что такое рациональные аргументы
Ревизия аргументов
Если проанализировать аргументы сторонников Путина, прозвучавшие в наших интервью, окажется, что их можно разделить на рациональные и иррациональные. Последние мы оставляем вне поля нашего зрения, потому что ощущение, стоит Россия на коленях или на ногах, — вещь субъективная. В то же время есть аргументы, которые проверяются с цифрами в руках, и их можно разделить на три категории
Рациональные аргументы, полностью соответствующие действительности
Пенсии, материнский капитал и в целом социальная политика. На протяжении последнего десятилетия пенсии неуклонно росли. В 2007 году средней пенсии впервые удалось перевалить через прожиточный минимум. В 2009 году, в разгар кризиса, правительство увеличило пенсии более чем на 35% в реальном выражении. На фоне пенсионной катастрофы после дефолта 1998 года политика Путина выглядела для пенсионеров весьма привлекательно.
В то же время правительству пока не удалось реформировать пенсионную систему. Об этом пишет и сам Путин: по его словам, накопительный компонент «пока толком не заработал. Доходность пенсионных накоплений невысока, а в результате низка их привлекательность». Все колоссальные затраты государства на пенсионную систему уходят лишь на удержание существующих рубежей, в то время как будущие пенсионеры чувствуют все большую неуверенность. Из-за нереформированности растет разрыв между средней зарплатой и пенсией — так называемый коэффициент замещения. Если в начале путинского правления средняя пенсия составляла 35% от средней зарплаты, то в 2010 году — уже 21%. При этом затраты государства на неэффективную пенсионную систему уже сейчас топят ее — даже при высоких ценах на нефть. В прошлом году дефицит пенсионного фонда был 875 миллиардов рублей, в этом он может удвоиться и составить уже 1,75 триллиона.
Общий рост доходов и уровня потребления. Хотя Путину так и не удалось сдержать обещание удвоить ВВП, все же благодаря высоким ценам на нефть с 2000 года валовой продукт вырос на 65%. Постоянно росли зарплаты бюджетников, полиции, военных. В итоге рост уровня потребления заметили на себе подавляющее большинство людей. Доступность бытовой техники, автомобилей — для многих это главный показатель развития страны и аргумент в поддержку действующей власти. А то, что в этот ряд пока не попало сверхдорогое жилье, для сторонников Путина, скорее, аргумент в пользу третьего срока. В этой логике рост потребления при одном и том же человеке во главе государства должен идти по нарастающей — если в его первый срок доступной стала бытовая техника, во второй — автомобили, то в третий очередь дойдет и до жилья.
Электронный оборот документов. Действительно, в 2000-х годах появилась возможность сдавать бухгалтерскую отчетность через интернет. В 2008 году для средних и крупных компаний (где работают более 100 человек) она стала обязательной. Впрочем, это решение продиктовано логикой развития информационных технологий. Ведь до 2000 года, по сути, и интернета в стране не было — тогда к Сети были подключены чуть менее 2 миллионов человек. Сейчас около 50 миллионов.
Рациональные аргументы, частично соответствующие действительности
Это самая значительная часть аргументов. Чаще всего это тот случай, когда реформы, инициированные при Путине, хоть и не достигли полностью своих целей, все же дали определенный эффект и качественно изменили жизнь конкретных людей.
Налоговая реформа. Именно она небезосновательно приводится в качестве контраргумента, когда оппоненты путинского режима утверждают, что за 12 лет его правления ни одна реформа не была доведена до конца. В начале 2000-х была введена плоская шкала подоходного налога и уменьшен налог на прибыль, принята вторая часть Налогового кодекса, существенно упорядочившая запутанное налогообложение — количество налогов сократилось втрое. Правда, уже к концу второго путинского срока позитивный эффект от этих реформ стал уменьшаться. Если в 2000-м налоговая нагрузка на бизнес составляла 35%, после реформы упала до 27,5%, то уже в 2010-м она выросла до 32%, а в прошлом году составила 35,6%. Так бизнесу приходится расплачиваться за выросшие соцобязательства государства.
Рост промышленного производства. 72% нашего экспорта составляют нефть и газ, то есть мы до сих пор так и не научились в больших масштабах производить конкурентоспособную на мировом рынке продукцию. Лишь 4% нашего экспорта — это оборудование. При этом почти половина нашего импорта (47%) — это западные станки. Несмотря на все разговоры о модернизации, общий объем высокотехнологичных товаров в ВВП с 2000 года вырос в пределах статистической погрешности — с 4,4 до 4,9%.
С другой стороны, промышленность, и прежде всего предприятия ОПК, получили серьезные госзаказы. Не случайно Владимира Путина больше поддерживают именно на таких предприятиях. Серьезные инвестиции в новые производства — тоже данность.
Если взглянуть на показатели сравнительной конкурентоспособности, составляемые ежегодно устроителями Международного экономического форума в Давосе, становится понятно в чем проблема. Среди 142 стран Россия занимает 66-е место, что не так плохо. Но вниз нас тянут «качество работы правоохранительных органов» (132-е место), «качество дорог» (130-е место), «таможенные процедуры» (137-е место) и т. д.
Рациональные аргументы, не соответствующие действительности
Это тот случай, когда избиратели ставят политику в заслугу, скорее, намерение решить проблему. Чаще всего это случается, когда проблема не касается человека напрямую и он не в состоянии проконтролировать, исполнила ли власть свое обещание. Самый показательный пример — когда военный пенсионер в нашем интервью ставит в заслугу Владимиру Путину повсеместное строительство детских садиков (часть интервью, не вошедших в журнальную версию, смотрите на сайте «РР»).
Детские сады. 1,9 млн детей в России в начале 2012 года стоят в очереди в детские сады — с завистью глядя на 5,5 млн своих собратьев, которым повезло больше. Такая острая нехватка мест отчасти связана с тем, что помещения многих садов перепрофилировали в конце 1990-х — начале 2000-х, когда из-за особо острого демографического провала сады стали пустовать. Все последние годы власти пытались решить эту проблему, но успехи если и были, то носили локальный характер. А, например, власти Москвы на днях признали полный провал программы строительства новых детских садов. Впрочем, это та проблема, которую может решить само время. Уже через пару лет мест в садах будет с избытком — наступит новый демографический спад, когда в репродуктивный возраст вступит малочисленное поколение начала 90-х.
Двенадцать лет не срок. Это популярный аргумент сторонников Путина: меньше чем за 20 лет ремесло президента не выучишь. Но он опровергается историей. Есть много достойных политиков, правление которых ограничивалось меньшим сроком. Любимый как самим Путиным, так и его поклонниками Петр Столыпин успел провести свои реформы, включая аграрную, за пять лет. Черчиллю хватило восьми лет (с перерывом), чтобы и научиться управлять страной и войти в историю. И даже восстановивший Германию из праха и сделавший ее главной экономической силой Европы Конрад Аденауэр правил «лишь» 14 лет.
Это же касается и конкретных реформ. Так, для эффективной судебной реформы отнюдь не всегда требуется 20 лет. Что действительно нужно — это политическая воля. Как показывает в своем обзоре судебных реформ постсоветских стран Пьедро Магейлас из Лиссабонского университета, политики обретают эту волю, лишь когда не уверены в своем будущем: так, болгарские коммунисты своими руками в мгновение ока провели все необходимые реформы, потеряв посты и президента, и премьер-министра. А в Польше коммунистическая Объединенная рабочая партия провела реформы после сокрушительного поражения на выборах.
Логика проста: если власть не всецело уверена в собственной безнаказанности, у нее появляется сильная мотивация создать тот суд, который защитит ее права в черный день. Судебная реформа в постпиночетовском Чили затянулась на 15 лет, но педантичный план пошагового выполнения реформы был начертан и неукоснительно соблюдался с первых дней падения диктатуры в 1990-м. И, разумеется, чуть устаревший, но от этого не менее великий пример судебной реформы Александра ΙΙ: вся она от планирования до воплощения в жизнь заняла меньше трех лет — с 1867 по 1870 год. В результате была создана поистине независимая судебная машина, дожившая, несмотря на контрреформы Александра ΙΙΙ, до революции. Эти 50 лет расцвета права в России не позволяют сказать, что у нас «отсутствует такая историческая традиция».
Рациональные аргументы в полемике
К рациональным аргументам относятся факты, статистические данные, логические определения, ссылки на законы и другие нормативные акты, аксиомы.
Факты существуют независимо от того, что мы о них думаем, какими свойствами личности мы обладаем, в каком психическом состоянии находимся в момент их восприятия. Однако из этого вовсе не вытекает, что рассуждение, построенное на основе фактов всегда объективно, даже если факты сообщаются абсолютно правильные.
Чаще всего сам по себе факт, как бы он ни был точен и существен, не оказывает воздействующего влияния на слушателей, если он не обработан специально для убеждающей речи, т.е. если ему не дана оценка и не показана его связь с другими фактами и аргументами. В речи обычно создаются конструкции, включающие помимо самого факта и интерпретацию говорящего. Оценка действительности в этом случае зависит от психического состояния, личностных особенностей, уровня подготовки и многого другого, чему сам человек не придает значения как фактору, влияющему на его восприятие, а потом и на точку зрения. Таким образом, в реальной практике факт обычно трудно бывает отделить от мнения, поскольку факты всегда предлагаются аудитории уже обработанными в чьей-то оценке.
Например, команда нашей школы заняла на соревнованиях по футболу в районе пятое место. Сам по себе этот факт ничего не значит, он только регистрирует положение вещей. Если включить его в систему аргументации, то с его помощью можно доказать совершенно противоположные мысли. «Наша команда первый раз принимала участие в таких соревнованиях и сразу сумела завоевать почетное пятое место, что говорит об улучшении физкультурной работы в школе». Или наоборот: «Если в прошлом году наша команда была чемпионом района, то в этом году скатилась на пятое место, что говорит о плохой физкультурной работе в нашей школе». Обоснование можно усилить, указав на связь с другими событиями: «Как известно, в нашей школе всю зиму ремонтировался спортзал и команде негде было заниматься. Несмотря на это, наши ребята сумели мобилизоваться, сыграть не хуже других команд и занять почетное пятое место» и т.д.
Таким образом, утверждение о том, что аргументация, построенная на фактах, всегда объективна и правдива, можно принять только с оговорками.
Факты в риторической практике подразделяются на системные и исторические. К системным относятся выводы науки, объективные показатели состояния дел и т.п. Например: «Президент правомочен выступать от имени российского народа, поскольку он избран этим народом». Если же речь идет о прошедших событиях, то используется исторический факт, который выглядит как изложение обстоятельств дела: привести факты по делу, значит, рассказать, как было дело. Приведем пример использования исторического факта. Суть рапорта чиновника особых поручений Макарова заключается в следующем: департамент полиции обвиняется в оборудовании преступной типографии и в распространении воззваний агитационного характера. При производстве по этому делу тщательного расследования оказалось следующее: в середине декабря 1905 года жандармский офицер Комиссаров напечатал на отобранной при обыске бостонке воззвание к солдатам с описанием известного избиения в городе Туккуме полуэскадрона драгун, с призывом свято исполнять свой долг при столкновении с мятежниками. Это воззвание было послано в Вильну в количестве 200-300 экземпляров. Кроме того, был сделан набор другого воззвания к избирателям Государственной думы. В это время его начальству стало известно об этих его деяниях, и оно указало ему на всю несовместимость его политической агитации с его служебным положением и потребовало прекращения его деятельности, внушив ему, что оставление на службе одновременно с политической деятельностью невозможно. Вследствие этого был немедленно уничтожен набор воззвания к избирателям и была послана телеграмма в Вильну об уничтожении тех экземпляров воззвания к солдатам, которые не были еще розданы. (П.А. Столыпин)
У 90% американок, употребляющих мясо, материнское молоко загрязнено химическими токсинами по сравнению с 8% женщин, которые в основном едят растительную пищу. У мясоедов в 50% случаев сердечный приступ заканчивается смертью, у тех кто предпочитает растительную пищу – в 15%, у строгих вегетарианцев – в 4%.
К этому оратору можно предъявить сразу три претензии. Во-первых, в его речи слишком много цифр, слушатели не смогут запомнить такое количество статистических данных. Во-вторых, все цифры имеют значение только в сравнении. Будучи произнесенными изолированно, они повисают в воздухе и теряют всякий смысл. Для подавляющего большинства депутатов Съезда цифра «рентабельность производства мяса 26%» не значит абсолютно ничего, поскольку не ясно, выросла ли эта рентабельность по сравнению с прошлым годом или упала и какую рентабельность хотело бы иметь правительство. Человек, выступающий не перед узкими специалистами в этой области, а перед весьма разнородной аудиторией, должен всегда помнить о необходимости интерпретации сообщаемых цифр. В-третьих, в устной речи можно пользоваться только целыми цифрами, десятые хороши лишь в письменном тексте.
Ср.: «Как понимает правительство термин «личная собственность» и что понимают противники законопроекта под понятием «собственности семейной». Личный собственник, по смыслу закона, властен распоряжаться своей землей, властен закрепить за собой свою землю, властен требовать отвода отдельных участков ее к одному месту; он может прикупить себе земли, может заложить ее в Крестьянском банке, может, наконец, продать ее. Весь запас его разума, его воли находится в полном его распоряжении: он в полном смысле слова кузнец своего счастья. Но, вместе с тем, ни закон, ни государство не могут гарантировать его от известного риска, не могут обеспечить его от возможности утраты собственности, и ни одно государство не может обещать обывателю такого рода страховку, погашающую его самодеятельность» (П.А. Столыпин).
Ссылки на законы, документы, постановления и другие нормативные акты, обязательные для выполнения. Логика неохотно признает этот тип аргументов, считая его нормативно-оценочным. Действительно, доказать математическую теорему невозможно ссылкой на некий нормативный документ. Однако в общественной практике такое доказательство вполне объективно, поскольку для законопослушного гражданина необходимость выполнения законов и распоряжений верховной власти является неизбежностью. Например: «При разработке республиканской концепции самоуправления и самофинансирования мы не могли не учитывать этого и предложили объявить землю, природные богатства исключительной собственностью Казахской ССР. И что вы думаете? Против выступили почти все союзные министерства. Это говорит о том, что столпы административно-ведомственного диктата остаются верными себе и спустя 5 лет с начала перестройки. Кстати, если обратиться к истории, то согласно Декларации об образовании СССР, принятой в 1922 году, республика никому не передавала права собственности на свою территорию, она лишь добровольно делегировала некоторые из своих прав центру» (Н.А. Назарбаев).
Вообще говоря, в человеческих поступках и действиях необходимость, неизбежность или неотвратимость того или иного решения определяется именно самими людьми, обществом или избранными ими властями. Требования соблюдения норм морали, права, законов гражданского общества в различных сферах деятельности как раз и служат теми основаниями, с помощью которых мы аргументируем свои решения и поведение в разных ситуациях повседневной практики. В зависимости от различия в характере таких норм и законов, люди приходят к разным заключениям (или решениям) при аргументации.
Ссылки на законы весьма важны для всех частных риторик, однако совершенно особую роль они занимают в судебной речи, где такие ссылки оказываются обязательным и наиболее значимым аргументом. Важную роль играет этот вид аргумента и в парламентской практике, где применяются ссылки на ранее принятые решения Думы или на заключение парламентской комиссии, решения Конституционного суда или регламент и т.п.
Аргументами также могут быть аксиомы, т.е. очевидные и потому не доказываемые в данной области положения. В качестве исходных положений аксиомы используются в различных науках: математике, физике, химии и других. Примерами аксиом могут служить следующие: «часть больше целого», «действительных чисел существует бесконечно много» и т.п. Сходные с аксиомами очевидные положения используются также в других областях знания. Так, очевидно положение о невозможности одновременного пребывания одного и того же лица в различных местах, и оно часто служит аргументом в пользу утверждения о том, что данное лицо не принимало непосредственного участия в совершении преступления, так как в данный момент времени находилось в другом месте. Другими словами у лица имеется алиби.
13.06.2016, 4790 просмотров.
Как рациональные доводы влияют на мнение людей
Насколько силён голос рассудка в человеке? Способны ли рациональные аргументы пошатнуть наше мировоззрение, или оно определяется только внутренним чутьём, скрытыми заинтересованностями и прочими предубеждениями?
Подобные исследования мигом попадают в поле зрения популяризаторов когнитивной науки. Дэн Ариели в своей книге говорит о нашей «Предсказуемой иррациональности». В предисловии утверждается, что «мы все пешки в игре малопостижимых сил. Кажется, будто мы управляем своими решениями, но это самообман». Корделия Файн в «A Mind of its Own» обещает рассказать «как ваш мозг искажает и обманывает», а Дэвид Макрэйни безо всяких экивоков утверждает в названии своей книги, что «You Are Not So Smart».
Шаги современной науки в понимании природы человека как животного затрагивают работу многих психологов.
«Мы думаем, что наши действия — это отражение наших решений. Но в жизни наша воля почти ничего не решает. Мы не можем усилием воли проснуться или заснуть; запомнить или забыть сон; перестать думать о том, о чём мы не хотим думать. Когда мы приветствуем кого-то на улице, то это не работа воли, а результат следования по цепочке бессознательных реакций. Эти реакции определяются крайне сложной структурой привычек и навыков. Большая часть нашей жизни проходит без участия сознания».
Вот наука, вроде бы, утверждает, что мы — нерациональные создания. Для нас это проблема, так как многие человеческие общественные институты (вроде демократии) основаны на предположении, что люди всё же рациональны и поддаются убеждению с помощью разумных доводов. Если бы я верил в идею преобладания иррациональности в человеке, то я вынужден бы был выбирать, кем мне быть: убеждённым гражданином демократического государства или когнитивным психологом?
К счастью, мне как учёному не обязательно принимать чужие выводы на веру, я могу самостоятельно исследовать человеческую природу. Я намереваюсь разобраться, как мы реагируем на рациональные доводы. Неужели разум всегда проигрывает бессознательным силам? Или есть надежда, что доводы могут быть убедительнее симпатичного лица и тяжёлого клипборда?
Убеждение
Один из самых известных примеров того, как наши мозги коверкают аргументы, — эксперимент Чарльза Лорда, Ли Росса и Марка Леппера, поставленный в 1979 году. Эти американские социальные психологи набрали респондентов, имеющих мнение за или против смертной казни. Респондентам показали исследования по этой теме. Исследования поддерживали ту или иную точку зрения на смертную казнь. Вот исследование приводит аргумент в пользу смертной казни как устрашающего фактора:
«Кронер и Филлипс (1977) сравнили относительное количество убийств в период за год до и после введения высшей меры наказания в 14 штатах. В 11 из 14 относительное количество убийств стало ниже после введения смертной казни».
Чарльз Лорд и его коллеги обнаружили, что люди не изменяли свою точку зрения в сторону той позиции, за которую приводились аргументы. Напротив, люди, которые были против смертной казни, находили недостатки и предвзятости в предоставленной им аргументации за смертную казнь. Схожим образом вели себя и сторонники высшей меры наказания. Участники эксперимента в результате стали придерживаться ещё более крайних взглядов: и сторонники, и противники лишь сильнее убедились в собственной правоте. Наблюдался «эффект предвзятого усвоения», при котором мы верим лишь поддерживающим нашу точку зрения свидетельствам.
В 2012 году Адам Корнер с коллегами из Кардиффского университета (Уэльс) продемонстрировали тот же самый эффект в обсуждении современной горячей темы — изменения климата. В исследовании участвовали более и менее скептически настроенные респонденты. Им давали читать статьи, где говорилось, что изменение климата — реальная и существенная проблема. «Скептики» дали статьям более низкую оценку убедительности, чем «нескептики».
На первый взгляд, эти данные подтверждают точку зрения «вестников тотальной иррациональности». И даже предположение о банальной некомпетентности опрошенных не спасает ситуацию: ещё одно недавнее исследование показало, что более образованные климатические скептики в среднем более уверены в истинности своей точки зрения.
Но я хочу убедить вас, что на самом деле это свидетельство силы разума, а не силы иррациональности. Ведь у участников психологических исследований в голове далеко не tabula rasa: это взрослые люди, обычно с университетским образованием. Чего греха таить, типичный испытуемый в эксперименте — студент психологического факультета. У них за плечами часто годы последовательного построения собственной картины мира. Совсем не удивительно, что их взгляды не пошатнулись от пары историй с другой стороны баррикад. Что это за мнение, которое ломается от первого попавшегося контраргумента? Скакать между точками зрения неразумно.
Более полная картина открывается, если смотреть на действие сильных, а не слабых аргументов. Однако, как написали в 1998 году двое ведущих учёных, «относительно мало известно о том, что делает аргумент убедительным».
В 1979 году один из авторов этого доклада, Ричард Петти, занимался исследованием, которое продемонстрировало важный фактор, определяющий убедительность аргументов. Петти вместе с Джоном Качиоппо провели эксперимент, чтобы проверить, как вовлеченность человека в обсуждаемую проблему влияет на его восприятие доводов как убедительных или неубедительных. Исследователи пытались убедить студентов университета Миссури, что необходимо внести в устав университета пункт об обязательном дополнительном экзамене для всех выпускников. Качиоппо и Петти приводили участникам исследования неодинаковые аргументы в пользу изменения устава. Половине привели сильные аргументы, а другой половине — слабые аргументы, легко опровергаемые или с очевидными изъянами. Эти две группы ещё раз разделили напополам: половине всех студентов сказали, что изменения предлагается внести в устав их университета (то есть, это им придётся сдавать новые экзамены), а другой половине — что это изменение рассматривается в совершенно другом университете и, следовательно, никак их не коснётся.
Результаты показывают, что, если люди мало причастны к обсуждаемой проблеме, для них не будут убеждающими ни сильные, ни слабые аргументы. Но на тех, кто искренне вовлечён в обсуждаемую проблему, оказывали значительное влияние и сильные, и слабые аргументы. Слабые аргументы в пользу неприятного нововведения укрепляли позицию его противников — студенты в ответ лишь больше демонстрировали несогласие. Сильные аргументы, однако, заставляли противников введения экзамена изменить своё отношение в сторону меньшего несогласия.
Это исследование показало, что сильные аргументы могут убеждать, только когда слушатели мотивированы обдумать проблему. Другое исследование, проведённое гарвардской командой Джозефа Пакстона, продемонстрировало, что в моральных вопросах сильные аргументы оказываются убедительными только в том случае, когда между аргументом оппонента и призывом ответить на этот аргумент людям даётся время на размышления. Видимо, рассуждению требуются мотив и возможность — прямо как преступлению. Даже примитивный психологический эксперимент демонстрирует убеждающую силу хороших аргументов, если в этом эксперименте присутствуют мотив и возможность.
Истина побеждает
Можно получить явные свидетельства убеждающей силы рациональных аргументов, если рассматривать вопросы, на которые существует действительно правильный ответ. В морально-этических вопросах никогда до конца не ясно, какой ответ правильный, поэтому у двух разных людей будет разное представление о том, что такое «сильный аргумент». Однако в логике или математике верный ответ можно точно сформулировать, поэтому можно точно сформулировать и сильные аргументы.
Психологи давно используют логическую «задачу выбора Уэйсона» для исследования процесса рассуждений. Задача такая: есть карточки, у которых с одной стороны буква, а с другой — цифра. Перед вами лежат четыре карточки. Вы видите, что у них с верхней стороны написано: «И», «Д», «7», «6». Вам говорят, что все карточки с гласной буквой с одной стороны имеют чётное число на другой стороне. Какие карточки нужно перевернуть, чтобы проверить верность этого правила?
В опытах с этой задачей более 80% людей решают проверить правило, перевернув карточки «И» и «6», и они неправы. Результаты этого теста часто используются как свидетельство того, что наш разум плохо приспособлен к формальным рассуждениям.
Верный ответ: нужно перевернуть карточки «И» и «7». Если у карточки с «И» на другой стороне нечётное число, то правило нарушено. Если у карточки с «7» на другой стороне гласная буква, то правило тоже нарушено: гласная не должна быть на одной карточке с нечётным числом. Переворачивать карточку с «6» нет смысла, потому что правило ничего не говорит о том, что должно быть на другой стороне у карточек с чётными числами (ведь в правиле не говорится, что на карточке с чётным числом могут быть только гласные буквы).
Но этот же эксперимент может послужить и инструментом для исследования нашей рациональности. Если дать решать эту задачку не одному человеку, а небольшой группе испытуемых, то происходят две интересные вещи. Во-первых, увеличивается доля нашедших правильный ответ, с 10% до целых 75%. Во-вторых, в таком эксперименте можно следить, как обсуждение приводит группу к верному решению.
В процессе обсуждения группам удаётся отыскать аргументы в пользу верного ответа, то есть, ответа, корректно проверяющего правило. Другое исследование группового мышления, в этот раз с использованием математических задач, показало, что часто достаточно лишь одному члену группы прийти к правильному ответу, чтобы группа согласилась принять этот ответ как окончательный. Эти сценарии сильно отличаются от типичных представлений психологов о групповой деятельности: и в физическом, и в умственном труде группы демонстрируют феномен «социальной лености», состоящий в том, что коллективное усилие может быть менее эффективным, чем сумма индивидуальных усилий.
Эту воодушевляющую историю про силу рациональности нужно рассматривать в рамках исследований феномена убеждения. У групп в этих опытах была общая цель, их члены доверяли друг другу, и каждый по отдельности был настроен решить поставленную задачу. К тому же найденные группой решения можно однозначно проверить на корректность или некорректность. В таких обстоятельствах рациональный спор оказывается продуктивным.
Докажи, что я не прав
Другой вывод из подобных исследований: люди меняют свою точку зрения только тогда, когда им показывают, что их точка зрения неверна. Но как продемонстрировать человеку его собственное неведение?
Обратимся к экспериментам с так называемой «иллюзией объяснительной глубины». Эта иллюзия происходит, когда мы оцениваем своё собственной понимание некой сложной системы, будь то экономика Монголии или устройство сливного бачка. В том исследовании людям предлагалось оценить, насколько хорошо они сами понимают принципы работы различных механизмов: как работает спидометр, отчего летает вертолёт или каким образом ключ открывает дверной замок. Примеры брались из знаменитой детской книги «The Way Things Work». После того, как добровольцы себя оценили, их попросили написать полное объяснение принципа работы этих вещей. Затем им задавали проверочные вопросы, а после их попросили ещё раз оценить собственный уровень понимания. После попыток написать объяснение, участники стали оценивать уровень своего понимания как более низкий, а после проверочных вопросов оценки упали ещё сильнее. Выходит, большинство людей на самом деле понимают эти вещи намного хуже, чем они сами себе представляют.
Это исследование преподаёт нам урок о чрезмерной уверенности в собственных знаниях. Его авторы, Леонид Розенблит и Фрэнк Кейл из Йельского университета, приписывают показанный эффект тому, с какой лёгкостью мы взаимодействуем с системами, как просто нам пользоваться результатами работы различных механизмов (например, мы жмём на газ, и спидометр показывает увеличение скорости). Мы путаем простоту использования системы и собственные знания о ней. Не имея на руках самой системы, слабо представляем её внутреннее устройство.
Но лично для меня интересным уроком стало то, что участники эксперимента увидели собственную неправоту. Сначала они были полны уверенности в собственных знаниях, но затем быстро разуверились. Выходит, их получилось переубедить. Как это произошло?
Заслуживает упоминания ещё одно исследование по той же теме, демонстрирующее, что объяснение причин явления убеждает сильнее, чем указание на статистику. В исследовании упоминаются два способа убедить человека, что СПИД не передаётся при простом контакте с кожей больного. Объяснение через причину (ВИЧ передаётся только через телесные жидкости) в среднем оказалось более убедительным, чем объяснение через статистику (никто никогда не заражался СПИДом от одного лишь прикосновения к больному).
Аргументация
Давайте рассмотрим, как мы реагируем на аргументы. Вот это исследование говорит, что дети уже в три года отличают логичный довод от круговой аргументации.
Выходит, что мы чувствительны к разумным доводам, несмотря на все наши когнитивные искажения. Мы отличаем хорошие аргументы от плохих. Мы соглашаемся с истиной, когда её наглядно демонстрируют. Даже меняем свои убеждения, если обнаруживается, что они не так точно соответствуют реальности, как нам хотелось бы. Есть исследовательская работа, показывающая, что навык видеть и излагать аргументы поддаётся развитию.
Движение «за вдумчивые опросы» использует для оценки общественного мнения групповые обсуждения вместо опросов прохожих, объясняя это тем, что человек, которого внезапно остановили на улице, скорее выдаст очевидное и предсказуемое мнение. Обычно такой подход выявляет более умеренные взгляды респондентов. Например, вдумчивый» опрос на тему эффективности тюрем в борьбе с преступностью собрал более умеренные взгляды, чем «традиционный» опрос, и меньше людей поддержали идею полезности тюрем. Также сообщается, что в результате такого альтернативного анализа общественного мнения его участники с большей готовностью идут на компромисс, повышается осведомлённость человека в деталях обсуждаемой проблемы.
Сила разума
Успехи группового мышления ярко контрастируют с известными слабостями мышления индивидуального. Индивидуальному мышлению присущи логические ошибки (это показывает тест Уэйсона с карточками) и когнитивные искажения.
Эффективность разумных доводов, как средства для убеждения, натолкнула когнитивных психологов Дэна Спербера и Хьюго Мерсье на предположение, что разум появился у человека в процессе эволюции именно для того, чтобы убеждать других членов группы. Это объясняет, почему группы так успешны в решении проблем, на которых отдельные испытуемые буксуют. И почему у нас так хорошо получается выдумывать объяснения нашей правоте, даже когда мы неправы. Именно такую картину логично наблюдать, если биологическая задача разума — убедить других в собственной правоте, а не докопаться до истины.
Другой теоретик рациональности, Джонатан Хайдт, затрагивает близкую тему. В его книге The Righteous Mind Хайдт утверждает, что внутреннее чутьё обгоняет разум в спорах по моральным вопросам, и что из-за нашей социальной природы почти невозможно переубедить кого-то в условиях межгруппового состязания (а именно такие условия сегодня наблюдаются в политике США).
Хайдт не имеет в виду, что мы вообще не можем с помощью разумных аргументов переубеждать людей в моральных вопросах. Он лишь говорит, что доводы здесь менее важны, чем принадлежность к определённой группе или интуитивные ощущения.
Если вас заинтересовала тема иррациональности и убеждения, то стоит начать с книги Роберта Чалдини «Психология влияния». Этот классический труд рассматривает шесть важных принципов, помогающих убеждать других людей. Например, один из них — «обоюдность». Это когда нам что-то дают, а мы чувствуем себя обязанными дать что-то взамен. Скажем, если продавец согласился сделать «специально для нас» скидку в 10%, мы чувствуем себя обязанными ему и с большей вероятностью купим товар. Таким уловкам, направленным на слабости нашего разума, не стоит поддаваться: ни один из шести факторов, описанных Чалдини, не является рациональным аргументом.
Можно подумать, что из позиции, изложенной книге, следует, что все люди исконно иррациональны. Но это только на первый взгляд. Многие приведённые свидетельства силы иррационального убеждения описывают ситуацию, в которой у вас изначально есть хотя бы частично рациональный аргумент. Некоторые из принципов убеждения, которые перечисляет Чалдини, — признаки преобладания в целом рационального способа мышления у человека. Например, стремление выглядеть последовательным в своих взглядах. Так, если люди утверждают, что озабочены проблемами окружающей среды, то выше шанс, что они впоследствии согласятся пожертвовать денег в фонд охраны природы.
Наша потребность не противоречить самому себе может порой вынуждать нас принимать нежелательные решения. Но как раз от разумного человека и стоит ожидать такого поведения. Альтернативный вариант — быть непоследовательным и не пытаться избегать самопротиворечия — выглядит не очень разумно.
Другие убеждающие факторы, о которых говорит Чалдини, — это вещи, которые порой естественным образом присущи более рациональным людям: такой человек больше располагает к себе, он более влиятельный, с ним будут часто соглашаться другие. Может, мы и рискуем совершить иррациональную ошибку, когда выбираем, кому стоит довериться, полагаясь на эти личностные факторы. Но в долгосрочной перспективе такая эвристика может помочь отсеять менее рациональные аргументы от более рациональных.
Пол Блум уверен, что рациональные аргументы способны убеждать в моральных вопросах. Он обращает внимание, что у нас есть прямые свидетельства силы рациональных аргументов. С течением времени в результате убеждения общество отказалось от рабства и расовой сегрегации. Пусть даже Хайдт не прав, и разум не поспевает за чувствами, но разум влияет на то, откуда эти чувства берутся.
Блум ссылается на идею из книги Питера Сингера «The Expanding Circle». Суть идеи в том, что, когда вы приводите моральный аргумент (то есть, пытаетесь объяснить, что правильно, а что неправильно), вам приходится в некоторой степени отойти от собственных взглядов и занять беспристрастную позицию. Если вы хотите убедить другого человека в том, что лично вам положено больше еды, то для этого придётся выдвинуть правило, с которым другие смогут согласиться. «Мне надо больше, потому что я так хочу!» — неубедительный аргумент. Более убедительный аргумент: «мне положено больше еды, потому что я упорно работал, а всем, кто упорно работает, должно полагаться много еды». Но как только вы занимаете беспристрастную позицию с целью убедить других, вы тут же создаёте правило, которое с этого момента живёт само по себе. Может быть, завтра вы решите отлынивать от труда, и тогда уже правило будет работать против вас. С целью убедить коллектив, вы играете с коллективным понятием «правильного». Сингер пишет, что этим вы запускаете работу внутренней логики спора. Таким образом, в коллективе рождается «беспристрастная позиция», и она начинает жить своей жизнью, направляя дальнейшие рассуждения в соответствии со своей внутренней логикой. На второй план уходят внешние факторы — эмоции, предубеждения, среда. Теперь ваши аргументы могут не просто прилететь обратно бумерангом — они могут привести вас к выводам, которые вы изначально не предвидели.
Заключение
Так что же, мы рациональные животные или, как говорил Роберт Хайнлайн, лишь рационализирующие? Конечно, полно свидетельств того, как наши чувства, эмоции, предубеждения и мотивы заглушают голос разума. На одних только разумных доводах далеко не уедешь — если только вам не удалось заранее завоевать симпатию и доверие своих слушателей. Но рассудок способен восторжествовать над остальными психологическими факторами. Люди могут влиять на мнения друг друга. Если вам удастся продемонстрировать истинность вашей или несостоятельность чужой точки зрения, то возможно вам удастся достучаться до разума. Главное не забывать предупреждение Сингера: логика живёт сама по себе. Если вы искренне вовлекаетесь в дискуссию, то будьте готовы в случае чего менять собственные убеждения. В конце концов, вы тут не один такой рациональный.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов