие подвергают сомнению сам факт репрессий, утверждают, что все эти «так называемые жертвы» действительно виноваты в приписываемых им преступлениях, действительно вредили, взрывали, замышляли теракты и так далее. Это крайне наивная позиция опровергается хотя бы уже тем, что факт наличия репрессий признавался даже при Сталине — тогда это называлось «перегибами» и в конце 30-х годов за эти «перегибы» было осуждено практически все руководство НКВД. Столь же очевидна и моральная ущербность таких взглядов: людям так хочется выдать желаемое за действительное, что они готовы, не имея на руках никаких доказательств, оклеветать миллионы пострадавших.
Третьи признают, что репрессии были, согласны с тем, что пострадавшие от них были невиновны, но воспринимают все это совершенно спокойно: мол, иначе было нельзя. Репрессии, как им кажется, были необходимы для проведения индустриализации страны, для создания боеспособной армии. Без репрессий не удалось бы победить в Великой Отечественной войне. Такая прагматичная позиция, безотносительно к тому, насколько она соответствует историческим фактам, тоже ущербна в нравственном отношении: государство объявляется высшей ценностью, по сравнению с которой жизнь каждого отдельного человека ничего не стоит, и любого можно и нужно уничтожить ради высших государственных интересов. Тут можно, кстати, провести параллель с древними язычниками, которые приносили своим богам человеческие жертвы, будучи стопроцентно уверены, что это послужит благу племени, народа, города. Нам сейчас это представляется изуверством, но ведь мотивация была точно такой же, как и у современных прагматиков.
Можно, конечно, понять, откуда берется такая мотивация. СССР позиционировал себя как общество социальной справедливости — и действительно, во многих отношениях, особенно в позднесоветский период, социальная справедливость была. Наше общество в социальном плане куда менее справедливо — плюс к тому же сейчас любая несправедливость мгновенно становится известна всем. Поэтому в поисках справедливости люди обращают свой взгляд в прошлое — естественно, идеализируя ту эпоху. А значит, психологически стремятся оправдать и то темное, что тогда было, в том числе и репрессии. Признание и осуждение репрессий (тем более, декларируемое сверху) идет у таких людей в связке с одобрением нынешних несправедливостей. Можно всячески показывать наивность такой позиции, но, пока не восстановится социальная справедливость, эта позиция будет вновь и вновь воспроизводиться.
9. Как же все-таки христианам следует воспринимать политические репрессии?
Среди православных христиан, к сожалению, тоже нет единства по этому вопросу. Есть верующие (в том числе и воцерковленные, иногда даже и в священном сане), которые либо считают всех репрессированных виновными и недостойными жалости, либо оправдывают их страдания пользой государства. Более того, иногда — слава Богу, не особо часто! — можно услышать и такое мнение, что репрессии были благом и для самих репрессированных. Ведь то, что с ними случилось, произошло по Божьему Промыслу, а Бог с человеком плохого не сотворит. Значит, — говорят такие христиане, — этим людям надлежало пострадать, чтобы очиститься от тяжелых грехов, духовно переродиться. И действительно, примеров такого духовного возрождения немало. Как писал прошедший лагеря поэт Александр Солодовников, «Решетка ржавая, спасибо! // Спасибо, лезвие штыка! // Такую волю дать могли бы // Мне только долгие века».
На самом деле это опасная духовная подмена. Да, страдания подчас могут спасти человеческую душу, но из этого вовсе не следует, что сами по себе страдания — это хорошо. И уж тем более из этого не следует, что палачи праведны. Как мы знаем из Евангелия, царь Ирод, желая найти и уничтожить младенца Иисуса, велел превентивно перебить всех младенцев в Вифлееме и окрестностях. Эти младенцы причислены Церковью к лику святых, но вот их убийца Ирод — вовсе нет. Грех остается грехом, зло остается злом, преступник остается преступником даже в том случае, если отдаленные последствия его преступления будут прекрасными. Кроме того, одно дело на личном опыте рассуждать о пользе страданий, и совсем иное — говорить это о других людях. Один лишь Бог знает, к добру или к худу обернется для конкретного человека то или иное испытание, а мы об этом судить не вправе. Но вот что мы можем и что должны делать — если считаем себя христианами! — это соблюдать Божие заповеди. Где нет ни слова о том, что ради государственного блага можно убивать невиновных людей.
Какие же выводы?
Первое и очевидное — мы должны понимать, что репрессии — это зло, зло и социальное, и личное зло тех, кто их устраивал. Никакого оправдания этому злу — ни прагматического, ни богословского — нет.
Второе — это правильное отношение к жертвам репрессий. Не следует их всех скопом считать идеальными. Это были очень разные люди, и в социальном, и в культурном, и в нравственном смысле. Но воспринимать их трагедию нужно безотносительно их индивидуальных особенностей и обстоятельств. Все они не были виноваты перед властью, подвергшей их страданиям. Мы не знаем, кто из них праведник, кто грешник, кто сейчас в раю, кто в аду. Но мы должны их жалеть и молиться за них. А вот чего точно не надо делать — это не надо спекулировать на их памяти, отстаивая наши собственные политические взгляды в полемике. Репрессированные не должны стать для нас средством.
Третье — надо четко понимать, почему эти репрессии стали в нашей стране возможными. Причина их не только в личных грехах тех, кто был в те годы у руля. Главная причина — это радикальное мировоззрение, в данном случае, основанное на безбожии и на отрицании всей предшествующей традиции — духовной, культурной, семейной и так далее. Большевики хотели выстроить рай на земле, при этом позволяли себе любые средства. Нравственно лишь то, что служит делу пролетариата, утверждали они. Неудивительно, что они оказались внутренне готовы убивать миллионами. Важно при этом знать, что репрессии бывали в разных странах, в том числе и в нашей.
Глядя на разные ужасы прошлого, мы часто произносим фразу «этого не должно повториться». Но это может повториться, если отбросить моральные и духовные барьеры, если исходить исключительно из прагматики и идеологии. И неважно, какого цвета будет эта идеология — красного, зеленого, черного, коричневого. Все равно кончится большой кровью.
Читайте также:
Истории о людях, пострадавших от репрессий в нашей рубрике Новомученики и материал Могила для 20 тысяч человек: как помнить о каждом?
kamrad2213
kamrad2213Кто к нам с чем зачем, тот от того и того!
Но, действительно, кого можно считать настоящей жертвой политических репрессий? А также, можно ли считать «жертвами» неполитических репрессированных и предъявлять сталинскому режиму претензии по этому поводу?
Во-первых, нужно разобраться с тем, кто такой «репрессированный». Репрессия — это карательная мера, исходящая от государственных органов. Соответственно, репрессированные — это все, кто подвергся наказанию со стороны государства. В это число, понятно, входят и насильники, и грабители, и взяточники, и казнокрады. Очевидно, что предъявлять власти претензии за наказание этих людей нельзя.
И в текущем законодательстве это прописано. Не подлежат реабилитации осужденные советской властью за:
б) совершение насильственных действий в отношении гражданского населения и военнопленных, а также пособничество изменникам Родины и фашистским оккупантам в совершении таких действий во время Великой Отечественной войны;
в) организация бандформирований, совершавших убийства, грабежи и другие насильственные действия, а также принимавших личное участие в совершении этих деяний в составе бандформирований;
г) военные преступления, преступления против мира, против человечности и против правосудия…»
Всего у нас в ГУЛАГе побывало от 7,1 млн. человек, по версии мемориаловца Рогинского, до 9,5 млн. по версии историка А.Дугина (не путать с известным оккультным фашистом). Из них за контрреволюционные преступления в 1921—1953 годы было осуждено 3777380 человек, согласно данным историка Земскова (приговоренных к высшей мере — 642980).
Если посчитать, сколько там было предателей, карателей, бандеровцев и т.п. То неизвестно насколько эта цифра ещё уменьшится. Так только бандеровцев за период с 1944 по 1953 г. было арестовано 103 003 чел., в том числе было осуждено с содержанием в лагерях и тюрьмах — 82 930 чел. (согласно записке Берии). Согласно данным генерал-полковника Кривошеева, 339 тыс. человек были направлены в лагеря НКВД как «скомпрометировавшие себя в плену» (т.е. это только среди вернувшихся из плена). Данные Земскова меньше — 272867 на 1 марта 1946 г. (возможно, разница объясняется тем, что по данным Земскова, на эту дату почти 90 тыс. находились на сборно-пересыльных пунктах и использовалось на работах при советских воинских частях и учреждениях за границей).
Итак, политические репрессии в строгом смысле этого слова оказываются значительно менее массовыми, чем принято было думать в перестройку. А значит… надо срочно искать, кого бы ещё записать в «жертвы режима».
Смотрите, что делает А.Б.Суслов (профессор, ученый и т.д.): «Были депортированные народы. Были репрессированные не по политическим статьям, а по «закону о колосках», например: когда человека за украденный им килограмм картошки сажали на 10 лет. Если мы посмотрим на Трудовую армию, если мы будем считать действительно всех, мы придём к цифрам Солженицына. В один момент в лагерях могло содержаться до 2,5 млн человек. Но через лагеря прошли десятки миллионов человек. Просто надо внимательнее читать книги».
Большую часть этого я уже разбирал. Здесь я хотел обратить внимание, что он хорошо понимает разницу между политическими и неполитическими. Но и неполитических тоже готов записывать в жертвы режима.
К сожалению, наше законодательство иногда идет у таких вот граждан на поводу и, например, включает в состав жертв политических репрессий «граждан Российской Федерации, которые в указанный период (с 1917 по 1954 гг. — прим.мое) были принудительно выселены с территории Крымской области». Между тем, выселение крымских татар, о которых здесь, очевидно, говорится, велось, во-первых, отнюдь не по политическим мотивам, а за массовый коллаборационизм, а во-вторых, было вполне заслужено (и даже спасительно для них, учитывая, скорое возвращение а Крым фронтовиков не из числа крымских татар). Сейчас педалировать эту тему, может быть, не совсем своевременно, учитывая ситуацию с Турцией и её влияние на крымскотатарское население, но помнить об этом надо.
В число репрессированных по политическим мотивам принято включать и раскулаченных. Причем не только у «Мемориала» — например, тот же историк Земсков пишет:
Нужно пояснить, что «первая категория» кулаков — это «контрреволюционный актив, организаторы террористических актов» и т.д., как написано в Постановлении политбюро ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Впрочем, они уже учтены в числе прочих контрреволюционеров и террористов (т.е. не политических!). Однако, если разобраться, то насколько верно считать репрессии против кулаков репрессиями по политическим мотивам?
Кулак это ведь не просто зажиточный крестьянин, крепкий хозяйственник и «эффективный менеджер». Это вообще-то человек, занимающийся ростовщичеством и эксплуатацией на селе (и, как отмечают некоторые исследователи, например, Прудникова, спекуляцией — ст. 107 УК РСФСР) — загоняющий крестьян в кабалу, отнимающий у них землю. Причем, если наемный труд ещё в то время был разрешен, хотя и с ограничениями, то ростовщичество было уголовным преступлением — ст. 173. УК РСФСР. Кстати, в постановлении о ликвидации кулацких хозяйств отменялось действие законов о применении наёмного труда. А с 1936 года эксплуатация человека человеком была прямо запрещена в сталинской Конституции.
Таким образом, просто по смыслу слова «кулак», это были вполне криминальные элементы. Не говоря уж о том, что любой ростовщик нуждается в услугах «коллекторов», которых на селе звали «подкулачниками», и в общем, можно представить, чем они занимались.
Между прочим, я вот думаю, что и деятельность современных «кулаков» («микрокредитование») надо бы поставить вне закона…