Что такое христианский подвиг

Поприще подвига не закрыто ни для кого

О том, в чем смысл христианского подвига, в какой мере следует нам повторять подвиги святых и надо ли к этому стремиться, чем опасны формализм в подвижничестве и «подвиги не по разуму», как правильно нести подвиг христианской жизни, рассуждает игумен Нектарий (Морозов).

Что такое христианский подвиг. Смотреть фото Что такое христианский подвиг. Смотреть картинку Что такое христианский подвиг. Картинка про Что такое христианский подвиг. Фото Что такое христианский подвиг

Не соревнования ради

Общеизвестно, что святых – по крайней мере, большую часть из них – мы называем словом-синонимом «подвижники». И очень часто, читая жития святых, из которых нам следует черпать примеры для назидания, мы видим там именно описания подвигов.

Какие подвиги были распространены среди отцов-пустынников древних времен? Прежде всего, это был подвиг молитвы: их молитвенное делание было гораздо более продолжительным и гораздо более напряженным, нежели у нас сейчас. Кроме того, мы слышим о таком виде подвига, как подвиг бдения – молитвенного предстояния Богу ночью. Безусловно, подвигом был и пост: кто-то из древних подвижников считал возможным вкушать пищу и питие только после девятого часа, кто-то – только по захождении солнца, бывали и такие подвижники, которые воздерживались от пищи на протяжении всего Великого поста. Существовали и такие подвиги, как отшельничество, затворничество. На Руси был также распространен подвиг ношения вериг; преподобный Серафим, как мы знаем, носил одно время за спиной мешок с камнями, который еще более плоть его удручал и, по его собственному выражению, «томил томящего его».

Если в подвиге появляется момент соревнования, он лишается христианского смысла

Какова была цель этих подвигов, и ради чего брали их на себя древние отцы? Прежде всего, это ни в коем случае не было их соревнованием друг с другом. Вообще, если в подвиге появляется момент соревнования или сравнения себя с кем-либо, он тотчас же лишается своего христианского смысла. Смысл же подвига совершенно в ином. Когда человек приступает к исполнению Евангелия в своей собственной жизни, он сразу видит, насколько это трудно, насколько он привык к другому образу жизни, к другому отношению к себе самому и к окружающим его людям. И у человека появляется понимание того, что нужно с собой что-то делать. Вот ты стоишь на том или ином месте, и тебе нужно себя с этого места сдвинуть. Сдвинуть, подвинуть или, что то же самое, подвигнуть. Таким образом, подвиг – это то, посредством чего человек себя подвигает на пути спасения вперед, во исполнение слов Спасителя о том, что Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф. 11, 12).

Умеренному деланию – нет цены!

Суть подвига в том, чтобы ослабить любовь к себе и приобрести свободу для следования за Христом

Безусловно, каждому из нас присуще самолюбие, то есть любовь к себе – любовь неправильная, любовь эгоистическая, от которой нам тем не менее очень трудно отказаться. И суть подвига заключается как раз в том, чтобы ослабить эту любовь к себе – к своей плоти, к своему имуществу, к удовольствиям, – и таким образом приобрести свободу для следования за Христом.

Нужно сказать, что сами по себе телесные подвиги человеку такой свободы дать не могут. Кроме того, подвиги эти оправданны бывают только в той степени, в какой человек имеет физическую крепость для того, чтобы их осуществлять. Преподобный Исаак Сирин говорит о том, что умеренному деланию нет цены, а когда человек принимается за делание неумеренное, со временем оно приводит его к изнеможению, исступлению, а затем – и к совершенному оставлению любых подвигов. Это как некая пружина, которую человек всё больше сжимает, и в какой-то момент она распрямляется со страшной силой, так что результат бывает хуже, чем если бы человек к этим подвигам даже не приступал.

Подвиги, о которых мы читаем в житиях святых, не совершались только лишь человеческими силами

Люди, которые в древности принимали монашество и впоследствии становились подвижниками, как правило, не возлагали на себя каких-то значительных подвигов сразу. Их духовные наставники следили за тем, чтобы новоначальные монахи вовремя вкушали пищу, определенное время были на молитве, и когда кто-то из подвизающихся ощущал в себе потребность большую, он постепенно, сообразуясь со своими силами, к этому большему переходил. Впрочем, нужно сказать и о том, что те подвиги, о которых мы читаем в патериках, в житиях святых, безусловно, не совершались только лишь человеческими силами. Подвиги преподобных совершались отчасти так же, как совершался подвиг мученичества: мы знаем, что если бы благодать Божия не укрепляла мучеников, они не смогли бы выдержать тех страданий, которым их подвергали, и то же самое можно сказать и о подвижниках. Кроме того, мы должны понимать, что все-таки в наше время, когда среда вокруг нас насыщена ядовитыми выбросами, излучениями, люди уже не имеют таких ресурсов здоровья, и то, что мог выдержать организм кого-то из древних подвижников, для абсолютного большинства сегодня может закончиться плачевно.

Подвиг «по расписанию»

Если говорить о нашем времени, наша телесная немощь сегодня, конечно, усугубляется еще и нашей гордостью. И Господь зачастую не дает нам сил для каких-то серьезных подвигов именно потому, что если бы мы их подъяли, то стали бы думать о себе слишком хорошо, даже начали бы помышлять, что… Господь нам в связи с этим что-то должен. А надо понимать, что ни один подвиг не дает человеку основания думать, что теперь Господь просто обязан его помиловать и спасти. Мы по-прежнему находимся в неоплатном долгу перед Ним, и подвижничество само по себе человека не спасает. Во времена древних отцов нередки были случаи, когда люди, подвизавшиеся действительно образом сверхъестественным, подвизались так не с помощью Божией, а с помощью вражией, потому что враг более всего хочет внушить человеку мнение о себе как о ком-то выдающемся, из ряда вон выходящем. И если он не может погубить человека леностью, нерадением, бездеятельностью, то обязательно постарается погубить его гордостью и тщеславием. А это, безусловно, зло гораздо большее, нежели даже нерадение и леность. И потому в церковной истории мы можем найти примеры, когда таких подвижников, явным образом впавших в прелесть, братия, по любви к ним, порой сажали под замок, чтобы они, лишившись возможности активно что-то делать, из этого состояния вышли.

Не воздать за причиненное нам зло – подвиг гораздо более трудный, чем пост

Вместе с тем было бы огромной ошибкой считать, что если мы не можем совершать подвигов, подобных подвигам древних отцов, то поприще подвига для нас закрыто в принципе. Речь идет не только о подвигах телесных, но и о подвигах душевных. Не сказать худого слова об обидчике, но молиться о нем, ничем дурным не воздать за причиненное нам зло – подвиг гораздо более трудный, чем пост, чем бдение и даже чем ношение вериг, потому что многие люди, которые вериги носили, когда их кто-то оскорблял, стерпеть этого не могли, и вериги им в этом совсем не помогали. Словом, каждая ситуация, в которой нам нужно с самими собой справиться, противостоять своему ветхому человеку, являет нам обстоятельства, побуждающие к подвигу.

Особым поприщем для подвига становится, в частности, время Великого поста. Перед его началом неплохо составить для себя список, четко, на бумаге сформулировав то, что мы хотим в себе изжить за этот период, с чем нам решительно необходимо расстаться. И затем – каждый вечер этот список просматривать и сверять его с тем, как мы прожили этот день, как поступали. Хорошо иметь и еще один список: что мы должны начать делать этим Великим постом. Вполне возможно, что многое из того, что себе написали, мы делать толком так и не начнем, а с тем, от чего собирались отказаться, окончательно расстаться так и не сможем, но, во-первых, этот список будет нас смирять, а во-вторых – вновь и вновь возвращать к первоначальному доброму намерению. И если продолжать себя таким образом «мучить», продолжать стыдить и дальше над собой трудиться, то можно приобрести навык преодоления себя и добиться все же тех или иных результатов.

Кроме того, у каждого из нас есть какие-то особенно присущие нам немощи. И борьба с этими немощами, с дурными привычками тоже зачастую превращается для человека в самый настоящий подвиг. Вообще надо сказать, что чем слабее человек, тем у него больше возможностей подвизаться, потому что даже самый микроскопический труд, в котором он себя превозмогает, уже для него превращается в подвиг. Только нужно помнить, что наши подвиги, как душевные, так и телесные, не должны быть заметны для окружающих. Лишь с духовником нужно о них говорить, чтобы не уклониться на неспасительную стезю. И не только являть перед другими свои подвиги не нужно, но и сравнивать свои подвиги с чьими-то. Такие сравнения – оборотная сторона гордости и тщеславия: враг будет стараться уязвлять нас тем, что кто-то постится строже, кто-то молится больше, и мы будем из-за этого изнемогать и расстраиваться.

«Вот настолько люби, а больше не надо?»

В целом, вне зависимости от того, каковы наши душевные и телесные силы, мы должны жить с некоторым напряжением – в нашей жизни должно быть ощутимо то, что мы в чем-то себя превозмогаем. Если же мы живем вообще без напряжения, без какого-то утруждения себя, это значит, что в нашей жизни христианского подвига нет. И очень важно понимать, что и трудные обстоятельства, в которых мы находимся, и какие-то неблагоприятные отношения, которые у нас складываются с людьми,– это не досадная случайность, а это и есть то поприще подвига, которое для нас Господь уготовал. На самом деле, если говорить о нашем времени, то о большей части подвигов для нас заботится Господь. Кто-то живет в скудости, кто-то лечится годами от той или иной серьезной болезни, кто-то ради своей семьи должен работать не покладая рук и превращается буквально в какого-то раба на галерах – практически у каждого из нас есть в жизни нечто, что остается только терпеть, и если человек действительно терпит – не ропщет, не малодушествует, делает что-то для него трудное ради любви к Богу и своим близким, – это подвиг. Однако это не упраздняет необходимости по мере сил подвизаться и теми традиционными видами подвига, которые изначально для христианской жизни характерны. Это касается поста, молитвы и, в гораздо меньшей степени, – ночного бдения, поскольку современных людей попытки вставать и молиться регулярно среди ночи часто приводят к расстройству сна, а затем и нервной системы.

В отношении меры своих подвигов обязательно нужно советоваться со священником, у которого мы исповедуемся. Наряду с этим можно руководствоваться правилом святителя Феофана Затворника: он говорил, что если ты хочешь определить для себя количество ежедневно полагаемых поклонов, попробуй совершать поклоны, пока не почувствуешь утомление, и возьми себе для правила количество поклонов немного меньшее. Так же нужно поступать и во всем остальном. Однако есть и то, в чем меры, а точнее, верхнего предела нашего подвижничества не должно существовать. Это наша любовь, смирение, кротость. Мы не можем сказать себе: «Вот до такого градуса смирения дойди, а дальше остановись; вот настолько люби, а больше не надо». Смирение и любовь на самом деле дают человеку колоссальные силы и колоссальную способность справляться со всем тем, что Господь ему в жизни посылает.

Источник

Главный подвиг совершается в сердце

Взирая на Крест Спасителя, мы вспоминаем о призвании христианина нести свой личный крест, о призвании каждого к подвигу. Однако объективно сегодня мало кто способен подражать подвижнической жизни наших благочестивых предков. Но христианство без подвижничества невозможно. Каким же тогда может быть подвиг современных христиан? Об этом в канун Крестопоклонной седмицы рассуждает редактор газеты игумен Нектарий (Морозов).

Что такое христианский подвиг. Смотреть фото Что такое христианский подвиг. Смотреть картинку Что такое христианский подвиг. Картинка про Что такое христианский подвиг. Фото Что такое христианский подвиг

О листьях и плодах

Обратившись к аскетической традиции Православной Церкви, мы увидим, что обычно под подвигом понимались, к примеру, проведение ночи в молитве, пост строже, чем обычно, столпничество, отшельничество, пребывание в безмолвии, в затворе, ношение вериг или власяницы, странничество или юродство Христа ради. Но все-таки, по слову одного святого отца, эти подвиги — лишь внешнее делание, и оно является листьями, а плодом становится то, что в результате этого подвига должно родиться в душе человека, — добродетель. Если же этого не происходит, то, значит, подвиг совершается неразумно и подлинного плода не приносит. А это в свою очередь приводит к мысли о том, что есть какой-то другой вид христианского подвига, более важный, — подвиг внутренний, — та борьба за верность Богу, которая происходит в сердце каждого из нас.

Нигде в Евангелии не говорится о том, что совершенно неотъемлемой частью жизни христианина должны быть вот те внешние подвижнические делания, о которых я сказал выше. Есть такая общая беда — склонность вставать на путь формализации, потому что он более простой. Мы сегодня можем видеть, как человек, приходя в Церковь и прочитав или услышав о подвижнической жизни святых отцов древности, пытается на себя это примерить: строго поститься, молиться по ночам, молчать в какие-то дни. Но можно также наблюдать, что с такими современными подвижниками чаще всего происходит следующее: либо спустя какое-то время они убеждаются, что у них нет на это сил, и как-то надрываются, впадают в уныние, не зная, что им делать дальше, либо наоборот — начинают радоваться достигнутым «результатам», тщеславиться, гордиться, не понимая, что на самом деле подвиг должен вести к смирению. Но это реже, чаще все же человеку приходится просто сталкиваться со своей немощью.

Чем это обусловлено? Человеческий организм подвергается влиянию той среды, в которой мы живем, и если сравнить физическую крепость и состояние здоровья современного человека и подвижника из египетской пустыни, жившего полторы тысячи лет тому назад, то мы увидим, что это — два совершенно разных человека. Мы отравлены и ослаблены всем, чем только можно, и это — факт. И поэтому когда человек пытается идти путем внешнего подвига, он очень быстро узнает, что ко многому просто не способен.

Смотреть, конечно, нужно в корень, то есть — в Евангелие, ведь именно из него можно узнать, в чем заключается подвиг христианской жизни. В том, чтобы не противиться злому, когда очень хочется противиться, чтобы не допускать нечистых и недобрых мыслей, чтобы смириться с волей Божией, когда в ответ на наши горячие просьбы и даже порой требования мы не получаем просимого. Собственно говоря, самый главный подвиг в жизни христианина — это доверие Богу и способность не просто смириться с волей Божией под влиянием обстоятельств, а принять ее сердцем и благодарить за все, что Бог в жизни дает. Более великого подвига не существует.

Путь к смирению и доверию

Может сложиться впечатление, что наши предки были в более выгодном положении по сравнению с нами, потому что имели возможность нести большие труды ради Христа. И да, и нет. У преподобного Исаака Сирина есть такая мысль: если ты имеешь труды, но не имеешь смирения, то труды тебя не спасут. Если же ты не имеешь трудов, но имеешь смирение, то оно тебя спасет. Просто чаще всего без труда невозможно к смирению прийти, потому что когда человек начинает трудиться в исполнении заповедей Христовых, он видит, насколько у него ничего не получается, и под воздействием этого самоощущения он постепенно приходит к смирению. Гордый и не желающий смиряться — будет унывать, малодушествовать, а стремящийся смириться через опытное познание своей немощи смирится и этим приблизится к Богу.

Каков же путь к доверию? Когда Господь шел по бурным водам Галилейского озера к Своим ученикам, плывущим в лодке, Он повелел апостолу Петру пойти к Нему навстречу, повелел — в ответ на готовность апостола сделать это. И Петр вступил на воды и пошел по ним, не страшась утонуть. Вот каков был его путь к этому доверию? Он до этого момента успел в какой-то степени узнать Христа, хоть и не вполне, но даже такое несовершенное познание обусловило для апостола Петра эту готовность идти по воде и делать то, что казалось совершенно невозможным и оттого по-настоящему страшным.

Старец Паисий Афонский рассказывает, что когда он в раннем детстве начал подвизаться — подолгу проводить время в молитве, удалившись из дома, поститься, некий образованный студент по просьбе его разволновавшихся родителей однажды стал ему доказывать, что Бога нет и что Христос на самом деле — просто историческая личность. Студент не убедил мальчика, но посеял в его сердце страшное семя сомнения. И будущий старец Паисий со слезами и скорбью взмолился: «Господи, если Ты есть на самом деле, докажи мне, чтобы это сомнение ушло из моего сердца» — и по-детски считал, что это доказательство должно прийти, раз оно ему нужно. Но не было никакого ответа на его молитву. В конце концов он сказал себе: «А что ж, даже если Христос — всего лишь человек, разве я знаю хотя бы кого-то на земле, кто был бы таков, каков Он? Разве я знаю кого-то лучше Него? И разве все это не является для меня основанием, чтобы я посвятил свою жизнь Ему?». В тот самый момент мальчик увидел перед собой Христа, Который сказал: «Арсений (его тогда звали Арсений), Я есмь воскресение и жизнь, верующий в Меня, если и умрет, оживет». С памятью об этой встрече он прожил до самой смерти, и именно эта встреча, наверное, стала поворотной, самой главной.

Таков, мне кажется, путь к доверию Богу: понимание, что никогда никого лучше Христа на земле не было, а раз так, то не важно, даст ли Он мне то, чего я хочу, или нет, поступит ли со мной так, как я того желаю, или поступит так, как желает Сам, ведь никогда на земле не было никого, кто любил бы меня больше, чем Господь.

Но если, взирая на что-то, мы потом отводим взгляд в сторону, то скоро забываем то, что было перед нашими глазами. Так устроен человек. Поэтому надо постоянно иметь мысленный взор обращенным на Бога, на Его дела, на Его участие в нашей жизни, и тогда вот это живое чувство доверия к Богу будет в нас углубляться и усиливаться. Иначе мы будем постепенно переходить к забвению, к нечувствию и к потере доверия.

Приходится слышать, что порой люди, столкнувшись в своей жизни с какими-то скорбями внешними или внутренними, начинают терять уверенность, что Бог их действительно любит, что Он безгранично милосерд. И совершенно ясно, что они уже не могут следовать тем путем, о котором я говорю.

Есть ключевое отличие между хрис­тианином и всяким другим человеком. Нехристианин живет в этом мире и для этого мира, и только лишь происходящее здесь расценивает как существенно важное. Христианин же живет для вечности, и по-настоящему важно для него то, что будет там. Вот это совершенно четкая граница. Если для человека важно лишь здешнее, и именно этим здешним определяется, желает или не желает он быть с Богом, значит, он — не христианин или еще не стал им. И это не какой-то мой суд о человеке, а констатация факта.

Жизнь как восхождение

Еще один тип христианского подвига — подвиг мученичества. Для древних христиан существование Церкви и каждого последователя Спасителя в условиях гонений являлось ежедневной реальностью — некой, хоть и страшной, но данностью. Для современного человека казнь 21 копта в Ливии — это что-то экстраординарное, почти невмещаемое. Возникает естественный вопрос: насколько современные христиане готовы понести такой подвиг?

Мученичество — то, к чему человек должен готовиться. Конечно, невозможно подготовиться так, чтобы переносить безболезненно страдания и боль или не чувствовать страха. Но зато возможно прийти к осознанию того, что важнее и дороже Бога для нас нет ничего. И тогда в момент, когда, может быть, придется страдать, для нас страх и боль будут менее страшны, чем предательство. Вот самое главное состояние, к которому христианин должен прийти — к неспособности предать Бога. Но это — труд всей жизни, это восхождение.

Газета «Православная вера» № 5 (529)
Записала Инна Стромилова

Источник

О подвиге

Что такое христианский подвиг. Смотреть фото Что такое христианский подвиг. Смотреть картинку Что такое христианский подвиг. Картинка про Что такое христианский подвиг. Фото Что такое христианский подвигЦерковный лексикон богат словами, которые мало понятны за пределами родной среды. Понятны, если объяснить и разобрать смысл, а так – благочестивая архаика, не более. Таково, например, слово «подвижник». Оно повторяется довольно часто, но, боюсь, звучит для обычного уха наподобие слов «понеже» и «аще убо». В одном из рассказов Чехова помещица млела от этих слов, плохо понимая смысл.

Со словом «подвижник» связан еще более тяжелый для понимания глагол «подвизаться» «Такой-то подвижник подвизался там-то столько-то лет» Это – классическая заставка к семинарской проповеди. Но человек современный не хочет подвизаться. «Подвиг» для него это синоним героического поступка, но никак не тяжелый и медленный труд над собой, объясняемый однокоренным словом «двигать». Подвиг это борьба с косностью и инертностью. Это сдвигание самого себя с мертвой точки при помощи благодати Божией. Конечный смысл подвига христианского есть воскрешение внутреннего мертвеца, внутренний переход души человеческой от смерти к жизни. Но путь к цели далек и состоит он из преодоления врожденных и приобретенных дурных навыков, из борьбы со страстями, что тоже, чего греха таить, диковато звучит для современного уха.

Объяснить «подвиг» современному человеку можно на примере спорта. Пусть он, спорт, крайне комерциализировался. Все равно он не возможен без сверхнагрузок, без полной самоотдачи на тренировках, без жесткого режима. Где есть рекорды и слава, там на обороте, не «темной стороне Луны», обязательно присутствует пот и даже кровь. Это и есть пример подвига, которым пользовался и апостол Павел. Он говорит о тех, кто на ристалище бежит ради венка тленного, и увещает христиан бежать, стремиться вперед ради нетленной награды. Очевидно, что такое стремление не бывает без преодоления себя, без одышки, без пота, то есть без подвига. Кто бегал кроссы, знает, о чем здесь говорится.

Или другой пример – наука. Истинный ученый часто бывает человеком не от мира сего. Он знает одну цель, одну работу и ведет себя нередко, как затворник. О Канте говорили, что он, живя в Кенигсберге, лишь по слуху знал о том, что его город стоит на берегу моря, поскольку почти не покидал жилища из-за ученых занятий. Это – подвиг. Все эти подвиги не ведут к спасению души, но вскрывают механизм кропотливого и плодотворного труда; механизм, согласно которому великие цели не достигаются без самоотдачи и сознательного насилия над собой.

Теперь прейдем в плоскость христианского подвига. Возможно ли спасение без труда, если Сам Господь говорит о том, что «Царство Небесное силою берется и употребляющие усилие восхищают его»? Нас расслабил комфорт. Мы согласны подняться в Рай на бесшумном скоростном лифте, как бы забывая на время о том, что первый насельник Рая – благоразумный разбойник – вошел туда с перебитыми голенями и со следами гвоздей на теле.

Как говорил Паисий Афонский, эпоха больших удобств является в то же время эпохой больших проблем. И именно поэтому нашему времени дано увидеть собственными глазами исполнение древнего предсказания, гласящего, что в монастырях со временем жизнь будет, как в миру, ну а в миру, как в аду. Исповедание апостольской веры требует некоего соответствия и апостольскому образу жизни. А среди слов, сказанных апостолами есть и такие: «смиряю и порабощаю тело мое»

Апостолам приходилось напрягаться до изнеможения, чтобы создавать и насаждать новый образ жизни. Нам нужно напрягаться, чтобы усвоить апостольские уроки. Иначе вся жизнь христианская со всем её возможным и необходимым благочестием грозит превратиться в бутафорию. Своеобразный этикет, греческая лексика, древние одежды и… духовное бесплодие. «Имеющие образ благочестия, силы же его отвергшиеся», — так тоже сказано.

Если влюбленный юноша часами стоит под окнами любимой девушки, а верующий человек тяготится стоянием на молитве, значит, этот человек Христа не любит.

Если молодой ученый или усидчивый студент штудирует учебники и научные монографии, а верующий человек и через десять лет после воцерковления признается, что Писание ему читать тяжело, так как непонятно, то это значит, что он не любит Бога, даровавшего нам Писание.

Такие честные выводы нелицеприятны, но необходимы. Ведь надо же хоть когда-то очнуться и приобрести трезвый взгляд на свое состояние. Серафим Саровский говорил, что разница между христианами древности и современности заключается в отсутствии у последних решимости. Бог неизменяем. Он «вчера и днесь и вовеки Тот же». Если кто-то смог пронести свой крест терпеливо и честно, а я не могу, то не внешние условия тому виной. Виной моя лень, глубокое внутреннее лукавство, какая-то еретическая, протестантская убежденность в том, что я и так спасен, без личного труда и усилий по усвоению благодатных Христовых даров.

Мы слабы, но мы не безнадежны. Старый самурай в фильме Куросавы говорил, что у него есть только одно – большой опыт проигранных сражений. То же самое есть и у христианина. Ведь путь наверх по лестнице Якова, это не просто путь от силы в силу и не шествие от победы до победы, а путь от поражения к поражению. Со временем придет смирение и отказ от надежды на свои силы и способности. А там уже и Христу не трудно будет подать Свою всемогущую помощь терпеливому и верному рабу, доказавшему свою верность постоянными восстаниями после очередных падений и преткновений.

Уместно вспомнить ободряющий призыв брата Господня Иакова: «Очистите руки, грешники, исправьте сердца, двоедушные. Приблизьтесь к Богу, и приблизится к вам. Противостаньте диаволу, и убежит от вас». Венцов без борьбы и борьбы без ран не бывает.

От хирурга уместно ожидать профессионального опыта и человеколюбия. От мамы уместно ожидать полной самоотдачи и растворения в детях. От воина ждут храбрости и терпения. Чего уместно ждать от православного христианина? Подтверждения всей жизнью однажды данных в Крещении обетов. Отреклись от диавола и плюнули на него. Он нам этого плевка не забудет и не простит. С ним у нас война. Сочетались Христу и исповедовали Его Царем и Богом. Он от нас ждет усилий по исполнению заповедей. Это и естественно, и необходимо. Мы потому едим ненатуральную пищу и слушаем из приемников дикую музыку; мы потому погрязаем, как в болото, в тотальную неестественность, что перестали заниматься главным делом жизни – угождением Христу. А если в сердцевину жизни заполз червь, то бестолку ждать гармонии и естественности на периферии жизни. Начнем сдвигать себя с мертвой точки сегодня же. Откажемся называть себя великим словом «подвижник», однако займемся христианским подвигом. Займемся тем, о чем жителям Севера говорил Герман Аляскинский: Давайте сегодня, с этого дня и этого часа, с этой минуты возлюбим Господа Иисуса Христа и начнем творить Его волю.

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *