что такое функциональное место
Функциональное пространство
Смотреть что такое «Функциональное пространство» в других словарях:
ФУНКЦИОНАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО — совокупность функций с определенным для них тем или иным способом понятием расстояния. Важнейшие конкретные векторные пространства являются функциональным пространством … Большой Энциклопедический словарь
функциональное пространство — — [Л.Г.Суменко. Англо русский словарь по информационным технологиям. М.: ГП ЦНИИС, 2003.] Тематики информационные технологии в целом EN function(al) space … Справочник технического переводчика
функциональное пространство — совокупность функций с определённым для них тем или иным способом понятием расстояния. Важнейшие конкретные векторные пространства являются функциональными пространствами. * * * ФУНКЦИОНАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО ФУНКЦИОНАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО,… … Энциклопедический словарь
ФУНКЦИОНАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО — совокупность функций с определённым для них тем или иным способом понятием расстояния. Важнейшие конкретные векторные пространства являются Ф.п … Естествознание. Энциклопедический словарь
Пространство петель — в топологическом пространстве X пространство, состоящее из петель, то есть отображений из единичной окружности S1 в X с компактно открытой топологией. Таким образом это специфическое функциональное пространство. В теории гомотопий для описания… … Википедия
Пространство — в математике, логически мыслимая форма (или структура), служащая средой, в которой осуществляются другие формы и те или иные конструкции. Например, в элементарной геометрии плоскость или пространство служат средой, где строятся… … Большая советская энциклопедия
ФУНКЦИОНАЛЬНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ — пространство, ограниченное конструктивными элементами (стены, фундамент, дно судна, потолок, крыша и т. п.) для размещения рабочих зон и создания искусственной среды, обеспечивающей нормальное функционирование человека в процессе трудовой… … Энциклопедический словарь по психологии и педагогике
ПРОСТРАНСТВО — одна из базовых категорий науки. Категория пространства характеризует взаимное расположение существующих объектов. Она возникала и формировалась для выражения рядорасиоложен ности тел и их протяженности. В истории пауки и философии были выдвинуты … Философия науки: Словарь основных терминов
Описание функций в компании
В современной управленческой литературе и периодике достаточно большое внимание уделяется вопросам совершенствования системы управления предприятий, вопросам организационного развития, бизнес-инжиниринга и реинжиниринга бизнес-процессов. Количество публикаций на эту тему весьма и весьма значительно.
В условиях обостряющейся конкуренции у предприятия рано или поздно возникает потребность в повышении эффективности деятельности. Возможности повышения эффективности за счет материальных затрат ограничены, в связи с этим менеджмент рано или поздно обращается к совершенствованию системы управления, стремясь повысить эффективность использования ею ресурсов. Одним из ключевых ресурсов системы управления являются человеческие ресурсы.
Однажды руководитель организации приходит к мысли о необходимости сокращения управленческого персонала. И в этом случае возникают вопросы о сохранении или отказе от выполнения тех или иных функций, наличия на предприятии лишних функций или о том, что каких-то функций, наоборот, не хватает для нормального функционирования, а затем, и о том какие подразделения и сколько человек их выполняют. Особенно если на очередном совещании кто-либо заявляет: «я не должен этим заниматься, это не моя функция», а регламенты системы управления не позволяют однозначно определить границы сфер ответственности.
Применение современных технологий управления, таких как аутсорсинг, в том числе его разновидности связанной с аутсорсингом персонала — аутстаффингом, также крайне требовательно к формализации процессов, процедур и функций. В отсутствие четко ограниченных полномочий и сфер ответственности должностных лиц и подразделений, трудно, если вообще возможно, определить численность персонала, занятого выполнением той или иной функции, сформировать функциональные бюджеты, оценить стратегическую значимость функций и процессов. Как следствие, оптимизация численности управленческого и вспомогательного персонала зачастую осуществляется скорее лихим кавалерийским наскоком, отсекая части организации одним взмахом управленческой шашки, нежели аккуратной работой хирургического скальпеля организационного развития, иссекающего излишние образования.
Конечно кавалерийская борьба с «организационным ожирением» выглядит эффектно, но чревата потерей жизненно важных функций, а «жирок», поскольку не до конца ясно, что контролировать, нарастет. «Тонкая» работа требует наличия качественного описания.
К сожалению, часто регламенты, существующие в организации (в небольших компаниях функциональность, как правило, регламентируется на уровне должностных инструкций, в крупных компаниях — в Положениях подразделений), в силу отсутствия жестких правил описания и особенностей естественного языка описания не позволяют обеспечить качественной информацией для принятия управленческих решений.
Подход и методика, предлагаемые в данной статье, не претендуют на революционность. Они родились в результате попытки применить теоретические, описанные в литературе подходы в практике управления системой управления одной из крупнейших автомобилестроительнных компаний России, как продукта решения проблем, связанных с осуществлением организационных изменений, и ориентированных на практическое применение.
Функционально-структурный подход к описанию функций подразделений
С точки зрения выполняемых функций, крупное предприятие отличается от среднего и малого степенью специализации подразделений. Крупный масштаб, как увеличительное стекло, выявляет специализацию в рамках выполнения одной и той же функции, которая требует регламентации и описания, позволяющего избежать дублирования, либо его (дублирования) выявления, если оно было допущено.
Детальное, скрупулезное регламентирование средствами естественного языка неизбежно порождает вал документов, дополнительные трудозатраты по их составлению, согласованию и контролю исполнения. Перечень функций, исполняемых подразделением, достигает полусотни, что, при десятках подразделений, делает систему чересчур сложной, практически не поддающейся описанию.
Попытка анализа структуры управления (структуры функций, прав, ответственности, взаимоотношений, в т.ч. отношений подчинения) становится излишне трудоемкой, если не утопической.
На решение этих задач направлена методика, разработанная авторами. Описанный принцип построения функциональной структуры направлен на повышение технологичности управления организационными изменениями. Он позволяет эксплицировать функциональную структуры из действующей организационной структуру, проводить ее анализ и проектировать на основе этого анализа необходимые организационные изменения.
В основу методики положен нормативный подход, т.е. функция считается выполняемой, если она отражена в нормативных документах. Актуальность нормативных документов не оценивается, и, по умолчанию, предполагается, что документы актуальны. Материалом для анализа служит положение о подразделении, то есть функции, закрепленные за подразделением существующими нормативными документами.
Несмотря на то, что исследование «реально исполняемой» деятельности подразделений является более точным в крупной компании, неизбежно возникающий бюрократический механизм управления приводит к тому, что отсутствие регламента на какое-либо выполняемое действие, означает отсутствие корректного функционального бюджета и, как следствие, прекращение выполнения деятельности либо фактическое осуществление управления деятельностью экономической службой, сформировавшей данный бюджет.
В большинстве работ, посвященных процессному подходу к управлению, последний изображается как некая «панацея» для решения всех организационных проблем, и противопоставляется функциональному, как более прогрессивный и эффективный. Подробный сравнительных анализ функционального и процессного подходов не входит в проблематику, рассматриваемую в рамках настоящей статьи, поэтому, чтобы обозначить позицию авторов по данному вопросу, сошлемся на мнения современных авторов, которые мы разделяем.
В.В. Репин и А.Ю. Сооляттэ классифицируют существующие взгляды на процессный подход следующим образом:
1. Процессный подход применяется на уровне анализа и оптимизации цепочек создания ценности компании.
2. Под процессным подходом понимается управление процессами на межфункциональном уровне.
3. Процессный подход трактуется как стыковка процессов, выполняемых структурными подразделениями.
4. Процессный подход представляется как управление операционными цепочками (Work Flow).
Оценивая их системность подхода к бизнесу компании и эффекты, которые могут быть получены при применении тех или иных версий процессного подхода, авторы приходят к выводу, что наиболее системным и эффективным с точки зрения бизнеса компании является подход, основанный на использовании цепочек создания ценности. Остальные подходы потенциально не могут дать такого эффекта и таких крупных стратегических выигрышей.
Мы считаем, что для анализа процессов, протекающих в рамках одной организационной единицы, функциональный подход сохраняет свою актуальность, поскольку процесс, не выходящий за пределы подразделения, можно рассматривать как функцию данного подразделения.
В. Евдокименко пишет, что функции и процессы не являются противоположностями, а представляют лишь различные уровни абстракции. Такой подход поддерживается рядом методик моделирования деятельности компании и организационного дизайна. Скажем, широко распространенная методика ARIS или семейство IDEF придерживаются именно такого понимания процессов и функций. Он дает следующие определения данных понятий:
Функция — это задача, которую решает компания для собственного выживания и для достижения поставленных целей. Функция отвечает на вопрос «что делать».
Бизнес-процесс, в свою очередь, — это реализация функции во времени, способ решения бизнес-задачи. Бизнес-процесс описывает то, как функция выполняется, в какой последовательности и в каких вариантах, а также то, как функции взаимодействуют между собой в работе компании. Бизнес-процесс отвечает на вопрос «как делать».
В существующей организации процессы управления протекают в действующей организационной структуре, поэтому отправной точкой для анализа и реструктуризации может и должна выступать функционирующая организационная структура.
При работе над разработкой методики мы эмпирически пришли к методу структурирования описания функции, который в литературе описан как «фунционально-структурный подход» (ФСП), который является методической основой экспликации и анализа функциональной структуры компании.
Основные положения ФСП в сжатом виде заключаются в следующем:
1. Функционально-структурный поход ориентирует, в первую очередь, на круг задач организации с учетом существующих процессов и закономерностей их развития.
2. Функционально-структурный подход в своей основе опирается на представление о нормативном характере функций организации (ее подсистем и элементов) и «сквозном» функциональном подходе к ее анализу и синтезу.
3. Первичность функционального назначения организационной единицы по отношению к ее структурной организации. «Функция первична, структура вторична». Структура организации определяется совокупностью реализуемых функций, а также условиями ее существования и функционирования.
4. Любая функция подчинена цели существования и функционирования организации.
5. Взаимодействие функции и структуры организации в процессе развития характеризуется противоречивым единством. Согласованность и соответствие их друг другу являются временными, преходящими и имеют циклический характер. На каждом цикле развития первопричиной изменений могут выступать как функции организации, так и ее структура. Удачная структура может стимулировать новые потребности и соответственно «вызвать к жизни» новые функции.
Правила структурирования положения о подразделении
Чтобы понимать деятельность, осуществляемую в структурных подразделениях, необходимо обеспечить формализацию и учет выполняемых функций, которые невозможно организовать без их структурированного описания.
Для структурированного описания функции предлагается следующая форма:
D — указание действия, производимого рассматриваемой организационной единицей и приводящего к желаемому результату;
G — указание объекта (объектов), на которые направлено действие;
H — указание особых условий и ограничений, при которых выполняется действие.
В разработанной нами методике описание функций, выполняемых подразделением, предполагает три уровня описания, отраженных в трех разделах Положения о подразделении: Цель подразделения, Задачи подразделения, Функции подразделения. Каждый раздел соответствует одному из уровней описания.
Мы сознательно отказались от описания раздела «Цель подразделения» в терминах S.M.A.R.T. В этом разделе описывается целевая функция подразделения (функция верхнего уровня, задающая контекст), для осуществления которой создавалось или создается подразделение.
В разделе «Задачи подразделения» ОБЪЕКТ функции подразделения декомпозируется на более частные объекты, создавая таким образом иерархию объектов организации.
В разделе «Функции подразделения» ДЕЙСТВИЕ, описанное в целевой функции, декомпозируется на составляющие его элементы, порождая иерархию действий. Действующими в компании правилами допускается иерархическое описание этого раздела, имеющего на каждом уровне иерархии не более шести действий, причем принцип, положенный в основу декомпозиции, на каждом уровне должен сохраняться.
В регламентных документах на настоящий момент разрешены два принципа декомпозиции действий — по фазам цикла управления (планирование, организация, контроль и т.д.) и по последовательным фазам процесса (например: конструировать, обеспечивать, изготавливать, отгружать, обслуживать).
Таким образом, система функций организации может быть описана совокупностью трех классификаторов: действий, объектов, условий и ограничений, ключевыми из которых являются классификатор действий и объектов.
Функциональная структура может быть описана как совокупность элементарных функций, каждая из которых однозначно описывается двумя классификаторами: классификатором ДЕЙСТВИЙ и иерархическим классификатором ОБЪЕКТОВ. Верхним уровнем классификатора объектов является перечень основных продуктов, процессов и ресурсов компании.
В случае, если описание функций выполнено в соответствии с принципами функционально-структурного подхода, структура функций может быть выделена из существующей организационной структуры. В этом случае, иерархия ОБЪЕКТОВ извлекается из целей подразделения, а ДЕЙСТВИЯ — из раздела «Функции».
Данная методика позволяет представить положения о подразделениях в виде матриц (таблиц), у которых нет недостатков естественного языка описания (неоднозначность, вариативность и т.д.), на основе которых можно построить структуру функций на уровне организации.
Структура функций может быть представлена в виде двухмерной матрицы (таблицы) либо системы матриц (для каждого уровня иерархии). Поле матрицы представляет собой элементарную функцию (см. рис. 2)
В случае, если наименование ОБЪЕКТОВ различных организационных структур и ДЕЙСТВИЯ полностью совпадают, — это позволяет сделать вывод о наличии дублирования функций.
В случае, если по отношению к объекту отсутствует часть фаз деятельности, то имеется разрыв выполнения функции.
Выявленные дублирование и разрывы в выполнении функций служат основанием для организационных изменений.
На основании матрицы может быть построен классификатор функций, предназначенный для использования в ERP-системах и для контроля за закреплением функций.
Для формирования и ведения классификаторов, установления связей между действиями и объектами, проектирования функций подразделения удобно использовать программные продукты класса OrgWare, а еще лучше — BPM.
Данный подход также облегчает проектирование организационной структуры предприятия: формулируется целевая функция вышестоящего подразделения, далее на основе существующих классификаторов или путем декомпозиции по описанным выше правилам, формируются объекты и элементы цикла деятельности. Их комбинация дает целевые функции для внутриструктурных подразделений, причем, при выделении организационных единиц приоритет отдается выделению по ОБЪЕКТУ (см. рис. 3).
На основе этого структурирования формируется описание функций, выполняемых подразделением.
Вместо заключения или «мысли вслух»
Развитие менеджмента как прикладной научной дисциплины требует формирования единых правил и языка для описания системы управления. На сегодняшний день наличие подобных правил и языка для описания технических и технологических систем воспринимается всеми как естественное явление. При проектировании любой технической системы существует набор стандартов — ЕСКД (единая система конструкторской документации) и ЕСТД (единая система технологической документации), — которые позволяют ее однозначно описывать.
Назрела необходимость создания подобного стандарта и для проектирования управленческих систем. Существующие сейчас стандарты серии ИСО и другие стандарты в области управления, внедряемые предприятиями на территории России, носят скорее рамочный концептуальный характер. Описанная в данной статье методика рассматривается нами как один из элементов будущей единой системы управленческой документации (ЕСУД).
© Интернет-проект «Корпоративный менеджмент», 1998–2021
“Человек – это функциональное место в социальной структуре”
«Полит.ру» публикует первую из шести лекций серии “Публичные лекции по философии”, прочитанную русским философом Георгием Щедровицким в 1989 году в культурном центре “На Досках” в Москве перед достаточно широкой и разнообразной аудиторией.
Данные лекции – одно из таких значимых культурных явлений позднего СССР, на которое нельзя было не ориентироваться в том числе и нам при обсуждении замысла публичных лекций «Полит.ру» (как и на историю лекций-семинаров Юрия Левады и вообще на великую традицию публичных лекций в России). Специфическая атмосфера 89-го года сделала стержнем обсуждения проблемы свободы, жизненного выбора, социокультурного самоопределения и предельных рамок человеческого существования.
в 19.00 книжный магазин клуба Bilingua и Школа культурной политики представляют серию книг, в том числе и книгу лекций “На Досках” (На Досках. Публичные лекции по философии Г.П. Щедровицкого / М.: Изд-во Шк. культ. полит., 2004.), изданных к юбилею отечественного философа и методолога, руководителя Московского методологического кружка Г.П. Щедровицкого (1929-1994).
Первая лекция
Исторический контекст возникновения Московского методологического кружка
Курс лекций, который я должен прочесть, для меня очень сложен. В первую очередь из-за того, что я не понимаю цели моего действия здесь и не понимаю, с какими целями вы приходите сюда. Я привык работать в коллективе, которому я стараюсь передать методы и способы своей работы, где я рассматриваю всех как будущих соучастников одного дела – как тех, с кем вместе я буду работать. Но ситуация публичной лекции не позволяет этого делать, и поэтому мне трудно определиться.
А.А. Пузырей подсказал мне сегодня одну идею, которая стала стержнем моих размышлений: здесь, в этом помещении впервые после огромного перерыва происходят – или должны происходить – публичные лекции по философии. И это есть, с моей точки зрения, одно из тех приобретений, которые сейчас делает наша страна. Но опыта таких лекций нет, и эту форму, этот институт, эту культуру надо создавать впервые. И я увидел для себя проблему в том, чтобы вместе с вами здесь создавать эту новую культурную форму – форму публичных лекций и дискуссий по философии. Я буду очень благодарен всем вам, если своими вопросами и замечаниями вы поможете мне эту форму сложить. Мне кажется, что она нужна нашей стране, как и многое другое, чего у нас нет.
Тут я вспомнил эпизод из Булгакова, который я очень люблю. Когда Воланд сотоварищи пытался купить пиво, женщина, которая продавала его, обиделась и сказала: пива нет. А Воланд заметил: что у них здесь в Москве не спросишь, ничего у них нет. Помните? И вот это вроде бы и есть характеристика нашей нынешней ситуации. Но когда-то было, и мы должны многое восстановить, в том числе – лекции по философии.
Итак, я хочу обсудить шаги, этапы, какие-то частные линии развития советской философии с конца 40-х годов и до сегодняшнего дня. Я хочу рассказать, в каких условиях возникал Московский методологический кружок (или Московская методологическая школа) как философская школа, какие проблемы там вставали, как шло развитие основных идей. Это – моя цель и задача.
Мне также важно изложить историю советской философии в эти годы. И здесь у меня есть свои противники. Нередко можно слышать в последнее время, что никакой философии в Советском Союзе не было и вообще ничего не делалось. Я понимаю основания для таких высказываний и вроде бы могу согласиться, что, если речь идет об официальной философии, то там очень мало вещей, которые можно всерьез обсуждать как философские. Но, говорю я, официальная философия – это отнюдь не философия страны.
Я вспоминаю байку, которую мне рассказали не так давно. Один японец, занимающийся производством персональных компьютеров, решил их в нашу страну продавать. Его отправили в одно конструкторское бюро авиационной промышленности, он походил, посмотрел, потом отказался вести дальнейшие переговоры и поехал к себе назад в Японию. Корреспонденты там его спросили, почему он отказался от сделок с Советским Союзом. И он ответил: когда я ехал туда, я думал, что они отстали на 15 лет, но теперь я понял, что они отстали навсегда – у них даже технологии нет. Я, с одной стороны, понимаю, что японец прав, а с другой – говорю: не ему судить, что есть в России и что здесь происходит. Россия – это такая странная, чудовищная и чудесная страна, что то, чего нет, появляется неизвестно откуда и оказывается на самом высоком уровне.
Точно также и философия: с одной стороны, у нас нет философии. С другой стороны, у нас в эти годы, вот в те сорок лет, о которых я хочу рассказать, сложилась своя, национальная школа философии, и сегодня мы имеем философские представления, которые не уступят философским представлениям любой другой страны. И в этом смысле философия у нас есть! Это – моя позиция. Я полагаю, что надо восстановить реальную историю жизни проблем и философских идей, по крайней мере, с конца 40-х годов. Больше того, я полагаю, что восстановление подлинной истории нашей культурной жизни – поисков, ошибок, свершений, тупиковых ситуаций – является важным и необходимым делом во всех областях нашей культуры.
Итак, конец 40-х – начало 50-х годов. Со многих точек зрения эти годы были переломными для страны. Я полагаю вообще, что в развитии каждой системы (в том числе – каждой области культуры) процессы идут очень неоднородно и непостоянно: есть моменты быстрого движения, есть моменты остановок или задержек, за ними опять следует ускорение – это нормально. И если мы смотрим со стороны на развитие культуры страны, ее социальных структур или идеологии, мы, как правило, не замечаем этих остановок, поскольку остановки в одной области накладываются на интенсивное развитие в другой, и в целом мы фиксируем постоянное движение. Об остановках в том или ином движении знают только люди, принадлежащие к узкому кругу этой формы культуры, философии или науки. Но так получилось (и так, с моей точки зрения, происходит всегда), что жизнь страны может эти процессы – с их ускорениями и остановками – собирать и организовывать. Естественно, что Великая Отечественная война собрала в узел все, что происходило в стране. В годы войны мы несколько раз стояли на краю, но победили. И с 45-го года началась более-менее спокойная жизнь, когда мы могли осмотреться по сторонам, понять, что происходило, что может происходить, и наметить линии движения вперед.
Так получилось, что мое движение к философии совпало как раз с этим моментом. Здесь я должен рассказать немного о своей истории. Мне вообще кажется, что лучше говорить про свое – свою жизнь и работу. Это можно делать искренне и по истине.
По своему исходному образованию я физик, хотя в молодости меня больше всего привлекала история, и мне именно это казалось самым важным и принципиальным делом. Но родители объяснили мне очень жестко и определенно, что человеком может считаться только тот, кто имеет настоящую профессию. А быть историком или философом значит не иметь такой профессии и, следовательно, не быть человеком. В этом что-то есть. Поэтому мы искали компромисс, и я начал свою учебу в университете как физик. Но где-то к концу третьего курса начал понимать, что решение неправильное и что без гуманитарной науки философии мне не жить. Я перешел в 1949 году на философский факультет и вот с тех пор живу внутри философии, по возможности стараюсь делать эту самую философию так, как могу.
Я поймал себя на том, что я как-то по-звериному серьезно это рассказываю, и хочу вставить одну байку. Когда я переходил с физфака на философский, то там по ходу дела – поскольку я уходил с изучения ядра – меня решили наказать и исключили из университета без права поступления в высшие учебные заведения страны. Я пошел к тогдашнему первому проректору университета Григорию Даниловичу Вовченко. А мы с ним имели постоянные контакты, поскольку я вел в университете большую общественную работу, и он вроде бы очень снисходительно ко мне относился. И вот я говорю ему: Григорий Данилович, за что же вы меня исключили? Он говорит: не может быть. Я пошел к секретарю, принес ему приказ. Он говорит:
— Извини, подписывать часто приходится не читая. И что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы меня восстановили на философском факультете.
— Ты с ума сошел! Философский факультет – это же помойная яма. Иди к нам на химфак – будет вот так вот!
И он мне нарисовал прекрасную историю жизни – как я буду двигаться и что должно происходить. Я ему говорю:
— Хочу на философский факультет.
— Это же помойная яма! Ты ничего не понял! Придешь через год, будешь на коленях ползать, чтобы я тебя оттуда вытащил, я пальцем не пошевельну…
Вот такой происходил разговор. И сейчас, пройдя философский факультет и поработав в мире философии, я понимаю, что был глуп. Но с другой стороны, я понимаю, что другого пути у меня не было.
Но вы должны помнить, что первый проректор университета мог вот так – в разговоре с неблизким ему человеком – характеризовать ситуацию на философском факультете. Это был период остановки жизни самой философии, и он собирался в организацию или структуру с остановками во многих других областях. Все группы философов, конфликты между которыми задавали содержание философской жизни в 20-е и 30-е годы, уже умерли и учеников они не оставили. Было пустое пространство, и надо было заново начинать строить философию в стране.
Вообще судьба философии в России очень сложна. Было несколько попыток начинать философствование в России… Короче говоря, философии как института не было и в дореволюционной России. В самом начале 1900-х годов она начала складываться (прежде всего, на мой взгляд, благодаря усилиям Лопатина и появлению журнала), и возникла целая группа молодых и талантливых философов, которые после эмиграции составили славу таких развитых стран, как Англия… Но в России это только начинало формироваться. Пришла революция, и социальный эксперимент вытряхнул этих людей из страны. И опять образовалась пустота.
И к 45–49-му году мы опять стояли перед ситуацией, когда все надо было определять заново, поскольку работающих институтов с подлинной философской проблематикой просто не было. Людей, которые знали бы и понимали философию, тоже не было. И это то, с чем я столкнулся, придя на философский факультет.
— Вопрос есть. Вы постоянно акцентируете роль войны. Значит ли это, что для вашего поколения опыт 30-х годов был не осознан? Вы постоянно говорите об испытаниях, которые только что закончились. Но в стране была кошмарная атмосфера.
Г.П. Не было в стране кошмарной атмосферы!
— Т.е. для вас она была не…
Г.П. Не для меня, не для меня! Я понял вроде бы все, что вы спрашиваете. Но мне кажется, что вы спрашиваете неправильно. Вы спрашиваете с точки зрения сегодняшнего дня – того, что вы прочитали или услышали. Не было в стране кошмарной ситуации, и вы должны понять разницу между непосредственным восприятием жизни, действием, отношением и литературным знанием.
Когда я учился на философском факультете, то нередко мы приходили и обнаруживали, что кого-то нет. Начинали спрашивать: а что с Ваней, что с Костей. И получали ответ: а Ваню ночью забрали. Но при этом не было кошмарной ситуации. Я не знаю, понятно ли я говорю…
Г.П. Я сейчас помню ситуацию, в которую я попал, как только пришел на философский факультет. Исключали из комсомола молодого парня – за то, что он со своими товарищами читал Достоевского. Я туда попал впервые и очень удивился, встал и сказал: с ума все посходили тут что ли – Достоевского необходимо читать! Меня вызвали соответственно в бюро ВЛКСМ и прочитали нотацию, что читать надо только то, что рекомендуют. А эти люди – плохие, поскольку на них и донос уже есть. Поскольку собрались они там вшестером или всемером, читали Достоевского (“Бесы”, если память мне не изменяет), а потом один из них пришел домой, подумал и сразу написал донос. Вся эта реальность была! Но если вы думаете, что это была кошмарная ситуация, то вы ошибаетесь. Это была обыденность нашей жизни. Обыденность!
Но вопрос, который вы затронули, невероятно интересен. Я дальше к нему еще должен буду вернуться, чтобы показать метод своей работы, поскольку этот вопрос связан с наложением двух позиций: позиции человека, живущего в том времени, и позиции нас, рассматривающих и анализирующих то время.
Я хотел бы добавить еще один аспект ответа на этот вопрос. Так получилось, что надо мною весь этот кошмар, о котором вы говорите, висел все время. При этом я учился на работах Маркса и был марксистом. Не потому, что этого кто-то требовал. Я был марксистом по убеждению. Семья моя изначально принадлежало к деятелям партии, и я это еще получил вроде бы в наследство. Я тогда представлял себе (тогда!), что идея Октябрьской революции и идея социализма – это самое высокое, что есть в мировой культуре. И так жило подавляющее большинство людей. Вы это понимаете, когда говорите о кошмарах?
— Это-то я понимаю. Но может быть, именно это и есть кошмар…
Г.П. С нынешней точки зрения – да! Но не с той.
//Оживление в зале. Возгласы: и с той тоже!//
Г.П. Очень здорово! На мой взгляд, здесь проблема. Кинематографисты очень красиво это обсуждали. Они заметили, что никогда люди не были такими жизненаполненными, как в то время, никогда столько не танцевали… Что вы киваете головой? Не было всего того, о чем я говорю? Не плясали?
//Сильный шум в зале. Возгласы несогласия//
Не думаете, что я не понимаю этой ситуации или не понимал ее тогда. Понимал, и даже то, что я прочел сейчас, не продвинуло вперед моего понимания. Но от этого жизнь не становилась кошмаром – это были просто условия жизни.
— Бывают ли тогда случаи ненормальных условий жизни? Ко всему, в конце концов, можно относиться таким же образом. Даже к концлагерю.
Г.П. О! Наконец мы начинаем говорить по делу. Вы что здесь делаете? Светскую беседу ведете или хотите понять как ученый и философ, что имеет место?
Г.П. Но если вы хотите понять, то отбросьте разговоры о нормальном и ненормальном. И только тогда вы впервые сможете что-то исследовать, разбирать и выяснять. И если вас – в ваших научных исследованиях – охватит ужас, то это уже – ваше личное дело и ваши проблемы.
Я готов спорить, я понимаю, что многим моя точка зрения вообще не нравится. Кто-то скажет, что я оправдывал здесь сталинские репрессии и кошмар тех времен. Я не оправдывал! Я это знаю и вижу. Но мы с вами живем в ХХ веке. И если вам кто-то скажет, что сегодня это есть нормальные условия человеческой жизни всюду и везде, отнеситесь к этому всерьез. Может, так оно и есть…
— А может быть, вам можно бросить упрек не в том, что вы оправдываете репрессии, а в том, что вы оправдываете себя?
Г.П. У меня этого нет. Хотя я все время это продумывал. Поскольку – обратите внимание, это очень важно – сегодня отдельный человек не может противостоять системе. В этой системе он может быть только жертвой. А дальше вопрос заключается в том, что должен делать человек в этих условиях.
Моя задача всегда состояла в том, чтобы провести анализ и понять, что происходит.
Найти законы и представления и знать, что происходит и что нас ждет в будущем. И это была моя функция – как философа и методолога.
Мне вспоминается в связи с вашим вопросом один очень интересный польский фильм послевоенных времен. Сюжет там был примерно такой: человека отправляют для диверсионных действий, а он, кроме всего прочего, еще и хирург. И у него главное – это руки. И дальше начинаются ситуации, где он должен себя останавливать. Там сидит женщина, и какой-то хам подходит, выбрасывает ее с места, а этот человек вместо того, чтобы врезать ему, отходит в сторону и бережет свои руки, которые ему нужны для работы… А я до сих пор не знаю, кто поступил бы правильно, – тот, кто врезал бы, защищая женщину, или тот, кто берег руки для того, чтобы выполнить свою функцию. Вопрос ведь понятен?
— Здесь нет объективной правды.
Г.П. Я с вами не согласен и об этом буду говорить дальше. Я бы сказал, что ответ на вопрос: есть объективная правда или нет объективной правды – один из основных вопросов нашего времени. И каждому придется его решать.
Г.П. За себя и за остальных тоже.
Есть еще какие-нибудь замечания или мы можем двигаться дальше?
//Из зала: “Двигаться дальше! Ближе к философии!”//
Г.П. Ближе к философии…
//Шум в зале. “Это и есть философия!”//
Г.П. О! Видите, что вам отвечает оппонент? И он по-своему прав. Я, правда, с ним согласиться не могу. Для меня философия заключена в другом. Но это обсуждение тоже очень важно, и это все начинает здесь у нас разыгрываться.
Итак, теперь я должен немного сказать и о философии. Есть две позиции, в которых я вынужден сегодня работать: позиция человека, который жил и пытался действовать тогда, в конце 40-х – начале 50-х годов, и моя сегодняшняя позиция, когда я продумываю эту историю, пытаясь ответить на вопросы “Что было?” и “Как надо было действовать, и где я действовал правильно, а где – нет?”. И вот, соединяя эти две позиции, я теперь фиксирую как действительно существовавшее только то, что за эти 40 лет себя проявило, вышло в феноменальный план. И только про такое я говорю, что оно там было. Там было много другого, что потом не выявило себя. Или что я не заметил.
Но это – моя оценка с сегодняшней позиции. Тогда такого вопроса не было. Вопросы были совершенно другие. Было движение – мы шли. А дальше возникает вопрос: по каким законам ходят люди в социальной организации? Некоторые думают, что они ходят в силу своих целевых установок: встают утром, идут на работу и делают там что-то, имея определенную цель… А другая точка зрения, что люди движутся по законам некоего массовидного целого, как частицы внутри этой массы.
— Только, наверное, не все.
Г.П. Все! Я говорю: все.
//Бурное оживление. Смех.//
Г.П. Я вас понял! Думаю, что все. Люди или движутся внутри этих траекторий, или перескакивают с одной траектории на другую. Вся их свобода заключена в том, что они могут с одной траектории в этом множестве перескочить на другую траекторию в этом же множестве. И этим определена свобода воли.
— Тогда нет творчества!
Г.П. Конечно же, в вашем смысле никакого творчества нет. И больше того, “творчество” – это тот жупел, который дает людям возможность ничего не делать.
— Свободы творчества нет.
Г.П. Свободы творчества и подавно нет. Зачем вам нужна свобода творчества? Никто же ничего вне законов жизни этого массового сознания не может сделать.
— Как возникает новое? Оно что, тоже массовидно?
Г.П. Конечно же! Но больше того –- я делаю сейчас важный ход – я говорю: вы, наверное, думаете, что у вас есть ваше индивидуальное мышление, а этого ничего нет и быть не может. Как говорил Коллингвуд, это есть величайшее мошенничество ХХ века.
— Георгий Петрович, по-моему, вы сейчас встали как раз на позицию гегельянца, а другую обсуждаете как несуществующую.
Г.П. Я действительно встал в позицию гегельянца. Но опять-таки – какого гегельянца? Странного гегельянца. Я же всю жизнь отрицал Гегеля, он мне не нравился, я считал себя кантианцем. Но, оказывается, жил вместе с временем, двигаясь к гегелевской позиции. И вот сейчас, когда я обдумываю, за что же я живот могу класть, я говорю – за гегельянскую позицию! За все остальное живот класть бессмысленно.
Другую позицию я не считаю несуществующей. Она есть. Величайшее мошенничество ХХ века. И не только XX. Начиная с ХII века по ХХ век существует абеляровско-кантовская – или психологистическая – точка зрения. И мне она представляется ошибочной.
Итак, я занимаю свою позицию – чужих не занимаю. Раз. Я высказываю свои убеждения: что, на мой взгляд, истинно, что ложно, – и здесь я раздаю ярлыки. Два. Но это не значит, что я игнорирую чужую точку зрения. Она есть! Теперь надо путем длительной исторической проверки выяснять, что – правда, а что – нет. И это не решается здесь, на дискуссии, поскольку этим заняты последние 800 лет европейской истории. И если мы, скажем, получим здесь ответ, который сможет претендовать на истинность, мы получим невероятно значимый философский результат. А мне важно поставить эту проблему и зафиксировать позиции. И я их фиксирую здесь в этой игре…
— Нет, я просто отрицаю абсолютную позицию, которая как бы прозвучала в ваших словах… Мы зафиксировали позицию относительную…
Г.П. А что это вам дает? Я понимаю, когда один человек говорит: “Я думаю это, я верю в это”, а другой говорит: “А я думаю иначе и верю в другое”. Мы здесь получаем ситуацию, где люди встают по разные стороны баррикады и вывешивают флаг. Неважно – красный, или черный пиратский, или голубой, или белый. Важно, что человек начинает быть человеком. Он вывесил флаг, он говорит, во что он верит. Он идеологизирован. Неидеологизированные, говорю я, это ж не люди! Вот трагедия современной жизни. А надо быть человеком.
Есть такие точки зрения – одна, другая, третья. И теперь возникает вопрос, где же истина. Но, смотрите, не люди решают этот вопрос, а история человеческих сообществ в ходе очень сложной, практической, прежде всего, работы. А в практику я включаю и развитие теории, и все философское обслуживание. Мы исторически решаем, что может претендовать на истинность в тех или иных условиях. Вот моя позиция.
— Там среди этих позиций нет ни одной, которая скажет: вот так есть на самом деле.
Г.П. Они там могут быть. Я их просто всерьез воспринимать не буду. Поэтому я вас очень прошу понимать: когда я говорю так или иначе, я высказываю свои убеждения, свою веру. А как философ я очень хорошо понимаю, что акция полагания чего-либо в объект невероятно сложна, и люди вообще такого проделывать не могут – это дело человеческих сообществ. И я бы уже сделал следующий шаг и сказал: это вообще дело мышления, которое существует вне людей. Над людьми. И каждый человек своей слабой головой может только тащить ма-а-аленький кусочек этого существующего в истории мышления. И при этом он всегда высказывает мнение и, как правило, ошибается. И всегда еще о себе думает в абсолютной манере… Но это всего лишь – проблема культурности или некультурности. Мы разъяснили с вами это недоразумение?
Итак, вот – основная проблема, которая встала в 40-е годы. И звучит она очень абстрактно, даже схоластически. Так где же существует человек? Является ли он автономной целостностью? Или он только частица внутри массы, движущаяся по законам этой массы? Это – одна форма этого вопроса. Другая – принадлежит ли творчество индивиду? Или оно принадлежит функциональному месту в человеческой организации и структуре? И я отвечаю на него очень жестко: конечно, не индивиду, а функциональному месту.
Мне очень нравится это место у Шекспира: и молодой герцог может иметь красивую наружность, потому что всякая герцогиня может по случаю переспать со свинопасом. Но будет ли этот молодой человек уметь читать и писать, зависит от того, в какой семье его воспитывали. Если в дворянской, то будет. Если в семье свинопаса, то не будет.
Продолжая эту мысль, я говорю: с моей точки зрения, способность читать и писать, мыслить или, наоборот, не мыслить, переживать или не переживать, иметь нравственность или не иметь оной и жить без нее припеваючи – все это определяется принадлежностью к тому или иному месту, функциональному месту в социальных человеческих структурах.
— Значит, смысл жизни – это власть, стремление к власти?
Г.П. Нет, смысл жизни – быть человеком. А человек ты или нет, определяется тем, какое место ты занимаешь в социальной структуре.
— Значит, свинопас – не человек? Он не мыслит?
Г.П. Нет. Свинопас – человек! И здесь уже приходится это все обсуждать всерьез. Зачем ему мыслить, когда ему это не нужно? Скажите, вы фуги Баха играете?
Г.П. Нет, не играете… И чувствуете себя человеком? Да? Нормально! А зачем человеку мышление? Очень известный датский лингвист Ульдалль сказал, что мышление – как танцы лошадей, встречается так же редко и играет такую же малозначимую роль. Зачем вам мышление, уважаемый коллега? А чего вы смеетесь?
— Мне кажется, Георгий Петрович, что смеются потому, что тот социальный эксперимент, о котором вы говорили в начале, так перевернул жизнь, что традиция осмысленности исчезла. И в этом, по-моему, непонимание.
— Но если бы свинопас не мыслил, то он свиней не смог бы пасти!
Г.П. Я думаю, что если бы он мыслил, он свиней не смог бы пасти.
— Но если человек не мыслит, то откуда у него появляется стремление подниматься по социальной лестнице?
— Да, тогда Диоген и стоики не мыслили! Они не хотели подниматься по социальной лестнице.
Г.П. Наоборот, уважаемый коллега! Диоген потому и не хотел подниматься, что он мыслил. И размышления всегда приводят к этому. Ну, как в этом хорошем анекдоте – как поглядишь кругом… какой ужас. И думаешь: как бы это изменить? Потом, как подумаешь… и спрашиваешь себя: тебе что больше всех надо, что ли? Вот к чему приводит мышление. И это – единственная его функция.
Но если уж себе ответил: “Во чтобы-то ни стало – нужно!”, то оно опять начинает работать. Но только в этой ситуации. Но вы должны понимать, что за этим следует. Сначала вас исключат из комсомола. Потом – из профсоюзной организации. Потом – выгонят из квартиры. И вы, как все это поймете, думаете: зачем мне это мышление?…
А уж за мышление держатся самые отпетые – кто обязательно хочет быть либо самым умным, либо далеко двигаться вперед. Но советская власть эти вопросы все решила, Она объяснила своей номенклатуре: для того, чтобы двигаться, не надо формировать мышление. Надо формировать дисциплинированность и преданность. И все это поняли.
Но то же самое объяснили американцам, то же самое объяснили немцам… И все сегодня – вплоть до бывших каннибалов с острова Фиджи – это понимают. И никто никуда не рыпается!
В этом смысле Россия – одна из самых отсталых стран. В ней огромное количество тех, кто все время куда-то рвутся и для этого развивают свое мышление. А власть предержащие не знают, что с ними делать.
— Тогда чем же человек отличается от животного?
Г.П. Вот! Это – очень интересный вопрос. Человек отличается от животного тем, что животное – индивид, а человек – место в функциональной структуре общества. Место!
— А что такое личность, по-вашему?
Г.П. А личность – это когда человек-индивид отвоевывает себе право не подчиняться законам места и бродить в этой социальной структуре. Вот тогда формируется личность.
— Тогда вы привязываете к функциональному месту не только мышление, но и нравственность!
— Как вы можете сводить нравственность к функциональному месту!?
Г.П. Вы меня спрашиваете о моем методе или как есть на самом деле там – в объекте?
— Я спрашиваю о том, как есть в объекте. Я думаю, что в объекте бывает по-разному!
Г.П. О! Теперь я отвечаю. Это вообще не наша с вами прерогатива – решать, как там в объекте. Как там, в объекте, знает Господь Бог, но никогда не говорит.
А если вы меня спрашиваете по методу, то я отвечаю. Я работаю классически: методом восхождения от абстрактного к конкретному. Сначала задается абстрактный закон. Как в физике – такая бессмыслица: все тела падают на землю с одинаковым ускорением независимо от их веса и объема. Это есть закон физической науки. И он правилен. Поскольку законы носят абстрактный характер, и реальность им никогда не подчиняется. Реальность меня интересует в очень длительной перспективе развития познания. А я задаю абстрактные принципы и утверждаю: человек есть функциональное место. И это есть, говорю я, научное утверждение. Следовательно – претендующее на истинность. Вы мне говорите: а как в реальности? А в реальности, конечно, все не так.
— Значит, это – ненаучно!
Г.П. Ну, это в вашем представлении о науке.
— Как вы понимаете, я полностью согласен с вашим определением насчет функционального места. Но я хочу знать, как это соотносится с Марксовым определением сущности человека как совокупности всех общественных отношений. Мне кажется, они соотносятся достаточно прямо.
Г.П. На мой взгляд, тоже. Уважаемые коллеги, я ведь здесь не говорю ничего нового, я сейчас не рассказываю ни о чем своем. Я указываю на некоторые общие места существующего знания. И вроде бы тезис Маркса о том, что сущность человека задается совокупностью тех общественных отношений, в которые он вступает в процессе своей жизни, соответствует тому, о чем я говорю.
— Вы сказали, что считаете себя гегельянцем… Но у Гегеля абсолютный дух – это совсем не то же самое, что массовая культура.
Г.П. Я понял ваш вопрос. Он на самом деле очень сложен. Все зависит от того, как устроено общество и как там движется образование. Если мы имеем нормально организованное общество, где люди получают образование, там абсолютный дух проходит все ступеньки, которые описывал Гегель, и доходит до человека. До отдельного человека, если его образовали и достаточно пороли, чтобы он усвоил начатки знаний. А в ненормально организованном обществе абсолютный дух в смысле Гегеля совпадает с нашей массовой культурой. И человек живет по законам выживания во дворе, в колхозе, на производстве. Строит отношения с профсоюзной организацией, избегает ее террора. И становится советским уродом: никакого образования – ни формального, ни материального… Но вроде бы идея абсолютного духа все равно работает. Просто у нас такой абсолютный дух…
Но мне ведь абсолютный дух не нужен. Мне нужен дух как нечто массовое – в той или иной форме. И я сознательно делаю свой тезис более неопределенным: не абсолютный дух, а дух и душа. Я ведь утверждаю простую вещь: есть некоторая культура, совокупность знаний, которые транслируются из поколения в поколение, а потом рождается – ортогонально ко всему этому – человек, и либо его соединят с этим самым духом, сделают дух доступным, либо не соединят. В отдельном человеке этого ничего не складывается, не формируется. Поэтому и нужна система образования.
— Я вот не согласен только с одним – что дух связан с массовостью. Дух не всегда совпадает с массовостью.
Г.П. И я сказал, что дух не всегда совпадает с массовостью. В нормально организованном обществе и дух иерархирован – каждому выдают ту порцию духа, которая ему надлежит от рождения или соответственно включению в ту или иную номенклатуру. Как в Японии сегодня. Кто хочет иметь квалифицированную качественную крупицу духа, идет учиться в университет в Токио, а все остальные проходят образование в другом месте и получают дух иного качества.
— Возможно ли создание новых мест в системе?
Г.П. Отлично! Да! Возникновение новых мест возможно, если их кто-то сделает. Вы подняли невероятно важную и значимую проблему. Я вам отвечаю по методу: я принадлежу к числу тех чудаков, которые думают, что история развивается как кентавр-система. Что такое кентавр-система? У нее есть естественная составляющая и искусственно-техническая составляющая. И рассматривать историю вне слияния естественного и искусственного, на мой взгляд, не имеет смысла: мы ничего не поймем, ничего не сможем сделать.
Теперь я отвечаю конкретно: места приготовляют специально выделенные для этого люди. Им поручают, они создают место и наклеивают на дверях кабинета ту или иную табличку. Иначе в обществе места не возникают, ибо человеческое общество – это не естественноисторическое, а искусственно-естественное целое.
— Но опять же мышление тут не при чем, да?
Г.П. И мышление развивается таким же образом. Оно также искусственно-естественно. И если, скажем, в обществе решили, что вам полагается мышление по первому разряду, то вы его получите в тюбике, и вам его вдавят. А если по структуре общества вам полагается мышление третьего сорта, то вам выдадут третьего сорта. Отсюда всем известное деление – городская школа, сельская школа – и борьба из-за этого. Привилегированная школа или обычная. И люди за это сегодня борются, поскольку все уже раскусили, как все это устроено.
— А что это за метафора: мышление первого сорта?
— Но ведь по результатам… в Высшей партшколе тоже мышление…
Г.П. Ну, опять, как сказал Воланд: «Про что у них в Москве не спросишь, ничего у них нет…”. У нас и привилегированное образование никуда не годится. Но различия соблюдаются и очень твердо. И жить надо без иллюзий.
— Мне бы хотелось, чтобы вы рассказывали нам историю. А то мы соскользнули и целый час говорим ни о чем!
Г.П. Соскользнули! Больше того, я вам должен честно признаться – я даже сознательно ушел от прежней темы, поскольку мне показалось, что обсуждать вот эти наболевшие вопросы куда важнее и познавательней. Если будет возможность, я вернусь и расскажу и об истории тоже.
— Все-таки ваша гегельянская позиция во мне вызывает абсолютное отторжение. Если человек – это элемент системы и выразитель общественных отношений, то нет свободы выбора. И морали нет!
— Тем не менее желание лучше понять вашу позицию у меня осталось.
Г.П. А что же вы тогда отторгли? Непонятно, но я вам отвечаю. Итак, тезис – абстрактный тезис! – состоит в том, что люди есть ни что иное, как функциональные места в социальной структуре. Это – принципиальный тезис, который всех разделяет. Но теперь – следующий шаг. И здесь надо применять системную методологию, т.е. знать, что система есть единство пяти планов существования: процессов, структур связей, функциональных структур, организованности материала и материала. Когда я отвечаю абстрактно, что человек есть функциональное место, я отнюдь не утверждаю, что это место и есть человек. Логика запрещает оборачивать этот тезис.
Что же такое человек? А человек имеет эти пять планов, которые я назвал. Это есть определенная совокупность процессов, это – структуры связей и функции, задаваемые этими связями, и есть еще материал и организованность материала. Я – не только определенное функциональное место. Я еще – материал и организованность материала. И вот в этом – пятом – плане мы можем строить принципы нравственности. Но не морали, поскольку мораль есть формальное культурное образование, и ее строят люди, специально этим занимающиеся. Но я как индивид и личность вырабатываю свою нравственность и нравственные принципы, читая разные книжки, начиная с Библии и дальше…
— Извините, в вашей системе это только иллюзия, что вы вырабатываете.
Г.П. Да нет же! У меня достаточно сложная система. Но, как я понимаю, для вас просто не существует различия абстрактного и конкретного. А это – момент человеческой культуры. Это есть определенные методологические принципы, причем, может быть, самые развитые. И их надо знать! Иначе вы ничего понять не можете, особенно если тот, кто говорит, применяет этот принцип. В моей системе все это есть. Обязательно. Только для этого надо пользоваться категорией системы в ее современной форме. А если вы это отрицаете, то вы и не можете понять. И мы с вами – как люди с разных планет, из разных культур. И ничего в этом нет – ни для вас, ни для меня – ни страшного, ни позорного. Мы с вами из разных культур. И должны общаться, учитывая наши межкультуральные различия. Таковы дополнительные условия нашего общения и взаимопонимания.
— Вы говорите о системном анализе, а цель почему-то не указали…
Г.П. В системном анализе, как я его понимаю, цели не может быть.
Г.П. Ну, отлично, уважаемый коллега, неправильно! А теперь я вам отвечаю: это вы неправильно говорите, ни черта в системном анализе не понимаете. Что мы дальше с вами будем делать? Сказав друг другу такое?
— Я подумаю, что вы оговорились… Для того чтобы взять кусок объективной реальности и назвать его системой, необходима цель, которая направлена из этого куска вовне. Если вы этого не сделали, то дальше никакого разговора быть не может.
Г.П. Уважаемый коллега! Я все это знаю.
Г.П. Знаю как систему обывательских суждений, но не уважаю и считаю ошибочным.
— Обыватель не знает понятия системного анализа и таких слов не знает вообще.
Г.П. Сегодня обыватель знает все. И системный анализ – тем более. Но вы же поймите меня – вы зря сердитесь – мы с вами работаем в разных парадигмах.
Ведущий. Дорогие друзья! Я хочу вмешаться здесь и сказать, что наше время, в принципе, истекло.
— А о Московской школе все-таки будет?
Г.П. Понимаете, история возникновения и дальнейшего развития Московской методологической школы должна обсуждаться в другой день. Сегодня я имел целью познакомиться с аудиторией, представить себе, что она хочет, какие вопросы задает и как надо строить сообщение. И поэтому у меня была такая тема, которая вроде бы не несла содержания и давала возможность все это выяснить. Но я, между прочим, ответил на заявленный в теме лекции вопрос. Я рассказал свое представление об узловой проблеме, которая тогда решалась. Одна… и других я, вроде бы, не нашел.