Что такое пост правда
Политика постправды: небольшой ликбез
«Постправда» (post-truth) стала словом 2016-го года по версии Оксфордского словаря. Согласно ему же, постправда – это обстоятельства, при которых объективные факты являются менее значимыми при формировании общественного мнения, чем обращения к эмоциям и личным убеждениям.
Политика постправды не исключительно современное явление, оно существовало задолго до новейшего времени, но именно сейчас этот термин и то, что он обозначает, приобрёло наибольшую актуальность.
Определение постправды вы уже знаете, теперь давайте разберёмся со значением выражения «политика постправды».
Политика постправды, по определению Википедии, – это тип политической культуры, в которой дискурс в основном формируется через обращение к эмоциям и личным убеждениям аудитории (при этом подробности политической реальности остаются без внимания), повторение одной и той же аргументации и упорное игнорирование объективных фактов, противоречащих заданной концепции.
Как вы поняли, главная черта политики постправды – повторение необходимой информации, несмотря на то, что она была опровергнута или являлась заведомо ложной. Современный человек находится в бурном информационном потоке и, к сожалению, зачастую верит не доказанным фактам, а той информации, которую повторяют чаще всего.
Также зачастую прибегают к использованию конспирологии. Люди охотно верят в теории заговора и тайные мировые сообщества, и это нередко используется.
Типы постправды
На сегодняшний день можно условно выделить два типа постправды:
Первый тип – это несоответствие поступков и слов. Например, политическая партия может публично поддерживать какие-то идеи, чтобы получить поддержку электората, но при этом на деле не реализовывать эти идеи или даже делать что-то им противоречащее.
Второй тип – это игнорирование фактов. Да, какой-то независимый эксперт может доказать, что вы лжёте, но это не помешает вам продолжать распространять фиктивные сведения и завоёвывать доверие.
Примеры постправды
Использование политики постправды пропагандировал ещё Платон. В своём «Государстве» он говорит о том, что всеми знаниями должны обладать только философы, которые осуществляют управление государством. Простым же людям вовсе не нужно обладать всеми знаниями. Грубо говоря, Платон предлагал вводить народ в заблуждение, намеренно создавая у них ложное представление о мире.
Также ярким примером политики постправды являются заявления организации Vote Leave, что членство в ЕС обходится в £350 миллионов в неделю. Несмотря на то, что многие СМИ отказались даже проверять эти данные, а институт фискальных исследований назвал эту сумму заведомо неверной, Vote Leave продолжало использовать эти данные для проведения своей политики вплоть до дня проведения референдума.
Как противостоять политике постправды?
Бороться с постправдой можно путём развития критического мышления. Необходимо учиться анализировать информацию, а также овладевать основами фактчекинга в Интернете.
Помните, что регулярная повторяемость какой-либо информации в СМИ или соцсетях не является доказательством её истинности. Привыкайте к тому, что для поиска фактов необходимо прикладывать усилия, а доверять каждому источнику – надёжный способ остаться обманутым.
Также рекомендуем вам ознакомиться с подборкой книг для развития критического мышления.
Как жить в эпоху постправды
Почему сегодня размываются границы между истиной и вымыслом, как это происходит и чем нам грозит.
Словом 2016 года по версии Оксфордского словаря английского языка стало выражение «post-truth», которое можно перевести как «постправда» или «постистина». По определению британских лингвистов, это понятие означает «обстоятельства, в которых объективные факты менее влияют на формирование общественного мнения, чем эмоции или личные убеждения».
Читайте также :
Говорится, к примеру, что мы живём в эпоху политики постправды: манипулирование эмоциями и скандальные заявления, которые транслируются через телевидение, интернет и социальные сети, значат сегодня больше, чем объективные факты. Факты скучны, на них никто не обращает внимания. Когда Дональд Трамп заявляет, что Хилари Клинтон была преступником — это интересно. Но никому нет никакого дела, что это утверждение тут же было опровергнуто. В этом смысле последние выборы в США — самое яркое проявление политики постправды. По некоторым подсчётам, более 70% заявлений Трампа можно охарактеризовать как ложь или искажение фактов, но его рейтинг доверия от этого почти не пострадал.
Даже если мы уверены, что нам лгут, мы можем не обращать на это особого внимания. Антрополог Алексей Юрчак, проанализировавший распад Советского Союза, использовал для этого понятие гипернормализации. В позднесоветские годы все (или почти все) уже не верили в коммунистические идеи и были прекрасно осведомлены о лжи и неэффективности властей. Официальная идеология воспроизводилась в виде особого ритуала, у которого была форма, но не было содержания — и всех это вполне устраивало.
По мнению британского документалиста Адама Кёртиса, который назвал понятием Юрчака свой последний резонансный фильм, мир Европы и США теперь оказался в точно такой же ситуации.
Политики на Западе также почти утратили контроль над происходящими событиями, и они знают, что мы об этом знаем. Итак, все знают, что мир наш странный, нереальный, фальшивый и коррумпированный. Но все воспринимают его как совершенно нормальный. Потому что самая интересная черта нашего времени состоит в том, что миру этому никто не видит альтернативы.
Как же так получилось? Кёртис считает, что истоком гипернормализации во многом является преувеличенное внимание к отдельному человеку и пренебрежение общественными интересами. Когда все живут в своём отдельном мире, никто не хочет брать на себя ответственность за то, чтобы что-то изменить. Политики уже не объединяют людей. Независимость личности имеет обратную сторону: чувство неуверенности, страха и сомнения.
Если у нас нет опоры во внешнем мире и мы лишь пытаемся как можно лучше обустроить свой собственный уголок, то у нас нет особого желания подвергать сомнению заявления авторитетных фигур. Вернее, мы можем сомневаться в их словах, но действовать продолжаем так, будто им верим.
Читайте также :
Социальные сети только усилили нашу тенденцию закрываться в узком информационном пузыре. Алгоритмы Facebook, к примеру, формируют вашу новостную ленту, основываясь на ваших предпочтениях и предыдущих действиях. Интернет-активист Илай Парайзер придумал для этого специальное понятие «пузырь фильтров»: мы просто не видим альтернативные точки зрения, потому что сервис считает, что они могут нам не понравиться. Телевидение тоже искажает реальность, но там мы хотя бы можем переключить канал. «Переключить канал» в Фейсбуке у нас уже не получится.
Как признавал бывший глава Google Эрик Шмидт, «людям будет очень сложно увидеть или приобрести что-то, что так или иначе не было под них подобрано». Персонализация — это хорошо и удобно, но не делает ли всё это нас узколобыми конформистами? Как говорит Кёртис, «мы живем в упрощённом мыльном пузыре. Он вот-вот лопнет, мы не знаем, что за его пределами».
Вместо выражения «постправда» корректнее было бы использовать слово «постистина». В отличие от «истины», «правда» в русском языке не обязательно обозначает что-то абсолютно достоверное, ведь не зря говорят, что «у каждого своя правда». В английском оба значения передаются словом «truth». Понятие «post-truth» означает именно капитуляцию «истины» перед небольшим количеством «правд». Но истина никуда не исчезла. Просто она утратила свою силу и значение.
Эта ситуация, конечно, далеко не новая. Игнорирование фактов в пользу укоренившегося мнения мы можем увидеть когда и где угодно. Как минимум, начиная с эпохи Просвещения некоторые пытаются развеять предрассудки и открыть людям глаза на то, «как всё устроено на самом деле». Сегодняшние дебаты вокруг ГМО, гомеопатии или разоблачения религии в духе Ричарда Докинза — всего лишь отголосок этой давней истории.
Если какое-то мнение пересекается с вашим личным опытом и убеждениями, то никакие факты вас не переубедят. Можно сколько угодно спорить с ВИЧ-диссидентами, поклонниками Сталина или сторонниками конспирологических теорий: даже если у противника не найдётся контраргументов (а они найдутся), свою точку зрения он не оставит. Ведь спор идёт не о фактах, которые можно найти в исторических книжках и научных статьях. Спор идёт о личной мифологии и убеждениях, без которых человеку жить нельзя. Как говорил безымянный персонаж Достоевского, «Если Бога нет, то какой же я после того капитан». На том стою, и не могу иначе — сколько бы аргументов в пользу обратной точки зрения мне ни приводили.
Но если раньше всё-таки считалось, что личные искажения необходимо преодолевать, чтобы хотя бы прислушаться к контраргументам и вступить в рациональную дискуссию, то теперь эта необходимость как будто бы отпала. Нащупать общий язык, на котором можно вести такую дискуссию, становится всё сложнее и сложнее. Ведь от собственной точки зрения нам всё равно не избавиться. Попытка увидеть факты «из ниоткуда» в любом случае обречена на провал.
Читайте также :
Яркое явление этой эпохи, анализирующее её симптомы — документальные мистификации, или фильмы в жанре «мокьюментари». К примеру, фильм «Операция “Луна”» 2002 года с серьёзным видом доказывает, что никакой высадки американских астронавтов на Луну не было: всё это подделка правительства США. В ЦРУ просто наняли Стэнли Кубрика, а тот снял астронавтов в засекреченном павильоне. Кинолента строится по законам классического телевизионного расследования. Перед нами появляются серьёзные люди в галстуках и пиджаках, мелькают кадры кинохроники, интервью даёт в том числе сама вдова Кубрика и Генри Киссинджер.
И неважно, что их фразы вырваны из контекста, а некоторые «эксперты» несут откровенную чушь. После этого фильма многие и правда поверили, что Нил Армстронг и его команда — всего лишь талантливые киноактёры. Мнение, что высадку на Луну снял Кубрик, до сих пор можно услышать от людей, которые даже ничего не слышали об этом фильме. С таким же серьёзным видом Сергей Курёхин в 1991 году доказывал, что Ленин — это гриб. Тогда это производило впечатление, а сегодня воспринимается лишь как забавный розыгрыш.
О чём нам говорит пришествие «эпохи постистины»? О том, что люди — не рациональные существа. Эмоции и убеждения для нас не менее важны, чем объективные факты, и мы не можем от них отказываться. Но об этом мы и так давно знали.
Ещё это говорит о том, что мы уже более-менее научились говорить об этой ситуации. Если появилось специальное слово, которое означает, что истина устарела, то всё не так плохо: мы хотя бы частично понимаем, что именно происходит. И даже если стандарты критического мышления не работают в обществе в целом, их можно применить в своей индивидуальной жизни.
Как говорил ещё Гераклит, «для бодрствующих существует один общий мир, а из спящих каждый отворачивается в свой собственный». Слова об общем мире сегодня звучат сомнительно. Но бодрствующие, в отличие от спящих, могут хотя бы попробовать между собой договориться.
В оформлении статьи использована фотография Мартина Парра.
Постправда как новая искренность
Составители Оксфордского словаря выбрали слово года. Им стал малоизвестный в России термин post-truth — то есть «постправда». Определений у этого понятия столько же, сколько у «постмодернизма» — то есть бесконечное множество. Но ощущение от обоих терминов примерно одно и то же: власть симулякра. Постмодернизм — это понятие культурное, постправда — понятие вульгарное. Интеллигенция (назовём её так) определяет постправду как победу эмоций над фактами. На Facebook распространяются фейки, и пользователи верят им больше, чем истине, распространяемой солидными телеканалами. Ну как две тысячи лет назад такие же пользователи апокрифов верили фейкам о воскрешении Лазаря больше, чем истине, распространяемой службами прокуратора.
Постправда — это не определение новой сущности, нет. Это всего лишь оправдание. Ещё несколько лет назад я впервые услышал от Юрия Сапрыкина термин «новая искренность». Его, конечно, придумал не Сапрыкин, но я впервые услышал его именно от него. Новая искренность преподносилась как следующая ступень культурной эволюции после постмодернизма. Замена цинизма на откровенность. Как будто цинизм и откровенность в чём-то противоречат друг другу. Нет, не противоречат. Цинизм — это и есть откровенность. Цинизм — это честность. А вот «новая искренность» — это как раз лицемерие.
И признание термина «постправда» словом 2016 года — ярчайшая иллюстрация этого тотального лицемерия. Вот как его определяют составители Оксфордского словаря: «Обстоятельства, при которых объективные факты являются менее значимыми для формирования общественного мнения, нежели обращения к эмоциям и личным убеждениям». То есть когда вы влюбляетесь в бедную, больную, некрасивую женщину — это постправда. Потому что объективные факты для вас менее значимы, нежели эмоции. Когда вы идёте работать сельским учителем за копейку — это постправда, потому что объективные факты для вас менее значимы, нежели личные убеждения. Потому что некрасивая больная женщина, как и низкая зарплата, — это объективные недостатки. А ваши чувства в том и другом случае — это в контексте термина «постправда» менее значимо, чем правда. Я, заметьте, ничего не передёргиваю. Всё в строгом согласии с определением.
Конечно, популяризаторы термина, изобретённого много лет назад (примерно тогда же, когда и термин «новая искренность»), теперь не приводят подобных примеров. Они обвиняют Facebook. Facebook привёл Трампа к победе, потому что транслировал в ленту фейки о Хиллари Клинтон. И, кстати, фейки о Дональде Трампе тоже, что обманывало сторонников Хиллари Клинтон. Которые полагали, что раз про Трампа пишут столько глупостей, то его поддержка низка. Ну то есть поборники «новой искренности» (читай: противники «постправды») на самом деле занимаются распространением этой самой «постправды», поскольку обвинение Facebook в том, что его пользователи хотят читать глупости, — это и есть лицемерие. Потому что пользователи Facebook на самом деле хотят читать глупости, ибо глупости веселее, чем унылая «правда». И они в этом своём желании читать глупости честны. По крайней мере перед собой — а это самое главное. Это и называется искренность.
Искренность не может быть новой. Искренность — это искренность. И правда не может быть «постправдой» или «преправдой». Потому что правда — это правда. И искренность, и правда — она у каждого человека своя. Христианин говорит вам, что Иисус — это Бог. Мусульманин говорит вам, что Иисус — это никакой не Бог, а просто пророк. Кто из них более искренен или правдив? Попробуйте объяснить это в терминах «постправда» и «новая искренность».
Некоторые, кстати, пытаются. Участники хакатона в Принстонском университете разработали алгоритм, который «умеет бороться с фейками». В основе его работы — классификация источников новостей по репутации первоисточников. А репутация — это что? Как её классифицировать? Если по былым заслугам, то это смешно, потому что и The Washington Post, и CNN, и BBC, и The Guardian, и The New York Times, и Fox были не раз и не два уличены в откровенной лжи. Если репутация — это соответствие твоим собственным представлениям об истине, то тогда да, ранжировать можно. Но такой рейтинг будет той же самой «постправдой», с которой ты собирался бороться.
Нет, лично у меня — ни малейших вопросов к составителям Оксфордского словаря. Действительно, слово post-truth стало настоящим символом уходящего года. Года, когда лицемерие, возведённое администрацией США и обслуживающими их «авторитетными» СМИ в абсолют, вернулось наконец бумерангом. Ты обличаешь «постправду» с помощью «новой искренности» — и в результате проигрываешь от «новой искренности», направленной против твоей собственной «постправды».
Было бы хорошим знаком для всех, если бы это слово года стало символом окончания вранья. В первую очередь — самому себе, поскольку это наихудший случай вранья.
И хорошо бы, чтобы в наступающем году правда одного человека (или социальной группы) не становилась бы постправдой другого человека (или социальной группы).
Ведь уважение мнения других — это довольно просто и вовсе не требует никакой терминологической формализации. Тем более фиксации в корпусе Оксфордского словаря.
Как выжить в эпоху постправды
Мы привыкаем к заголовкам, в которых пишут очевидную чушь, не проверяем детали, не ищем пруфы и делим мир на своих и чужих так же быстро, как смахиваем фотки в Tinder: не нравится – налево, нравится – направо. Ученые силятся описать этот дивный новый мир, где скучной правде всегда предпочитают эффектную ложь. Даже придумали слово: постправда. Короче, если ты расположен(-а) порассуждать, куда несется наша желтая стрела (читай: мир), тебе этот лонгрид и посвящается. Лайк, шер, репост!
Предисловие. Как Светлана Алексиевич умерла и воскресла
18 мая. По Фейсбуку шуршит скорбная весть: нобелевская лауреатка Светлана Алексиевич скончалась. Об этом сообщают авторитетные СМИ: Le Figaro, РИА Новости, Interfax; в Википедии оперативно появляется дата смерти писательницы, пользователи социальных сетей рефлексируют на тему. В это время телефон сабжа разрывается от звонков в роуминге: Светлана Алексиевич находится в Сеуле, где презентует свои издания на корейском языке. Она жива-здорова. К чести некоторых СМИ, их сотрудники не забыли, что такое фактчекинг, и проверили информацию, прежде чем забацать черно-белую фотку для некролога.
Источником утки оказался поддельный твиттер-аккаунт свеженазначенной министерки культуры Франции. Пока Франсуаза Ниссен мирно себе спала (или отмечала карьерные успехи – как знать), итальянский учитель Томмазо де Бенедетти создал «ее» профайл, а на следующий день во время школьной перемены написал в нем буквально следующее: «Страшная новость. Только что мне сообщили, что Светлана Алексиевич умерла. Никакой другой информации у меня нет». И понеслось.
Примечательна первая реакция Светланы Александровны: «Это, наверное, и есть новая реальность, в которой мы оказались. Мир постправды. Когда мы не знаем, что в действительности и где происходит».
А ведь на самом деле – не знаем.
Что такое постправда
«Post-truth» стало словом 2016 года по версии Оксфордского словаря. Оно описывает такие «обстоятельства, в которых объективные факты менее важны для формирования общественного мнения, чем обращение к эмоциям и личным убеждениям». Предполагается, что в эпоху постправды люди верят в то, во что хотят верить, и идут за авторитетами вместо того, чтобы доверять цифрам.
В русском языке для понятия post-truth закрепился аналог «постправда», хотя, по мнению некоторых исследователей, правильнее говорить «постистина». Дескать, истина едина, а правда у всех своя: хочешь – бери «Гомельскую», хочешь – «Гродненскую», ну а кому-то и «Комсомольская» – всем правдам правда. Впрочем, если обратиться к толковым словарям, оба слова отсылают нас к объективности, а именно объективность постправда (или постистина) подтачивает в самом основании. Это куда более принципиальный момент, нежели оттенки смыслов.
В том значении, которое зафиксировано Оксфордским словарем, слово post-truth встречалось еще в 1992 году: его использовал в эссе драматург Стив Тесич, чтобы описать конфликт в Персидском заливе. Но в 2016-м популярность лексемы возросла многократно.
Именно в 2016-м мир вошел в лобовое столкновение с феноменом постправды: все мы немного перевозбудились от результатов двух кампаний по разные берега Атлантики. Сначала британцы, вопреки всем прогнозам, решили отчалить из Евросоюза в туман. А потом американцы захотели сделать Америку Great Again, избрав человека, в которого больше верили зрители телеканала «Россия 24», чем завсегдатаи лужаек Централ Парка.
Главные «кейсы» постправды: Brexit и Трамп
Сторонники выхода Великобритании из Евросоюза активно продавливали тему, будто членство в ЕС еженедельно влетает стране в 350 миллионов фунтов стерлингов. Риторика брекситеров строилась вокруг того, что столь сладкую сумму хорошо бы пустить на что-то более важное – здоровье жителей Королевства, например. Логично?
Алогично другое: даже когда цифра в 350 миллионов была опровергнута экономистами (лови много фактчекинга), брекситеры не отказались от своих слов – лозунги про 350 миллионов по-прежнему транслировались везде, где только можно. И это сработало!
На утро после триумфа Brexit глава Партии независимости Соединенного королевства признал, что после выхода из ЕС эти деньги не появятся, а спустя несколько дней один из главных идеологов кампании Арон Бэнкс цинично пояснил: «Уже было сказано, что факты не работают, вот и все. Те, кто хотели остаться в ЕС, использовали факты, факты и факты без конца. Это просто не работает. Нужно найти эмоциональную связь с людьми. Так побеждает Трамп».
Дональд Трамп – это апостол постправды. По данным проекта Politifact, 68% утверждений Трампа были ложными полностью или частично, 27% – не совсем правдой, лишь 5% – чистой правдой. И этот человек – президент одной из самых влиятельных стран на планете!
Это кажется абсурдным, если пользоваться логикой прежнего, фактоцентричного мира, но Трамп великолепно совпадает с эпохой, когда эмоции намного важнее фактов. Не моргнув глазом он утверждает, что Хиллари Клинтон – преступница, а Барак Обама родился за пределами Штатов, – и публика раскрывает рты. Опровержения поспевают быстро, но достигают не всех, а заставляют задуматься и того меньшее число электората.
Почему тебе ОК, когда на ушах лапша
Антрополог Алексей Юрчак написал чудесную книжку о Советском Союзе периода разложения, где с подлинно литературным талантом расписал ситуацию, когда гражданин поздних «советов» уже не верил в строительство коммунизма и слова маразматичных генсеков, но официальная идеология по-прежнему воспроизводилась – как некий ритуал, который по общему сговору всех устраивает, потому что какую-то другую жизнь даже вообразить было трудно. Чтобы описать это положение вещей, ученый использовал термин «гипернормализация».
В прошлом году Адам Кертис снял для BBC фильм, который назвал термином Юрчака «HyperNormalisation».
Согласно Кертису, современный Запад находится в состоянии, аналогичном гипернормализации в позднем СССР. «У нас тоже немало коррупции. Мы все об этом знаем, и политики знают, что мы знаем. Политики на Западе также почти утратили контроль над происходящими событиями, и они знают, что мы об этом знаем. Итак, все знают, что мир наш странный, нереальный, фальшивый и коррумпированный. Но все воспринимают его как совершенно нормальный. Потому что самая интересная черта нашего времени состоит в том, что миру этому никто не видит альтернативы», – говорит режиссер в интервью русской службе BBC.
Человек 2000-х – индивидуалист, который легко делегирует кому угодно функцию рулить общественными интересами. Мы со всей серьезностью выбираем плитку в уборную и трехскоростной блендер, но что касается политики, экономики, экологии – нам проще положиться на авторитетную фигуру. И даже если авторитетная фигура будет лгать, то все равно мы будем и дальше действовать так, будто полностью ей доверяем.
Цифры теряют силу везде. Смотри: если в предвыборной программе кандидата Лукашенко формата 2001 года было 13 цифр, 2006 – 17, а 2010 – 16, то в программе-2015 цифра оказалась ровно одна. Зато слово «мы» промелькнуло аж 28 раз.
Почему тебя это должно волновать: пузыри фильтров
Сегодня у нас есть доступ к бесконечным массивам данных – казалось бы, найдется все, только гугли. Проблема лишь в том, что вся информация в интернете подстраивается под тебя.
Социальные сети и поисковые системы по дефолту считают, что ты застыл в бронзе и больше не развиваешься, а значит твою нежную психику нужно оберегать от альтернативных точек зрения. Фид в Facebook формируется с учетом того, что ты лайкаешь и шеришь, а персонализированная выдача в Google не позволяет тебе выйти за пределы «пузыря фильтров». И вот тебе уже кажется, что все вокруг голосуют за твоего кандидата, все верят в одного бога и все слушают твою музыку. «Пузырь фильтров» настолько усыпляет критическое мышление, что, когда в ленте появляется пост, противоречащий твоим убеждениям, ты тут же находишь в нем логические огрехи, а если не находишь – то просто игноришь эту инфу.
Например, человек убежден, что под видом всеобщей вакцинации на людях ставят какие-то страшные эксперименты. Любые аргументы за вакцинацию он посчитает ангажированными, исследования – проплаченными, истории об отказе от прививки с печальным финалом – подтасованными. Спорить бесполезно. В эпоху постправды факты утратили силу: клавиатуры в дискуссиях ломаются не за объективность, а за личные убеждения, личную веру.
Как это работает:
Информации становится больше, но проверяют ее все реже. В довесок к этому стирается грань между массовым и личным: статья профессора Калифорнийского универа в Беркли и пост друга на Фейсбуке могут иметь одинаковую ценность и приниматься на веру безусловно.
Публичная сфера дробится на множество «кружков по убеждениям», и люди стремятся попасть в «свой кружок», не замечая, что все больше отдаляются от других групп. Вот почему неожиданное столкновение с миром комментаторов Onliner подобно легкому поражению электротоком.
Убеждения человека резонируют с убеждениями его единомышленников, отчего он укрепляется в них и защищает еще сильнее. Персонализированный поиск и выдача новостей в социальных сетях не позволяют выйти за пределы «кружка». Создается комфорт безусловной правоты: «Хто не скаче, той москаль!»
Индивид стремится доказать верность «своим» и уподобляется спортивному фанату, который болеет за клуб эмоционально и даже способен жертвовать ради этого собственными интересами.
Информация перестает быть ценной сама по себе – куда важнее внимание, которое на нее направлено. «Мир постправды – это не просто симулятивная копия реального мира, а гипернасыщенный вариант, который стремится его превосходить», – читаем в исследовании украинского политолога. Краски сгущаются.